Не совсем идеальное

      Напряжение, повисшее в воздухе, было таким густым, что казалось, что его можно черпать ложкой. Изуку сидел в гостиной семейства Бакуго на диване рядом с Кацуки: их разделяло всего сантиметров десять, но почему-то чувствовались они почти так же, как если Каччан был сейчас на другом конце города.       Напротив, в кресле расположился дядя Масару, а мать Каччана была единственной, кто остался стоять на ногах: скрестив руки на груди, она нависала над всеми с суровым, угрожающим видом, вызывая у Изуку желание либо убежать, либо спрятаться — где-нибудь тут, за диваном, например.       Мицуки-сан всегда вызывала в нем странный трепет. Изуку не мог сказать, что он боялся её, по-своему он даже любил её — в конце концов, она была мамой Каччана, очень важным для него человеком. Кроме того, она всегда относилась к нему хорошо, в чем-то порой даже теплее или ласковее, чем к собственному сыну, хотя Изуку всегда чувствовал, что её действия хотя бы частично продиктованы странноватой жалостью.       Мама Каччана не говорила этого прямо, но Изуку чувствовал, что она считает его слабым, нуждающимся в защите. Это могло бы быть обидным, если бы он не знал, что в какой-то мере она относится так же и к его матери, а отчасти даже к собственному мужу.       Единственным, кто осмеливался ей противостоять, вероятно, был только Кацуки, что нередко вызывало в женщине явное недовольство, но Изуку казалось, что отчасти это также заставляло Мицуки-сан гордиться сыном. Вероятно, в её глазах это было подтверждением того, что у Кацуки есть характер и сила, которые нужны будут ему, чтобы пробиваться и добиваться успеха в жизни.       Впрочем, вскоре после того как они с Каччаном начали встречаться, его отношение к Мицуки-сан стало чуть менее приязненным — конечно, Кацуки мало что ему рассказывал, но Изуку мог догадываться о некоторых корнях его проблем. Вероятно, поэтому он не был особо удивлен, когда Каччан открылся ему недавно, но не мог при этом почувствовать некоторую неприязнь к женщине, смешанную со странным желанием защитить от неё Кацуки.       Он не мог не думать о малыше-Каччане, который на свой манер пытался проявить свои чувства к другу: едва ли в том возрасте речь шла о чем-то большем, чем чистой, наивной, вполне себе невинной любви, но предрассудки Мицуки проявили себя и повлияли на него уже тогда, и Изуку не мог не задаваться вопросом, не было их с Каччаном прошлое немного светлее и легче, если бы не они.       Это были пустые вопросы, ответа на которые он никогда бы не смог получить, но они оставляли тяжелое горькое чувство. — Ничего не хотите мне объяснить? — едва сдерживая злость спросила Мицуки, напоминая о себе, и её голос был резким и хлестким, словно удар плетью. — Что такое творится между вами двумя? Что вы тут устроили, а? — она перевела взгляд на Изуку, заставляя его поёжиться. — Инко знает?!       Изуку отвел взгляд и покосился на Кацуки. Тот сидел опустив голову, глядя на свои сцепленные руки. Каччан так ни разу и не посмотрел на него с тех пор, как их обнаружили в коридоре.       Изуку тяжело вздохнул. Ему всё еще было неприятно от того, как Кацуки резко и быстро оттолкнул его тогда, едва родители появились на пороге, даже если это было сделано неосознанно и несмотря на то, что едва поднявшись на ноги тот немного пришел в себя и протянул Изуку руку, помогая встать. Изуку не мог выкинуть из головы то, как сразу после этого Кацуки тут же отдернул руку, продолжая выглядеть при этом смущенным и пристыженным.       Изуку не хотел его винить и он, по крайней мере, понимал такую реакцию. В конце концов, ему не хотелось вбивать клин между Кацуки и его родной матерью. Он знал, насколько сильно Каччан любил её на самом деле. Однако… это не могло не ранить, особенно после того, как они, казалось бы, только-только сделали такой важный шаг вперед.       