Несколькими днями ранее
- Я-я-я понимаю, что это, скорее всего, невзаимное чувство, но позволь мне, дай мне шанс. – после этих слов омега падает на колени перед альфой, умоляя, по тёплым красным щекам снова котятся кристально чистые слёзы. - Тебе ничего не мешает? – Чонгук смотрит на Чимина с искренним непониманием. Под слоем уверенности вновь прорастает сомнение. Вдруг это обман? Его хотят использовать в корыстных целях? Он сводит брови и немного наклоняет голову к собеседнику. - Я не понимаю о чём ты? – всё ещё плачущий Пак смотрит на альфу как выброшенный щенок, умоляя о пощаде. В голове и без того заполненной гнетущими мыслями поселились ещё несколько не менее едких. - Твой ухажёр, альфа о котором болтают все в этой больнице. Судя по тому какие подарки он тебе делает, тот человек явно не пальцем деланный. – Гук прикусывает щёку и откидывается на спинку дивана, кожаная обивка немного скрипит от движений сидящего. – Кто он? – Дыхание заметно учащается на фоне переживаний, грудная клетка сковывает в себе не только измученное сердце. Там таятся чувства, пережитые и давно отпущенные в свободное плавание, и новые, только зарождающиеся. - Нет! Я не люблю его! – Омега заливается горячими слезами, на лице вырастает противная маска боли, он не знает с чего начать и как к этому отнесётся Чон. – Он военный, - Чимин всё-таки решился, пути назад нет и не будет. Периодически всхлипывая, он продолжает говорить, - давно увязался. Я говорил, что не хочу быть с ним. Понимаешь, он из тех, кто заводит шлюх и только, не хочу быть одним из них. – Постепенно кабинет избавляется от шума голосов и погружается в пробивающую током тишину. - По всей видимости, он важная шишка. Не боишься, что он уберёт меня? – Слова входят в плоть как острый нож в масло, плавно разрезая. Чонгук уже давно оценивает свою жизнь как вещь и поэтому произносит фразу с слышным смешком. Губы вытягиваются в нервной улыбке, он откидывает голову назад, позволяя полностью расслабиться шее. Зрачки прыгают по потолку выискивая что-то заметное, темнота почти полностью поглотила кабинет Пака. Второй же не находит ни одного ответа в своей голове на поставленный вопрос и снова начинает рыдать. Он даже не заметил того, что младший всё-таки рассмотрел вариант их отношений и подумал о том, как себя будет чувствовать омега в случае его смерти. Он не заметил ничего. - Давай сбежим?! – Чимин всё ещё надеется и смотрит с искренней радостью, ведь он нашёл ответ на этот вопрос. Солёные дорожки слёз больше не возобновляются, лицо высыхает, глубоко в глазах можно увидеть надежду, маленькую, разбившуюся, которую Пак медленно собирает по крупицах. - Сбежим? – Чон уставился в глаза напротив и открыто смеётся. – Ты себя слышишь? Думаешь, что он не найдёт тебя? – Младший больше не упирается в спинку дивана и пододвигается к омеге ближе, берёт своими руками чужие и нежно гладит. Странно, что он именно так реагирует, только что Чон уличил старшего в тупости и наивности, никогда не проявлял тёплых чувств к нему, но сейчас он смотрит так, будто они дорожат друг другом, волнуются всей душой, переживают боль и пропускают сквозь себя, лишь бы другому стало легче. Резкая смена поведения не осталась незамеченной. Омега опускает глаза на их руки и откровенно любуется, так, что создаётся ощущение того, что у него есть шанс, есть все шансы быть вместе, они смогут, они найдут ответ. Он приоткрывает чужие ладони и прислоняется к ним лицом, медленно двигаясь, глубоко дышит, хотя временами воздух не желает попадать его лёгкие и Чимин всхлипывает. Ресницы немного подрагивают, по телу разносится с бешенной скоростью целительное тепло, оно бежит по спине и тянет за собой табун мурашек, отзывается в пальцах покалыванием, топит все льды, скопившиеся за многие годы, в глубине его сущности, и они разливаются новыми слезами. Они не горькие, парень плачет от счастья, которому быть здесь не суждено. Как только младший замечает это, то легонько вытирает звёздные крупицы слезинок, поглаживает виски большими пальцами, задевая ароматные волосы. Бывает, мозг творит удивительные вещи – создаёт чувство безопасности, где его нет.***
