***
Чонгук сидит на кровати, свесив с неё одну ногу. Его версия подтвердилась. Чон не знает, как вести себя дальше, его волнует большая разница в возрасте - одиннадцать лет. Альфа скользит взглядом по ширме, стоящей между двумя кроватями и сводит брови. – Зачем она здесь? – Еле слышно спрашивает себя и встаёт с кровати. – будет лучше, если убрать… всё равно я один тут. – Парень подходит ближе к ширме и хватается рукой за конструкцию, двигая её к противоположной стене. Альфа разворачивает её и ставит так, чтобы она не занимала много места. – Так лучше, палата кажется больше. А что, если…- вдруг озвученные мысли перебивает стук в дверь. Альфа резко поворачивает голову в сторону источника звука. Ручка проворачивается и в комнате появляется Чимин. Омега с опухшими глазами глядит на Чонгука, держа в руках поднос с двумя порциями завтрака. Он не спал после того разговора и плакал всю ночь. - Не против, если я присоединюсь? - Пак еле заметно кивает головой на миски с едой и проходит внутрь палаты. - Конечно, не против. – Яблоки чонгуковых щёк наливаются розовой краской. Впервые его добивается омега, который старше Чона на одиннадцать лет. Приём пищи сопровождался тишиной и неловкими взглядами. Чонгук пытался не обращать внимание на нервного омегу, тот постоянно кидал взгляды и как будто готовился что-то спросить, но никак не решался. Чимин периодически дёргал ногой под столом, стоящим напротив кроватей. Время от времени опирался головой об стенку и вдумчиво рассматривал пищу. - Спасибо тебе. – Чон немного улыбаясь благодарит омегу, он надеется, что хоть сейчас сможет немного развеять всю неловкость, но тщетно. – Мне было приятно завтракать…с т-тобой. – Чонгук не понимает, почему пытается помочь Чимину, ему впервые захотелось как-то сблизиться с этим омегой. Чимин покрывается пунцем и отводит взгляд, создаётся впечатление, будто им по тринадцать и это их первые попытки построить серьёзные отношение в таком цветочном возрасте. Пак молча собирает тарелки, бережно ставя их на поднос и уходит ничего не сказав. Дверь закрывается, но Чон всё ещё смотрит на неё с неким недоумением. Альфа не понимает почему омега ведёт себя так, поэтому прямолинейный Гук снова решает поговорить со старшим.***
Чон во второй раз входит в этот кабинет. Здесь очень даже приятно находиться. Теперь проще рассмотреть все детали, дневное освещение одаривает комнату холодным светом. Под окном стол из светлого дерева, а на нём лампа. Дальше стоит стеллаж с документами, он протягивается почти вдоль всей стены, возле прибита вешалка для верхней одежды. Справа от входа находится небольшой диванчик, на котором он сидел сегодня ночью. На подоконнике стоит кактус. Всё аккуратно сложено, вещи знают свои места, совсем не похоже на палату, в которой находится Чонгук. Единственное сходство – аромат Чимина, в обоих местах он присутствует, но где-то плавно ослабевает без прежней подпитки. Чон присаживается на диванчик и отставляет костыли, подпирая ими стену. Альфа смотрит в широкое окно и питается льющим оттуда светом пока ждёт приход Чимина. До самого вечера Пак так и не заходил в свой кабинет, на улице стемнело, и комната снова опустилась в темноту. Чон немного подпирая голову рукой склонился к спинке, начал засыпать. Спустя час кто-то прерывает крепкий сон. Перед полуоткрытыми глазами сидит на корточках Чимин, он по привычке, проявляет любовь, когда альфа находится в бессознательном состоянии. Гук резко хватает его за руку и тянет на себя. – Так и будешь прятаться? Ведешь себя как школьник. – Чон с полной серьёзностью выговаривает, держа руку омеги, та совсем маленькая и хрупкая. Старший не меняется в лице, лишь немного отодвигается. - Боялся тебя разбудить. – спокойно говорит доктор. - Звучит неубедительно. – Лицо младшего трогает улыбка и уверенность в чём-то. – Чего бы ты хотел от меня? – надменно спрашивает Чон, немного отпуская руку. Чимин смущается, в его голове план