Он собрался с духом, несмотря на страх, который всегда внушала ему Мицуки Бакуго. Кто-то должен был что-то сказать, и ему лучше было бы взять вину на себя: — Всё не так как это выглядело, Мицуки-сан, — начал он, пытаясь придумать хоть сколько бы то ни было приемлемое объяснение — может даже, в крайнем случае, взять вину на себя и сказать, что это он пытался навязать себя Каччану. — Мы с Кацуки немного повздорили как обычно, а вы просто выбрали неудачный момент, чтобы вернуться. Мы… — Мы вместе, — вдруг глухо перебил его Каччан. — Я и Изуку.       В комнате повисла мертвая тишина, теперь куда более страшная. Изуку тут же перевел взгляд на Кацуки и понял, что тот тоже смотрит на него в ответ. Светлые брови были нахмурены, но глаза были ясными, ищущими, уверенными — как будто Каччан уже принял какое-то решение. — Что это должно значить?! — прорезался громкий недоверчивый голос Мицуки, от которого Изуку хотелось поморщиться и прикрыть уши.       Челюсти Каччана сжались, делая его черты резче и острее, и он упрямо, даже с вызовом посмотрел на мать. — Это должно значить, — произнес он вкрадчиво, — что я и Зуку встречаемся. Что еще по-твоему это может значить, ха?!       Каччан протянул руку к сидящему рядом, схватил его за запястье, сжимая его в болезненной хватке, которую, наверняка, и сам не осознавал, и быстро встал, вынуждая Изуку подняться вместе с собой. Тётушка недоверчиво проследила за его движениями, прежде чем потрясенно выдохнуть, будто не могла поверить глазам. Отец Кацуки с другой стороны не выглядел особо удивленным или обеспокоенным — он переводил взгляд с ребят на свою жену, внимательно, будто размышляя и рассчитывая что-то.       Обычно Изуку думал, что Масару-сан в их семье мало заметен и слабо влияет на жизнь близких, но сейчас ему казалось, что мужчина служит своеобразным островком спокойствия среди бушующего урагана. Ему было бы куда более некомфортно, находись он с Каччаном наедине с его матерью, но рядом с дядей Масару почему-то казалось так, что ничего страшного в итоге случиться не должно. — Мицуки, дорогая… — заговорил тем временем отец Каччана, но от него грубо отмахнулись. — Замолчи, Масару! — переключилась Мицуки мгновенно на мужа. — Это прежде всего твоя вина! Если бы ты не вел себя, как слабохарактерный… — Почему ты кричишь на него? Я, блять, стою прямо перед тобой, мам! Смотри на меня! Говори со мной! — рявкнул Кацуки, привлекая внимание к себе, и Изуку почувствовал, как пальцы стиснули его запястье с еще большей силой, почти заставляя морщиться того, насколько крепко Каччан держался за него. — Это не чья-то там вина! Это я! Мой выбор, ясно?! Мой! — прокричал Кацуки, акцентируя каждое слово.       Он сглотнул с громким звуком, а потом слегка отвел плечи, впиваясь взглядом в свою мать, которая не сводила с него взгляда: — И я… я люблю его, мама, — добавил он куда более спокойно. — С этим ты ничего не поделаешь.       Слова, казались, произвели на комнату эффект разорвавшейся бомбы. По крайней мере Изуку чувствовал себя оглушенным, но оглянувшись он понял, что он такой не один. Побледневшая Мицуки будто лишилась речи и не могла вымолвить ни слова, в то время Кацуки дышал так тяжело, будто пробежал стометровку. Изуку не знал, что ему делать и как вести себя в такой ситуации.       В этот момент он неожиданно поймал спокойный взгляд дяди Масару и увидел, как тот осторожно указывает ему глазами в сторону выхода, а потом слегка кивает, словно подтверждая с успокаивающей улыбкой.       