***
Несколько минут Изуку просто ошеломленно стоял, внутренне сжимаясь и ожидая хлопка входной двери, которого так никогда не прозвучало, и это позволило ему немного расслабиться. Он не знал, что стал бы делать, если бы Каччан ушел из собственного дома, оставив его там в одиночестве после такого разговора. Собственный разум, однако, не был к нему так милосерден, потому что Изуку судорожно прокручивал за собой весь недавний разговор, одну фразу за другой, пытаясь понять, стоило ли ему вообще говорить что-то из сказанного. Может быть он просто слишком остро отреагировал? Почувствовал себя загнанным в угол и, испуганный угрозой Кацуки, огрызнулся в ответ? И что теперь должен думать о нем Каччан? Расстроен ли он до сих пор? Злится на Изуку? Он выдержал минут пятнадцать, прежде чем выскользнуть из комнаты и направиться на поиски Кацуки. В какой-то момент даже подумал, что ошибся и Каччан действительно ушел, пока не увидел его сидящим в генкане, прислонившись спиной к стене узкого коридора – согнув одну ногу в колене и вытянув вторую, Кацуки просто сидел там, уставившись на противоположную стену. Их нераспакованные сумки лежали там же. Изуку потоптался там в нерешительности некоторое время, за которое Кацуки так и не признал его присутствие, а затем подошел ближе и уселся в той же позе, но возле противоположной стены, так чтобы оказаться лицом к своему парню. Только после этого Кацуки нахмурился и перевел взгляд на него. Он слегка вздернул подбородок, сделал вздох, будто собираясь с мыслями, сглотнул… и наконец произнес то, что Изуку ожидал услышать меньше всего. – В детстве я хотел, чтобы ты стал моей женой. Ты помнишь? Изуку моргнул от удивления, но взял себя в руки и покачал головой. Почему-то именно эти воспоминания у него не сохранились, хотя он помнил много разных светлых моментов с Каччаном из раннего детства. – Ага. Обожал эту идею, – Кацуки тоже улыбнулся каким-то своим воспоминаниям. – Даже целовал тебя несколько раз – невинно, по-детски. А как еще? Нам года три-четыре было – мелочь. Был не очень осторожен, не видел в этом ничего дурного, пока старая карга как-то не поймала меня за этим, – он сглотнул, шмыгая носом – Изуку заметил, как сжимаются и разжимаются его кулаки. – Тебя сразу отправили домой, а мне потом всыпали по первое число. Она всё кричала, что я "порчу ребенка Инко" и о том, как это отвратительно и мерзко, и что она не хочет, чтобы её сын рос "таким", – он вздрогнул, как будто воспоминания до сих пор причиняли ему боль. – Мне… было стыдно, хотя я и не понимал за что – просто знал, что со мной что-то не так. Изуку сжался, представляя себе эту картину. Его зрение стало немного размываться, но глаза Кацуки были сухими, а тон бесцветным. – Потом не мог выкинуть из головы, что я какой-то неправильный и то, что другие могут как-то об этом узнать, почувствовать, а ей потом будет за меня стыдно. Это было еще до того, как проявилась моя причуда – а после стало только хуже. Меня никогда по-настоящему не переставало тянуть к тебе, понимаешь? Но я всегда чувствовал себя так, будто ты самая моя большая слабость. Как будто рядом с тобой что-то во мне может сломаться и все вокруг увидят, что я из себя представляю на самом деле. Он выпустил судорожный вздох, запрокидывая голову и прикрывая глаза. Изуку хотел сказать что-нибудь, поддержать его, но чувствовал, что Кацуки не хотел бы, чтобы его сейчас перебивали. – Не думал об этом в младшей и средней школе, но знал, что должен держаться от тебя подальше, только никогда не мог полностью отделаться. Боялся тебя, сам того не понимая. – Боялся? – удивился Изуку, потому что это даже не приходило ему в голову. – В смысле… меня? – Ага. И ненавидел за это еще сильнее. Обманывал себя так долго, что и сам начал в это верить. Не хотел быть ненормальным. Не мог справиться с собой, а вымещал