Не место для бабочек III: Клинок доблести

Ри бросается на зов Ланна, ожидая, что Дейран бросится прочь. Это было бы вполне в его характере, в самой его сути — бежать, спасая свою жизнь. Это было бы правильно — он лекарь, к тому же, по-видимому, исчерпавший свой скромный ресурс атакующих заклинаний. Она делает несколько широких шагов сквозь смог, щурит слезящиеся глаза и на удачу тянет руки перед собой, надеясь нащупать… хотя бы не демона. И тогда слышит крик, прерываемый ликующим визгом бабау, слышит, как острие копья раз за разом погружается в податливую плоть, скрытую только тонкой курткой… В груди разливается жар, немыслимый, жуткий; он устремляется сквозь тело к ногам, оставляя после себя выжженный мертвый лед. Она замирает на месте и оборачивается — сквозь туман ничего не видно, в глазах все еще стоят слезы, и Ри раньше, чем успевает понять, что делает, бросается на повторяющийся хлюпающий звук. Туман медленно рассеивается, и уже можно различить сгорбленную фигурку бабау — длинные когти цепляются за висящий на шее Дейрана витой амулет, слабо искрящий защитными чарами. Демон хочет трофей, демон радуется своей удаче, и смело тянет цепочку на себя, не сомневаясь, что ее владелец даже не попытается его остановить. Жар возвращается, платье на груди быстро пропитывается влагой; Ри выбрасывает вперед руку, выпуская луч света. На этот раз вместо золота с ее пальцев срываются неровные лиловые всполохи: один, два… на пятом Ри устает считать, будто со стороны отмечая, что бабау оставил тело Дейрана в покое и корчится от боли. Очертания демона скрадывает туман — его отнесло на добрые пару метров, прежде чем прибить к полу. Что это?.. Ри не оставляет себе времени на осознание, она бросается к неподвижно замершему на полу телу; бабау перевернул его лицом к потолку, хоть атаковал, вероятно, в спину. Радовался добыче? Оценивал собственную удачливость?.. Ри тянет дрожащие от переполнившей ее силы пальцы к телу Дейрана, к груди, где едва проступили кровавые пятна. Бабау пробил его насквозь, но острие успело только показаться с обратной стороны, на куртке даже нет ни одной дыры. Ри обращается к Дезне, просит дать силы, чтобы остановить этот кошмар и заставить лежащего на полу аазимара дышать. Снова. Пусть сколько угодно сыплет богохульными шуточками, цепляется к Камелии и грызется с крестоносной королевой, если это делает его счастливым — пусть делает все, что ему угодно. Главное, чтобы дышал, жил, оставался… Рядом. Удар сердца, другой — волны света окружают их, рассеивая смог, жар в груди нарастает, топит Ри целиком — до кончиков пальцев, до кончиков эльфийских ушей. Она бормочет одно заклинание за другим, непрерывно протягивая через тело оракула Свет, но это будто бы не имеет никакого действия. Из-под пальцев, из пробитой груди сквозь куртку сочится Тьма… яд? Та дрянь, которая обитала в его теле все эти годы? Какая, в бездну, разница! «Дыши… дыши!» — Ри! — рядом суетится Ланн, бросается к ней, но почему-то не касается. Что-то отвлекает его, что-то рычащее, злобное опасное, но Ри не позволяет себе отвернуться. Она чувствует, как жизнь Дейрана теплится на кончиках ее пальцев — и отдает все, что имеет, каждую толику силы, которой может коснуться. Тело оракула охватывает лиловое сияние, в нос резко, сквозь ядовитые споры, гарь и кроваво-серную вонь ударяет цветочный аромат… *** Иламин сгребает Камелию в охапку и тащит за собой, стараясь не думать, что опоздал. Она ведь жива? Жива. Она не может умереть, не после всего, что было… она ведь не бросит его, не поступит также, как те, чьи имена вырезаны на бусинах старых четок? Он несет ее на руках с неведомо откуда взявшейся силой — правую руку жжет болью, ноги вязнут в зловонной жиже, заливающей пол. Нужно найти Арендея или командора, они справятся, вытащат Камелию оттуда, где ей еще совсем не место. Мимо проносится что-то огромное и зеленое; Иламин смутно выхватывает очертания массивного ящера, покрытого слоем крови и копоти. Алхимик отшатывается в сторону, едва не теряя равновесие, но остается на ногах и все еще крепко сжимает свою драгоценную ношу. Камелия слабо стонет, и где-то в сердце просыпается надежда, заставляющая окончательно забыть о боли. Девчонка будет жить, она даже приходит в себя и несильно вздрагивает в руках, но Лим только крепче прижимает ее к себе. Впереди мелькает какой-то свет — золотой переходит в лиловый, снова отливает золотом. Командор снова решила поблестеть? Отлично, так ее куда быстрее получится найти. Мимо со свистом проносится стрела — и где-то за