Не долго думая, Изуку потянул Кацуки за собой, и тот послушно позволил себя увести. За спиной доносился успокаивающий, ровный голос отца Каччана, Мицуки, как ни странно, не было слышно. У самого выхода Изуку подхватил обе их сумки, и ребята поспешно выскочили за дверь.       Какое-то время они молча шли по улице, пока Изуку не почувствовал, как Кацуки идущий с ним не расслабляется. Широкая мозолистая рука в руке Изуку сжалась, сплетаясь с ним пальцами.       В ушах Изуку звенели последние слова Кацуки. Спокойные, ясные, уверенные. Без капли сомнения — просто констатация факта. Небо голубое, трава зеленая, «я люблю его».       Изуку до сих пор не мог поверить, что Каччан сказал это — и в лицо своей матери. — Вернемся в общежитие или можем переночевать в гостинице сегодня, — пробубнил Каччан рядом с ним хрипло, глядя себе под ноги. — Куда хочешь?       Это было почти незаметно, но его голос слегка подрагивал, и от этого у Изуку болезненно сжималось сердце. Он посмотрел на Кацуки, не сразу вникая в смысл вопроса, а затем встрепенулся. — Каччан, мы уже на полпути к моему дому, — мягко произнес он, и Кацуки встал как вкопанный, и Изуку почему-то испугался. — В чем дело?       Кацуки смущенно посмотрел ему в лицо. — А тётушка… знает? — вдруг спросил он неуверенно, почти шепотом.       Изуку вдруг почему-то стало стыдно, и он покачал головой. Кацуки разглядывал его с подозрением. — Почему? — вопрос на этот раз звучал скорее требовательно.       В горле Изуку вдруг пересохло, и жара не имела с этим ничего общего. — Я не хотел рассказывать, пока ты не будешь готов, — ответил он, чувствуя себя так, будто признается в преступлении. — Я? Причем тут я? — явно не понял Кацуки. — Это же твоя мама. Ты же говорил что она нормально относится к… к твоему выбору!       Изуку смутился еще больше. Он даже не знал, как объяснить своё решение не рассказывать маме. По какой-то причине ему казалось, что Кацуки это не понравится или это поставит его в неловкое положение.       …не говоря уж о том, что не был уверен, как долго вообще продлятся их отношения. Он не представлял, что он будет чувствовать, если придется признаваться, что он расстался с Каччаном вскоре после того, как они только-только начали встречаться. — Я думал… ты не захочешь, чтобы кто-то знал вне школы, — наконец ответил Изуку пристыженно.       Кацуки бросил на него почти обиженный взгляд: — Ни хрена ты врать не умеешь, Изуку, — проворчал он. — Недоверчивый тупица.       Затем внезапно сел на корточки прямо посреди улицы и прикрыл голову руками, глухо выругавшись. Кацуки казался таким усталым, что Изуку не мог не волноваться. — Каччан? — позвал он, присаживаясь рядом. — Эм… Каччан? — Блять, да как это вообще должно работать? — взорвался тот неожиданно, заставляя Изуку подпрыгнуть. — Почему мы не можем просто понимать друг друга?! Почему ты всегда решаешь что-то за меня? Почему ты, черт возьми, просто не спросишь?! Почему, сука, просто не скажешь?! Почему просто не сделаешь то, что тебе хочется? — раздражался он всё больше.       Изуку не мешал ему, стараясь игнорировать обеспокоенные и удивленные взгляды прохожих — просто сдвинулся так, чтобы насколько это возможно заслонить Кацуки от окружающих их людей. Неловко улыбаясь, он просто позволял Каччану вот так ругаться какое-то время, догадываясь, что Кацуки сейчас не столько злится на него, сколько просто хочет выпустить пар, а потом вдруг схватил его за оба запястья, потянулся и быстро прижался губами к слегка взмокшему лбу своего парня.       Тот уставился на него в ответ с непередаваемым выражением лица: — Это что еще, блять, такое было? — Я делаю то, что я хочу? — робко произнес Изуку.       