Если бы у нас был шанс — мы бы дышали.
Июнь, 2008.
Она должна сидеть на кровати и чувствовать привкус собственной победы над тем, кого так отчаянно ненавидела. Каждый её шаг, каждый вздох, каждое слово — всё, что она делала на протяжении последнего года — всё это было её одним большим планом. Годы, что убивали в ней человечность и взращивали «новую» Грейнджер — это всё, чтобы в конце она лишь поджигала ниточки в правильном порядке, прикуривала сигарету и наблюдала за тем, как рушится его жизнь. Её победа должна была быть на вкус как нежнейшие взбитые сливки, густой мёд и сладкая вишня. Она должна была чувствовать запах табака, амбры и немного дерева. Но вот почти рассвет, она докуривает шестую сигарету, а в сердце ноющая боль. Грейнджер безвылазно просидела за бумагами почти неделю, лишь изредка прерываясь на сон, когда усталость брала верх. Получасовая дремота всегда обрывалась, когда в сознание опять пытались прорваться кошмары. Гермиона снова превратилась в типичного трудоголика, который отрабатывал свой многотысячный чек — делала всё, лишь бы забыть, чьё дело было расписано на сотнях страниц. Она понимала, что так нужно, что по-другому не получится, но фамилия подзащитного всё равно напоминала о беспощадном прошлом. Теперь каждый её день можно было охарактеризовать одинаково — она пыталась не умереть. То ли от болей по всему телу, которых на самом деле и не было, то ли из-за собственной глупости. Ни нормального сна, ни нормальных приёмов пищи — Грейнджер изводила себя как морально, так и физически. Будь всё это несколько месяцев назад, то сейчас бы к ней заявился Рольф, постучавшись в дверь, и отвлёк бы от столь однообразного занятия. Тогда всё было проще, а пока что Гермиона продолжала прописывать свою речь для судей Визенгамота и иногда вспоминать о Гарри, Роне и Рольфе. А ещё она больше не решалась включать свет в ванной комнате. Ей хватало того, что события из Хогвартса начали преследовать во сне, и во всех отражениях. Каждый её сон — это просто набор кадров из прошлого, без определённого сюжета и продолжительности. Гермиона потянулась к своему ежедневнику, что лежал на прикроватной тумбочке, и раскрыла на той странице, где остановилась пару дней назад. 14 сентября, 1994 год. Это было больно. Спасибо, Малфой, теперь я знаю, каково это — быть тобой. Быть отвергнутой и ненужной. Они вышли из подземелий, оставив позади очередное занятие у Снейпа. Гермиона продолжала возмущаться тому, что профессор несправедливо отнял у Гриффиндора баллы — она пыталась говорить и думать о чём угодно, лишь бы не возвращаться мыслями к тому человеку, что сидел позади неё на занятиях. Похоже, что возлагать надежды на летние каникулы — это было такой глупостью. Но её рациональное мышление зациклилось на том, что в ней играет лишь юношеский максимализм, что ей достаточно провести несколько месяцев дома, и она вспомнит о том, кто такой Драко Малфой. Иначе Гермиона отказывалась признавать в себе былую гриффиндорку, раз она позволила допустить себе влюблённость в того, кто всячески портил её жизнь в стенах школы. — Не стоит так переживать, Гермиона, — успокаивал её Гарри. — Я уверен, что ты заработаешь в десять раз больше очков, чем Снейп у нас отнял. — Ага, — выдохнула гриффиндорка. — Только после того, как напишу этот чёртов доклад. Это ужасно несправедливо! Занятие уже завтра, а тему доклада он дал только сегодня. — Я могу помочь, если хочешь, — встрял в разговор Рон. — Спасибо, Рональд, но в этом деле ты мне не помощник. Пожалуй, я сейчас же и пойду в библиотеку, — Грейнджер прижала к себе сумку. — На ужин меня не ждите. Мне предстоит большая работа… — Но… — Никаких «но», Гарри Поттер, — она тепло улыбнулась. — Всё, я ушла. Она набрала столько книг, что её было практически не видно за горой фолиантов и рукописей. Гермиона продолжала изучать параграф за параграфом, вчитываться в каждое слово и делать записи на пергаменте. В какой-то момент она поняла, что у неё разболелась голова и начали слезиться глаза. Девушка подняла голову и осознала, что осталась в библиотеке совершенно одна. Все соседние столы были пусты, и была такая мрачная тишина, что по спине пробежали