Любить — это привилегия благородных сердец.
Сентябрь, 2006.
Было что-то очаровательное в сентябрьской духоте. Возможно, что это ещё лето пыталось как-то бороться с неминуемой осенью и отдавало всё то тепло, которое осталось в невидимых карманах. Изо всех сил август старался отстоять свои права, пока сентябрь бесцеремонно ворвался на новый лист календаря. Гермиона сидела на диване, закинув ногу на ногу, и всматривалась в документы по делу. Верхние пуговицы её рубашки были расстёгнуты, но это никак не помогало. Она собрала волосы в пучок, закрепив его карандашом, и лениво переворачивала страницу за страницей. Девушка сбилась со счёта — в который раз она уже это перечитывала, но так и не понимала смысла написанного. Ей совсем не хотелось изучать материалы очередного дела, её душа и сердце жаждали отдыха и чего-то нового. Она безостановочно работала несколько месяцев, изредка позволяя себе передых в виде десятичасового сна без сновидений. Пока мозг Гермионы кипел от желания всё-таки наткнуться на интересную задачку, то спина и шея ныли от желания расслабиться где-то у берега моря. От стопки бумаг её отвлёк стук в дверь, и она знала, кто это. Так тихо и ненавязчиво стучался только один-единственный человек, которому она как раз простила бы настойчивость и шум. Иногда некоторые посетители вели себя более вальяжно и раскованно, чем её добрый товарищ. — Открыто, Рольф! — крикнула Гермиона и отшвырнула бумаги в сторону. — Привет, — парень радушно улыбнулся и подошёл к подруге, целуя её в щеку. — Кажется, я вовремя. — Да, — протянула девушка и тяжело вздохнула. — Мне кажется, что я сама не остановилась бы и принялась заново перечитывать эти документы. — Ты помнишь о том, что дедушка приглашал тебя на ужин? Он обидится, если ты опять променяешь его на свою работу. — Мистер Саламандер слишком раним, — Гермиона закатила глаза. — Словно он когда-то не горел своей работой. — Как же тебе повезло, что его внук более терпим, — Рольф рассмеялся. — Брось, Гермиона, ты не можешь бесконечно отказывать дедушке. Он ждал тебя на прошлой неделе. — Хорошо, только не дави на меня, я прошу, — она сложила руки в молитве. — Мне нужно лишь заскочить домой, чтобы переодеться. — Я с тобой, потому что я тебя знаю. Заскочила переодеться, и пропала с радаров. — Потом не удивляйся тому, что мистер Саламандер пытается поженить нас в сотый раз, — Гермиона потянула Рольфа за галстук, чтобы их глаза были на одном уровне. — Я тебя убью, если твой дедушка опять мне под конец вечера начнёт всучивать фамильное кольцо! Рольф в ответ кивнул и поправил галстук. Они вместе аппарировали к ней в квартиру, оставив кучу бумаг и её пиджак на диване. Она чувствовала прикосновение друга, к которым уже так привыкла. Конечно же, это были не руки Гарри, которые действовали на неё, как самое лучшее успокоительное, но в этом тоже что-то было. Рольф стал для Гермионы вторым по значимости человеком в её жизни. Всё та же серая и унылая квартира неприветливо встретила их. Плотно зашторенные окна и запах сигаретного дыма — это всё, что характеризовало её скромную обитель. Гермиона сразу же направилась в ванную, оставив Рольфа в большой, но тёмной гостиной. Год назад она сделала ремонт в своей ванной комнате, сменив светло-розовый кафель на чёрный. Вся её квартира постепенно превращалась в какой-то склеп. Она ненавидела чёрный цвет, но усердно продолжала сменять вокруг себя все яркие цвета на чёрный, переборов внутреннее отвращение. Чёрный не дарил никакой надежды и не был похож на свет в конце туннеля, что спускало Гермиону с небес на землю всякий раз, когда она вдруг начинала снова верить в лучшее будущее. Лучше, чем было сейчас, уже не будет. Она достигла свой максимум счастья. — Да уж, Гермиона, — она осмотрела себя в зеркало. — Выглядишь ты, конечно, так себе. Её финансовое положение