Oh, don’t ask why

Под мысленный лозунг, так быстро допустимый и делающий все чуточку легче «Да пошло оно все нахуй», Барбара выудила гитару и валяющуюся в углу на глоток початую бутылку джина, собираясь изучить и проникнуться атмосферой самого роскошного уголка Оверлука, возомнив себя частью богемы, что жила здесь когда-то, пользуясь безнаказанностью отсутствия свидетелей. Кричи, беснуйся, расскажи этим пилястрам все, они поддержат. Высокие, струящиеся к розово-золотому потолку ниши тонули с мягком, насыщенном свете, удержав на мгновение эхо звенящего хрусталя, рокот толпы и мягкого джаза, словно целое торжество растаяло в несуществующей пыли за один короткий шаг Барбары в зал, уставленный столами и софами, но так, чтобы не мешать уже, казалось, канувшим гостям танцевать перед сценой в глубине, похожей на алтарь все ценностей эпохи арт-деко – нет ничего лучше эйфории, музыки и минутного ухаживания незнакомца, у дяди которого целое состояние и он обязательно, после второй партии чарльстона, женится на тебе. Яркая осветительная панорама у барной стойки немо жгла взгляд, освещая голые полки, когда-то ломящиеся от контрабандного алкоголя. Два удлинителя, пол часа горящего паяльника, и приглашай хоть Пинк Флойд, эта акустика стоила того, как дрогнуло стекло и что-то, будто сердце, тяжело бухнуло где-то в глубине, за пределами зрения, на уровне фибр. Барбара низко опустила голову, перебирая случайные пентатоники по грифу, выбирая, какая частота сейчас уместна – низкая, расслабленная, визжащая, дрожащая, мягкая, прогибающаяся как вожделенная женщина, волновая, форсирующая один звук, заставляя выть, как прибывающий локомотив. Неведомая сила унесла ее пальцы повыше, вылилась в вступление Strange Brew, от громкого дыхания забурлевшее, помешивающее мелодию, подобно ее содержанию. ~ Странное варево убивает то, что внутри тебя, Она ведьма в электрической синеве, В ее собственном безумном разуме она влюблена в тебя. В тебя. Что же ты делаешь сейчас? Странное варево убивает то, что внутри тебя, Она демон в латунной трубе, Если не будешь осторожен, она прилипнет к тебе. К тебе. Какой же ты дурак ~ Полностью отдавшись очень непростому вальсированию строк и нетерпеливых, одновременно с этим дразнящих выдержку тактов Барбара лишь украдкой уловила, будто рядом забил вторящий ритм, громче, чем та скупая поддержка, которую она включила фоном для настроя, как если бы кто-то вышел из зала, сел к ней на сцену и подыграл, она почти поверила в это. Она захотела быть услышанной. Собственная гитара, казалось, выдернула ее из забытья, капризно одернув струну по придерживающим пальцам, посчитав, что пора бы отпустить заарканенную ноту с непозволительно высокого тона, рассекая костяшки и ходящие над ними суставы, тонко, но с нажимом и глубоко, заставляя выронить инструмент с механическим протяжным гулом усилителя и... Хлопками. У стойки возникло двое – невозмутимо спокойный, под стать предмету декора бармен в окружении переливающихся цветных бутылок за спиной и аплодирующий мужчина по другую сторону, с широко раздвинутыми ногами, вальяжно свистящий и улыбающийся так, как немногим позволяла анатомия. «Браво! Чтоб Клэптон сдох, мать его, после такого очаровательного исполнения! Хэй, Ллойд, как тебе это нравится?», — громко, ехидно, как его улыбка подал голос он, чуть поворачиваясь к бармену, натирающему квадратные стаканы. «Прекрасно, сэр», — туго, немного загробно, но услужливо отозвался Ллойд, что было не так слышно. «Не будем вызывать ее на бис, производственная травма, — переставая хлопать откинулся назад незнакомец, — Прошу сюда, мисс, выпейте что-нибудь», — он раскидисто поманил пристально смотрящую на них Барбару, удерживающую руку в другой. Они не могли прийти сюда без ее ведома, – будто всегда там были, или, судя по антуражу, минимум пол века, в ее голове не нашлось ничего рациональнее версии, что джин отрубил ее где-нибудь, в противном случае, отравил; грешить на сумасшествие не было смысла, впрочем, как и не было времени решать, что происходит. Поддаваться