захвата младшего выглядел совсем иначе - там он ловко влюблял его в себя, и они жили вместе долго и счастливо, а на деле: Пак весь красный и растерянный пытается выговорить хоть слово, но даже это даётся ему с большим трудом. У него нет опыта в отношениях и это заметно бьёт по самооценке. Каждый раз, когда к нему проявляли внимание альфы, он терялся и чуть ли не улетал подальше от места событий. Ему не по себе от этих напыщенных лиц, которые готовы говорить про свои награды каждый день. Альфы воспринимали его лишь как красивый предмет, который будет отлично смотреться рядом. Спустя года, Пак смирился и принял то, что, скорее всего, будет одинок всегда. Больно осознавать, но его предвзятость в этом плане зашла слишком далеко, а Чимин всего лишь хотел найти человека, которому будет полностью доверять, а не прыгнет в кровать первому встречному миллионеру. На душе кошки скребут, когда Пак проходит мимо счастливых парочек, они так светятся, наслаждаются каждым моментом, проведённым вместе, чего чертовски не хватает этому омеге. Чем он хуже? Он не заслужил быть любимым? - Я хочу понимать тебя. – Ничего умнее Чимин не придумал, и он это понимает, если ему бы пришлось сражаться за этого альфу, то Пак выбыл бы с игры одним из первых. Реальность жестока. Ты можешь быть достойным чего-то, но так и не получить из-за глупой ошибки. Омега скрещивает свои пальцы и поворачивается к окну. Глубоко в душе есть ощущение того, что они не пара, но сердце считает иначе. – Быть твоим. – Голос стал тише и заметно мягче, под несколькими слоями одежды скрылось взволнованное сердце. – Я не знаю, как вести себя, постоянно теряюсь и мне просто страшно сделать что-то не так. – Доктор совсем поник, это так не похоже на него, ведь он на себе держит всю больницу, контролируя всё происходящее, раздавая указания, а тут одна загвоздка и прежде уверенный в своих действиях омега теряет путь и блуждает в лесах собственных чувств, кажется, что чем дальше он заходит, тем меньше вероятность выбраться. Чон вдруг ухватился за свои костыли, без которых ему сложно передвигаться и пытается встать. Младший выровнялся, поправил помятую пижаму и повернулся к Чимину, ему важно видеть реакцию. Он набирается смелости, вдыхает в больные лёгкие больше больничного воздуха и с полной уверенностью в своих словах и действиях выдаёт: - Завтра утром завтракаем вместе. Отказы не принимаются. – Чонгуковы губы выгнулись в ухмылке, кажется, что-то всё-таки поменялось в его восприятии омеги. Альфа повернулся к двери, взявшись за ручку, вдруг остановился, будто что-то вспомнил. – Ты должен вернуть то, что принадлежит мне. – Рядом со стопкой бумаг находится тот самый зайчик – единственная связь с братом. Прошлое не растворится и не даст забыть о себе, оно как вовремя приезжающий поезд, сжирает нервные клетки большими порциями, сгорая забирает с собой в небытие. Прошлое не отпустит!***
Темп движения на улице заметно ускоряется, несмотря на опасность, люди продолжают бежать по своим делам и меньше думать о войне, которая из-за каждого угла выныривает и бросается в глаза. По узким тротуарам бегут деловые мурашки, выпуская тучи пара изо рта, крутящиеся вокруг укрытых тёплыми шапками голов. Морозное утро бодрит и выпивает всю сонность усталых лиц, замещая её кофеином или адреналином, кому что ближе. На остановках собирается всё большее количество людей, они смирно ожидают своей очереди и компактно складываются в приезжающие автобусы. Как они все там могут поместиться? Неизвестно. Стрелки часов не прекращают делать свою работу и устало вращаются, заставляя жалких людишек бежать усерднее и подлизываться к своему боссу, чтобы тот на следующей неделе выдал заработную плату. В белом конвертике будет лежать десяток ровных купюр, служащие оценкой потраченных времени и сил работника. Они соревнуются так, будто от этого зависит их жизнь. Бедные. Совершенно не понимают, что важнее всего этого. Текущее