Хосок возвышается над свежим трупом сидя на его бёдрах, разведённых в стороны. Он медленно поднимает руку к лицу умершего и поглаживает ею еле тёплую щёку. Он взглядом окидывает тело, останавливается на шее, укрытой ранами и подсохшей кровью. В голове всплывает воспоминание того как старший вырывал трахею, как хрустела плоть и разливалась кровь, как всё вокруг становилось мутным и грязным от этой жидкости, как вкус её смаковал, разнося зыком по рту и причмокивал от удовлетворения, и ему становится от этого тепло и уютно. Затуманенный разум ему приказывает остановиться, но альфа не собирается этого делать. Тело отзывается на эти картинки в памяти позитивно. Когда точка невозврата пройдена, остаётся лишь одно – медленно погружаться в пучину безумия, отдаляясь от последнего источника света. Здесь царит кромешная тьма, но что будет, если взять с собой фонарик, поможет ли это заблудшей душе взлететь, не имея крыльев за спиной? Ответ очевиден. Альфа обхватывает мертвое лицо руками и притягивает ближе к себе, впиваясь своими губами в чужие. Он ненасытно целует навеки обездвиженное тело, смакует его кровь вновь и рычит будто зверь, который чувствует, что его добычу вот-вот отберут. Хосок нежно водит руками по неживому торсу, мягко обводя все впадинки на чужом теле. Время от времени вжимается в труп так будто чувствует от него отдачу, которой быть не может. Дыхание учащается и вовсе сбивается с ритма, лёгкие полны запаха крови, перебивающей другие ароматы. Чон наполняется злостью и свирепо целует губы, ощущает, как они двигаются от того, что их потревожили, им бы век молчать. Хосок всем телом подаётся вперёд, потираясь пахом о живот Инсона, постепенно ускоряя движения. Он упирается руками в плечи Има и запрокидывает голову назад, ощущая тянущее удовольствие в нижней части живота. Из уст вылетает скорее хрип, нежели стон, и Хосок вдруг замирает, смотря в стеклянные глаза напротив. Они не пугают его, а манят своей глубиной, ты не узнаешь, что находится по ту сторону, пока сам не отправишься в это путешествие с билетом в один конец. Чон вяло осматривает Инсона и взгляд останавливается на своём стояке, упирающимся в чужой живот. Он не пугается такой реакции, а наоборот – радуется, на лице расцветает искренняя улыбка, такая детская, светлая. Где-то под коркой мозга возникают мысли, что это неправильно, так не должно быть, но они мгновенно гаснут, теряя искру. Хосок пошатываясь встаёт с трупа и перемещается в область между его бёдер, дёргая их на себя. Тело Инсона медленно теряет опору в виде дивана и сползает на пол. Чон трясущимися руками расстёгивает свою ширинку и охватывает ладонью, налитый кровью член, между его губ рождается хриплый стон. - Ты же знаешь, что ты только мой, Тэхёни? Как ты мог так со мной поступить? – Генерал прокашливается и избавляется от хрипотцы в голосе. Теперь он звучит одновременно уверенно и жалко, так будто его кинули как ненужное животное возле дороги погибать. Чон не видит перед собой Инсона, перед ним лежит его шлюха. Снова больное сознание теряет связь с реальностью. - Возьмёшь его в рот? – Хосок хмыкает и указывает взглядом на возбуждённый член. – Ты же так хорошо справляешься, - старший уговаривает труп, и совсем не понимает, что творится на самом деле. Он резко склоняется к губам и жадно их целует, его слюни тонкими нитями связывают их, они разрываются, оставляют мокрые следы на грязном лице. Нависая над телом, Хо снова проводит по чужому торсу, вдруг замирает, открывает остервенелые глаза. – Где твой живот? Где мой ребёнок? – он отстраняется, но всё ещё сидит верхом на бездыханном теле. Хватает руками волосы и поднимает голову Инсона, притягивая к себе. Он выпячивает глаза и сканирует взглядом неподвижное лицо. Кажется, из носа идёт пар наполняя комнату плотной седой дымкой. – Куда ты спрятал моего малыша? – Хосок резко отпускает голову, от чего та глухо ударяется, оказываясь на ковре. Чон снова берётся за