спиной, пискнув, грузно топочет раненый абрикандилу; нужно ускориться, но быть очень осторожным, чтобы не получить в лоб привет от суккубы или монгрела. Странное совпадение, что оба лучника в группе имеют рога… влияют ли они на меткость?.. Разум захватывают голоса — близкие, почти родные — они обвиняют Иламина снова. Что не уберег, не защитил, не был достаточно полезным, чтобы помочь им избежать гулльей судьбы. Знакомые лица мелькают перед глазами, тонут в окружающем смоге, но Иламин упрямо идет к свету. Камелия что-то бормочет, и этот болезненно-невесомый шепот перекрывает иллюзорные вопли из прошлого, заставляя навострить уши и вернуться к реальности. Они были Иламину семьей больше, чем настоящие родственники и весь клан Санхаммер в придачу. Что же, их больше нет. Скорбь останется с Лимом на всю жизнь, и, наверное, даже после смерти — но у него снова есть… семья. Друзья. Ради этого стоит продолжать идти. Когда из тумана показывается склонившаяся над оракулом командор, Лим ускоряет широкие неустойчивые шаги, чудом шарахается в сторону от снова несущегося напролом безумного животного, принадлежащего Ланну, и почти входит в сияющий лиловым и золотым ореол Мерисиэль, когда из тумана впереди доносится угрожающий вопль чего-то огромного и явно недовольного. — Это еще кто… — шепчет Ланн. Он стоит рядом. Камелия, приходя в себя, пытается освободиться из рук Лима, и он оседает на пол, позволяя себе вспомнить об израненных ногах, перепачканных в едкой слизи. Колени почему-то встречаются не с твердым камнем, а с шелковистой травой, усеянной крошечными круглыми светами всех оттенков лилового. В нос бьет незнакомый свежий аромат; цветы чуть покачиваются, будто под своим собственным ветром. Но удивляться особенно некогда: из густого смога появляется уродливая башка глабрезу; Лим дрожащими от усталости руками пытается нащупать мечи, вспоминая, что оставил их в теле какого-то культиста, прежде чем броситься за Камелией. Тянется к сумке, но склянок алхимического огня в ней больше нет. — Твою же… — шепчет он, но замирает, услышав со стороны глабрезу знакомый высокий голосок. — А теперь, большой мальчик, прибери здесь немного! Глабрезу ревет, изрыгая интуитивно понятные ругательства, но послушно читает мощное заклинание очищения — смог и зловонные лужи смывает волной чистого воздуха, вместе с демонами и культистами припечатывая к дальней стене. Иламин щурится, но для него заклинание демона ощущается легким дуновением ветерка; теперь его массивная фигура возвышается над командорским отрядом, невероятным образом уже сбившимся в кучу. Сиила поднимает щит, прикрывая собой замершую над Дейраном Мерисиэль, Ланн и Арушалай натягивают луки, но все они почему-то медлят и не спешат нападать. Причина задержки легко обнаруживается — одетая в культистскую мантию Ненио, безумная магичка-кицуне в человеческом облике, — по-свойски облокачивается на мощную ногу огромного демона. — Это разве уборка? — выкрикивает она, прихлопывая ладонью по шипастой ножище. — Избавься от тех, которые прилипли к стене! — Командор! — пищит Нура Дендивар, бросаясь к ним. Побитое личико раскраснелось и блестит от слез. — Как хорошо, что с вами все… — Ненио, это… что? — шепчет Ланн, недоверчиво оглядывая глабрезу с огромных ног до рогатой головы. — Глабрезу, представитель одного из самых опасных видов демонов, мальчик-монгрел, — сообщает магичка. Демон тем временем заканчивает чтение следующего заклинания, буквально вмазывая тела противников в стену галереи. Алхимик морщится; звук ломающихся костей и предсмертные вопли прерывает нетерпеливый рык глабрезу, явно недовольного своим подчиненным положением. Он дергается, будто пытаясь отбросить все еще стоящую рядом кицуне, но не причиняет ей никакого вреда. Приглядевшись, Лим обнаруживает на его шее и руках едва заметно сверкающие иллюзорные цепи подчиняющего волю заклинания. — Ты подчинила… глабрезу? — зачем-то спрашивает Ланн. Мерисиэль, будто очнувшись, начинает вертеть головой. На груди у нее здоровенное кровавое пятно — должно быть, командор жива только каким-то чудом. — Ты на удивление наблюдателен, мальчик-монгрел, — серьезно произносит Ненио, похлопывая снова ногу высшего демона. — Не совсем сама, и не только своими силами, но вполне успешно. Нам нужно еще кого-нибудь убить в ближайшие пару минут? — Нет, вроде, — сипло произносит Сиила и закашливается. — Тогда ты свободен, большой мальчик, — деловито бросает магичка. Высший демон, сверкнув на прощание злобным взглядом, рассыпается снопом золотистых искр, будто одна из зверушек Камелии.