время незаметно до тех пор, пока ты не почувствуешь, что потерял его. Утром в больнице случился небольшой переполох. Учитывая то, что общее состояние в стране стабилизируется и в поликлинику поступает всё меньшее количество раненых, становится немного не по себе: на пороге снова посланник смерти, она сжалилась и отпустила. Омега лежит на носилках, над ним знатно поиздевались. Вместо того чтобы готовиться к завтраку с Чоном, Пак распоряжается чтобы готовили операционную. Новый пациент навёл шороху на первом этаже, паника как едкий газ поднялась по лестнице вверх, расползаясь длинными светлимы коридорами. Спустя два часа в кабинет к Чимину приходит хирург. Альфа сделал всё, что от него зависело, теперь остаётся поддерживать состояние пациента. – Он скоро будет отходить от наркоза. Во время операции проблем не возникало. Удивительно как ребёнок выжил, омега держится молодцом. – Хирург с гордо поднятой головой садится на диван и закидывает руку на спинку. Молодой альфа отлично влился в коллектив и выполняет поставленные задачи, хотя иногда раздражает окружающих чрезмерной надменностью. - Он в сто тридцать седьмой? – Пак встаёт и обходит стол, его лицо заметно напряжено. Доктор снимает с угловой вешалки белый халат и одевается. В ответ на его вопрос последовало короткое мугыкание и подтверждающий кивок головой. Альфа резво срывается с места и идёт в коридор. Оба выходят из кабинета и Чимин закрывает дверь на ключ. Они перекидываются стандартными фразами, которые некому не нужны и расходятся в разные стороны. С самого утра что-то пошло не так и омега это чувствует.***
Чонгук сегодня проснулся раньше обычного. Скоро зима и темнота долго не отпускает граждан от ночи, также свет не спешит разбегаться улицами города, с каждым днём всё позднее освещая кварталы. Чон уверен, что пробудился примерно в пол шестого, когда на улице ещё сверкали фонари. С того времени альфе сложно найти место, он постоянно дёргался, лежа в кровати, но покой улетучился полностью со слухами про нового пациента. Всё прояснится в тот момент, когда он сможет лично спросить об этом у Чимина, от него информация будет точнее больничных слухов. Но это не успело случится. Примерно к девяти часам утра к нему в палату привезли нового соседа. Несколько медбратьев разместили тело на кровати и вернули на место тряпичную перегородку, которую убрал Чон. Возле омеги образовалось скопление из нескольких человек, быстро бегающих по палате. Они некоторое время кружили возле лежачего, ставили капельницу и настраивали всё, в конце концов в палате осталось трое: Чонгук, Джоно и новый сосед. Появление последнего в этой палате говорит только об одном – всё плохо и за ним нужен особый уход. - Что с ним? – Альфа стоит возле своей кровати и обращается в бете. Гук с заинтересованным лицом склоняет голову к правому плечу, заглядывая за ширму. - Только что провели операцию. Ему повезло, а вот ребенку… Пока не знаю, что с малышом, но будем надеяться, что выживет. – Медбрат тяжело выдыхает и смотрит на лицо омеги. – Не знаю, кто его так, но отравляющее вещество в крови, то же что было у тебя. Возможно, вы знакомы? – бета всматривается в глаза Чона, тот лишь пожимает плечами и подходит ближе к лежащему омеге. Джоно предполагает, что если у обоих найдено одно вещество, то может быть, они виделись в плену. Гук его не знает. Он вдумчиво всматривается в сомкнутые длинные ресницы, немного подпухшие губы, его взгляд скользит к выпуклому животу. В зрачках Чона рождается сожаление. – На каком он месяце? – Брови нахмурено сдвигаются поближе и лицо тускнеет. Вопрос был почти беззвучным, лишь по движению губ можно понять, что Чонгук что-то спросил. Альфа в ужасе от того, что сотворили с этим омегой: измывались не обращая внимание на беременность. - Тридцать вторая неделя – восьмой месяц. – Джоно опустил глаза и задумался, он постоянно принимает чужие проблемы близко к сердцу, сегодня случилось также. Бета