пряди и начинает бить ею об пол, со временем добавляя силы ударам. Старший совсем обезумел, он наклоняется ближе чтобы было удобнее и вбивает головой угол дивана, вдруг раздаётся глуховатый хруст. Чона уже ничего не остановит. Голова щедро укрыта ранами, сквозь трещины в черепной коробке сочится неизвестная жидкость и плавно стекает по кистям рук разъярённого альфы. Он не хочет понимать ничего и принимать реальность такой какая она есть на самом деле. Хосок продолжает трусить чужую голову в надежде на то, что после следующего удара он получит ответ, так будто осталось совсем немного и его пленный заговорит, его речь прыснет как ручей после оттепели. Ничего не изменяется. Чон всаживает пальцы в темечко и тянет за тугую субстанцию внутри черепа – мозг. По кусочкам вынимает содержимое и с интересом рассматривает, принюхивается. Тонкие пальцы держат чужую плоть прокручивая для лучшего обзора, немного дрожат и бросают куда-то вправо как недостаточно качественный товар на рынке, указывая продавцу на то, что покупать такое никто не будет. Альфа прикрывает глаза и выравнивается в спине. Лицо устремлено в потолок, на котором видно несколько капель крови, уже засохших и потемневших от контакта с воздухом. В голове всё меньше и меньше мыслей, их навязчивый поток прекращается параллельно с тем как он трезвеет. Алкоголь выветривается, оставляя после себя ужасающие последствия, как после пожара остаётся только чёрное пепелище, укрытое серым пеплом, ожидающее оздоровляющего дождя, который смоет всё, что здесь творилось. Но это ничем уже не поможет. Мелкие крупицы сгоревшего материала медленно уйдут вместе с водой, а обугленный каркас останется. Так и с людьми – убирают незначительные погрешности в своей жизни, считая, что это действительно самое умное решение, страшнее взглянуть на результаты сжирающего плоть процесса, на этом фоне обычные раны кажутся куда красивее. Осознание ошибки – большой и важный шаг в её преодолении и возвращении в «колею». Жизненный путь невозможен без погрешностей, всегда существует вероятность того, что ты поступишь не так как нужно. Иногда, приходится выбирать между собой и кем-то другим, но это простительно, временами, необходимо. Говорят, что грехи можно простить, странно, когда это делают именно другие люди, ведь всё находится в тесной «связи» с Всевышним, его желанием. С другой стороны, ничего странного нет, кожаные мешки сами всё придумали: грехи и помилование, что есть хорошо, а что есть плохо – выбор и решение сделанное за много лет до нашего рождения. Так даже лучше, ведь эти рамки созданы людьми для людей, так они определяют их сущность. Но что делать, когда ты выходишь за эти ограничения? Кем ты являешься тогда? Что делать, если ты не осознаёшь? Ответ у каждого свой. Хосок явно перешёл всё грани, но не сейчас, когда убил своего человека, вырвал его трахею и раскрошил голову в свежий фарш, а раньше, намного раньше.***
Случай из детства Хосока (26 лет назад)
- Хосоки, милый, подойди сюда, - отец нежно подозвал к себе сына с золотой головушкой. Мальчишка, размахивая руками и подпрыгивая так, что его рыжие волосы разлетались в разные стороны, струились как языки согревающего пламени, подбежал к своему родителю. Детское лицо светится не наигранным счастьем. - Что такое, пап? – ребяческий высокий голос вмиг вылетает изо рта этого озорного малыша. Он скрещивает пальцы рук, и смотрит снизу-вверх, выглядит полностью покорным и невинным. На нём ярко зелёная футболка с надписью «Hope world» и рисунком радуги сверху, коричневые шорты до колен, кажется, что и правда всё в его только начинающейся жизни хорошо – родители его любят, и он их тоже, другого шестилетнему ребёнку и не нужно. - Ты обещал покормить Норда, - отец садится перед сыном на корточки и бережно поправляет его футболку на плечах. Говорит спокойно и размеренно, без ноток упрёка или желания привить чувство вины, но что-то в его манере речи не так, где-то всё же виднеется тревога. Ответ прост как двери – восстания на другом конце страны. Ни один родитель не