О девочках и волках

Вечер еще не наступил, но уже стемнело. Поздняя морозная осень. Звезд не видно, единственный источник света — луна, скрытая беспокойными облаками, да Люмос, которого едва хватало на освещение пути. Лаванда шла, тепло одетая, постоянно обновляя согревающие чары, по узкой едва различимой тропинке, по обеим сторонам которой замер лес — в нем будто затаилось и озябло все живое. Мерзлая сухая листва хрустела под ногами. Лаванда направлялась навстречу неизвестному, и ее одолевало множество беспокойных мыслей. Все здесь было ей чуждо и незнакомо. Тонкие, одновременно жалкие и пугающие, стволы деревьев и неожиданно рано наступившая темнота, и сухой, потрескивающий холод, и абсолютная тишина. Лаванда чутко вслушивалась — уж слишком тихо было, отчего ей казалось, что там, в лесу, кто-то не менее чутко прислушивается к ее неуверенным шагам. За последние несколько часов она не раз успела пожалеть о своей опрометчивости и столько же раз отругала себя за трусость и нерешительность. Странное дело — она покинула дом сегодня утром, но по ощущениям блуждала по этим холодным неприветливым землям полжизни. Наверное, виной тому было отсутствие сна (накануне ночью она долго не могла заснуть, дрожа от нервного предвкушения, и лишь под утро провалилась в короткий беспокойный сон), и все те непредвиденные преграды, возникшие на ее пути с того момента, как ноги ее коснулись далекой незнакомой земли, где ей было обещано спасение. Место, в которое перенес ее портал, не обмануло первого впечатления Лаванды и оказалось ровно настолько неприветливым, насколько выглядело. Одинокие, удаленные друг от друга деревянные дома разного возраста и степени запущенности каким-то непонятным образом умудрялись выглядеть в равной степени негостеприимно, а хмурое, ненастное утро лишь усугубляло безрадостное впечатление. Лаванда растерянно брела по улице, ни один из трех встреченных ею прохожих, таких же хмурых, как окружающая действительность, не отреагировал на ее попытки заговорить с ними. Она еще немного побродила взад-вперед по единственной улочке, держа загадочную руну в руках как компас, а затем, решив, что подобные шатания ни к чему не приведут, направилась к трехэтажному, явно видавшему лучшие времена, строению, поболее других походившему на публичное заведение. На настойчивый стук Лаванды никто не отозвался, и она, приложив немалые усилия, толкнула тяжелую деревянную дверь и оказалась внутри плохо освещенного подобия кабака. — Доброе утро! Прошу прощения, есть здесь кто-нибудь? — позвала Лаванда, неуверенно ступая внутрь. Никто не ответил, однако Лаванда приметила обитаемость помещения: внутри было тепло, над растрескавшейся от времени деревянной барной стойкой сушились здоровенные глиняные кружки, а из скрытых в полумраке глубин безымянного кабака доносился аромат чего-то съестного. Обратившись в пространство еще раз и снова не получив ответа, Лаванда принялась рассматривать внутреннее убранство помещения. Она увлеченно разглядывала старую потертую карту, висевшую на стене, с едва заметными полустертыми надписями, походившими на руну-портал, которую она крепко сжимала в руке, когда за спиной раздалось: — Мита халуат? Лаванда вздрогнула и резво обернулась. На нее вопросительно взирал бородатый здоровяк трудно определяемого возраста. Лаванда успела приметить, что он, кажется, вдвое ее выше и напоминает медведя из сказки. Ее немало удивило, как шаги такого крупного человека могли быть столь беззвучны. Лаванда запустила руку в карман мантии и крепко сжала палочку. — Мита халуат? — повторил бородач. — Здравствуйте! — сказала Лаванда, справившись с оцепенением. — Простите, я э-э-эм не говорю на местном языке. Вы ме-ня по-ни-ма-е-те? — медленно по слогам спросила она. — Чего тебе надо? — пробасил бородач с резким неприятным акцентом. — О, вы говорите по-английски! — воскликнула