нервно потирает ладони об халат и кидает короткие взгляды на пациента. – Он сейчас может родить из-за стресса, но как это отобразится на его самочувствии… Доктор Пак сказал, что нужно немного стабилизировать его, после чего сделают кесарево. - Почему? Ещё же не срок. – Глаза Гука наполняются волнением и округляются, становясь больше. В них бета может увидеть своё отображение. Такая реакция младшего была неожиданной. - Не сможет выносить. Риск слишком большой. Если сделать операцию раньше, то есть возможность спасти хоть кого-то. Потом может быть поздно. – Джоно поджимает губы, всматриваясь в одну точку перед собой. Выражение лиц у обоих такое, будто они скорбят об усопшем и надежды на лучшее уже давно нет. Чон садится на свою кровать, опираясь на подушку и закинув голову назад, смотрит на потолок. В палате давящая тишина, раньше она так не действовала на сознание, а лишь немного впускала слабый яд в кислород. Сейчас же молчать действительно больно. Две головы о чём-то усердно думают, не меняя эмоций, в принципе, не выражая их. Мыслительный процесс был прерван Чимином, вбежавшим в палату. Он как ошпаренный открыл перед собой дверь и заявился в царствие тишины, в котором лишь время от времени пищали больничные аппараты. Хоть двое человек в сознании, но они находятся в своих позах не шевелясь, не издавая ни звука. - Джоно, хорошо, что ты здесь, - Пак запыхавшись обращается к бете и достаёт из кармана наклейку с именем омеги, - следить за ним будешь постоянно, если куда-то уходишь - вызывай подмену, - голос уверенно продолжает разрывать тишину и бить по ушам ребят. Доктор приклеивает на подножье кровати липкий лист и приглаживает рукой. – Слышишь меня? – Чимин поворачивается телом к Джоно и заглядывает в ничего не выражающие глаза. Он на грани вспышки. Пак терпеть не может, когда его перебивают или не слушают, сам же этим часто занимается. После ответного кивка он продолжает возиться с наклейкой и наконец выпрямляется, поправляя рукава. Дыхание постепенно выравнивается, взгляд твердеет. – Сегодня он побудет в этой палате, но завтра нужно переместить пациента в родильное отделение. Чимин что-то продолжает говорить медбрату и уходит. После него лишь остался запах персика и мяты, плавно распространяющийся по палате. Чонгук собирается с силами и встаёт с кровати. Опираясь на незаменимые костыли, приближается к Джоно и становится рядом. Младший чуть нагибается в сторону лежащего и озвучивает информацию с наклейки. - Имя: Тэхён; фамилия: Ким; возраст: 18 полных лет; группа крови: АВ (4); неделя беременности: предположительно 32-33; наличие большого количества ссадин, анемия, подтекание околоплодных вод, угроза выкидыша, гипофункция щитовидной железы, заражение околоплодных вод, наличие в крови отравляющего вещества медленного действия.***
Хосок сидит в полумраке. Стены комнаты покрашены в тёмно-серый цвет от чего создаётся ощущение всепоглощающей темноты. У длинной стены стоит книжный шкаф, содержание которого Чон знает чуть ли не наизусть, он любитель чтения и может часами пропадать за увлекательной книгой, после чего готов с новыми силами издеваться над доверчивым народом. Генерал умело играет на два фронта: он – заядлый враг, он же – единственное спасение от этой напасти. Возле окна стоит рабочий стол и комфортное вращающееся кресло на колёсиках. В углу сияет тёплым светом торшер, разбавляя ночную пустоту приятным глазу свечением. В центре, напротив шкафа, находится громоздкий кожаный диван с кофейным столиком. Хосок не любит ходить далеко, он тут работает, бухает, убивает, по возможности ебётся, читает и даже смотрит телевизор, встроенный в книжный шкаф. Последнее случается намного реже остального, генералу армии страны новости приходят совсем другим путём. Раньше этот зомбоящик смотрел Тэхён, теперь его здесь нет и нет потребности в этой штуковине. Он разбавлял болезненное пребывание в этом доме передачами без особой