пожелает ребёнку провести своё детство в страхе, в таком возрасте они не понимают, что он связан с само сбережением, лишь чувствуют непонятное ощущение, вызывающее слёзы и дрожание крохотных ручек. – Ты же не забыл? – Мужчина подаёт мальчику пакет с кормом и встаёт, немного пыхая сына в сторону собачьей будки. Отец гордо смотрит на то как сын с радостью бежит к животному и протягивает руки к нему, чтобы погладить. Радуется, что у него такой прекрасный сынишка. После рождения альфы, родителей предупреждали, что их мальчик может немного агрессивно вести себя, а всё из-за травмы при рождении, но отцы не опускали руки и смогли привить любовь к другим, в частности к Норду. Со сверстниками отношения складывались не очень, хотя у него и было несколько друзей в школе, но Хо не отличался активностью в общении в классе. Норд – любимец Хосока, он с рождения постоянно возится с рыжим пёсиком, играет с ним, учится с ним, кушает только тогда, когда понимает, что его друг сыт. Проводить много времени вместе – норма для младшего Чона, расставаться – больно, безумно больно. Один раз, уезжая к дедушке в другую деревню, Хосок устроил истерику из-за того, что ему не позволили взять своего лучшего четвероногого дружка, пусть это всего на день и к вечеру они снова увидятся, но мальчику такой расклад событий совсем не нравился. - Норди, Норди, Норди, ты где? – Чон игриво зовёт своего друга и всей душой радуется, когда пёсик выбегает с будки, виляя пушистым хвостом и прыгает, гавкая от счастья. Хосок высыпает корм в миску и наблюдает за тем как питомец с аппетитом кушает свою еду. Он смотрит с улыбкой на Норда и отводит взгляд вверх к голубому небу, где тучи как овечки собрались вместе и скачут к горизонту. Солнечный летный денёк. Про такие дни говорят: погодка так и шепчет. Она вправду шепчет лёгким ветром обвевая листву деревьев, журчанием речки недалеко от дома и всевозможными ароматами разных цветов на лужайке. - Норди, вот покушаешь, и мы пойдём кататься на качелях. – Взгляд всё ещё устремлён вверх на небесных овечек. Вдруг Хо что-то вспоминает и резко мчится к дому. Забыл. Нужно принести воды. Рядом с питомцем вырисовывается миска для питья, и пёс сразу же принимается лакать прохладную жидкость. Вот они уже сидят на широком сидении качели и покачиваются на ней. Чон правой рукой чешет загривок Норда, от чего тот поднимает голову вверх и напрашивается на более активное поглаживание за ушком. Мальчик заливисто смеётся и поворачивается к питомцу, обеими руками чешет его, как тот и хотел. Отец мальчика стоит возле входной двери и наблюдает за сыном, сидящим к нему боком, решает, что нужно запечатлить этот момент не только в памяти. Он направляется к старому шкафу и тянется к полке с фотоаппаратом. Мужчина возвращается на то место где был раньше и направляет объектив на младшего с питомцем. Раздаётся характерный щелчок и Хосок это слышит, оборачивается. Небольшой кусок бумаги хранит в себе память про один из счастливых дней Хосока, где он сидит на качели с Нордом под ярким солнцем в буяющем зеленью саду. Такой радостный и маленький. Чудо, а не ребёнок. На обратной стороне фото надпись: «Хосоки и Норд 6 лет» Где-то там, на этом фото он ещё совсем беззаботный, не ожидающий подножек от жизни, которая жалеть, увы, никого не собирается. Каждый день проходил плавно и без проблем, детство всё-таки отличное время, когда ты пока не отдаёшь отчёта о том, сколько забот существует в окружающем мире. Он такой большой, пугающий, интересный и притягательный одновременно. Пока ты ребёнок он особенно манит тебя идти вперёд и изучать каждый сантиметр пространства, узнавать всё больше и больше. Это чем-то похоже на знакомство с человеком – ты постепенно накапливаешь информацию, чтобы потом её использовать в общении, но не всем удаётся построить отличные отношения с ним. Кто-то любит его и получает ответные чувства, другой – ненавидит, но остаётся счастливчиком с целым сервантом блюдечек с золотыми каёмочками, третий – обделён ответными чувствами, последнему не дано ничего, он