ЭпидОтряд

Вот так Ольга пропустила Бдение. Никаких особых последствий это не возымело, только Священник почти час читал с ней молитвы на два голоса, а Берта заставила раздеться и осмотрела каждый сантиметр ольгиного тела. В иных обстоятельствах это выглядело бы оскорбительно, однако и наставница, и пастырь выглядели не на шутку обеспокоенными, а к делу подошли с абсолютной серьезностью. Но, в конце концов, все успокоилось. Когда поздний рассвет залил тундру и складской комплекс неярким светом, поезд снова тронулся, оглашая заснеженный пейзаж воплями сирены, а также гимном «Возвеселитесь в поклонении». Пару часов ничего не происходило, из достойных упоминания событий можно было отметить разве что живописные гримасы флагеллянта Грешника, который ощутимо страдал после бдения. Ольга даже набралась смелости, предложив страдальцу помощь. Она не рассчитывала на согласие, но Грешник неожиданно с благодарностью кивнул, а Водила принес банку с пахучей мазью. Крип смотрел на все это косо, но его никто не спрашивал. Втирая белую жижу в исхлестанную спину Грешника, Ольга с любопытством оглядела его купе. Обстановка здесь, как и у прочих отрядовцев, была сугубо спартанская, с обилием религиозной символики. Создавалось впечатление, что каждый квадратный сантиметр был отдан под служение культу. Маленькие гравюры, образки, аквилы, собранные, казалось, на сотне планет, настолько в разном стиле они были выполнены. Священные тексты, отпечатанные на отдельных листах и просто вырванные из книг. Там, где оставалось пустое место, снова теснились аквилы, только рисованные от руки, коряво, но старательно, со следами многочисленных затираний и исправлений. С промежуточного уровня доносились громкие молитвы Безумца. Похоже, он вопил всю ночь и сорвал голос, так что слова объединялись в невнятный поток, среди которого, подобно камням в бурной реке, пробивались «Император» и «Зло». Никто не прерывал беднягу, и это напрягало больше всего, как будто каждый в вагоне искренне верил, что неразборчивое ворчание действительно помогает. Закончив лечение, Ольга накрыла хворого полотенцем, похожим на банное. Ветхая ткань скрывалась под множеством неловко и криво вышитых слов. Что-то вроде «Импиратор пабидит» и так далее. Вернувшись к себе, девушка задумалась и обратила внимание - никто не гонит отряд на очередное учение и хозработы. В иных обстоятельствах все отделение давно уже прыгало бы на продуваемой ледяным ветром крыше и в тысячу первый раз драило танк. А сейчас каждый отрядовец был предоставлен сам себе. Заскрипели кольца, брезент отъехал в сторону. - Не закрываться, - строго указал Святой Человек. - Все занавески открыть! И так до утра. Ольга недоуменно пожала плечами, заодно косо глянула, как живет Криптман. Фидус обставил купе примерно так же, как и подносчица, то есть почти никак, в стиле нищебродского лаконизма. Единственным, что как-то разнообразило скудную обстановку, был портрет в красивой металлической рамке, то ли черно-белая фотография, то ли хорошая стилизация под фото. На нем был изображен Фидус, только явно постарше, стриженный под военного «ежика», с брюзгливо и недовольно опущенными краешками губ. Наверное отец. Или старший брат. Сервитор молча сидел на полке, рядом с большим ящиком из клепаных полос металла. Наверное, там лежали запчасти и прочая снасть, необходимая для обслуживания живой машины. Скрытые в плоти механизмы тихо жужжали, пощелкивали и вообще контрастировали с неподвижностью живой машины. Крип с предельной осторожностью побрил голову механического покойника, а затем, вооружившись тряпицей и пшикалкой наподобие дезодоранта, начал заботливо чистить и полировать контакты, уходящие прямо в серовато-желтую кожу. Сервитор остался без монструозного дробовика, его забрала и заперла в оружейный шкаф Берта - все, что опаснее ножика, на борту оказалось строго запрещено. Ольге захотелось спросить, осталось ли в нафаршированной металлом башке хоть какое-то подобие разума, но по некоторому размышлению девушка передумала. Черт с ним. Вместо вопроса она открутила барашки запоров и снова начала глядеть в окно. Тучи казались очень низкими, удивительно