всё на тебе. У Кацуки было странное выражение лица. Его губы дрожали, рот подергивался, как будто он не мог решить, улыбнуться или скривиться в болезненной гримасе. – Это такой гребаный беспорядок, а раньше я даже не осознавал всех его масштабов, – произнес он глядя перед собой. – Я не должен так просто отмахиваться от твоего признания, знаю, но я не был готов тогда. Думал, что у меня еще достаточно времени, чтобы разобраться в себе, в тебе… в нас, но ты уже был на несколько шагов впереди, а потом мне стало казаться, что ты и вовсе ускользаешь у меня из рук. Мне казалось, что если я отпущу тебя, то потеряю окончательно, потому и вцепился, как мог. Кацуки нахмурился, кусая губы, прежде чем продолжить: – И… может, я и в самом деле заставил тебя? – спросил он неуверенно. – Может, я до сих пор не могу до конца поверить, что ты захотел бы быть со мной по собственной воле. Зачем тебе вообще это нужно? Вокруг столько людей, которые хотели бы быть с тобой, но никогда не заставляли проходить тебя через этот кошмар. Со временем их будет даже больше. А я… блять, я делаю тебе больно даже тогда, когда пытаюсь избежать этого. И даже если ты не видишь этого сейчас, то рано или поздно ты и сам это поймешь. И что ты будешь делать потом? Зачем тебе вообще оставаться со мной? – Каччан, откуда всё это взялось? – спросил Изуку с ужасом, подаваясь к нему и осторожно кладя одну ладонь на его плечо – ему и в голову не приходило, что Кацуки может думать о чем-то подобном. Это казалось… просто каким-то диким и не имело ничего общего с тем, о чем думал Изуку. Кацуки посмотрел в сторону. – Этот… зомби с мешками под глазами… сказал кое-что. Там, в твоей комнате. После того как вы… – он сглотнул. – После, – закончил он, стискивая зубы. – Шинсо? Дело ведь не только в том, что мы… сделали это, да? Кацуки передернуло, и Изуку успокаивающе потер его через одежду. – Не только, – послышался неохотный ответ. – Черт с ним, если бы это был только секс! Если бы это было только физическое… Меня даже не это бесит! Но ты ведь… подпустил его к себе так близко. Ближе, чем остальных своих друзей! Ты ему доверился, открылся. Блять, да Круглолицая открутила бы мне голову, если бы знала о том, что я сказал тебе в тот самый день в средней школе. Но ей ты так и не сказал – до сих пор! А ему вот признался, хотя вы и знакомы-то были всего ничего! Даже если между вами ничего и не было тогда, со временем могло бы появиться. Если бы я не вмешался, вы могли… – Каччан, что он сказал? – перебил Изуку осторожно. – Что тебе было бы с ним лучше. И это, блять, просто застряло у меня в голове! – разозлился Кацуки, вцепившись в свои волосы. – Он-то никогда не мучил тебя из-за собственных загонов! Блять, подумать только: я же сказал тебе… сказал… Изуку потянулся и обнял его, но Кацуки упрямо дернулся, в слабой, не слишком охотной попытке вырваться. – Каччан, мы уже говорили об этом, – пробормотал Изуку, упираясь подбородком в его плечо. – Это в прошлом. Ты столько сил приложил, чтобы помочь мне с моей причудой. Не говоря уже о том, что ты буквально принял за меня удар. Ты так вырос за это время! – Это не так просто – оставить всё в прошлом! – упрямо возразил Кацуки, хватая его за плечи и отводя от себя, чтобы видеть лицо: он казался раздраженным, словно Изуку не мог понять простейших вещей. – Я… Я не могу забрать то, что я уже сказал и изменить то, что уже делал, и я вижу, как это сказалось на тебе. Я не могу обещать, что никогда больше не сделаю тебе больно. – Но никто не может, – отозвался Изуку, тоже не без упрямых ноток в голосе. – И я тоже, если уж на то пошло. Я тоже не могу просто взять и перестать воспринимать себя и других так, как я привык за много лет. Но… знаешь, когда я вижу, как это влияет на других, влияет на тебя особенно… это заставляет меня задумываться – о себе и вещах, которые