Лаванда, испытав невероятное облегчение. — Надеюсь, вы сможете мне помочь! Видите ли... — затараторила Лаванда. Медведеподобный бородач слушал ее, не меняя хмурого выражение лица, и когда она наконец закончила свой рассказ, простодушно изрек: — Нет. — Что значит, нет? — удивилась Лаванда. — Нет, я не могу тебе помочь. Возвращайся-ка ты лучше домой, девочка. — Но... но ведь мне же сказали, — Лаванда смотрела на него широко распахнутыми глазами, полными удивления и обиды. — Меня ведь сюда перенес портал, тут не может быть ошибки. Мне обещали, что здесь мне помогут! Вот, — сказала Лаванда, подходя ближе к бородачу и протягивая ему руну, — у меня есть доказательство. Мне пообещали, что если я покажу кому-нибудь из местных вот это, мне помогут... Бородач внимательно осмотрел руну, лежавшую на раскрытой ладони Лаванды, однако в руки ее брать не стал, и неприязненно поморщился. — Оставь-ка лучше ты эту затею девочка, да возвращайся домой, к маме и папе. — Нет! Мне обещали помочь. И к маме с папой я вернуться не могу — они мертвы, — воскликнула Лаванда, с трудом сдерживая слезы. — От души советую, убирайся отсюда. Не стоит тебе риско... — Я не прошу у вас совета! И я не уйду, пока не узнаю, как мне избавится от этого! — сказала Лаванда, резким движением откидывая прядь волос и демонстрируя изуродованную половину лица. — Если бы оно того не стоило, я бы сюда не пришла! И я не уйду, пока не получу обещанную помощь! — упрямо повторила она. Бородач с полминуты сверлил Лаванду недовольным взглядом, а затем сокрушенно выдохнул и почесал затылок, еще больше напомнив раздосадованного медведя. — Ты уверена, что оно того стоит? — Уверена, — ответила Лаванда, не имея ни малейшего понятия, что подразумевает бородач. — Что ж, будь по-твоему. — Спасибо! — Лаванда готова была запрыгать от радости. — Не спеши благодарить. Да и не мне по силам помочь тебе. Тебе нужно в лес, к этим, — на последнем слове бородач вновь неприязненно поморщился. — Спустишься вниз по улице к озеру, пройдешь вдоль берега до леса, а там увидишь тропинку — она там одна, не ошибешься. По ней и иди. Как дойдешь до нужного места, руна твоя начнет замерзать или теплеть, или на что она там зачарована — в общем, поймешь. И учти, не вернешься до среды, пеняй на себя. — Спасибо вам! Далеко мне идти? — А я покуда знаю, с несколько часов так точно. Они к зиме дальше в лес уходят. Лаванде очень хотелось спросить, кто, собственно, такие эти “они”, но она решила, что демонстрировать и без того не желавшему ей помогать бородачу свою неосведомленность — не лучшее решение. — А нельзя туда аппарировать? Бородач хмыкнул: — Коли знаешь куда, аппарируй на здоровье. Лаванда с трудом сдержалась, чтобы не нагрубить в ответ — ей порядком поднадоели грубые манеры бородача. — Тогда я могу где-нибудь оставить вещи? — спросила она, снимая с плеча тяжелый рюкзак. Накануне они с Парвати расширили его так, что Лаванда поражалась, как это он еще не треснул. Чего они только туда не напихали! Теплые вещи, флакон бадьяна, недельный запас еды, астрологический справочник с картой звездного неба, летучий порох, Расширенный курс перевода древних рун, маленький котел, индивидуальный астропрогноз, который Парвати с Лавандой составили накануне, решив, что нет лучшего предзнаменования для перемен, чем окончание ретроградного цикла меркурия. — Наверху есть комнаты, можешь ночевать там. Есть хочешь? — Спасибо, я могу заплатить, скажем, на неделю вперед? — Нет, — сурово возразил бородач. — Только до среды. Тридцать первого утром закрывается последний портал, и чтобы духу твоего здесь не было. Есть хочешь? — Л-ладно, — недоуменно произнесла Лаванда. — И я не голодна, спасибо. Я хотела бы оставить вещи и как можно скорее отправиться в путь. Бородач отдал ей ключ от комнаты, нехотя принял оплату галлеонами, а когда через полчаса, оставив