позволяло принимать ежедневно ванны с кровью единорога, а она выглядела как кошка, которая доживала свою девятую жизнь. Глаза не блестели и были какими-то мутными, а губы, как всегда, искусаны. О какой личной жизни могла идти речь с подобным внешним видом — она не нравилась самой себе, что уже говорить о мужчинах. Хотя, будем честны, Гермиона не была заинтересована в семье. Она умылась и потянулась за полотенцем. На чёрном полотенце не видно её растёкшейся туши и тёмно-красной помады. Гермиона почувствовала нотки мужского парфюма, которые остались на полотенце даже после стирки. Она поморщила нос и открыла ногой мусорное ведро, стоявшее под раковиной. Полотенце отправилось в мусор, хотя она купила его всего неделю назад. Девушка не помнила имени того парня, который разделил с ней ночь, и не хотела, чтобы хоть что-то в квартире напоминало ей о нём. Это была занимательная ночь, но она была уже в прошлом. Гермиона быстро прощалась с любым прошлым, потому что знала, что если этого не сделать вовремя, то можно потом надолго застрять в адской петле волнующих воспоминаний. Когда-то она уже не смогла распрощаться с некоторыми отрывками своей жизни. В горле стал ком, который она постаралась тут же подавить, и снова взглянула на своё отражение. Зеркало было пустым — она не видела себя там, или просто не хотела видеть. Каждый раз она надеялась найти хоть какие-то ответы в этом пустом зеркале, словно весь мир был из стекла, словно в нём таились все ответы. Мысли прервались глухим шумом в гостиной, видимо Рольф снова что-то уронил. Гермиона быстро приняла душ, и обмотавшись новым полотенцем, вышла к другу. Тот привык видеть её в подобном виде, поэтому и бровью не повёл, когда она прошла мимо него, что-то бормоча себе под нос. Со стороны они выглядели, как супружеская пара, прожившая вместе очень много лет. — Не знал, что ты интересуешься чарами разума, — парень покрутил в руках старую книжку. — Их уже давно никто не изучает. — Я считаю, что это большой промах нашего общества, — крикнула в ответ Гермиона и продолжила перебирать наряды. — Тебе никогда не было интересно, как устроены мысли другого человека? — Для этого существует легилименция и окклюменция. — Это не то. Ты просто заглядываешь в голову кому-то или же закрываешь свой собственный разум, — она прислонила к себе тёмно-синее платье. — А что на счёт того, насколько мысли человека устойчивы? Как быстро ты сможешь внушить человеку фальшивые воспоминания? — Это самая настоящая пытка, — фыркнул Рольф. — Ты сейчас в очередной раз убедила меня в том, что не зря эти чары запретили. — Ты опять за своё. Не тошни! Гермиона примерила ещё несколько платьев и остановилась на изумрудном облегающем платье ниже колен. Открытая спина, длинные рукава и никакого бесстыжего выреза в зоне декольте. Она взмахнула палочкой над своей головой, чтобы беспорядочная копна волос улеглась в аккуратную причёску. Чёрные лодочки и минимум макияжа — Гермиона давно не видела себя при таком параде. — Я готова, — она показалась перед другом. — Мы не опаздываем? — Нет, — Рольф посмотрел на часы. — Мы как раз вовремя. Она взяла друга под руку, позволяя тому перенести их в дом Ньюта Саламандера.***
Она с восхищением слушала истории старого магозоолога, пока Рольф беззвучно повторял все реплики своего деда. Он знал каждую из этих историй и не видел всего того волшебства, которое было заключено в этих вечерних посиделках. Гермиона давно отвыкла от чего-то столь обычного и тёплого. Весь этот семейный уют был таким чужим для её мира, что внутри всё сопротивлялось и покрывалось острыми шипами, не позволяя сердцу оттаять. Она чувствовала, как в горле стал ком, провоцирующий её на неуместные и ненужные слёзы. Она становилась немного похожей на прежнюю Гермиону только в этом доме, и с этими людьми. Был ещё один человек, близкий