смысловой нагрузки. Но и Киму это надоело. Спустя несколько лет он привык к такому отношению, вместо того чтобы сломаться и забиться в угол, он влюбился в своего хозяина. Омеге казалось, что так нормально и даже мыслей пожаловаться не было. Подросток был абсолютно слеп и не видел истинного вида вещей, его романтическое сознание сглаживало острые углы. Тэхён думал, что его тоже любят, но со временем пришло осознание, что это не так. Все те красочные картины, которые нарисовал в своей голове Ким моментально вспыхнули белым огнём. Взрослея здесь, омега хоть и понимал, что его не любят, но надеялся, что к нему также привязались, как и он сам. Чон важно откидывается на спинку стула и смотрит сквозь оконное стекло, он впервые за десять месяцев появился у себя дома, до этого его постоянно вызывали «важные» фронтовые дела. Он скитался от одной стороны ко второй, что похоже на игру в шахматы одного игрока, который пытается сделать игру более продолжительной, медленно нанося урон самому же себе. Альфа уже и забыл, что здесь можно делать. Обычно он быстро уезжал по делам, возвращаясь домой онемевшим от злости. В таком состоянии единственное чего ему хотелось – скинуть этот груз на кого-нибудь другого и эту роль мученика отлично играл Тэхён. Чон не просто вытрахивал дурь, а издевался: связывал омегу и оставлял себя ждать по несколько суток без еды и воды, чтобы тот умолял его лежа в луже из своей же мочи. В такие моменты Ким выглядел настолько жалко, насколько это в принципе возможно. Склонность к разным фетишам не чужда Хосоку, и он частенько пробовал новые практики именно на этой «шлюхе». Чон сам так называл его, потому что ничего не чувствовал к юноше, а просто развлекался, поэтому ему было легче избивать омегу до состояния, при котором младший не сможет даже стоять без сторонней помощи; пихать ему в задний проход всякие игрушки и оставлять их там на сутки, а то и более без возможности вынуть; заставлять омегу пить собственную мочу или подвешивать за ноги к потолку так чтобы рот был на уровне паха старшего; пичкать его сильными наркотиками, а потом наблюдать за ним, страдающим без дозы; оставлять мелкие порезы на левом плече омеги. Хосок даже не помнил почему именно левое плечо, он привык к этому за многие годы. Он проделывал много чего другого, но именно это было любимым изо всего списка развлечений. Ким попал к генералу в качестве подарка: один из солдат увёз с собой ароматного омегу из города, от которого осталось несколько полу уцелевших зданий, руины других помещений и пепелище в радиусе нескольких километров. Тэхёну тогда было двенадцать. Генерал несколько лет демонстративно использовал юного омегу как ароматизатор для своего дома, все приходящие гости были в шоке от такого ноу-хау и, сходя с ума, искали себе такие же игрушки. Нужно признаться, что круг общения Хосока оставляет желать лучшего. Для этих, жиром заплывших, миллионеров самое важное – они и больше ничего, а тут всего лишь какой-то ребёнок. Со временем запах вишни и сандалового дерева начал привлекать генерала не как часть создания уюта в доме. С тех пор Ким стал половым партнёром альфы. Поначалу старший не был настолько поехавшим и просто время от времени развлекался. Его чудаковатые предпочтения начали раскрываться после того, как один из любимых омег залетел. Хо избил его до смерти и приказал сжечь. Вероятно, он был уверен, что это не его ребёнок. Остаётся один вопрос: вот только от чего такая уверенность? Такая же ситуация приключилась снова, но в этот раз омега жив. Хосок узнал об беременности относительно поздно, его не волновало состояние игрушек и вспоминал он про них только во время секса, когда считал, что сегодня не то настроение и омега должен быть соответствующий или, когда пеклось и хотелось. Благодаря этому Тэхёну удалось избежать расправы. Прошло два часа. Хосок так и не сдвинулся со своего кресла. В его долговязой руке стопка с водкой, которую он