тяжелыми, казалось - встань на крыше «Радиального» - и можно коснуться вытянутыми пальцами. Странно, что флагшток со знаменем Отряда не царапает небо. По левую руку открылся вид на океан, ничем особо не примечательный кроме масштабов. В остальном арктика арктикой, все скучное и стылое, закованное в сплошной ледяной панцирь. Ольга уже знала, что поверхность океана почти не используется, зато хорошо развиты подводные фермы. В результате, несмотря на вечную зиму и чахлый сельхоз, Ледяной Порт самообеспечивался продовольствием, перерабатывая биомассу водорослей в десятки видов пищевых концентратов. По правую руку открывалось безбрежное поле одинаковых приземистых строений - словно их глубоко закопали, а над мерзлой землей выступали только крыши. Из длинных труб поднимались столбы густого дыма, выдавая напряженную подземную деятельность. Вдали, у самой линии горизонта, темнела полоса, смахивающая на густую застройку, вероятно город, а может огромный завод. Поезд не спеша прокатился мимо большого здания, напоминавшего будку обходчика, только во много раз больше. На втором этаже громоздился вагончик, похожий на трамвай, за стеклами угадывалось некое движение, похоже вагон исполнял роль наблюдательной кабины. А за будкой расположился заводской комплекс, но странно выглядящий, как несколько серых бетонных коробок после войны. Окна скалились битым стеклом, труба из темного кирпича торчала огрызком сломанного карандаша. Снаружи были кинуты мостки, леса и металлические лесенки, выглядевшие чертовски временными и ненадежными. Фигурки рабочих сновали, как муравьи, кажется, что-то расчищая и восстанавливая. Внешнее освещение изменилось, тусклый послеполуденный свет наполнился розовато-багровыми оттенками, как будто сами тучи засветились мрачно и угрожающе. Ольга моргнула, протерла глаза, однако иллюзия не исчезла. Окружающий мир казался фотографией, снятой через розовый фильтр. Состав начал карабкаться вверх, поднимаясь на высоченной насыпи. Вот «Радиальный» перевалил сплошную череду низеньких сопок, и Ольга не удержалась от тихого возгласа удивления. Все, что девушка раньше видела на «Маяке», казалось вполне ухоженным. Не слишком дружелюбным, но вполне обустроенным. А сейчас бронепоезд покатился среди зоны грандиозных разрушений. Все побережье словно подвергли массированной бомбардировке, здесь не осталось ничего выше человеческого роста и казалось, некая сила упорно стремилась вывернуть ландшафт наизнанку, закопав высокое и наоборот. И без того невысокие деревца топорщились изломанными пеньками, от многочисленных построек остались только фундаменты среди куч мусора и обломков. Фермы, башни, энерготрассы, все металлические элементы превратились в изломанные, перекрученные скульптуры безумного инсталлятора. Взгляд цеплялся за несколько летательных аппаратов, которые валялись так, будто свалились на землю посреди полета и проржавели насквозь. «Радиальный» перемещался по широкой дуге, давая хорошую возможность разглядеть все в деталях. Единственное, что здесь выглядело относительно новым и целым, это большой мост, идущий на высоких опорах параллельно железнодорожной трассе. Он выглядел временной, наведенной постройкой и пересекал широкую преграду, похожую на пересохшее русло глубокой реки. Присмотревшись и соотнеся гигантскую «промоину» с разрушениями, Ольга поняла, что это не русло. Как будто нечто гигантское волоком выползло из океана и двинулось через прибрежную застройку вглубь суши, сопровождаемое жестокой бомбардировкой. - Это кто же вас так?.. - тихонько спросила она. - Это, дитя мое, происки Зла, - сказал за спиной глубокий, хорошо знакомый голос, отчетливо выделяя «Зло» с большой буквы. - Полгода назад, когда Отряд убавился без малого наполовину. Священник задвинул обратно брезентовую преграду и, упреждая Ольгу, пояснил: - Все верно, в таких местах и в такое время нельзя оставаться одному, без присмотра. Но пастырское общение требует уединения, когда мятущаяся душа успокаивается, встретившись лицом к лицу со светом истины. Грузный дядька сел на скрипнувшую полку, раскрыл библию, которая на самом деле представляла скорее краткий экстракт общественного и