её сердцу и душе, который знал настоящую Гермиону, но он находился так далеко. Она проснулась и поняла, что уснула прямо у Гарри на руках, а тот даже с места не сдвинулся, оберегая сон своей лучшей подруги. Девушка шевельнула рукой, как Поттер раскрыл глаза и тут же улыбнулся ей. — Прости меня, — Гермиона выпуталась из объятий Гарри. — Я тебе всю ночь перевела своим неожиданным визитом… — Ты выспалась? — он заправил за ухо выбившуюся прядь волос. — Ты несколько раз кричала во сне. — Я впервые выспалась за долгие годы. — Я рад тебя видеть, Гермиона, — он улыбнулся. — Рад, что мы наконец-то встретились. — Глупо было с моей стороны находить причины для того, чтобы не возвращаться сюда, — она осмотрелась по сторонам, остановившись на настенных часах. — Кажется, что я спала слишком долго. — Мы могли бы вместе позавтракать, если ты не спешишь домой… — Малфой в Америке, — перебила его Гермиона. — Он отмечал свою помолвку с друзьями в том же клубе, где я иногда позволяю себе расслабиться. Он женится, Гарри. Он счастлив! Счастлив! На её глазах вновь проступили слёзы. Она вспомнила самодовольного Нотта, который забирал поднос с напитками и гордо объявлял ей о предстоящей свадьбе Малфоя. Гермиона чувствовала, как кровь закипала в жилах, а мысли откапывали в голове все те страшные картинки, где блондин валялся в луже крови и с отрезанной головой. Она так много раз представляла себе, как увидит мёртвого Малфоя, как будет смеяться над его могилой. Не единожды Гермиона продумывала всевозможные сценарии смерти этого человека. Порой она была уверена в том, что с лёгкостью могла бы сама укоротить жизнь своего врага. Малфой был её врагом, которого она ненавидела всеми фибрами своей души. Она хотела видеть его разлагающееся гнилое тело в подарочной упаковке в качестве своего Рождественского подарка. — Гермиона! — Рольф щёлкнул пальцами перед её лицом. — Земля вызывает Гермиону Грейнджер! — Прости, — она потёрла пальцами переносицу. — Я немного задумалась… — Дедушка пошел за вином, но кажется, что тебе не до вина. — Я просто устала, — она выдавила мимолётную улыбку. — У меня ведь скоро День рождения. — Я в курсе. Странно, что ты сама-то помнишь о нём. — Я бы хотела пригласить Гарри и Рона в Америку. Мы давно с ними не виделись. — Ты снова смогла меня удивить, мисс Грейнджер. Хочешь отметить свой День рождения в компании любимых людей? Это что-то новое. — Близких, — поправила его Гермиона. — Любить я не могу. — Любить может не всякий, — в трапезной появился мистер Саламандер. — Любовь — это редкий дар, которым обладает лишь по истине светлый человек. А ты, Гермиона, как раз такой человечек. — Благодарю, мистер Саламандер. — Когда-то вы с Рольфом поженитесь и подарите этому миру ещё как минимум одного человека, который будет способен на эту самую любовь. Ваши сердца чисты и невинны… Она снова отключилась, услышав последние слова мужчины. Он верил в чистоту их сердец и душ, верил в светлую любовь, пока сама Гермиона давно отрицала всё это в себе. Вся чистота её сердца осталась на полу родительского дома, а невинность была поглощена внутренней темнотой. Гермиона Грейнджер даже не могла запустить Патронуса. Её выдра больше не вырывалась из кончика волшебной палочки, не было даже малейших искр. Крылья были сломаны, а цвет крови изменился на чёрный — она не знала любви и мечтала только о мести который год подряд. — Дедушка, мне кажется, что ты снова принялся за старое, — Рольф театрально закатил глаза. — Мы просто друзья. — Я уверен, что ваши амортенции говорят об обратном! — не отступал мужчина. — Гермиона, милая, скажи мне, чем пахнет твоя амортенция? — Мистер Саламандер… — её щеки залились краской. — Мне кажется, что это слишком личное… — Ерунда! — он снова встал со своего места и скрылся за дверью. — Мерлин! — Саламандер-младший тяжело вздохнул. — Если