мурашки. Ей оставалось дописать всего несколько строк, и можно было возвращаться в гостиную Гриффиндора. Грейнджер полезла в сумку, чтобы достать небольшое зеркальце, подаренное ей мамой перед отъездом. Из-за карандаша, который помогал волосам держаться в небрежном пучке, она понимала, что выглядит, как минимум, комично. И если Гермиона собиралась появиться в коридорах или же в факультетской гостиной, то следовало бы посмотреться на своё отражение. Она начала копошиться в сумке, когда поиски зеркальца ушли на второй план. Кое-что более важное пропало, что заставило упасть сердце в пятки. Гермиона судорожно вытрясла на стол всё содержимое своей сумки, чтобы убедиться в том, что среди тетрадей и учебников не было её ежедневника с золотистой закладкой. — Потеряла что-то? — перед ней из ниоткуда появился Малфой. — Я могу помочь? Больше, чем его внезапное появление, пугал только тон, с которым он к ней обращался. Гермиона постаралась вытеснить из головы тревожные мысли, но сердце неистово затарабанило, а в горле стал ком. — Не твоё дело, — отрезала Грейнджер, и попыталась как можно быстрее собрать все вещи. — Да ладно, а может я всё же помогу? — Малфой достал из-за спины до боли знакомый ежедневник. — Думаю, что причина твоей паники кроется в этом? — Я думала, что это ниже твоего достоинства — касаться вещей такой ведьмы, как я, — она попыталась сохранить невозмутимое выражение лица. — Ты хотела сказать «вещей грязнокровки», — парень самодовольно ухмыльнулся. — Твоё счастье, что ты догадалась наложить на него чары, чтобы никто не смог прочитать твои никому ненужные записи. — Спасибо за оказанное содействие, — она вырвала у него из рук блокнот. — Тебе зачтётся. Где-то в глубине души гриффиндорка выдохнула с облегчением, ещё раз поблагодарив себя за то, что не поленилась вычитать заклинание для защиты записей. Девушка быстро собирала вещи со стола, пока Малфой всё так же стоял и наблюдал за ней. Она пыталась отвлечь себя на размышления о том, что больше никогда не вынесет ежедневник за пределы спальни девочек, чтобы не думать о том, что слизеринец стоит так близко и они тут вдвоём. — Но явно не твоё счастье, что я всё же лучше тебя, хоть ты это и отказываешься это признавать, — глухо проговорил Малфой, когда она направилась к выходу. — Такие примитивные заклинания, что я даже засомневался в том, что ты там пишешь что-то важное. Это больше похоже на защиту конспектов по травологии от Уизела, но ты же там хранишь совсем другие секреты… — Не понимаю, о чём ты, — Гермиона замерла на месте и нервно сглотнула. — Серьёзно? — парень вплотную приблизился и практически коснулся губами её уха. — Разве не об этом ты думаешь, Грейнджер? Разве не об этом мечтаешь, пока смотришь на меня из-под ресниц? Её бросило в жар, а сердце словно остановилось. Не было даже сил на то, чтобы оттолкнуть от себя Малфоя и просто убраться из этой чёртовой библиотеки. Порой ей казалось, что этот человек имел просто неограниченную власть над ней, и прямо сейчас он это доказывал. Девушка потеряла все свои мысли, всю свою смелость и просто была не в силах выдавить из себя хоть слово. Где-то в глубине души кричало её гриффиндорское подсознание и велело оттолкнуть от себя Малфоя, но она не могла. Грейнджер просто погрязла в этих серых глазах с головой. Это походило на слишком хороший сон, только это было наяву. Гермиона затаила дыхание, отбрасывая в сторону все тревожные мысли. Ей вмиг стало плевать на то, что будет дальше. Ей хотелось жить этим одним мгновением, что переворачивало в ней всё с ног на голову. Девушка буквально чувствовала, как между рёбрами прорастали нежные пионы, которые дурманили рассудок. У этого человека была такая власть над ней, что ей хотелось сдаваться ему в плен раз за разом. Хотелось безрассудно отдаться во власть этим кратковременным чувствам, что обязательно отдадутся болью. Она это прекрасно понимала, но не хотела думать о том, что будет потом. Эта пропасть манила острыми скалами и цветущими пионами. Чувствовалась такая дикая невесомость, лёгкость, а ещё то, как на спине расправлялись крылья. С этим человеком было опасно открывать в себе подобные эмоции, но глупая и