политического устройства Империума вперемешку с выдержками разных святых. Очень удобный инструмент для просвещения, все знания под рукой. - Помолимся. Прозвучало это, разумеется, не как предложение. Склонив голову и скрестив большие пальцы, Ольга старательно повторила за монахом слова дежурной молитвы. Смысл она уже понимала, но знание готика пока не позволяло бегло выговаривать самой. - Итак, продолжим, - вымолвил Священник, закончив. - Ага, - согласилась Ольга, будто имела выбор, она села, выпрямив спину и чинно сложив руки на коленях. - Хорошо ли ты обдумала наш прошлый урок? - строго вопросил пастырь. - Да, - дисциплинированно сказала девушка. - Отлично. Тогда вопрос. Священник помолчал, все также строго и внимательно глядя на Ольгу. - Что в Империуме кажется тебе самым странным? Самым неправильным? - Империум есть обитель человечества! - сразу и без запинки выдала девушка. - Благоустроенный дом, на страже которого стоят привратники числом... Она сбилась и, смутившись, начала считать, загибая пальцы. - Император и Свет Его, то есть душа и путеводный маяк человечества. Экклезиархия, сердце человечества. Арбитрес, кость человечества. Инквизиция, совесть человечества. Гвардия, разящая рука.. - Длань, - подсказал Священник, в чьих глазах прыгали искорки доброжелательной иронии. - Да-да, разящая длань... и щит. Мунисторум, разум человечества. Вместе они образуют гармоничное, совершенное тело. Вот. Ольга с триумфом воззрилась на Священника. Тот кивнул, отдав должное памяти ученицы. - Все верно, - сказал он, чуть прищурившись, как сытый, но внимательный кот. - Так и есть. Но... так что тебе кажется самым странным и неправильным в Империуме? - Так он же совершенный, - подозрительно взглянула на пастыря девушка. - Империум совершенен, как продолжение Императора, разумеется, - согласился пастырь. - Но существует он в ощущениях и понимании множества людей. Поскольку если бы не было людей, то не было бы Империума, верно? - Э-э-э... да, - осторожно согласилась ученица. Ей не было страшно, за несколько очень полезных лекций-проповедей она уже поняла, что Священник не собирается тащить ее в атомную топку за неправильный ответ. Слугу Экклезиархии вполне искренне волновали душа и вера новой послушницы, он делал то, чего не удосужился никто в этом мире - рассказывал, как устроена гигантская империя миллиона планет, кто такой местный бог и так далее. Но девушка старалась не забывать, что имеет дело с религией, а за нее могут и сжечь. Наверное. - Ты человек, не так ли? - строго посмотрел Священник на Ольгу. Та быстро кивнула. - И у тебя есть свое мнение об Империуме. Ольга с мучительной тоской посмотрела на кольчужный воротник Священника. Она чувствовала себя школьником с невыученным уроком, когда нельзя отвертеться и надо что-то отвечать. - Не пытайся угадать, что хочу слышать я. Скажи, что думаешь ты. - Ну... в общем... того, - промямлила девушка. - Да? - ободрил ее служитель культа. - Он... неправильный, - последнее слово девушка буквально прошептала. - Отлично! - поднял указательный палец монах. - Чего? - Я тебе уже говорил, дитя, - строго напомнил Священник. - В нашей работе нельзя быть безверным. Это не просто опасно, это путь к смерти, а также вещам куда более страшным. Ольга хотела было спросить, что может быть страшнее смерти, но прикусила язык. - Но сама по себе вера это лишь щит, - продолжил Священник. - Надо уметь отражать им удары, которые наносят враги человечества. Ты в сомнениях, и это хорошо, это значит, что мы видим слабое место, которое надлежит укрепить здравым рассуждением. Так что же тебе кажется неправильным? - Ну... Он огромный, - Ольга развела руками, словно подчеркивая необъятность империи всех людей. - И всех сжигают. Все верят... Она умолкла, чувствуя, что запутывается, не в силах выразить словами ощущение общей неправильности, несоответствия идеи грандиозной космической империи дремучему фанатизму. - Космические корабли летают, но технику чинят с молитвами... Черт! - она стукнула кулачком по колену, обозленная пониманием ограниченности словарного запаса. - Откуда ты? - очень серьезно спросил пастырь. - С какой планеты? - С