ненавидит этот мир и получает соответственное отношение к себе. Для Хосока была приготовлена позитивная участь в этом сумасшедшем спектакле жизни, где города разрастаются как мох по дереву и миллиарды других людей бегут с одной точки в другую, выполняя ненавистную работу. Это всё похоже на уравнение с большим количеством переменных, решить данную задачку непросто, поэтому люди пытаются угадать. Везёт не всем, точнее, мало кому. Почти все переменные в жизни Чона младшего были успешно подобраны его родителями, они сглаживали углы, разъясняли что и к чему. Кроме одной. Она была дана с рождения, с того момента, когда он получил травму, и порок его в агрессии, она может выйти из-под контроля, дай ей повод и она полностью поглотит этого золотоволосого мальчишку.***
Хосок на всех парах бежал домой чтобы снова встретиться со своим четвероногим другом, радовался, что совсем скоро у него день рождения и, кажется, он даже услышал как родители обговаривали какой подарок ему вручить. Это заставляет выброситься большее количество эндорфина в кровь, но ему лишь остаётся ждать заветного дня, когда соберутся самые близкие и будут что-то обговаривать за праздничным столом то и дело поглядывая на Чона. Разговоры взрослых заставляют Хосока внимательнее вслушиваться и открыть большие глазки ещё шире. Любопытный Хо становится временами более усидчивым, и это один из тех случаев. А пока остаётся ждать и томить себя в неведении.***
- Папа! Норд убежал. Я забыл закрыть калитку, и он выбежал на дорогу, я-я-я искал его, - Хосок захлёбываясь в собственных слезах бежит к отцу, спотыкаясь, - я не нашёл его! Па-а-апа! Мужчина выходит из дома и направляется к сыну. Его лицо становится строже и угрюмее, они всей семьёй любят Норда, он стал неотъемлемой частичкой за эти годы. Пёс уже был стар и появился одиннадцать лет назад, когда родители Хосока только расписались. Милый рыжий щенок был отрадой, они не могли завести ребёнка, постоянные проблемы со здоровьем снижали вероятность беременности, но чудо случилось. Хо был таким долгожданным ребёнком. Какое совпадение, что Чон унаследовал цвет волос от папы и родился рыжим. Теперь у них два солнышка. - Подожди секунду, я возьму фонарик. Малыш, не волнуйся мы обязат ельно его найдём, я тебе обещаю. – папа склонился к маленькому альфе и погладил его по головке, приголубив. Омега вернулся в дом. На улице вечер, в дали сверчки ведут концерты, всё также журчит ручеёк и мягко шатается листва деревьев. Только стало прохладнее и темнее. Городок готовится ко сну чтобы с утра с новыми силами приступить к новому дню. Папа возвращается с отцом, тот держит три фонарика и кофту для Хосока. Чон какое-то время против того чтобы одеться и рвётся к выходу с их двора, но всё-таки поддаётся уговорам. Трое с надеждой в глазах и усталостью ищут родную частичку. В тьме, накрывшей населённый пункт, помогают только небольшие ручные фонарики, они раскидают холодный белый свет в разные стороны. Зовут, ждут, надеются. Спустя пол часа услышали, как на одной из улиц лаяли собаки и немедленно пошли в ту сторону. - Хо, давай я возьму тебя на руки, там может быть опасно, - папа ласково обращается к сыну, тот коротко кивает и обхватывает руками шею папы. Отец в то время ускорился к стае собак, начал их разгонять и резко остановился. Хосок понял, что там его друг, там Норд, его нашли. Он быстро слезает с рук родителя и бежит в направлении отца. Второй не заметил, что сын уже возле него, если бы он смог спрятать его, закрыть ему глаза, чтобы тот не увидел ту картину. - Отец…Папа…Что с ним? – Чон начал рыдать с новой силой. И без того слабая детская психика пошатнулась и дала трещину в основании. Перед ним его друг, на него напали бездомные псы и знатно поиздевались. Хосок подбегает к еле живому Норду, склоняется и падает на колени, тянется дрожащими руками к нему и плачет, горько плачет, очень горько плачет. Перед глазами стелется полупрозрачная пелена. Следующие дни потеряли былые радости, Чон всё время плачет и бьётся в истерике. Родители отвезли