мне стоило бы в себе поменять. Потому что я тоже не хочу, чтобы ты куда-то уходил, – он замолчал, чтобы протянуть руку, взять ладонь молчавшего до этого Кацуки и переплести пальцы, которые немного сжались в ответ. Красные глаза проследили за этим его движением, а затем вновь метнулись к лицу Изуку. – "Куда ты, туда и я", – повторил Изуку фразу, которая была смутно знакома ему из детства, – потому что я сам этого хочу. Тебе не нужно заставлять меня. В конце концов, это я был тем, кто признался. Я выбрал тебя уже давным-давно. Просто… я не думал, что для тебя это может быть так же. И если уж на то пошло, кто сказал что это ты не передумаешь… – Ой! Не говори ерунды, – внезапно оживился Кацуки от последней фразы – он потянулся, притягивая Изуку к себе до тех пор, пока практически не вынудил забраться на свои колени. – Ты вообще ничего не слышал из того, что я пытался тебе объяснить? Это был ты. Всегда ты. С самого начала это был ты! И я – самый упрямый ублюдок на свете. Если решу что-то, то уже не откажусь, даже если сам захочу. Я не смог полностью отказаться от тебя даже тогда, когда очень пытался это сделать, понимаешь? Дальше? Будет только хуже, Деку. Если ты мой, то мой целиком. Я не умею отпускать, так что… так что если ты решишь уйти, лучше сделай это сразу, пока еще можешь. Потому что потом я тебя уже не отпущу. Изуку не знал, что ему ответить. Не мог. Кацуки смотрел на него такими глазами, что внутри всё сжималось от неясной надежды и предвкушения: Каччан просто выглядел так, будто он собирается с силами, чтобы добавить что-то. Алые глаза казались сосредоточенными на Изуку, взволнованными. – Изуку… – тихо позвал его Каччан, проводя ладонью по щеке, а потом тише, едва слышно. – Зуку. Я… Любые слова, которые он собирался произнести дальше, остались невысказанными, когда послышался громкий щелчок отпираемого замка. Они не успели даже пошевелиться, прежде чем входная дверь рядом открылась, и оба парня вздрогнули и уставились на родителей Кацуки, которые стояли на пороге. Мицуки, с широко распахнутыми глазами, переводила взгляд с Изуку на Кацуки, и первый вдруг осознал, насколько откровенно выглядит поза в которой они находятся – не сложно было бы сложить два и два. Изуку буквально почувствовал, каким твердым и напряженным стало тело Кацуки под ним. Внезапно ладонь Кацуки дернулась и оттолкнула Изуку в сторону, резко отбрасывая его подальше от себя и заставляя удариться спиной о противоположную стену, выбивая воздух у него из груди, пока сам Каччан торопливо поднимался на ноги. Изуку слегка поморщился от слабой боли в спине, однако то, что скрывалось за этим движением, ранило куда сильнее.Часть 9.2. ...туда и я.
5 августа 2022 г. в 23:31
Изуку отозвался не сразу, растирая пальцами покрасневшую кожу на одном из запястий, и глаза Кацуки, который по-прежнему продолжал сидеть на полу, метнулись к ним: у Изуку было ощущение, будто Каччан и сам не заметил, что он сжимал руку так сильно, что вполне мог оставить синяки.
Красные глаза смотрели на него так пристально, что казалось, будто в нем могут прожечь дырку, но Изуку не торопился, пытаясь собраться с мыслями. Они и без того были слишком взведены для этого разговора, особенно с совершенно неожиданной панической атакой, которой Изуку только что оказался свидетелем.
Сказать по правде, он гораздо охотнее поговорил бы о ней, если бы только Каччан позволил.
Вот только именно в этом и была вся проблема. Каччан никогда не говорил о себе, о том что он чувствует, о своих переживаниях, предпочитая либо уходить от ответа, либо начисто игнорировать все попытки Изуку вызвать его на разговор. Черт, до этого момента Изуку даже понятия не имел, что у его парня в принципе может случиться паническая атака! И судя по тому, как спокойно и привычно вел себя Кацуки, она была у него далеко не первой.