Какое-то время Каччан просто разглядывал его с таким видом, будто смотрел на инопланетянина или еще какую неведомую зверушку. Затем уголки губ Кацуки слегка дернулись, лицо просветлело. — Вот жеж болван! Угораздило же меня… — он хищно ухмыльнулся, а потом вдруг схватил Изуку за шею, притянул к себе и звонко, смачно поцеловал в губы, прежде чем оторваться и припечатать. — Вот как это делается, дурила!       Он хмыкнул, явно довольный собой, прежде чем подняться на ноги, отряхивая колени. Затем вновь схватил Изуку и решительно потащил его за собой в сторону дома семьи Мидория: Изуку не мог не заметить, что его походка казалась легче, плечи были расслаблены, будто Каччан сбросил с них какую-то тяжесть. — Ты хочешь ей рассказать? — спросил он более спокойно на ходу. — Потому что это твоя мать, Зуку, так что тебе решать. Да или нет? — Конечно, я хочу, — пробубнил тот. — Отлично! Тогда первым делом идем к тебе, признаемся во всем, ждем, пока от тебя отрекается твоя семья, а когда нас, блять, выгонят еще и из дома Мидории, с гордым видом двинем искать ночлег на этот вечер! — с преувеличенной бравадой объявил Кацуки, потянув его вперед. — Иногда ты бываешь таким драматичным, Каччан, — вздохнул Изуку, плетясь за ним следом, как утенок за мамой-уткой. — Посмотрим, как ты заговоришь, когда дело дойдет до Всемогущего, — мстительно пообещал Кацуки, тут же эффективно заставляя его заткнуться.

***

— Мама?       Инко выглянула из кухни и кинулась со слезами на встречу к Изуку. Кацуки с неловким видом стоял рядом, но его смущение стало еще более явным, когда закончив обнимать сына, мать Изуку прижала его к себе так, будто это было совершенно естественное и нормальное действие.       Изуку не смог целиком скрыть усмешку, глядя как Каччан очень неуклюже похлопывает его мать по спине, и глаза Кацуки, заметившего это через её плечо, блеснули, когда он понял что потешаются над его реакцией. «Ты мне за это заплатишь!» — обещали ему глаза Кацуки, и Изуку не выдержал и показал ему язык.       Когда с приветствиями было покончено, неловкость вернулась с новой силой, потому что Изуку чувствовал, что мать ждет от него каких-то объяснений этого неожиданного визита (в конце концов, по его словам он вообще должен был остаться на эти выходные в общежитии), но он понятия не имел, как к этому подступиться. — Мама, мне нужно сказать тебе кое-что важное, — наконец заставил себя сказать Изуку. Инко смотрела на него с ободряющей улыбкой, немного нервно сжимая руки на груди, но Изуку вновь замолчал, пытаясь подобрать слова. — Она всё знает, — внезапно произнес рядом с ним Каччан, и Изуку перевел на него удивленный взгляд.       Кацуки поджал губы, слова явно вырвались у него невольно: он не хотел испортить этот момент.       Он бросил взгляд на Изуку, а затем опустил взгляд на пол. — Посмотри на неё, она уже знает, — пробубнил он тише, отказываясь смотреть ни на одного из Мидорий. — Держу пари, старая карга уже успела всё растрепать по телефону или типа того, — добавил он совсем негромко.       Изуку бросил вопросительный взгляд на мать, будто ища подтверждения, и она смущенно улыбнулась. — Прости, Изуку! — Инко прижала одну руку ко рту. — Мицу-чан действительно звонила сюда, пока искала вас.       Кацуки с Изуку переглянулись, и последний перевел настороженный взгляд на Инко. В её глазах стояли слезы, но мама Изуку не выглядела злой или рассерженной.       Она подошла к обоим и взяла их за руки. — Я рада за вас, мальчики, — просто сказала она. — Не обижайте друг друга.       Она мягко потрепала их по голове, подмигнула Изуку, явно намекая на то, что в будущем они еще поговорят об этом более подробно, а затем подтолкнула их обоих в глубь квартиры, к уже накрытому столу, а потом засуетилась, вероятно, решив, что приготовила недостаточно.       