Норда к ветеринару. Тот халатно пожал плечами, выписал некоторые лекарства и отправил домой. День рождения стал самым ужасным – Норд умер. Несколько недель мальчик приходил в себя, тужил. Родители всячески поддерживали, пытались отвлечь. Спустя месяц в их доме появился новый щенок – надежда на то, что Хо хоть немного отвлечётся. Говорят, что нет незаменимых. Есть. Как можно заменить друга? Маленькое сердце Хосока раскололось. Новый щенок не унял боли, он стал жертвой той самой переменной, которая влияет на ситуацию. Старые страхи проснулись – агрессия пустила корни. Через несколько дней рядом с могилой Норда появилась ещё одна.***
Наше время
Хосок подходит к рабочему столу и протягивает руку к бутылке с прозрачной жидкостью. Жадно впивается губами в горлышко и отпивает несколько глотков. По горлу проносится жар, появляется чувство тошноты, но это его не останавливает, альфа снова пьёт водку и пытается не кривиться. Под языком снова возникает это ощущение – его сейчас вырвет. Сухие губы выгибаются полумесяцем и немного приоткрываются, раздаётся хриплый выдох. Чон подходит к окну, второму и открывает, создавая сквозняк в кабинете. По спине прошёлся мороз и немного отпугнул тошноту. Зверь возвращается. Он подходит к трупу и немного нагибается, рассматривая лежачее тело, оно медленно, но верно остывает, отдаёт тепло окружающей среде. Хосок резко склоняется на колени и расстёгивает ширинку чужих карго, не без усилий ему удалось оголить тело ниже пояса. Он настолько пьян, что забыл про свои штаны, которые уже давно расстёгнуты и немного сползали с бёдер. Вялыми руками тянется ко своему нижнему белью и приспускает. В его движениях больше нет той уверенности, что была раньше, тогда он свято верил, что перед ним Тэхён и с ним всё отлично, теперь же он сомневается во всём, но не решается остановиться. Снова тянется к члену и медленно водит по нему рукой. Постепенно возрастающее возбуждение снова окунает его в туман – перед ним Тэхён, теперь он снова уверен. Движения ускоряются, но вдруг резко прекращаются, он пододвигается плотнее к заднему проходу Инсона и вставляет головку члена в анальное отверстие. Труп ещё тёплый внутри, только ввести пенис очень сложно, его на несколько секунд сковывает неприятное ощущение. Чон ждёт. Медленно входит в остывающее нутро и начинает двигаться. Становится больно и он плюёт на руку, смазывает отверстие и немного выводит член наружу, смачивает в слюне и вводит обратно. Толчки учащаются, становятся грубее, из приоткрытых губ вырываются тихие стоны разбавляющие звуки шлепков. Низ живота немного содрогается и по телу волнами пускается ток, дыхание ускорено до предела, кажется, он вот-вот начнёт задыхаться. Прошла всего минута и он успел получить оргазм, такой противный, может показаться, что ему самому гадко от этого всего и Хосок отстраняется от трупа. Смешанные ощущения – вроде бы, он удовлетворил своё животное желание, но в какой форме. Откуда опять появились сомнения? Чон лежит рядом с трупом и поворачивается к нему лицом, хочет позвать Тэхёна, но это уже не он, да и неживой. Сердце гулко стучит. В голову моментально пришло осознание. Как это случилось? Почему он раньше не видел реальности? Хосок буквально врывается в хранилище своей памяти, роется в папках с воспоминаниями за последние несколько минут. Почему там Тэхён? Почему тут Инсон? Почему всё случилось так резко? Это вообще возможно? Его обманул никто иной как его разум. Есть ли он? Скорее всего осталось только название.***