он намылился в свою кладовку, то этот вечер обречён. — У него там есть даже амортенция? — Тебя это удивляет? — Рольф изогнул в фальшивом удивлении бровь. — Ты была в его кладовке. Скажи мне, чего там нет? — Ты прав. Она завидовала той лёгкости, с которой говорил Рольф. Казалось, что это самый обычный разговор, но ей было сложно. Гермиона даже не успела понять, как её настроение вновь успело сменить свой оттенок: стало тяжело и больно. Её пугало то, что она всё чаще и чаще теряет себя в воспоминаниях, которые появлялись просто из ниоткуда. Её сознание забрело в дебри воспоминания трёхлетней давности. Та встреча с Гарри была одновременно необходимой и трудной. В глазах Поттера Гермиона видела тот день, который ни на секунду не отпустил её. Тогда она поняла, что больше, чем Малфоя, боялась увидеть зелёные глаза лучшего друга, а точнее волнение, заточённое в них. Больнее смотреть на себя было глазами другого человека, который наблюдал за медленным безумием. Гарри прекрасно осознавал, что происходило с Гермионой, но продолжал молча поддерживать её, а не указывал на очевидные вещи. После того, что она пережила, вероятность того, что она останется нормальной, была очень и очень мала. Грейнджер давно не была нормальной, хотя и носила эту маску довольно умело. — Ну вот, — её гнетущие мысли прервал Ньют. — Завалялся ещё один флакончик. Давай, Рольф, нюхай! — Как бабушка тебя терпела? — парень взял флакончик из рук деда. — Ну и? Для меня оно пахнет какими-то сладостями… Это что-то вроде топлёного молока… С корицей? Бред. — Передай Гермионе, болван! — мистер Саламандер указал на девушку. — Бред! Мерлин, кого я воспитал! Гермиона взяла зелье и незаметно вздохнула, осознавая всю бессмысленность происходящего. Но ей очень не хотелось обижать старичка, поэтому она поднесла флакончик к носу, и ничего. Она не почувствовала абсолютно ничего, словно это была самая обычная вода, и то казалось, что и та имеет какой-то запах. Она заметила, как Саламандер-старший выжидающе смотрел на неё и ждал, пока девушка озвучит, чем пахнет любовное зелье. Гермиона вдохнула ещё раз, но опять ничего не почувствовала. — Я чувствую новые книги и чёрный шоколад, — она на ходу вспоминала, что ей нравится в обычной жизни. — И дождь… — Молодёжь, — расстроенно протянул старик. — Вы в погоне за деньгами и карьерой забываете об истинных ценностях этого бренного мира. Гермиона считала мистера Саламандера своим самым настоящим учителем и наставником, который, сам того не осознавая, многому её научил. Не зря она верила в то, что случайности совсем не случайны, и та встреча с Рольфом не была таковой. Где бы она сейчас была, если бы не это семейство? Скорее всего, Гермиона просиживала бы очередной вечер в излюбленном клубе. Она позволила себе отсрочить прощание на полчаса и сделала глоток чая. Порой наступали те минуты, когда ей вовсе не хотелось покидать стены этого дома и уж тем более не хотелось возвращаться в свою холодную и пустую квартиру. Девушка прекрасно осознавала, что её там ждёт. — Спасибо за этот чудный вечер, — девушка тепло улыбнулась на прощание. — До встречи, мистер Саламандер. — Не забывай старого, — рассмеялся мужчина. — Я всегда рад тебе. — Это взаимно, — она обняла его и аппарировала, помахав на прощание Рольфу, который стоял у деда за спиной. Она снова оказалась в своей квартире. Она снова одна. Снова наедине со своей кровавой мечтой. Так было уже много лет. Гермиона уснула на диване, не снимая платье и не натягивая на себя плед. В эту ночь ей снова приснится сон, который заставит на утро опустошить свой желудок, и почувствовать горький привкус на сердце. Она сидела за столом, открывая по очереди все коробки с едой, которые заказала час назад. Именно за это Гермиона любила мир маглов — ты просто можешь заниматься своими делами, пока какой-то