Земли, - честно ответила девушка. - Это, наверное, очень еретическая планета, - задумчиво протянул Священник, и Ольга почувствовала, что ей становится холодно. - И, похоже, неплохо развитая - достаточно, чтобы собирать бытовые автоматы, когитаторы, простые машины, воксы… Тебя не пугает техника, ты, возможно, даже в общих чертах представляешь, что такое электричество или атомный котел. Поэтому тебе кажется, что теократия это неправильно. Верно? Доотковенничалась... - Что ж, по крайней мере, ясно, зачем ты здесь, - как ни в чем не бывало, сказал Священник. - Тем интереснее задача. Ольга промолчала, глядя на цепь, который был подпоясан монах. Хотелось плакать, залезть под полку и чтобы проклятый урок поскорее закончился. - Давай представим, что ты... - пастырь задумался. - Ну, скажем, избранная дочь Императора. В духовном смысле, разумеется. И Он призвал тебя для того, чтобы упорядочить свое наследие. Представила? Ольга молча кивнула и засопела, стараясь не уронить слезу. Пастырь задумчиво глянул на металлическую стену, в которой была прорезана смотровая бойница. - И вот перед тобой миллион планет. В действительности их конечно намного больше. На самом деле никто не знает, сколько. - Правда? - поразилась Ольга, даже забыв от удивления, что почти готова разрыдаться. - Да, - кивнул Священник. - Попробуй представить миллион чего-нибудь. Песчинок, монет, людей. Это невероятно много. -Ага... Ольга представила себе тысячу тысяч пуговиц. Точнее попробовала вообразить, получилось довольно плохо. - Но для простоты будем считать, что их ровно миллион и ни одной больше, - вернулся к вводной Священник. - И все разные. Среди этого миллиона нет двух одинаковых. Где-то после темных времен еще ходят с дубинами, а где-то строят космические корабли. На одной планете мужчина и женщина вступают в брак, на другой человек женится или выходит замуж за всех членов семьи супруга, как у меня на родине. - А это как? - ольгины глаза расширились, как блюдца. - Непросто, - скупо улыбнулся Священник. - Но думаю, суть вопроса ты поняла. Так вот, перед тобой миллион планет, и надо, чтобы все они жили как единый организм. Иначе Империум распадется, снова придет эпоха распада и гибели, как уже бывало. И что же ты сделаешь? - Ну как... - Ольга наморщила лоб. - Надо для всех установить одни и те же правила. - А какие? - сразу ответил вопросом на вопрос монах. - Вот две планеты, на одной культура и цивилизация, а на другой женятся, сначала проломив черепа всем соперникам. Как ты их уравняешь? - Силой, - решительно заявила девушка. - Надо, чтобы менее цивилизованные жили по правилам. Хорошим, культурным правилам. Потому что проламывать черепа нехорошо. - То есть ты будешь навязывать людям законы, которые им чужды, верно? - уточнил монах. - Они должны забыть все традиции, по которым жили отцы, бабки и так далее, на десятки, сотни поколений назад. А поскольку неизбежно сопротивление, надо их принуждать, не так ли? - Да... - на сей раз в ольгином голосе поубавилось уверенности. В описании Священника все звучало далеко не так правильно, как хотелось бы, но и обвинять пастыря в недобросовестном толковании не получалось. - Ты готова зажечь войну в масштабах всего человечества? - приподнял бровь монах. - Чтобы все женились, рождались, жили и умирали по одним правилам? По правилам всего лишь нескольких планет, которые ты считаешь достойными эталона? - Я.. наверное... Надо подумать. - Подумай. Но я подскажу тебе ответ сразу, если сможешь - оспорь его. Священник положил руки на библию, коснулся обложки широкими ладонями с благоговением без капли наигранности. - Нет смысла перекраивать всех по единому стандарту, ведь если люди в каком-то мире живут именно таким образом, значит этот устав для них наилучший. Нет возможности всех заставить жить по одному канону не устраивая геноцид сотням тысяч миров. Но это и не нужно. Величие Императора в том, что он дал нам Веру как единый стержень, общее начало для всех и всего. Меру всех вещей, добра и зла. Тот, кто живет на вершине мира-улья и тот, кто украшает себя зубами убитых врагов, бесконечно далеки, никогда не поймут друг друга. Но их объединяет