Ломая правила

1 ноября 1981 года. Шотландия, школа чародейства и волшебства «Хогвартс». — За Гарри Поттера, — поднял золотой кубок Дамблдор. — Ох, ну и день выдался… я еле загнала студентов в гостиные. — Минерва Макгонагалл со звоном опустила кубок с огневиски. — Хотя я уверена, что сейчас сна ни у кого ни в одном глазу. Такое событие! — Да, этот день войдёт в историю магического мира, — директор задумчиво крутил кубок в руках. — Всем на душе легко, весело, и только нам сейчас придётся принимать самое тяжёлое решение… На пару минут воцарилась тишина. — Альбус, вы уверены в родственниках ребёнка? Знаю случаи, когда маглы плохо принимали даже своих кровных… Не дослушав коллегу Альбус Дамблдор безапелляционно покачал головой. — У нас нет вариантов, Минерва, — пожал плечами он, — они единственные, кто могут принять его и обеспечить безопасность… — Я хочу понаблюдать за ними, — отозвалась профессор трансфигурации, — я не доверяю им, Альбус. Семьи, где росли два ребёнка, один из которых был волшебником… Смогут ли они защитить Гарри, если придётся? — Северус сказал, что Волдеморт пал от неведомого заклятия, но я уверен, что не навсегда, — произнёс Дамблдор, ставя бокал на столешницу. — Как бы то ни было, надо действовать быстро. Ребёнка осмотрели колдомедики, с ним всё в порядке, Хагрид сейчас с ним. Завтра утром отвезёт мальчика в графство Суррей. Минерва поправила сползающие с носа очки. — Чудо, что мальчик выжил. От второго этажа дома совсем ничего не осталось… Дамблдор прошёлся к окну и остановился у серебряного телескопа. — Это не чудо Минерва, это — любовь. А она делает великие вещи. Ничто не может ей противостоять. — Как бы то ни было, я переживаю за Гарри Поттера. Он — легенда, — вздохнула преподаватель трансфигурации. — Именно поэтому наш мир для него опасен, — сверкнул глазами Дамблдор. — По крайней мере, пока не придёт его время. *** 1 ноября 1981 года. Соединённое Королевство, графство Суррей, Тисовая улица. — Если бы его подкинули ко мне, я бы сдала его в детский дом! — оглушительно закричали на другом конце телефонного провода так, что Вернон Дурсль вытянул руку с трубкой подальше от уха. — Как он выглядит, Вернон? — Маленький… чуть младше нашего Дадлика, — обернувшись и посмотрев на свёрток из одеял, лежащий на диване, откуда доносилось размеренное дыхание, произнёс мужчина. На минуту в трубке воцарилось молчание. — Вы не прокормите ещё одного ребёнка, тем более от больной сестрицы Петуньи, — громыхала Мардж. — Ребёнок — это нервозно и затратно. Вернон, это кот в мешке — брать непонятного ребёнка, он вырастет и станет наркоманом или пьяницей. Гены пальцем не задавишь! Он испортит репутацию всей семьи. Помяни мое слово, братец! Короткие гудки на конце трубки свидетельствовали об окончании разговора. Мистер Дурсль положил телефонную трубку и вытер пот со лба. — Вот тебе и денёк… — С кем ты разговаривал? — в гостиную вошла Петунья Дурсль, встряхивая в руке бутылочку с молоком. — С Мардж, — ответил он, нервно постукивая ногой. — Она посоветовала не оставлять мальчишку у нас. Петунья застыла посреди гостиной и потеребила край своего домашнего платья. — Я понимаю твоё беспокойство, но письмо от Дамблдора… — Не произноси в этом доме его имя, Петунья! — рявкнул Вернон. — На что он надеется? Что мы приютим мальчишку и будем ему семьёй? Вздор! А если он тоже… тоже ненормальный?! Зачем нам подвергать опасности себя и Дадли? Мы так долго шли к этому — свой дом, быт, ребёнок… Разве ты, рожая сына, думала о том, что его жизнь будет в постоянной опасности! Что тебя останавливает? Миссис Дурсль посмотрела через плечо на ребёнка, спящего на диване, который уже начал шевелиться, просыпаясь от громких звуков. — Знаешь, я всё равно люблю свою сестру, какой бы странной она ни была. Думаю, родители бы не хотели, чтобы мы тогда поссорились навсегда. — Твоей сестре уже всё равно, — ответил мужчина, вставая. — Дорогая, это может звучать грубо, но это так. Подумай о нас, о нашем сыне… Я отвезу этого мальчишку завтра же в детский дом. Наше правительство тратит миллионы фунтов стерлингов на содержание сиротских приютов, там ему и место. Может быть там его дурная натура не покажет себя… Он нам ещё за это «спасибо» скажет, поверь. Петунья хотела что-то сказать, но только согласно кивнула. — Будь по-твоему, — ответила она, кивнув в сторону лестницы, — пойду покормлю Дадлика, а потом сделаю и этому поесть. Я меньше всего хочу, чтобы наш мальчик испугался плача чужого ребёнка. С этими словами она удалилась наверх, оставив Вернона Дурсля наблюдать за просыпающимся малышом, который часто моргал и щурился от яркого света на кухне. — Ма-ма, — позвал малыш, хлопая большими зелёными глазами, негромко кряхтя. — Ма-ма? Первой мыслью Дурсля было сказать ребёнку в лицо, что мама к нему уже не сможет подойти, но он принял решение дать разобраться во всём своей жене.