панике рано, пусть и в первые мгновения очень хотелось. «Спасибо, у меня все есть», — с сомнением ответила Барбара, отворачиваясь, беспокойно вертя головой и хватаясь за горлышко прозрачной бутылки, решаясь сойти с подиума и подойти к ним. Слишком осмысленно, несмотря на возникающие абсурдно-бытовые явления проходило ее пребывание в Оверлуке, чтобы игнорировать вполне материальные образы неизвестного происхождения. Дом с привидениями, извольте, глупо было надеяться на их отсутствие в таком месте. Благо, Барбару в силу ее внутренних рвений было нетрудно так сбить с толку. Иначе, если это не взаправду, оно не навредит, – попросту обойтись без конфронтации, это все. «Ну же, не отказывай так сразу, старина Ллойд лучший бармен, которого ты могла бы встретить во всех близлежащих штатах, верно, Ллойд?», — в очевидно приподнятом настроении, на грани срыва, не сказать, что агрессивного, скорее пытающегося заразить, расположить произнес мужчина, стуча по сидению рядом с собой, куда настороженно опустилась Барбара, предварительно глотнув джина. «Как скажете, сэр». Вблизи он казался несколько старше, особенно от затертого теплого освещения, исполосованный мимическими и возрастными морщинками невероятно живого лица, такого подвижного и артистичного, каких она прежде не видела, длинные по бокам волосы и винтажная одежда в истинно-маскулинном колорите поздних семидесятых делали его вычурнее того, к кому привык глаз, но таким подходящим к обстановке отеля. Так или иначе, даже за несколько секунд от него повеяло угрозой – не той, от которой бежишь, скорее решительной, устаревшей, вкупе с его хищными, пусть несколько затуманенными неизвестно отчего глазами это животно подкупало, как когда разум кричал тактично сдавать назад, несогласный с размякшим телом. Барбара была уверена, что такие уже вымерли. Как ни иронично, она оказалась в чем-то права. «Я не сплю», — не то спрашивала, не то утверждала она, тяжело облокачиваясь на стойку и оставляя разводы от набухшей царапины, отнимая руки и бубня извинения; Ллойд, утешительно кивнув, мгновенно протер следы. «Ущипни себя, — заостренные брови взмыли вверх, проступила широкая усмешка, — хочешь, я тебя ущипну?... — мужчина выудил большой белый платок из внутреннего кармана бардового бомбера, взмахнув им и по-хозяйски, однако все же вкрадчиво беря Мелевски за скованную руку, промокая ее – ткань мгновенно вобрала в себя багровые пятна. Подцепив свой закругленный низкий стакан с виски, он, отнеся женскую руку подальше от стойки, вылил немного, заставив девушку зашипеть, — Тише, рок-звезда, — причитающе цокнув протянул он, подув на тыльную сторону руки, так близко, почти целуя. Теплые ладони с длинными, крепкими пальцами, теплое дыхание, орошенное алкоголем, сигаретами и чем-то морозным, призрачным дуновением прошедшей десятилетия назад зимы, пробудившее неуместные детские воспоминания. — Какие прелестные ручки, явно не для того, чтобы истязать их таким грубым инструментом. Пробовала пианино, а? Подойдет тебе лучше», — он вновь замотал кисть руки платком, отпустив. «Спасибо», — зажимая ладонь между бледных коленей по возможности благодарно кивнула Барбара. «Что будешь пить, куколка?». «Как я и сказала, — исчерпывающе продемонстрировала бутылку она, на что тот впечатленно присвистнул. — К тому же, здесь мне даже ломтик лимона не по карману». «Бред собачий, об этом не идет и речи, плачу я, — вскинулся мужчина, невольно наваливаясь широкой грудью на стойку. — Мой кредит выдержит еще пару коктейлей даме?» — недвусмысленно подмигнул бармену он, жестом провоцируя на действия. «Конечно, мистер Торренс. Что желает мисс?», — у Ллойда был очень тяжелый, безжизненный взгляд, от которого даже слегка разморенная толикой джина Барбара будто осела ниже, суетливо думая, бегая взглядом по ассортименту. «Белый русский. Больше водки. Не жирное молоко – сливки. И если есть десертная вишня – не пожалейте», — четко распорядилась Барбара, не сдержав улыбки от того, как ее собеседник победно хохотнул. «Вот это разговор! Милая мисс