попивает как минеральную воду. Медленно уплывая, сознание заставляло выплёвывать генерала нечленораздельные звуки. Опьянение резко ударило в голову и перед глазами расплылась картинка. Чону всё мало и мало, вот уже шестая стопка ушла без особых затруднений, а также без какой-либо закуски или любой другой жидкости с нулевой крепостью. Он жадно выпивал горящую воду и откидывал голову назад от чего земля кружилась и уносила его в другие миры. Трезвость давно улетучилась, на её место пришло долгожданное прояснение и расслабление, которого так не хватало. Хосок встаёт и спотыкается об собственную ногу. Альфа падает пластом на пол, ударяясь в него лицом. Из-за большой дозы алкоголя в крови, боль не ощущается стопроцентно, лишь мягкие её отголоски давали знать о случившемся. Пьяное тело перевернулось на спину и по правой щеке потекла тоненькая струйка багровой крови, разливаясь по коротковорсному ковру и впитываясь в него. Чон привстал, опираясь на ослабшие руки, своей правой попытался избавиться от странного ощущения на лице. Протянув кисть руки перед собой увидел пятна крови и лишь тогда дошло, что случилось. Затуманенное сознание не спешило звать на помощь. Генерал потянулся за недопитой бутылкой водки, стоящей на рабочем столе. Попытка не увенчалась успехом: часть жидкости вылилась. И без этого плохо работающий разум повёл своего хозяина худшим путем: он начал слизывать то, что разлилось, остальное влил в себя за один раз. Хмельное тело полностью отдалось сорокаградусной жидкости и попыталось направиться в сторону двери. После того как Хо разбил бутылку, к нему вбежал охранник и попытался поднять генерала, тот лишь отказывался от предложенной помощи. Альфа из охраны понимал, что лучше всё-таки уложить Чона, но старший влепил ему пощёчину своей тяжелой рукой. Инсон почувствовал, как по губе потекла кровь и прикусил её, высасывая алую жидкость из образовавшееся раны. Альфа продолжает выполнять свою работу, а такие пощёчины не помеха, они участились, как и разгульство Хосока после беременности первого любимчика. В какой-то момент Чон полностью расслабился и позволил его донести до дивана, он закрыл глаза и отдался ощущениям. Голова кружилась с неведомой скоростью, казалось, что его заперли на центрифуге, но наделе старший просто лежал на месте и не двигался. Альфа отпустил отбитое горлышко бутылки, и оно упало возле ножки столика. - Позови Тэхёна! – из пьяного рта впервые за последние несколько часов вылетело что-то разборчивое. Голос Хосока глубокий и запоминающийся, после выпивки в нём проявляется приятная хрипотца. - Вы его отправили… - не успел договорить Им Инсон как его перебили. Альфа не сменился в лице, а просто начал вслушиваться в пьяные бредни генерала. - Ты совсем умом тронулся?! Куда отправили? – Хосок опять предпринял попытку встать, но Инсон остановил его. Охранник выпрямился и ожидает следующей выходки. – Что ты несёшь? – Чон ухватился за его колено и потянул на себя. Им не реагирует никак, только подходит к дивану ближе. Хосок притянул ногу младшего ближе и стал внюхиваться в запах исходящий от тёмных карго, он жадно вбирает аромат и опускает усталые веки. - Так вот ты где, малыш. – На лице Хосока появилась искренняя улыбка он потянулся за рукой младшего, но ничего не получилось. Им немного опешил, неужели он не видит, что перед ним не Ким, не его шлюха? - Генерал Чон, это не Тэхён. Я - Им Инсон, ваш охранник. – В твёрдом голосе проступила неуверенность. Второй лишь ухватился свободной рукой за горлышко бутылки и вонзил его в бедро младшему, от чего тот немного согнулся. Даже в алкогольном опьянении Хосок способен отлично отбиваться, если ситуация потребует того. Альфа вынул своё «оружие» и ударил им в горло младшему. Первый удар, второй, третий. Инсон и так был без выбора, его жизнью полностью управляли и распоряжались в чужих интересах. Даже сейчас у него нет права голоса, если генерал захочет его убить – он это