парнишка готовит твою лапшу на другом конце города. Сегодня она остановилась на японской кухне, которую обычно обходила стороной, но сейчас ей хотелось сырой рыбы, а не привычных овощей. Гермиона открыла первую картонную коробку, в которой должны были быть роллы с сёмгой, но там оказалось бьющееся человеческое сердце. Девушка ухмыльнулась и прочитала маленькую записочку, прикрепленную к коробке: «Сердце Драко Малфоя в собственном соку». Гермиона хищно облизнулась, и услышала стон, доносящийся из-под стола. Она наигранно закатила глаза и посмотрела вниз, раздвигая ноги. Почему-то парень был ещё жив, хотя она видела его сердце прямо перед собой. — Ты никак не сдохнешь, — прохрипела девушка. — Сколько раз тебе должны вырвать сердце, чтобы ты наконец-то сдох. Ответь мне, Малфой! Но в ответ только мычание и никаких внятных слов. Грейнджер потянулась за коробкой и с пренебрежением вывернула её содержимое на парня, наблюдая за тем, как тот задыхается из-за обилия крови, которая попала ему в рот. Она упивалась этим зрелищем — её любимым зрелищем — окровавленный Малфой. Гермиона схватила со стола нож, крепко сжав его в правой руке. Она опустилась на колени, подползая к парню. В её глазах столько ненависти к нему, что можно с лёгкостью вспыхнуть от этих чувств. В одно движение девушка вспорола ему шею, попутно задев какие-то вены. Малфой пытался отдалиться от неё, но это её сон, и только она им управляла. Грейнджер нанесла ещё один удар и почувствовала, как её глаза намокли, а перед ней теперь были только тела её родителей. На её руках оказалась кровь отца, а Малфой просто пропал. Она открыла глаза и заметила перед собой умирающего отца, который тихо шептал: — Это не сделает тебя счастливее. Отпусти всё это, моя милая. — Я не могу, пап, — Гермиона откинула в сторону нож и бросилась обнимать умирающего отца. — Это он сделал. Он убил вас — отнял вас у меня. Он убил меня. — Мы любим тебя, девочка, — из последних сил прохрипел мистер Грейнджер. — Мы хотим, чтобы ты была счастлива. Сделай шаг вперёд… — Нет! — она проснулась посреди ночи, задыхаясь от накатывающего страха. Ей ни разу так и не удалось убить Малфоя во сне, потому что сон отшвыривал её в родительский дом, к умирающим родителям. Она не знала, сколько понадобится лет, чтобы сделать тот самый шаг, о котором всегда просил её отец. Иногда она думала, что не хватит и девяти жизней, чтобы научиться просто жить. Гермиона стала пленницей своего кошмара. Часы показывали начало четвертого утра, и она бессильно выдохнула. Через несколько дней её День рождения, и она не солгала Рольфу, когда сказала о том, что хочет пригласить к себе Рона и Гарри. Чтобы немного отвлечь себя от привычного жуткого сновидения, девушка решила прямо сейчас написать письмо-приглашение. Её платье помялось, а прическа распалась. Гермиона подошла к рабочему столу и потянулась к бумаге, зацепившись на секунду взглядом за свою импровизированную «новостную» доску с множеством вырезок. Она каждый день обещала себе её выбросить, но рука так и не поднялась. Вместо этого там добавлялись лишь новые статьи, колдографии и заметки. Вряд ли кто-то, кроме самой Гермионы, смог бы разобраться в этом бесконечном лабиринте из странных записей, но когда-то наступит тот день, когда каждое написанное там слово воплотиться в жизнь. А пока что девушка достала из ящика лист бумаги и обычную шариковую ручку. Она не заметила, как за написанием длинного письма прошёл остаток ночи, и в квартиру понемногу начали проникать солнечные лучи. — Я невозможно скучаю, — прошептала Гермиона и поцеловала конверт. Ей хотелось верить в слова Ньюта Саламандера. Ей хотелось верить в то, что её сердце чисто и невинно, и способно на любовь. Но чернота, поселившаяся в ней ещё в августе 1998-го года шептала совсем об ином. Любовь не стала привилегией её сердца.