знает, чего хочет!». «Сию минуту». «Мистер Торренс – а как дальше?», — развернулась к мужчине Мелевски, скрещивая ноги и выкладывая сигареты на стойку: перед ними тут же зазвенела пепельница. «А ты не знаешь? — нахмурился он, кривя рот. — Конечно, ты не из тех, кто лазит по эксцентричным заброшкам вроде этой в надежде поглазеть на персонажей легенд, которые тут полегли. Зови меня Джек. Хотя мне так нравится, как ты произносишь «мистер Торренс», сразу чувствую себя важным, — экспрессивно представился Джек, салютуя ей стаканом. Барбаре тут же подали ее Белого русского с тремя розовеющими вишнями в мутновато белом полу-прозрачном стакане. — Чин-чин», — он осушил свою порцию, чокнувшись с девушкой, и стоило стакану приземлиться, как Ллойд педантично налил ему еще. По его манере речи было слышно, что он давно ни с кем не говорил, наигранность отдавала чувством, что он говорил скорее сам с собой, и даже его невольный спутник за стойкой был не более чем плодом воображения. Джек тоже так думал когда-то. «Я Барбара. Мелевски, — ощутив ненужное добавление фамилии замялась девушка, тут же, после пары глотков, просияв и обратившись к бармену. — Мистер Торренс не соврал, господин Ллойд, это и вправду лучшее, что я когда-либо пила». «Я польщен, мисс Мелевски, спасибо». «Ты, к слову, заняла мое место, Бабс. Я ведь могу называть тебя так? — деловито вернул к себе женское внимание Джек, бренча подтаявшим льдом в стакане. — Тонкий экран с клавиатурой, куда ты часами пялишься, вот что там сейчас стоит». После всех этих «куколок» и «милых», пожалуй, можешь, подумала про себя она, параллельно задумываясь над сказанным, чувствуя вязкое тепло в груди и конечностях, подогнанное крепким алкоголем и безапелляционным, настойчивым взглядом со стороны. «Так, это Ваша машинка?», — сообразила вдруг Барбара, выуживая наконец забытую сигарету и прикуривая. Торренс галантно проигнорировал обилие женских сигарет и достал свои – те самые, бычки от которых она застала на столе по прибытии. «Когда-то была моей». Он не знал, что такое ноутбук, отметилось очередной причиной для подавленной тревоги об игре в пользу уже косвенно упомянутых мертвецах, что не без помощи легкого опьянения работало больше в пользу любознательности и интриги, чем страха, в конце концов, Джек был привлекательным, забытым историей типом, более того, после каждого глотка становившийся более притягательным отчасти по той причине, что не выкладывал все карты, только по требованию. «Простите, я не знала». «Эта рухлядь там вечность, мне же нужно где-то работать — согласился, поощряя ее раскаяние отмахнулся Джек. — Так, а чем ты занимаешься?». «Я... учусь на режиссера. Пока что изучаю пространство», — без лишних подробностей пояснила Барбара, с удовольствием поглощая неестественно красную вишню, замечая, как плотоядно он смотрит за этим, совсем неприкрыто, похабно, как в тех старых порнографических фильмах, откуда он, по ощущениям, и выполз. «Всегда был неравнодушен к дамам из сферы искусства. Я сам своего рода писатель», — приосанился Джек, что показалось Мелевски столь комичным, что она решила, скрывая невольную издевку, уточнить: «Правда? Что написали? Я могла что-то из этого прочитать?». Торренс заметно помрачнел, опуская глаза и задумчиво осушая бокал, немигающим взглядом проходясь вокруг и снова возвращаясь к Барбаре, отметив, что она не виновата в этом вопросе, и не было смысла выпускать задетые чувства наружу. «Это хорошая песня, та, что ты играла, — внезапно треснула образовавшаяся пауза, мужчина вольно напел мотив, заставляя девушку понимающе нахмуриться. — Лучше того, что ты слушала вчера, и что играет сейчас. Хотя надо признать, тексты очень заманчивые», — намекая на редкие звучания исполнительниц вроде Карди Би и ей подобных, добавил он, заставляя девушку вдуматься в зачастую игнорируемые слова в песнях и закатить глаза, она достаточно выпила, чтобы смущаться, особенно с тем, кто так нарочито подбивал к ней клинья. «Времена хороших текстов прошли. Я скорее приверженец песен, которые я