сделает, защищаться ему просто нельзя. Загорелая кожа шеи Има пестрит множественными ранениями, из которых льётся кровь. Он не двигается, не пытается защититься, он – расходный материал, и его задача делать всё, что взбредёт генералу и терпеть все его выходки. Инсон не первый охранник, терпевший покушение от Хосока, таких было довольно много. Из всех историй понятно одно – никто не может быть незаменимым. Каким бы ты не был профессионалом в своей сфере, тебя будет оценивать старый хряк с прослойкой жира и денег под обвисшей кожей. От этого не убежать. По кожаному дивану ритмично бьют капельки крови. Теряя её, сознание мутнеет и отдаляется от усталого тела. Им также стоит в полусогнутом положении и смотрит себе под ноги, ожидая своей смерти. Нет, он не настолько предан, чтобы быть готовым отдать за этого альфу свою жизнь, он скорее готов отдать её из-за него. Каждый день наполнен издевательствами, чувство ненужности собирается комком в горле и не спешит оседать. Хосок звереет и набирает темп, он бьёт так, будто в его душе скопилось слишком много всего и теперь он может выплеснуть всю желчь из своего организма посредством убийств. Инсон падает на пол. Он ещё не умер, но уже потерял сознание. Ещё немного крови вытечет, и он покинет этот мир, ещё немного времени, и он сам бы сотворил с собой такое, после чего о нём бы говорили в прошлом времени. Судьба или нет, неизвестно, но точно ясно, что парень был на исходе, а эта выходка лишь ускорила неизбежные события. Генерал весь покраснел, в его венах течёт уже не кровь и алкоголь, а чистая, без примесей ярость, которая откуда не возьмись заставила изрешетить горло охранника. От этого чувства он немного отрезвел и теперь может самостоятельно встать. Чон сползает на пол к уже мёртвому Иму, хватается за верх его футболки и трясёт со всей силы. Обратной реакции нет и уже не будет. Вдруг Хосоку становится жаль этого альфу и по грязному лицу текут слёзы. Он мерзкий: разбитый нос из которого до сих пор немного идёт кровь, слёзы вперемешку с пылью и гадское выражение лица. Грехи мольбой не смыть. Процесс гниения начался и его не остановить, особенно, если это душа. У генерала окончательно едет крыша, он склоняется к шее трупа и пьёт тёплую густую кровь так, что захлёбывается. Он пальцами проникает в рану и раздирает её, делая ещё больше, оттуда плотным потоком идёт кровь растекаясь по рукам, капая с оголённых острых локтей на пол, где ещё раньше расплылись красные лужи. Хосок снова и снова пихает руку в рану, до тех пор, пока не схватился за трахею. Он с хрустом выдирает её, вытаскивая наружу. Немного успокаиваясь альфа отстраняется и осматривает орган. Он поворачивается лицом к телу и в его глазах что-то поблёскивает, скорее всего, безумие. Лицо Чона одичавшее, всё в крови и повреждениях. Эмоции прочитать невозможно, они поддаются развитой ветке организмов, альфа же откинулся далеко назад, ок как зверь, ему мало. Он сидит, оперившись спиной на диван, прежде белая рубашка пестрит яркими пятнами, классические прямые брюки были бы алого цвета, если бы кровь могла перебить чёрный, а лаковые туфли поблёскивали каплями ещё тёплой чужой крови. Хосок был на собрании таких же напыщенных ублюдков, где каждый приходит одетый как с иголочки. Важно оставить отличное впечатление, а какие скелеты прячутся в шкафу за этими дорогими тряпками им одним известно. По комнате разливается хосоков смех, он ужасный, пугающий, вводящий в ступор, нагоняющий панику. Если бы по тому как человек смеётся можно было охарактеризовать убийцу, то Чону давно было бы место за решёткой. Где-то глубоко в душе, если она у Хосока имеется, вспыхивает новое желание. Механизм передал его мозгу, а тот одобрил. Зверь на четвереньках ползёт к жертве и возвышается над ним. Опьянелый ум обманывает и заставляет поверить в то, что в комнате пахнет сандаловым деревом и вишней. Генерал пробивает очередное дно, оттуда выбраться невозможно.