Изуку, как и следовало от него ожидать, тоже засуетился, и мать и сын развели бурную, очень суматошную деятельность, принимаясь крутиться по кухне и негромко разговаривая о чем-то между собой.       Кацуки смотрел на всё это с замешательством, почти близким к разочарованию.       И это… всё? Тётушка не собиралась его ругать? Давать наставления? Угрожать, что если он обидит Изуку, то она вырвет у него сердце из груди и съест с приправами или оторвет ему голову, насадит на штык и будет маршировать с ним по улице? Кацуки не был так глуп, чтобы обманываться её видом: какой бы милой и доброй ни была Инко, она была матерью и матерью отличной. Он знал, что она вполне в состоянии всё это сделать, если речь зайдет о её ребенке.       Тем более, зная Изуку, он прекрасно осознавал, что тихие, если их разозлить, могут быть самыми страшными.       Логично, Кацуки ожидал напряжения, борьбы или шумных выяснений отношений.       Было странно чувствовать что тебя… их могут просто… принимать.       Странно и в то же время привычно. Принятие — это то, что у него всегда ассоциировалось с Изуку, подумал Кацуки. В глубине души он всегда чувствовал, что Изуку примет его любым. Он просто не был уверен, заслуживает ли он этого. — Идем, Каччан, — улыбнулся ему Деку, наконец-то замечая, что он просто стоит на месте, и увлекая к столу.       Когда все наконец-то заняли свои места, тётушка какое-то время задавала им нейтральные вопросы об учебе и школе, вероятно, пока в какой-то момент не поймала на себе взгляд Кацуки.       Казалось, что она задумалась о чем-то, прежде чем осторожно произнести: — Кстати, Мицуки пыталась дозвониться и до вас тоже.       Кацуки тут нахмурился и слегка напрягся. Он чувствовал себя комфортно и уютно тут, в компании Изуку и его матери. Говорить о своей сейчас совершенно не хотелось. — Тебе не обязательно общаться с ней сейчас, — будто прочитала его мысли Инко. — Я предупрежу её, что вы оба в порядке. И Кацуки… Мицу-чан может не всегда умеет это показывать, но она очень любит тебя: не забывай об этом, хорошо? Дай ей время.       Кацуки мог лишь не очень уверенно кивнуть, не желая вообще думать обо всем этом сейчас, внутренне благодарный за то, что тётушка не стала настаивать ни на чем и сразу же после этого перевела тему.       В какой-то момент у неё зазвонил телефон, и женщина вышла из комнаты, и Кацуки слегка расслабился, откидываясь на свой стул. — Похоже отречение сегодня откладывается, — проворчал Кацуки с удивлением. — Ты звучишь почти разочарованно, — улыбнулся ему Изуку со своего места, и явно не удержался, поддразнивая. — Ты планировал расстроить сегодня как можно больше родителей за один день, Каччан?       Кацуки пожал плечами. — Еще не вечер. Формально у нас всё еще есть Айзава и Всемогущий в качестве неофициальных отцов, — присоединился он к шутке. — Мы расстраиваем сенсея на регулярной основе, тем более он и так знает. А Всемогущий так долго пытался свести нас в качестве чуда-дуэта, что скорее всего только похвалит себя за перевыполнение плана, — фыркнул Изуку. — Ага, давай еще назови его нашим неофициальным купидоном.       Изуку уставился на него. Уголки губ Кацуки подрагивали и он смотрел на Изуку в ответ с хитрым выражением, будто в точности знал, о чем он думает. — Представил это, да? — хмыкнул он с коварной усмешкой. — Каччан! — застонал Изуку, пряча лицо в ладонях. — Зачем?! Зачем ты это только что сказал?! — Ведь представил же, глупый задрот? — его ухмылка стала шире. — За что?! Как ты мог, Каччан?! Теперь этот образ не выйдет у меня из головы какое-то время!       Кацуки только громко расхохотался в ответ.       Изуку тоже смеялся, наблюдая за ним украдкой. Несмотря на всё произошедшее сегодня, каким-то образом Кацуки казался куда более расслабленным и свободным, чем Изуку когда-либо мог от него ожидать.