играю, нежели тех, которые иногда слушаю. Так что соглашусь». Джек, кинув короткий взгляд на ее руку, деликатно подал голос, выдыхая при этом кислый дым: «Болит?». «Уже не очень». «У меня есть такой же, потрясающее совпадение, — Торренс вытянул перед ней ладонь левой руки с тонкой полосой поперек, заодно проверяя, осмелится ли она снова до него дотронуться: женские пальцы чуть приблизились, но не до конца. Ладно, сегодня он у руля. — Моя чертова жена. Та еще сучка, благо, силенок не хватило пырнуть глубже». «Она ебнутая, или было за что?», — позволила себе радикально-вызывающий прямой вопрос Барбара, кивая на немое предложение от терпеливого Ллойда выпить еще. Она успела смириться с перспективой накидаться здесь, в компании очевидно тревожного человека, застрявшего между жизнью и смертью, ей виделось это единственно правильным вариантом обезопасить себя, если есть от чего. Барбара украдкой заметила, что у него разбита голова – немного, у линии редеющих каштановых волос, будто недавно. Вписался ли он в угол, или же кто-то отбился, решать не хотелось, был риск выказать испуг, судя по поведению Джека это закончится печально, слишком полярно кипящий темперамент штормило на его лице. «А ты мне нравишься, Бабс, — едко, с удовлетворением хохотнув потряс пальцем Торренс. — Скажем так, и то и другое, — выпивка в очередной раз закончилась, девушка даже не попыталась считать, сколько наполнилось стаканов за то недолгое время, что она сидела здесь, так или иначе, возрастающий невыносимо неспешно накал сгущал его, без надежды отмерить минуты, а, может, и часы. — Покажи мне путь до следующего виски-бара», — себе под нос глухо протянул он, лениво поведя головой и бестолково постучав стаканом. Таково было его проклятье – пей днями, пей ночами, ты всегда будешь недостаточно пьян, лишь около того, в дюйме от желанного совершенства, ты просто в западне. «Не спрашивай, зачем, — довольно находчиво продолжила Барбара, поднимаясь с места и пятясь назад. — Хотите ее послушать?». «И если мы не найдем следующий виски-бар...», — согласно кивнул Джек, искренне воодушевляясь ее покуда необъяснимой энергетикой и настроем; если до сих пор она пахла необременительностью, простым существом, которого будет интересно загнать в угол только на несколько минут, то сейчас, выдавая свой интерес, она годилась для большего – пытливого высматривания, томительного ожидания, когда ее бдительность увянет, и не без наслаждения. Она любит слушать, любит болтать, и если еще более основополагающие интересы у них сегодня сойдутся, то она точно протянет здесь дольше. «Скажу тебе, мы все должны будем умереть», — Барбара поменяла ход песен, находя нужную и похожие на нее, про себя отмечая, как они в этом не нуждались, и без того зная слова, стягивая начавший колоться и разогревать до предела свитер, оставаясь в майке без рукавов. «Кажется, здесь становится жарко, а? — игриво прокомментировал Торренс как только она подошла, не спешившая усаживаться обратно. По его скромным подсчетам, еще один светский вопрос, и можно будет переходить на другой уровень тесноты, чего, судя по выражению женских глаз, она более чем ждет. — Образованная сногсшибательная засранка, уверен, знающая отличия между строчками Брехта и Дорз, неудивительно, что ты в сфере искусства. Что там сейчас происходит?», — он взял ее за вытянувшуюся руку, следя, что она будет делать: отпустит, потянет, даст потереться о запястье. Черт, как давно здесь не было людей. «Много всего, пытающегося опередить свое время. Но я обращаюсь к прошлому, поэтому я здесь. Вы, как писатель, тоже, очевидно, оценили красоту этого места», — Барбара, пригубив коктейль, все еще стояла, не отпуская мужскую ладонь, чувствуя, как пальцы крепче держатся за нее, на низком старте, чтобы подняться выше. По неопределенной позе напоминало попытку пригласить на танец, похожие на те, когда Джек был моложе. Что за ночь. Торренс слез со стула, прильнув к девушке всем телом, ослабляя хватку и предлагая держаться за него так, как ей было угодно, опять же, в