Не место для бабочек III: Клинок доблести

— Проверьте, что там происходит! — хриплый писк бабау привлекает внимание Арушалай. Она понимает, что пол холодный, что в казематах очень темно, а парень из соседей камеры снова уснул и всхлипывает во власти очередного кошмара. Состояние, близкое к медитации, заменяющее полноценный сон — без сновидений, без грез и иллюзий, но и без кошмаров. Наверное, стоит считать это везением, но Арушалай хотела бы увидеть хоть какой-нибудь сон, прежде чем… — Ты! — лысая голова бабау приникает к решетке. Отблеск факела освещает его уродливую морду. — Арушалай… Это ведь ты их привела? Арушалай закрывает глаза, вспоминает песнь, подаренную ей Дезной и негромко, себе под нос, тянет несколько простых нот. Бабау кричит что-то еще, истерично, бесполезно — кажется, угрожает ей всеми карами и напастями, какие может вспомнить. Но это не пугает — простые ноты увлекают Арушалай туда, где нет совсем ничего. Ни несчастного парня из соседней камеры, ни орущего лысого бабау, ни крестоносцев, которые неизбежно скоро ворвутся сюда и прекратят ее бесполезный дозор. Она следила за демонами слишком долго и слишком легко попалась… Это не может хорошо закончиться. С собственной природой нельзя спорить, и крестоносцы будут правы, когда снесут ей голову. Или это сделают демоны? Какая теперь разница. Арушалай чувствует что-то, когда бабау уходит, будто чьи-то легкие пальцы коснулись ее сердца, разжигая тлеющий уголек надежды. Что, если то прекрасное создание, которое она видела благодаря Сновидице, и правда придет ее спасти?.. Нет, ей никак не успеть. Демоница открывает глаза, чтобы выхватить из полутьмы чей-то смазанный образ — это смертные, и возглавляет их прекрасная юная эльфийка с магическим светляком над головой. Лицо у нее серьезное и решительное, но вместо крестоносной брони на ней надето одно только теплое платье. Она так бесстрашно идет вперед! Наверное, она великий маг, способный дать отпор любой напасти, а может, даже та самая азата, говорившая с ней несколько дней назад. Спутники что-то говорят ей, но Арушалай снова закрывает глаза, с трудом отсекая себя от прекрасного образа и от всего, что ей говорят. Она не слышит, не хочет подслушивать — и не хочет узнать, что и ей тоже лгут. Все смертные лгут. И та, кто обещала ее спасти, солгала тоже — в этом нет вины. Такова природа смертных, как природа демонов — быть жестокими. Как ее собственная природа — оставаться и умереть суккубой. Она вспоминает лица своих жертв, надеясь наконец-то их сосчитать, но снова может вспомнить не больше сотни. Среди них самая последняя и самая важная — та, что открыла ей путь к Богине. Арушалай хочет перед смертью позвать ее по имени, чтобы извиниться, но не может — прежде чем лезть той жрице под юбку, Арушалай не удосужилась даже познакомиться. Потом немного магии, один ядовитый поцелуй и много-много гадостей, которые она собиралась сотворить после. И капелька любопытства, принесшая демонице новый смысл для остатка жизни. *** — Там кто-то есть! Быстрее, Ками, ты же умеешь обращаться с замками? — Сиила нетерпеливо дергает решетку, но она оказывается на удивление крепкой. Камелия извлекает из прически тонкую шпильку причудливой формы и вальяжно идет к нужной двери. Там, в неверном свете единственного светляка, что-то мерно вздымается, будто под кучей грязного тряпья притаился живой. — А может, там тоже прячется дретч? — с сомнением шепчет Нура, воровато оглядываясь по сторонам. — Может, просто пойдем дальше, командор? — Мы не можем, — Ри приближается к двери, вглядываясь в темноту — даже залитая голубоватым светом, куча тряпья все еще полностью скрывает обитателя камеры. — Здесь могут держать жрицу Дезны, которая говорила со мной. Нужно вызволить ее… — Это может быть опасно, — Нура выпрыгивает перед ней, оттесняя от камеры. Ручки полурослицы, так похожие на детские, крепко сжимают запястья командора, будто бы шпилька-отмычка в руках именно у нее. — Давайте не будем испытывать судьбу? Я слышала, что в тюрьму бросают только тех, кто повеселил Минаго или кого-то из ее приятелей. Остальных пустили на снаряды для катапульт… — На снаряды? — Ланн с сомнением оглядывает казематы. — Они закидывают крестоносцев трупами? — Я же говорила! Или не говорила? — Нура оглядывается тоже, будто хочет заметить что-то раньше Ланна. Что так привлекло их внимание? Здесь всего шесть камер. Две пустые, в одной был дретч — выскочил, когда они опустили рычаг, отвечающий за двери камер. Еще в одной беснуется явно сумасшедшая гномка — к счастью, механизм ее камеры заклинило, и рычаг дверь не открыл. Как и эту, но местный обитатель ведет себя до подозрительного тихо и, кажется, вообще спит. Из последней камеры, дверь которой настежь распахнута, тоже никто не вышел, и судя по темноте — выходить некому. Значит, жрица