самонадеянная гриффиндорка не думала об этом. — Ты любишь меня, Грейнджер, — опять прошептал Драко, касаясь её волос. — А что бы ты сделала, если бы я сказал тебе те самые слова? — он провёл большим пальцем по её губам. — Скажи же мне что-то, Грейнджер? — Драко… — Любишь меня? — он буквально вдохнул ей эти слова в шею. — Скажи мне. Эти прикосновения, этот голос — ему не нужно было её о чём-то просить. Она знала, что никогда не сможет себе простить это безрассудство, это секундную слабость, но ей так хотелось верить. Гермиона просто хотела хотя бы на миг представить, что её первое наивное чувство, что было воспитано в ней слишком красивыми романами и сказками со счастливым концом, может быть реально. Ей было достаточно того, что она сама себя ненавидит за это чувство, что ругает изо дня в день своё отражение, которое за секунду меняется, стоит ей снова подумать о Малфое. Грейнджер просто хотела, чтобы это чувство расцвело в ней нежными полевыми цветами и сопровождалось весенней свежестью — чтобы это было, как в сказке. — Да… Это было столь глупо, столь неуважительно к себе, что подсознание кричало и оглушало её. Гермиона понимала, что за такое ей придётся расплатиться, но было бессмысленно отпираться, когда человек прочитал твои самые сокровенные мечты и мысли. Ей хотелось сказки, но это была реальная жизнь, и она не была той самой героиней, которой предначертан счастливый финал. И сердце это чувствовало, и душа это чувствовала — ей будет больно, и от этой боли не будет спасения. — Идиотка! — он грубо толкнул её в спину и громко рассмеялся. — Какая же ты наивная и тупая! Хренова грязнокровка! А вот и наступил тот момент, когда за один миг из жизни пришлось расплачиваться. Только он наступил гораздо быстрее, чем она ожидала. Сотни ножей пронзили грудь, а злорадный смех Малфоя проникал ядом под кожу. Гермиона почувствовала сильную боль в коленях и ладонях, которыми опиралась на каменный пол, чтобы встать на ноги. Пионы в рёбрах превратились в кроваво-красные колючие розы, что разрывали каждый дюйм тела и впивались во внутренние органы. Девушка продолжала слышать эхо смеха слизеринца, пока сердце вылетало из груди. Она словно действительно падала в пропасть, в которую её так манила близость Малфоя, только вот полёт сопровождался адской болью. Кости хрустели, подступало чувство тошноты и одиночества. Её просто растоптали на ровном месте, а она как дурочка, улыбалась каждому удару. Ей проводили холодным лезвием по горлу, а она кричала о том, что ей нравится. С Малфоем было опасно, а она отказывалась чувствовать эту опасность. — Ты — поганая дрянь, и мне придётся ещё долго отмывать руки после того, как я к тебе прикоснулся. Даже не думай, грязнокровка, что ты можешь быть хоть кому-то интересна, а особенно — мне. Ты — самая глупая вещь во всём мире. Он ушёл, заливаясь громким смехом, пока с её глаз скапывали слёзы на каменный холодный пол. Если бы она только знала, сколько раз ей придётся оставаться вот так сидеть на каменном полу, пока он уходил. Грейнджер захлопнула ежедневник, вытирая слёзы с лица. Всего две строчки, что отшвырнули её на много лет назад. Она опять почувствовала, как жгли её ладони, словно её опять кто-то толкнул и она упиралась в каменный пол. Те розы по-прежнему цвели в её душе, а она поливала их своими слезами — они впивались во все внутренние органы, напоминая о том, что ей не предначертан счастливый конец. Девушка подняла голову, заметив на одеяле солнечные лучи — воспоминания снова захлестнули её с головой, и она не заметила, как выпала из реальности на несколько часов. Холодный душ, стакан воды и чёрная кожаная папка в руках — она готова встретиться с Нарциссой, которая явно уже ждала её у Министерства. Грейнджер выбрала жёлтое атласное платье чуть ниже колен, и чёрный пиджак, который не совсем был по погоде. Но казалось, будто бы Гермиона пытается как можно тщательнее скрыть своё тело, которого снова начала стесняться и которое снова начала ненавидеть. Девушка уложила волосы в строгий пучок и аппарировала из гостиничного номера, не забыв о волшебном зелье Ньюта Саламандера — ещё один флакончик, словно не знала о том, чем это закончится. Но