качестве проверки. Барбара вытянула руки на его широких, пологих плечах, непроизвольно задерживая дыхание как только обе ладони почти полностью обхватили талию, впрочем, не задерживаясь на ней надолго, проходясь по позвонкам, будто пытаясь залезть кончиками пальцев под лопатки и мучительно медленно, под стать ее пластике покачивая в ленивом танце. «Я приехал сюда не за красотой – как бывший преподаватель и начинающий смотритель, — не оставляя девушку без ответа, пока ему не надоело, негромко рассказал Джек, наигранно предостерегающе уставившись на Мелевски, — Осторожно, не дебоширь здесь, а то мне придется наказать тебя, — девушка выгнулась, стоило ему зарыться в ее волосы носом, уколов лоб небольшой щетиной, на сильном контрасте с теплыми, суховатыми губами. Не то что бы она хотела его остановить, за этим легковесным, вкрадчивым мычанием на ухо о луне Алабамы не было чего-то внушающего страх, лишь вожделение, заставляя украдкой представить, как из его уст, с таким голосом, звучат все те грязные разговоры, что буквально сочились под кожей. Пьяный, шовинистский, озабоченный до чертей призрак, таких еще поискать. — Тебе нравится?», — риторически, почти формально спросил он, давно наминая ее за бедра, уже не помня, какие обычно ему нравятся, чересчур увлекаясь. «Вы не первый преподаватель средних лет, лапающий меня за задницу», — снисходительно откликнулась Барбара на выдохе, будто подстегивая его биением своего сердца, взволнованная подступившим жаром. Уверенность, собственничество, на грани с голодом очень выгодно сказывались на движениях, Джек, вопреки всему, очень мастеровито находил темп и места, где коснуться, с чем было глупо не соглашаться. «Так, значит, мне попалась очень опытная студентка», — отпрянул Торренс, взглянув на девушку не без тени напускной гордости, мол, ему повезло. «Совсем нет. Вашей жене нет нужды беспокоиться», — сделала последний укол в адрес неверности Мелевски, кристально ясно разглядев этот тип с самого начала – такие либо колотят жен, либо, что хуже, ни во что их не ставят по индивидуальным причинам. Впрочем, по Джеку было видно, что некая доля провокации его только заводит. «О, куколка, я сделал все, чтобы вы не встретились. Почти все, не верь грязным слухам, — заигрывающе поддержал Джек, наклонившись к уже сопящей девушке, тягуче, как патока, улыбаясь увиденному: румянец от алкоголя выгодно скрывал распаленность от одной лишь его интонации, в свою очередь утомленные глаза не знали тревоги, не то что ужаса, — Поразительно, ты ведь совсем меня не боишься», — испытывающе, не моргая уставился так близко он. «А стоит?», — облизала губы от уходящего кислорода она. «Еще как». «Вы же... здесь не один? — после недолгой паузы, несмотря на нарастающие ласки осторожно спросила Барбара в попытке хоть что-то прояснить, пусть и чувствовала, что напрасно – уже какое-то время об край ее бедра терся подступающий стояк, разговоры давно должны были сойти на «нет», — Мне кажется, я слышала голоса» «Временами здесь очень людно. Точнее, призрачно», — раскатисто рассмеялся Джек, еще не исчерпавший возможность поиздеваться над девушкой. «Мистер Торренс, как давно Вы здесь?», — Барбара, увлекая мужчину обратно к стойке, мягко отпрянув, надеясь не разозлить его, осела на краешек стула, как если бы устала, на что Джек, уперев руки в талию, с хриплым рычанием выдохнул, закатив глаза. «Допрос? А ты любопытная штучка... — Торренс, поведя бровями, небрежно погладил ее ногу, тоже присаживаясь и пододвигая ее бутылку джина с характерным звенящим звуком. — Слишком давно, чтобы игнорировать твое присутствие», — заметив взятую в рот сигарету, он взял крайний виток своего терпения, чересчур картинно, как местные аристократы, прикуривая ей от спички. «Вы следили за мной?». «Я ведь ебучий смотритель. Это моя работа, — как самое очевидное замечание, звучащее как приговор произнес Торренс, разливая джин по появившимся чистым стаканам. — Подглядывал ли я за тобой в душе или во время переодевания? Нет. А мог бы, — пародийная экспрессия перешла в