Чимин трётся лицом о руки Чонгука как выброшенный котёнок. Плачет. Думает. - Чон, я тебя не понимаю. – немного всхлипывая, произносит усталым голосом врач, - Это значит «да»? – заплаканные глаза с искренней надеждой смотрят на человека напротив. - Давай будем честны друг с другом. – Чонгук сглатывает и продолжает неуверенно говорить. – Сначала мне тебя было просто жаль и ничего большего, - он останавливается, понимает, что только что ранил другого человека. Сам говорил о честности, никто за язык его не тянул. Приходится говорить. – потом я…я не знаю. Мне сложно об этом говорить. Надеюсь, что ты…- Чон снова тяжело сглатывает, но не прекращает смотреть в глаза Чимину, - Думаю, нам стоит всё-таки попробовать. – Страшно и легко – точное описание состояния альфы. Он мечется между огнями: много фобий, разочарований, душевных переживаний. Всё оставило свои следы на нём, хоть они и невидимы человеческому глазу, но их можно узреть пониманием и состраданием. Если наблюдать за этим молодым человеком, то можно понять – боится отношений. Он в свои девятнадцать лет ещё совсем ребёнок. Да, он убивал, вряд ли дети таким занимаются, дело в другом – эмоциональной незрелости: альфа всё ещё ищет родителей в других людях, это может быть незаметным на первый взгляд, но факта не отменяет. Ядерная смесь эмоций проносится по телу Пака, они настолько быстро сменяются и отличаются друг от друга, что сложно сказать, что из этого списка оставило более заметный отпечаток на его эмоциональном состоянии. В конце концов, на измученную душу и тело снисходит успокоение, плавно перетекающее в эйфорию. Маленькие фейерверки взрываются то тут, то там, взволнованное сердце находит причал, надеется – надолго. На всю жизнь остаться в этой гавани, несмотря на то, что она пока не приспособлена к его прибываю здесь, но такая манящая. Чонгук ему кажется запретным сладким плодом, дающем надежду на счастье. Пока это сложно назвать отношениями, они будут привыкать друг к другу, узнавать новое, анализировать, учиться отдавать себя безвозмездно, так будто это не «должен» или «обязанность», а от чистого сердца, необходимо доверять половинке. У них много всего впереди. Пугает. Будоражит. Раз Чон согласился, то отступать уже поздно. Им необходимо получить успокоение в другом человеке, а не искать его в себе, ведь там ничего не осталось, выпито до дна. Они сами себя излили другим, каждый по-своему, но одинаково безжалостно по отношению к себе. Может, неправильно начинать отношения основываясь на получении выгоды? Да. Эти двое сами себе признаться не дадут, что всё началось не с чистой любви или симпатии, а в первую очередь с получения удовольствия. Кто их винит, что они живут в таком мире? Никто. Именно реальность сделала их такими, она их и свела, подтолкнула. Всё неправильно, всё не так как должно быть. В этом таится оригинальность и специфическая, но искренность. Оба отлично уяснили урок жизни, осталось ещё немного лекций, не за горами экзамен, может, к тому времени Чимин и Чонгук будут относиться друг к другу как к партнёрам, а не преследовать свои цели. Время покажет.***
Больничная палата устлана ярким уличным светом. Здесь не бушуют ураганы и не идут проливные дожди, в четырёх стенах почти гробовая тишина, прерываемая пищанием аппарата жизнеобеспечения. За дверьми уже не бегают резво врачи, они идут размеренно, смакуя прекрасные деньки. Количество поступающих пациентов стремительно падает. Как тут не радоваться? Есть несколько сложных случаев, но к каждому из них «прикреплён» свой смотрящий. Джоно целый день следил за омегой, находящимся в бессознательном состоянии, как только куда-то отбегал по делам, то мчался назад как ошпаренный. Тэхёну нужно наблюдение. Медбрат считает, если взял его под своё наблюдение, то должен максимально ответственно относиться к пациенту, уже не зовёт на помощь. Его внимание полностью подарено Киму, он привязался к нему и начинает понимать каково это волноваться за чужого человека как за родного. Джоно всё больше пропитывается больничной работой, но не теряет человечности и сочувствия, не черствеет. Бета склоняет голову к плечу и плавно засыпает, видит красочные картинки в фазе быстрого сна. Под уставшими веками транслируется целый фильм про счастливую жизнь. Может, и вовсе не просыпаться? Он видит и верит в эту реальность, ах как же она сладка! Приторная. С пекущим послевкусием, которое резко приходит с пробуждением. Ким очнулся. Джоно делает всё по инструкции и вызывает Пака, чтобы тот принял решение про то, как действовать дальше, решить, когда переводить Тэхёна в другую