***

      В конце концов, он и Каччан оказываются в его комнате, и Изуку ловит себя на мысли о том, насколько это странно.       Ему сложно объяснить это, но он внезапно чувствует разницу между собой старым и тем, кем он является сейчас.       Изуку как-то не думал об этом раньше, когда приезжал домой на выходные, но теперь, когда он тут с Кацуки, то внезапно ловит себя на мысли, что после жизни в общежитии его старая комната кажется ему принадлежащей кому-то другому — кому-то менее опытному, уверенному в себе, менее взрослому.       Вероятно, причина действительно в том, что он здесь не один. В конце концов, нам обычно сложно замечать изменения в себе, потому что они происходят слишком постепенно, плавно, кажутся слишком незаметными, но сегодняшние события слишком явно заставили его ощутить, насколько изменился он сам, Кацуки и их отношения в целом.       Совсем недавно он даже представить себе не мог, что они будут так близки. Ни в одной из диких фантазий Изуку не мог представить, что Каччан будет противостоять своей матери ради него.       И мысль эта радовала и пугала его одновременно, потому что Изуку отчетливо осознавал, что это то, что ему хотелось бы всё это удержать. Что бы ни случилось с ним или с ними, Изуку отказывался терять этот прогресс — он знал, что во что бы то ни стало в будущем должен будет сохранить себя и Кацуки в целости и сохранности. — Значит порнуху ты хранишь не под кроватью? — донесся до него деловитый голос Кацуки, и Изуку моргнул, возвращаясь к реальности. — Что?! — пискнул он в ужасе, и оглянулся, чтобы увидеть, что Кацуки присел на колени возле его кровати и деловито просматривает лежащие там вещи. — Каччан! — закричал он, бросаясь к нему, пытаясь оттащить его, но тот только расхохотался, с легкостью толкая его на пол, придавливая одной рукой и продолжая шарить второй по пыльной поверхности. — С чего ты вообще взял, что оно у меня есть?! — заворчал он, пытаясь вырваться из удерживающей его хватки. — Потому что у тебя нет никаких журналов в твоей общажной комнате, значит, по любому должно быть что-то тут, — рассуждал Кацуки, голос которого лишь немного выдавал напряжение, которое он чувствовал, пока удерживал Изуку. — Может у меня вообще нет таких журналов! — Тебе шестнадцать, Зуку, и ты здоровый парень, — фыркнул Каччан в ответ. — И потом ты и без журналов? Человек, который готов исписать кучу тетрадей своими заметками о причудах? Черта с два я поверю, что у тебя нет чего-нибудь на бумажных носителях. Кто знает, может у тебя и кинковые дневники имеются… — он вдруг осекся, и Изуку замер, охваченный ужасом — Кацуки выглядел так, будто его осенила какая-то мысль.       Внезапно он дернул головой, безошибочно глядя на ту часть книжкой полки, на которой были гордо выставлены аналитические тетради Изуку — они были такими многочисленными, велись чуть ли не с детских лет, так что Изуку привык, что никому нет до них особого дела, так что при желании за ними можно было спрятать много всякого добра.       В конце концов, порой лучше всего бывают спрятаны те вещи, которые находятся на виду.       И к его ужасу, Кацуки похоже пришла в голову именно эта самая мысль, потому что он вдруг толкнул Изуку в сторону и рванулся прямо туда. — Каччан, нет! — застонал он, совершенно пунцовый. — Каччан, да! — азартно отозвался Кацуки, глаза которого горели решимостью.       В самый последний момент Изуку удалось протянуть руку, схватить его за лодыжку и потянуть вниз, заставляя Каччана с громким грохотом, который наверняка должен был сотрясти весь дом, упасть на пол. Между ними завязалась шутливая драка, больше напоминающая глупую детскую возню, в процессе которой Изуку удалось забраться на него сверху, практически седлая бедра извивающегося под ним Кацуки и сжимая его своими собственными ногами.       