прежний, на низких частотах пылкий, соблазняющий монолог, — Но то, как ты скрупулёзно лазаешь тут по углам с карандашом и рулеткой, плутаешь, ведомая этими чертовыми коврами, кошмар эпилептика, делаешь все, чтобы не слышать своих мыслей, сходишь с ума от одиночества, вычленяя любимые строчки из этих стенаний про больную любовь и зависимость, это так... Трогательно», — дал он неожиданное определение, глухо усмехаясь. Барбара снова предельно внимательно рассмотрела его, не одергивая ног, которые, судя по настойчивым ласкам, явно ему приглянулись, не отворачиваясь, что нетрезвому уму покажется любованием, видя предательски очевидный ответ на его проницательность и нездоровое увлечение, с которым Джек разговаривал – он заперт здесь очень давно, и, возможно, жива она сейчас только благодаря тому, что ему страсть как хочется отыметь ее. Ни одна красотка ушедшей эпохи, что воркует здесь иногда, не заменит своей тенью существо, в котором теплится страх, и вовсе не перед привидениями – лишь перед тишиной. «Какой сейчас год?», — сипло от очередной горчащей порции джина, закуренного сигаретой спросила она, не отводя глаз, не нарушая правил игры. «Это ты мне скажи, дорогуша, — нервно улыбнулся он, от зубов так и отскочило это жутковатое «дорогуша», мужская рука сжалась на выпирающей тазовой кости, вынуждая ее поерзать. — Все-то тебе нужно знать. Не пикантнее ли остаться незнакомцами в этом чертовом виски-баре с самым, блять, учтивым барменом в мире, которые просто прислушиваются к инстинкту?». «Это было бы уместно, будь этот бар полон людей, а так у нас просто нет выбора, — понуро, с дрогнувшей губой, мысленно отвлекаясь на неожиданное пьяное умозаключение, пронизанное юношеской неуверенностью сказала Мелевски. — Я не тот долгожданный вариант, найденный в толпе на охоте, никогда не была». «У меня своя охота, — оправил рыжие волосы девушки, слегка коснувшись шеи Джек, — Не выбрав я тебя, ты бы покинула отель в ту же ночь, как переступила порог. Вперед этими чудными ножками, — несильно шлепнул ее он, допив пустивший еловые искорки во рту джин. — Ты такая непристойная. Поверь, я разбираюсь в женщинах, на фоне неудачного брака понимаешь, сколько роскоши ты упустил, — проводя по линии челюсти, оглаживая нижнюю губу, говорил мужчина, определенно зная, что девушка хочет слышать в такой ситуации, как немного им нужно, чтобы сдаться. — И будь я проклят, – знаю, как хочется подъебать «Ты уже, Джек!», — вновь воодушевился как в дешевой рекламе Торренс, — но это чертовски хорошие новости, что старый-добрый Я даже после смерти увидел что-то получше долговязой истеричной сучки, которая, видит Бог, последнее, что меня волновало перед встречей с небесной канцелярией. Впрочем, они меня так и не приняли, «мы вам перезвоним», вот и зависаю здесь», — Джек, выдохнув запал, облокотился на угол, задумчиво приоткрыв рот и уставившись на неизвестно чему ухмыльнувшуюся разморенную девушку. «Жизнь полна неверных решений и разочарований. И, кажется, смерть отведена на то, чтобы обдумывать это, — размыто начала Мелевски, чуть наклонившись вперед, — но мне повезло, — она отзеркалила его положение согнутой руки, будто они обсуждали здесь какую-то сомнительную сделку, — ведь помимо замысловатого декора и ведущих неведомо куда дверей я нашла эти глаза, — показала перед его приятно недоуменным лицом Барбара, — недооцененные, озлобленные и чертовски красивые. А я люблю подобные находки. И у меня, возможно легкие проблемы с отцом». «Куколка, к этим глазам прилагается много чего еще», — грязно ухмыльнувшись, тихо пробасил он, приопуская глаза и увлекая ее в настойчивый поцелуй, никак не разродившийся до сих пор, и он не жалеет об этом. «Папочка позаботится о тебе». Хотелось бы сказать, что все вокруг перестало существовать, но что должно произойти, когда ничего не было? Невымещенные фантазии, которым Барбара так охотно отвечала, сочились из каждого содрогания, омывая стойку, на которой девушка уже возлежала, давая поливать обнаженный живот и грудь алкоголем, давая мужчине совместить