Вера, простая, понятная и справедливая. В радиоактивных пустынях и на мертвых заснеженных мирах, в космических поселениях и глубочайших подземельях - Император един для всех и объединяет всех. Пастырь вздохнул, перевел дух. - Теократия это единственный способ объединить миллион миров. И когда ты поклоняешься Императору, ты не просто вверяешь душу лучшему из превосходных, который больше чем любой смертный. Ты служишь величайшему замыслу и плану во вселенной, ты кладешь кирпич в фундамент общего и безопасного дома для всех людей на всех мирах. Разве это не прекрасно? Разве этот удел не достоин гордости? - Но... Я не очень много времени пробыла… здесь... Ну, в цивилизованных местах, - быстро уточнила Ольга. - Но я уже видела разных... несправедливостей. Меня вот, например, схватили, судили, приговорили. Ничего не объясняли! Она потихоньку заводилась, вымещая на внимательном Священнике долго лелеемое негодование. - Я его спасла, - почти выкрикнула девушка. - Просто так, потому что было жалко! Там кругом творилось такое, такое... Она снова хлюпнула носом, переживая острый приступ жалости к себе. Ольга уже не беспокоилась о том, что Крип может услышать. - Чего там только не было... а я рисковала всем, меня там чуть не убили... и не один раз. А они меня наказали! Я даже не знала про императора, не говорила на готике. А меня били, потому что я неправильно молилась! Она все-таки заплакала, тихонько, безнадежно. А затем широкие ладони пастыря легли ей на плечи. Монах сильно, но осторожно притянул девушку к себе, похлопав по спине. И Ольга, наконец, по-настоящему разрыдалась у него на широкой груди, прикрытой жесткими звеньями пластмассовой кольчуги. Она бормотала что-то прерывисто, путаясь в словах, выплескивая долго копившийся гнев и чувство вселенской несправедливости. - Держи, - Священник протянул ей широкий платок, точнее, судя по внешнему виду, кусок старой простыни. - Спасибо, - пробурчала Ольга, вытирая распухший нос. Ей стало ощутимо легче, хотя было неловко и опасливо. Черт его знает, как воспримет этот культист ее срыв. - Как я и говорил прежде, идиоты - главная беда хорошего пастыря человеков, - сказал монах, как показалось девушке, с неприкрытой печалью. - Но, кстати... Он снова значительно поднял два пальца к потолку. - Это как раз в тему того, что я сейчас говорил. Люди несовершенны. Увы, несовершенны даже лучшие из нас, те, кто должен нести Его слово во вселенную. Как исправить это несовершенство, не убивая всех подряд? - Вера, - вздохнула Ольга. - Да, - улыбнулся Священник. - Вот ты и сделала еще один шажок в понимании. Он вздохнул. - Иногда я думаю, как же нам повезло, - негромко вымолвил монах. - Как повезло всем людям, бывшим, живым и еще не рожденным. Он пришел к нам, Он подарил нам цель и средства ее достижения. Не будь Его, что стало бы с человечеством? Жизнь без веры, без цели, без чувства единения в мире, где неисчислимы враги, где Ад может разверзнуться на расстоянии вытянутой руки... Такой мир страшно даже представить, не то, что жить в нем. Недаром многие пытались разрушить дом Императора, но всегда многократно больше находилось тех, кто вставал на его защиту. - Это все сложно, - постаралась как-то замазать тему Ольга. - Мне надо подумать. - Думай, - очень серьезно одобрил Священник. - Если будут сомнения, непонимание, обращайся. Я хочу, чтобы в твоих молитвах звучал не страх, а надежда и благодарность Ему. И пора бы тебе исповедаться. А теперь... Он негромко хлопнул в ладони. - Теперь, думаю, настало время поговорить о... Священника прервал громкий голос Берты: - Сбор! Всем сбор! Три минуты!!! Странно, что не сработала сирена, прежде тревога всегда объявлялась специальным сигналом. - Три минуты на сборы! - прокричала наставница. - Дожрать, допить, догадить и на инструктаж! Настоящая тревога, настоящая!!! Священник покачал головой, повесил библию на поясную цепь, встал, отеческим жестом проведя ладонью по голове Ольги. Короткий ежик светлых волос уже малость отрос и смешно кололся. - Я думал, сегодня мы поговорим об Аде, - сказал монах. - И почему наша Вера не просто набор ритуалов. Но, кажется, ты увидишь, прежде чем услышишь.