Изуку честно даже не приходило в голову, насколько компрометирующей выглядит эта их поза до тех пор, пока он не услышал скрип двери, тихий писк своей матери, вслед за которой эта самая дверь тут же захлопнулась.       Он и Кацуки так и застыли, затем Изуку с ругательствами попытался вскочить и броситься следом, но, как на зло, его удержали крепкие руки Каччана, который тут же принялся громко смеяться. — Мама, это не то что ты думаешь! — крикнул Изуку в отчаянии.       Хохот Кацуки к тому моменту практически звучал как кудахтанье, и Изуку в отчаянии боднул его своим лбом. — Каччан! — Я извинюсь перед ней позже, хорошо? — простонал тот, сквозь выступившие слезы, постепенно успокаиваясь, прежде чем добавить. — Да и потом. Брось, задрот, учитывая, что ты появился на свет, тётушка хотя бы в теории догадывается, о вещах, которыми пары занимаются, когда остаются вдвоём. — Но не в нашем же доме, Каччан! — застонал Изуку, смущенно закрывая лицо руками.       Сквозь щели между пальцами, он мог видеть, что Кацуки по-прежнему улыбается, в то время как его ладони твердо лежали на бедрах Изуку. В том, как он смотрел на Изуку, было что-то, что заставляло его сердце биться быстрее: иначе, чем влюбленным этот взгляд назвать было нельзя.       Как будто ему доставляло удовольствие уже просто смотреть. — Что? — спросил он немного смущенный. — Ты мне нравишься, — произнес Кацуки неожиданно.       Было что-то странное в том, как он говорит это — как будто он сам пробовал слова на вкус, не совсем уверенный в их звучании. — Каччан, я думал, мы уже выяснили это сегодня, — застенчиво рассмеялся Изуку, смутно ловя себя на чувстве дежавю.       Каким-то образом их слова как будто перекликались с тем, первым признанием самого Изуку, и это вызывало в нем странные, смешанные чувства. Отказ был слишком резким, неприятным, и благодаря ему Изуку слишком хорошо запомнил этот короткий, но болезный разговор.       Он не осознавал, что Каччан мог помнить его также хорошо.       Кацуки скривился. — Не… это скорее было похоже на то, что я орал на свою мать об этом, — проворчал он. — Но… я собирался сказать об этом лично тебе — там, у нас дома, пока нас не прервали.       Он сделал паузу, с видимой неохотой отпуская Изуку, чтобы они оба могли устроиться на полу друг перед другом. — Вернее, я хочу сказать это тебе, — продолжил Кацуки, и его красные глаза серьезно и внимательно смотрели на Изуку, который боялся дышать, опасаясь упустить хоть одно слово — или смутного страха, что это какая-то иллюзия, которая может рассеяться, если сделает хоть одно неловкое движение. — Ты мне нравишься. Романтически и в любом другом смысле. Я люблю тебя, и, вероятно, был таким уже довольно давно, просто не знал, что это такое. Я…       Он не договорил, потому что в этот момент его собеседник не выдержал и бросился к нему, так что спустя мгновение руки Кацуки уже были полны слегка заплаканного, но невероятно взволнованного Изуку, а его ребра слегка трещали от слишком крепкого объятия. — Изуку! Ты мог бы, черт возьми, хотя бы дослушать до конца. Это было до задницы крутое признание, которое я придумывал весь этот проклятый вечер! — прокряхтел он возмущенно, тем не менее выглядя до крайности довольным, когда притянул Изуку ближе и повалился на спину, удерживая его в своих руках. — Прости, Каччан, — отозвался Изуку, зарываясь лицом в его шею. — Полагаю, тебе придется повторить это как-нибудь еще разок.       Его макушку слегка задело горячим дыханием, когда Кацуки фыркнул в ответ, затем Изуку ощутил, как Кацуки слегка ерошит его кудри. — Обойдешься, — проворчал он, не слишком убедительно, и Изуку только спрятал улыбку.       Что-то подсказывало ему, что это не последний раз, когда он слышит эти слова от Каччана.       Он слегка поерзал, устраиваясь поудобнее и наслаждаясь близостью.       Верно, Изуку определенно был намерен сохранить всё это, чего бы это ему ни стоило.