единственную страсть в его уже загробной жизни – женское податливое тело, с которого можно пить в забытье, гоготать как сатана и стонать от своего приобретения. Он неспешно передвигался, поднимаясь выше, находя рот для очередного орошенного джином поцелуя, продолжая настойчиво елозить ладонью между ног, сжимая кожу до тянущих отметин, так томяще, так жестоко, как ни позволил бы себе никто из ныне живущих. И снова ирония, затуманенно подумала она, в очередной раз глотая стон, чувствуя, как нетерпеливо стягиваются шорты, путая нарастающее эхо с собственным дыханием и сладкими для него мольбами. Открыв глаза, Барбара застала толпу нарядных, сошедших с фотографий мужчин и женщин, равномерно заполонивших пространство бального зала, раскованнее и насыщеннее, чем в ее любимых немых фильмах. От неожиданности она не смогла пошевелиться, пораженно хмурясь и беспомощно оборачиваясь на усевшегося на уровне ее ребер Торренса, несмотря на почти нисходящую улыбку, не подающего вида, что это неестественно. «Простите», — аккуратно миновал женскую лодыжку и вздернувшуюся коленку подошедший официант с подносом пустых бокалов из-под шампанского, будто она прозрачная или, как минимум, не возмутительная. «Говорю же, здесь бывает шумно, — облизав свои пальцы произнес Джек, наслаждаясь ее замешательством, залезая под кромку синтетического кружева, от прикосновений которого уже кружилась голова. — Несмотря на то, что я поклонник секса в общественных местах, я не требую этого от тебя. По крайней мере, не сейчас». «Удивительно, ведь я жутко пьяна, и ты мог мы меня уговорить, — ощутив полную безнаказанность, не чураясь взглядов неприступно холодных сверкающих барышень и кавалеров, Мелевски села на стойку, собираясь слезть, и все же слегка дразнясь, свешивая ноги по обе стороны от плеч Джека, на что тот выжидающе, рефлекторно поднял руки от ляжек выше, теперь меняя положение и смотря на нее снизу вверх. — Хотя это может идти вразрез с твоими обязанностями смотрителя». «Ты реально что-то, дорогуша, — помотал головой Джек, прижимаясь теснее к животу, обнимая талию и поддерживая за поддавшиеся вперед бедра. — А говорила, неопытная». «Неопытность не означает стеснительность». «Очень на это надеюсь, — оставив поцелуй где-то сбоку, ведомый за женской рукой, машинально пригладившей его волосы, Торренс перегнулся через нее по левую сторону, обращаясь к уже занятому бармену, — Ллойд, старик, я отведу леди в ее номер, она немного перебрала, и совсем не соответствует дресс-коду, я не могу этого допустить. Не будешь скучать здесь без нас?». «Постараюсь, сэр. Спокойной ночи». Стащив девушку со стойки, закидывая себе на плечо, он удержался от шлепка по заднице, пока не вышел из зала под уже давно неслышимые в его адрес активные перешёптывания местных сливок общества – как бы там ни было, для них он останется лучшим смотрителем –, не рассчитывая, что удержится его ноша – он аж подскочил от звонкого шлепка. «Я знаю, ты хотел это сделать», — послышалось от девушки снизу. «За мной не заржавеет, — подавляя восторг, клацнул зубами Торренс, — и, как я посмотрю, за тобой тоже». К крикам в Оверлуке относились с пониманием и даже уважением, никто не мог вспомнить, отчего раздавался тот или иной, слишком многих он прятал в себе, Оверлук напитывал даже скулёж, любой шепот, и не было для нее более отрады, чем человеческое падение по вине одного из его созданий, пусть недолгое, пусть на ночь или одно мгновение, ты заплатишь эту цену, даже если она тебе не по карману. Никакие тревожные сообщения от подруги, распирающие телефон, не были увидены вовремя – выжившие мать и сын, примчавшиеся в панике в город, чудом спаслись от отца семейства, гоняющего их по всему отелю топором, должно быть, это остановило бы ее, однако нельзя вразумить уже пропащего, соблазненного своими до одури примитивными скрытыми фантазиями, выдаваемыми за долгожданное, вдохновляющее впечатление. Она снимет свой фильм, а может, поставит спектакль, который никто по ту сторону не увидит. Она снискала других зрителей.