палату или оставить его здесь подольше. Хоть он и вернулся в сознание, но состояние его волнует весь врачебный состав. Чонгук возвращается с прогулки по коридорам и видит скопление медработников. Первое, о чем он думает – случилось что-то плохое с Кимом. Какой он всё-таки пессимист. Чон часто самостоятельно делает приговор и хоронит, в переносном смысле и в прямом, он же солдат. Грешить своими умозаключениями он мог и дальше, но увидел, как Тэхён лежит с открытыми глазами и вяло моргает. Становится легче. Они толком ничего не знают друг о друге, один вообще не в курсе про то, что происходит вокруг него, но Чонгук волнуется, переживает. Противоречиво. Недавно он убивал штабелями и получал за это награды, которые, по его мнению, гроша ломанного не стоят и засунуть их бы в одно место одному человеку. А тут волнуется за совершенно незнакомого омегу. Мир удивительный. Заставит соединить в себе грешное с праведным. Захочешь жить – многое сделаешь, горы с места сдвинешь. - Чонгук, тебя переведут в другую палату. – Чимин обращается к младшему, как только видит, что альфа пришёл. – Джоно, проведи пациента. Как я и говорил, помнишь? – Пак серьёзно говорит бете и тот кивает, направляясь к выходу. - Чон, пойдём. Больше нет необходимости держать тебя здесь. – Они идут к лифту и ожидают. Выходя из кабинки, двигаются по коридору и останавливаются возле одной из дверей. - Я думал, что здесь только кабинеты врачей, - Чон неуверенно проговаривает, немного глотая слова. Он оглядывается и смотрит на кабинет находящийся, напротив. Чувствует себя странно. - Доктор Пак решил быть ближе к пациентам, и чтобы не бежать далеко перемешал всё: кабинеты не собраны в одном месте, а разбросаны по поликлинике. Сначала всем не нравилось такое нововведение, но…- бета оглядывается, пока открывает дверь ключом и продолжает говорить, но тише, - Пак упёртый как чёрт, любит, когда слушаются его и только его. Если не получается добиться своего – находит всевозможные пути и всё равно получает желаемое. – Чон немного сводит брови на переносице от сказанного, вырисовывает картину, описывающую его омегу. Перед ними открывается дверь и вид на палату. Медбрат и пациент проходят внутрь. Всё, как и везде, интерьер не особо отличается от других комнат, кроме одной детали. - Тут одна кровать? – Чонгук заинтересованно, даже с неким возмущением поворачивается к Джоно лицом. Возникают вопросы, ответы будут потом. По крайней мере, остаётся на это надеяться. - Да, у нас есть одиночки. – Бета чешет правой рукой шею и делает грубой вдох. – Обычно, здесь всякие шишки. – Он замедляет речь в конце предложения и осматривает Чонгука, прищурив глаза. Чон - не «шишка», непонятно почему его сюда определили. У Чона возникает воспоминание про слухи об «важном» ухажёре Чимина. Он немного морщится, прикусывает нижнюю губу и утыкается взглядом в пол. – Кстати, тебе повезло! – Джоно замечает уже более резку смену настроения и переводит тему, - Несколько лет назад, точно не помню сколько, но суть не в этом. Короче говоря, тут был сам Генерал Чон Хосок. – Бета гордо выпрямился и озвучил информацию так будто это самое большое достижение в его жизни и суёт руки в карман. На лице лёгкая улыбка, он хмыкает себе под нос, видимо вспоминает что-то. – Ты сможешь, так сказать, прикоснуться к истории. – Гордость резко сменяется задумчивостью. – И ещё, - уверенным и ровным тоном сообщает медбрат, - если у тебя остались какие-то вещи в той палате, то я их сам принесу. Не ходи туда пока…Хорошо? - Э-э-эм, да, хорошо, - Чонгук быстро тараторит и кивает бете, тот усмехается сам себе и уходит, оставив альфу одного. - «Сам Генерал Чон Хосок», - он откровенно смеётся с этого и садится на кровать, опираясь на подушку. В голове формируется пазл. Первая частичка – Чон Хосок, вторая – ухажёр, они подходят друг другу по очертанию. Придётся ещё много всего открыть, но это потом. Чонгук вспоминает, что его палата находится напротив кабинета главного врача Пак Чимина. Он довольно хмыкает и ложится удобнее. Такая игра ему нравится.