ей нужна была уверенность в том, что сегодняшнее закрытое заседание пройдёт так, как она рассчитывала. И несдержанность в совокупности с накатывающими истериками и больными воспоминаниями — это не то, что помогло бы добиться желаемого. — Добрый день, — она заметила Нарциссу, которая места себе не находила у здания Министерства. — Готовы? Сегодня нас ждёт первая маленькая победа. Накатывающая эйфория от мерзкого зелья очень быстро ударила в голову, забирая Гермиону в свою власть. Не было ни боли, ни страданий — ничего. Когда-то она упивалась этим отсутствием каких-либо эмоций, а потом долго за это расплачивалась. Вся её жизнь — это одна и та же пластинка на повторе. Это всегда один и тот же круг ада. — Здравствуйте, мисс Грейнджер, — женщина тяжело вздохнула. — Я не сомневаюсь в Вашей профессионализме, я лишь сомневаюсь в том, что суд пойдёт на это. — А Вы не сомневайтесь, — Гермиона задорно подмигнула женщине и уверенно проследовала к тому месту, откуда когда-то выбегала, как из пыточной. Они не спеша спустились в подземелья Министерства и остановились перед Залом №10, где проходили все слушания над Пожирателями. Всё в точности, как десять лет назад, только рядом была Нарцисса, но и Поттер был где-то рядом. Гермионе лишь оставалось надеяться на то, что главного Аврора на это закрытое слушание не пригласили. Или он сам отказался от этого, зная, что снова может разочароваться в своей лучшей подруге. Она замечала все взгляды — каждый из тех, который был прикован к ней и миссис Малфой. Грейнджер не читала ни одной газеты за всё то время, как вся магическая Англия узнала имя нового адвоката Драко Малфоя, но тут и так всё было понятно. Она — самая главная и самая обсуждаемая новость, которая явно помогла «Ежедневному Пророку» увеличить количество ежедневных тиражей. Она — адвокат дьявола. Но была ли она хоть чем-то лучше него? Двери распахнулись, и Грейнджер с самодовольной улыбкой показалась в зале, пропуская все слова дежурного колдуна о том, что запрещено пользоваться палочкой и любой другой магией. Ей было на это плевать — в ней разгорался такой дикий азарт, что хотелось забраться на трибуну и просто рассмеяться каждому из судей в глаза. Это была какая-то горькая минута триумфа для неё, потому что последний раз, когда её видели эти стены, то она была растоптана очередным ударом того, кто сделал это своей обыденной привычкой — убивать в ней человечность. — Здравствуйте, уважаемые коллеги, — протянула Гермиона. — Мы можем начинать? Было только одиннадцать судей, она и Малфои. Это было так странно, но так закономерно. Гермиона пробежалась глазами по занятым местам, улыбнувшись от мысли, что Гарри тут всё же нет. Все знакомые лица, что приводило даже в некое замешательство, пока Америка развивалась с каждым днём, то консервативная Англия припадала пылью. — Закрытое судебное слушание от двадцать восьмого июня две тысячи восьмого года, касательно изменения меры пресечения Драко Люциуса Малфоя, объявляется открытым, — сквозь зубы процедил всё тот же Тиберий Огден. — Мистер Драко Люциус Малфой обвиняется в двойном жестоком убийстве миссис Астории Малфой — супруги обвиняемого, и Скорпиуса Гипериона Малфоя — сына обвиняемого. Прошу Вас, мисс Грейнджер. Суд готов выслушать Ваши доводы в пользу изменения меры пресечения из заключения в Азкабане на магический домашний арест, пока проводится расследование. Ей казалось, словно Тиберий зачитывал это обвинение специально для неё, чтобы напомнить о том, кого она защищает. Никто не забыл о том, что случилось десять лет назад — такое не забывается. Тогда Гермиона была Героиней Войны, «Золотой девочкой», подружкой Гарри Поттера и одной из надежд магического мира Великобритании. Ей пророчили великое будущее, а некоторые даже видели в ней будущего Министра магии, но всё изменилось в этих самых стенах. Так думали многие, но никто не знал о том, что это лишь был последний удар. Почти никто. А теперь игра снова продолжалась в этих же стенах, но с другими правилами. Обвинения были выдвинуты, нити подожжены, и только сама Гермиона моментами сомневалась в том, что сможет вывезти эту игру. — Спасибо, мистер Огден, — она улыбнулась