должна быть здесь — она, возможно, сильно изранена. Даже думать страшно, что могли сделать демоны с последовательницей доброй богини. Хотелось верить, что той жрицей не была агрессивная гномка. Что она здесь и просто ранена… что ее разум все еще цел. А раны… раны можно залечить прямо здесь, на месте. Ри бросает на Дейрана короткий взгляд — слишком короткий, чтобы он успел его поймать. Аазимар, слабо сияя нимбом в полутьме, кажется отрешенным. Должно быть, потратил слишком много сил на возращение Ланна к жизни… стоит отправить его к армии, в полевой лазарет, который как раз должна была разбить Голфри, если все еще придерживается своего плана. Жрицу можно оставить с ним. В конце концов, ему можно доверять. А еще ему нужен отдых. — …начиняли трупы взрывчаткой. Она должна срабатывать при ударе, — заканчивает Нура, и Ри понимает, что абсолютно все прослушала. — Что? Какие трупы? — Всех неугодных Минаго. Она безжалостна… — Нура всхлипывает. — Я думала, меня тоже… и кинут в крестоносцев… и… — Зачем вы на нее наседаете? — Сиила приобнимает понуро хнычущую полурослицу, опустившись на одно колено рядом с ней. — Все хорошо, мы отправим тебя к лазарету, как только спасем дезнитку из этой камеры. — Я пойду с вами, — Нура упрямо вытирает нос рукавом курточки. — Я покажу вам все, что знаю, и везде проведу. Вам просто не добраться до Минаго без меня. — Мы справимся, — голос звучит уверенно, но Ри сама не чувствует этой уверенности. — А Дейран составит вам компанию. Произнести это оказалось сложно. Впереди явно очень много всего, и идти в самую гущу демонической силы без Арендея кажется затеей глупой и провальной как ни посмотри. Но толку от него сейчас не будет. Он слишком выдохся, дальнейшее использование силы может закончиться для оракула слишком плохо. Более того, то, что сидит у него внутри, может в какой-то момент счесть именно командора источником опасности для своего носителя. И тогда проблем станет еще больше… стоило оставить Дейрана в форте, но как ему это скажешь? Тем более, что приличной причины отказываться от его целительских услуг просто не придумать. Он слишком хорош, несмотря на непростой временами характер, а про Чужака никому нельзя рассказывать. Особенно при самом Дейране. — Как скажешь, командор! Как скажешь… — Нура шарит в поясной сумке и достает связку ключей. — Пойдем к лазарету все вместе, а я пока объясню вам… — Сначала мы откроем камеру, — Ри смотрит на ключи в руках Нуры, и та отрицательно мотает головой. — Глупо надеяться, но, может, ключ от камеры… — Готово, — Камелия прячет шпильку в высокий пучок, к двум почти таким же. Дверь в камеру натужно скрипит, приоткрываясь. В казематах повисает тишина. Сиила делает шаг к тряпью, но Ри опережает ее. Она и желает, и боится увидеть лицо той, за кем пришла, ради кого рисковала — и ради кого чуть не погиб Ланн. Она ведь здесь, под этими старыми тряпками? Она ведь не сошла с ума, это ведь не гномка, посапывающая под заговором дремы в камере напротив? Ри ведь успела ее спасти? Она делает еще шаг в камеру и вспоминает мелодию, которой научили ее дезниты из Кенабреса. Музыка возникает в голове сама собой, и Ри чувствует, что становится чуть ближе к той, кто пел ей в последний раз. Она прислушивается и слышит пение незнакомки снова, очень тихое — немудрено, что за своими разговорами они не услышали ее раньше… Нужно было просто подойти ближе. Еще шаг… Но звук идет не из тряпья. Ри отбрасывает старые тряпки и видит мужчину — он молчит и, кажется, без сознания. Изранен настолько, что невозможно сказать даже, кем он был, человеком, полуэльфом или аазимаром. На разбитом лице едва можно угадать щель рта и ноздри, глаза плотно затянуты пропитанной старой кровью грязной тряпицей. Потеряв укрытие, тело шевелится, несвязно стонет; странно изогнутые руки приходят в движение, шарят вокруг в поисках привычных тряпок. Раны старые, магия их уже не залечит. И в таком состоянии точно невозможно петь… — Вы слышите? Это… — Ри выходит из одной камеры, чтобы войти в соседнюю — ту, что они считали пустой. Там у самой стены сидит, прижав к груди колени, незнакомая девушка. Она распахивает глаза и Ри понимает, что нашла свою дезнитку. Но она вовсе не такая, как она думала. На симпатичной головке два маленьких аккуратных рога, за спиной раненные, но узнаваемые кожистые крылья. Суккуба. Она замечает Ри, на ее лице читается что-то вроде удивления, смешанного с радостью. Песня затихает, создание открывает рот, чтобы что-то сказать, но в камеру с грохотом влетает Сиила, выставив перед собой щит. — Даже не думай, отродье, — шипит она. — Командор, давайте оставим ее… — Да, оставьте меня. Или убейте. Это будет правильно, — она смотрит на Ри без капельки страха и чуть улыбается. — Здравствуй. Это ведь ты моя сестра-во-снах? Я буду рада умереть от твоей руки.