Это оставляло в нем такое горькое тяжелое чувство. Был ли он недостаточно внимателен, раз до сих пор не знал? Или в глазах Кацуки просто не заслуживал доверия?
Конечно, он понимал, что Кацуки может быть сложно выражать себя. То немногое представление, которое он смог получить из некоторых оговорок и редких случаев откровений со стороны Кацуки, оставляли его с впечатлением, что Изуку следует быть терпеливым и понимающим, позволяя Каччану самому разобраться в себе.
Поэтому Изуку старался не давить. Он старался читать между строк. Он, в конце концов, знал, что Каччан всеми силами пытался выразить себя в действиях и поступках.
Отчасти даже его согласие открыться Кацуки на тему своих переживаний относительно дней в средней школе было связно с тем, что он хотел показать, что доверяет Каччану. Что он знает, что этот Кацуки – уже не тот же самый хулиган, который обижал его в прошлом.
В глубине души, он надеялся, что его открытость покажет Кацуки, что и он может быть откровенным с Изуку. Поэтому было как-то особенно обидно, когда его же собственные признания в итоге были обращены против Изуку.
– Каждый раз, когда что-то происходит не так, как тебе хочется, ты либо требуешь от меня чего-то, либо ставишь ультиматум, – выдавил он тихо, пытаясь выделить что-то одно из мешанины мыслей.
Кацуки ошарашено выдохнул, будто не верил своим ушам. Потом оттолкнулся от стены и поднялся, глядя на Изуку почти с возмущением.
– Ты, блять, сейчас серьезно? Ты собираешься спорить со мной из-за того, что я… что? Потому что я забочусь о тебе?! Что мне не плевать на человека, которого я… – Кацуки задохнулся на последнем слове, внезапно хватаясь за свою футболку – его губы двигались, но из них не исходило ни звука. – Которого я… – повторил он тише, прежде чем мотнул головой. – Ты же понимаешь, о чем я! – рявкнул он наконец.
– Да, потому что я такой понимающий, – возразил Изуку сухо. – Мне ничего не нужно говорить, в конце концов, я ведь умею читать мысли, верно? Со мной вообще ничего не нужно обсуждать, достаточно просто заставить меня. Надавить достаточно сильно, потому что ты-то знаешь, как я к тебе отношусь!
– А ты нет?! – возразил Кацуки горячо. – Разве ты не знаешь?!
Изуку прикусил губу, и увидел, как Кацуки почти отшатывается назад. Выражение лица Каччана на секунду стало растерянным, а потом быстро превратилось в болезненное и недоверчивое.
– Изуку, ведь знаешь же? – продолжил он тише, подходя ближе и хватая Изуку за плечи, а потом слегка встряхивая. – Что по-твоему между нами вообще происходило всё это время?! Зачем я вообще по-твоему захотел бы еще с тобой встречаться? Не молчи! Зачем, еще, блять?!
– Потому что я удобный и ты уже знал, что я люблю тебя, – сказал Изуку тихо, и тут же пожалел об этом, почувствовав, как хватка на его плечах ослабла, и руки Каччана плетями упали вниз.
Изуку… знал, что это неправда. Знал, что по крайней мере глубоко небезразличен Кацуки – Каччан приложил слишком много усилий, чтобы показать это.
Что-то в нем просто не позволяло ему принять это и поверить.
Может быть ему просто нужно было услышать, как Каччан скажет это вслух – сам, прямо и ясно.
Но он в любом случае не ожидал, что Кацуки воспримет это настолько болезненно. Реакция, которую увидел Изуку, была совершенно не той, которую он ожидал.
Кацуки даже не выглядел так, будто он злится.
Он выглядел так… будто Изуку только что его ударил.
– Я… я не могу сейчас об этом говорить, – наконец сказал Кацуки очень тихо. – Я… я чувствую, что если я сейчас продолжу, то наговорю тонну вещей, о которых буду потом жалеть. Дай мне остыть, – закончил он, развернулся и вышел из комнаты, оставляя Изуку одного в чужой комнате.