и заняла место за трибуной. — Начнём с того, что Хартия прав и свобод чистокровных волшебников, подписанная в тысяча семьсот сорок восьмом году, говорит о том, что любой представитель чистокровных семей, который оказывается под арестом, имеет право находиться под магическим домашним арестом в собственных владениях, предоставив суду возможность наложить на поместье соответствующие чары… — Это не наш случай… — перебил её Огден. — Прошу Вас не перебивать меня, господин верховный судья, — Грейнджер оторвалась от бумаг и посмотрела на мужчину. — Я продолжу. Так же, в соответсвии с постановлением Международного суда над ведьмами и волшебниками от девятнадцатого марта тысяча девятьсот одиннадцатого года, мера пресечения из заключения в тюрьме может быть изменена на магический домашний арест, если есть соответствующее подтверждение целителей, которое указывает на психическое расстройство обвиняемого, что вызвано пребыванием под постоянной охраной дементоров, — девушка достала из папки несколько листов. — Попрошу принять во внимание заключение мистера Энтони Голдстейна — ведущего целителя больницы Святого Мунго, который вчера осмотрел моего подзащитного. Так же в деле имеется соответствующее разрешение господина Министра на посещение мистером Голдстейном моего подзащитного. Тишину в зале нарушило шуршание бумаг, пока вся судейская коллегия изучала предоставленные бумаги. Гермиона лишь ухмыльнулась, встретившись взглядами с Огденом, который явно был недоволен напором со стороны девушки. — Я продолжу, — Грейнджер перевернула страницу в своих записях. — Кроме этого, не будем забывать о всех судебных прецедентах, которых насчитывается больше четырнадцати за последние сто лет судебной практики магической Англии. Дело мистера Октавиуса Принца от двадцать второго сентября тысяча девятьсот девятнадцатого года, который был обвинён в жестоком убийстве своей кузины, но не удерживался в стенах Азкабана вплоть до вынесения приговора. Таким образом, обвиняемый Принц провёл в пределах своего поместья больше года, пока шло расследование столь простого дела. Дальше, — девушка облизнула губы и набрала полные лёгкие воздуха. — Дело мистера Джека Перевелла от семнадцатого марта тысяча девятьсот двадцать третьего года. Мужчину обвиняли в убийстве собственной дочери, но он точно так же, как и мистер Принц, находился под магическим домашним арестом. Я могу озвучить все четырнадцать дел, мистер Огден, но хотите ли Вы это слушать? — Вам есть что еще добавить, мисс Грейнджер? — Тиберий заёрзал на месте. — Или Вы ограничиваетесь лишь делами столетней давности? — Нет, что Вы! — девушка улыбнулась. — У меня есть готовая форма иска, которую я намерена подать в Международный суд над ведьмами и волшебниками, который скорее всего послужит прекрасным поводом для смещения Вас из занимаемой должности, так как Вы и Ваши коллеги нарушили как минимум семь пунктов из Декларации о правах и свободах ведьм и волшебников, что была принята шестого февраля тысяча девятьсот семьдесят первого года. С учётом всех изменений, что были внесены туда двадцать третьего декабря две тысячи седьмого года — вы нарушили больше десяти пунктов. А я, как один из независимых членов магической делегации Международного комитета по правам волшебников и ведьм, приложу все свои усилия, чтобы этот иск не затерялся и попал прямо в руки к господину Вальду. Она посмотрела на Тиберия и мысленно сама себя похвалила. Гермиона узнала это недовольство в глазах судьи, почувствовав на устах вкус победы. Неужели кто-то сомневался в том, что она — лучшая в своём деле? Одно неправильно наложенное заклинание на злосчастный ежедневник научило её, что всегда нужно требовать от себя большего. — Суд удаляется для принятия решения, — Огден застучал молотком и встал со своего места. Она даже не прочитала и треть из той информации, которую собрала за эту неделю, но этого было достаточно. Грейнджер не сомневалась в том, что хоть раз их кто-то обвинял в подобном количестве нарушений, и это стопроцентно сработало. Впервые за долгое время она почувствовала себя живой, потому что снова работала, позабыв о том, кто сидел в клетке за её спиной. Гермионе совсем не хотелось поворачиваться лицом к Малфою, который сидел точно так же с опущенной головой, как десять лет назад. Огден не заставил себя долго ждать, и появился с вынесенным решением спустя десять минут, но даже это показалось для Грейнджер вечностью. — Суд принял решение изменить меру пресечения Драко Люциуса Малфоя из заключения в Азкабане на магический домашний арест, но, учитывая всю тяжесть преступления, в котором его обвиняют, суд так же постановил, что Гермиона Джин Грейнджер, как адвокат мистера Малфоя, становится поручителем свободы своего подзащитного, — Огден ехидно улыбнулся и с вызовом посмотрел на девушку. — Мисс Грейнджер, Вы принимаете условие суда? Девушка молчала, пока все ждали её ответа. Каждый из судей, и в особенности — Нарцисса, которая вряд ли понимала, что означает быть поручителем свободы. Её серые глаза внимательно смотрели на неё, пока в них отчётливо читалась надежда на положительный ответ. Гермиона понимала, что это эдакая месть униженного Огдена, и отказаться — означает признать свою слабость. — Конечно, — на выдохе произнесла Грейнджер. — Как Вы можете сомневаться во мне, мистер Огден? — Вот и отлично, — Тиберий захлопнул папку. — Как только суд установит факт Вашего проживания в Малфой-Мэноре, мистер Малфой окажется дома. Судебное заседание объявляется закрытым! Гермиона со злостью захлопнула папку и пронеслась мимо клетки Малфоя, который похоже тоже не понял, что произошло. Внутри все кипело от злости, и даже выпитое зелье не спасало от урагана эмоций. Она не могла представить, что Огден мог придумать ещё мерзопакостнее, чем сделать её поручителем свободы Драко. — Мисс Грейнджер? — Нарцисса коснулась её руки, но девушка тут же отскочила в сторону. — Я не совсем понимаю, что судья имел ввиду, сделав Вас… — Поручителем свободы, — гневно выпалила Гермиона. — Это означает, что я — их гарантия, что Малфой ничего не вытворит. Я, грубо говоря, буду привязана к Вашему сыну, Нарцисса. — Но зачем, если на поместье будут наложены чары? — Это мера предосторожности, — Грейнджер выдохнула. — Наша договорённость немного меняется, миссис Малфой. — Вы о чём? — Одно дело — защищать Малфоя, и совсем другое — жить с ним под одной крышей, — она была зла, но не понимала на кого больше. — Каждый мой день, проведённый в Малфой-Мэноре Вы будете оплачивать мне отдельно. Как же это было глупо. Она совершенно не нуждалась в деньгах Малфоев — ей просто было мерзко от того, что её так унизили. Возможно, что Огден даже не понял этого, но он своим решением ударил её по самому больному. Гермиона, которая много лет назад, будучи наивной школьницей и мечтающей быть связанной с Драко, теперь чувствовала себя дурой. Когда-то она по ночам мечтала, чтобы жизнь Малфоя, буквально, зависела от неё, но теперь хотелось проснуться, как после плохого сна. — Конечно, — Нарцисса и сама выдохнула, потому что явно испугалась тона Грейнджер. — Деньги — не проблема, мисс Грейнджер. — Вот и отлично, — Гермиона сняла пиджак. — Приготовьте мне комнату, я вечером буду в Мэноре. — Хорошо… Но она не слышала ответа Нарциссы, аппарировав прочь из Министерства. Это слушание закончилось не совсем так, как она рассчитывала. Да, ей удалось добиться относительной свободы для Малфоя, но вот свою собственную свободу она поставила под угрозу. Быть поручителем — это худшее, что можно было представить. Адвокат и подзащитный связывались особым заклинанием — нитями, которые позволяют адвокату контролировать своего клиента. Это гарантирует, что обвиняемый ничего не сделает — ни себе, ни кому-то из окружения. Ей нужно было перезагрузить свой мозг, который буквально вскипал от происходящего. В её плане не было подобного пункта, и она даже не предполагала, что всё может так закрутиться. Это немного усложняло дело, а в большом пазле появились пустующие клеточки. Грейнджер оступилась, и теперь должна была, как можно быстрее, это исправить. Гермиона оказалась в одном из баров, что открылись в новой части магической Англии, заглушая свой гнев в вине. Несмотря на весь консерватизм, что был так обыкновенен для магической Великобритании, тут было довольно людно. Грейнджер даже показалось, что она успела заметить несколько знакомых лиц в толпе на танцполе. Ей не хватало Джона — бармена из «DOLOR», чтобы он немного отвлёк её своей болтовней и новым коктейлем. Она старалась следовать своему плану, но всё рушилось буквально на глазах. Одно дело быть адвокатом Малфоя, и совершенно другое — позволить кому-то связать их на неопределённый срок. Пусть она и знала, что дело можно рассыпать за один день. Но это слишком быстро. Она знала, что было много того, в чём Малфой был виновен, но и точно знала то, что сегодня он был чист перед законом. Но не перед ней, и за это он должен был ответить. Четвёртый бокал красного полусухого, и казалось, что даже боль в бёдрах отступила. Гермиона щёлкнула пальцами, заказав пятый бокал и достала из сумочки пачку сигарет. Этот день уже ничего не могло сделать хуже, поэтому она подожгла сигарету, заглушая возникшую головную боль сигаретным дымом. — Грейнджер? — знакомый, но давно забытый голос, ворвался в сознание. — Вот уж где я не ожидал тебя встретить. — Забини! — девушка улыбнулась и раскрыла руки для объятия. — Святой Мерлин, сколько мы с тобой не виделись? — Семь лет, — парень продолжал ослепительно улыбаться. — Я только вернулся сегодня, и вот так сюрприз! — Глазам своим не верю! — Гермиона всматривалась в лицо бывшего сокурсника. — С ума сойти просто! Семь лет, а словно целая вечность! Всё больше и больше скелетов выпадало из её шкафа, а она даже не удосужилась проверить замки. Грейнджер всецело приняла тот факт, что в Лондоне ей не удасться сдержать своё прошлое. — Давай-ка куда-то лучше переберемся отсюда, — Блейз забрал у неё из рук сигарету. — К тебе или ко мне? — Думаю, что Малфой-Мэнор — не лучшее место для наших посиделок, — Грейнджер закатила глаза. — Долгая история, Блейз. — Я понял. Можно счёт? — он посмотрел на бармена. — Я только на минуту отойду, и мы сразу уходим, хорошо? — Ага, — она отпила из бокала. Они с Блейзом виделись в последний раз семь лет назад в Канаде, когда Гермиона провожала его перед длительной командировкой в Австралию. Это было болезненное расставание, но она искренне желала Забини счастья, которое он собирался отыскать на просторах далёкого континента. Он тоже убегал, как и Грейнджер. Как оказалось, их поколение было таковым, которое было вынуждено убегать. Все они бежали от чего-то: кто-то признался в этом, а кто-то продолжал утверждать, что всё хорошо. Гермиона знала, что у любого побега, принятия или отрицания есть свои последствия. Знала это по себе, по Блейзу, по Гарри и Рону, по Малфою, по Джинни. Последняя из этой толпы уже давно прочувствовала на собственной шкуре, что такое «побег от реальности». Грейнджер аж съёжилась при воспоминании о бывшей близкой подруге, и постаралась быстро прогнать эти мысли, вернувшись к внезапной встрече с Забини. После они больше не виделись, и кто бы знал, что эти двое встретится тут — в одном из баров магической Англии, в тот самый момент, когда она заглушала свою боль в бокале вина. Девушка встала на ноги, держась за барную стойку и слегка покачиваясь из-за количества выпитого алкоголя. Вино провоцировало её на неконтролируемые усмешки, а появления Забини отогнало грузные мысли. Хотя бы на миг. Этот парень мог такое сделать — разогнать над ней грозовые тучи. — Прошу прошение, — кто-то врезался ей в спину, а она почувствовала, как сердце остановилось. Этот голос, это дыхание, это прикосновение. Так касается тень, так ощущается прыжок в пропасть, в бездну боли и вечного кошмара. Грейнджер замерла, не осознавая, как тело снова предательски дрогнуло в приступе боли, а на глазах выступили слёзы. Впервые за очень много лет это были слёзы, что обжигали и оставляли шрамы на бледном лице. Ей казалось, будто бы её просто парализовало, а душа снова умерла. Если такое возможно. — Мисс, я Вас сильно задел? — голос из вне снова обратился к ней, а тьма сильнее коснулась руки, пробираясь под кожу. Её первые шрамы. Её первая смерть. Её первая боль, которая напоминала о том, что она, к сожалению, осталась жива. За спиной стоял Грегори Гойл, который продолжал держать её за руку и лепетать слова извинений за неловкое движение. — Остановите эту боль, пожалуйста…