большую часть вещей и сообщение для Парвати, которое бородач пообещал отправить с совой до обеда, Лаванда чуть ли не бегом устремилась в сторону леса, на ходу наматывая шарф, сокрушенно помотал головой. Лаванда продолжала брести по узкой тропке, становившейся все менее и менее различимой. Сверившись с наручными часами, она убедилась, что покинула владения неприветливого бородача более пяти часов назад, и волнения ее усилились. Она в очередной раз достала из кармана и пощупала руну — ничего, ее проводник молчал. "А может, она что-то перепутала? Или сбилась с пути? Ох, надо было посоветоваться с Падмой!" Падме Парвати с Лавандой единогласно решили ничего не рассказывать: “Я ей скажу после твоего отправления, — сказала Парвати. — А то ты ведь знаешь, какую суету она разведет: надо все проверить! А вдруг это опасно?! И так далее”. Сейчас, дрожа от холода и, чего уж душой кривить, страха, Лаванда сожалела о своей опрометчивой скрытности. Жалела она и о том, что не спросила совета у мистера Росса. Осознав, что с визита Флер до дня открытия портала остается меньше недели, Лаванда, набравшись смелости, попросила у начальника недельный отгул (на самом деле не представляя, как долго будет отсутствовать), обосновав свою просьбу необходимостью поправить здоровье. “Конечно, конечно, — неожиданно взволнованно отозвался мистер Росс, — даже не переживайте! Вам нужна какая-нибудь помощь? Я могу что-нибудь сделать?”. Лаванда была удивлена и до слез тронута, однако подробностями делиться не стала. Мрак, все гуще расползавшийся по обеим сторонам тропинки, не имел ни формы, ни названия, однако Лаванда явственно ощущала, как он окружает пятно света, расходящееся от ее палочки, и движется за ней. “Я не боюсь, я не должна бояться, — повторяла Лаванда как мантру слова, которым Симус Финниган научил членов ОД. — Я не боюсь, я не должна бояться. Ибо страх убивает разум. Страх есть малая смерть, влекущая за собой полное уничтожение. Я встречу свой страх и приму его”. Кэрроу, чья и без того неглубокая чаша терпения была исчерпана, тогда взялись за них с особой жестокостью. Симусу, Невиллу и Джинни вообще было опасно попадаться Пожирателям на глаза, остальные тоже устали изображать прилежных учеников, а потому неделями просиживали в Выручай-комнате. К концу второй недели моральный дух сопротивленцев был близок к падению: Лаванда пыталась смириться с вестью о смерти отца и волновалась за маму, Невилл, давно не получавший писем от бабушки, храбрился из последних сил, большинство понятия не имели, живы ли их близкие. И тогда Симус принялся читать вслух книгу, которую умудрился прихватить из своей спальни во время одной из ночных вылазок. История о мальчике, отправленном на враждебную пустынную планету и потерявшем отца, в момент захватила всеобщее внимание и — пусть всего на несколько дней — отвлекла юных повстанцев от мрачных дум. На протяжении нескольких непривычно счастливых дней они по очереди читали вслух, рассевшись кругом, а слова о страхе выучили наизусть, выбрав их своим негласным девизом. Лаванда шла и повторяла свою мантру. Страх не ушел совсем. Теперь он ощущался слово инородное существо, свернувшееся в тугой комок где-то в области желудка и сдерживаемое одной только силой воли. Но если сейчас она повернет назад, не дойдет до того, что ждет ее там, в конце, вернется домой ни с чем, то чувство страха и непростительного упущения навсегда останется с ней. Поэтому идти надо уверенно, твердо ступая по мерзлой земле, так, чтобы звуки ее шагов были хорошо слышны. Если она поддастся искушению и попытается двигаться бесшумно или, не дай Мерлин, потеряет голову и пустится бегом, она пропала. Лаванда двинулась вперед быстрее и увереннее, не забывая повторять про себя: “Я не боюсь, я не боюсь, я не боюсь”. Но тут что-то вторглось в устоявшийся ритм из ее шагов и внутреннего голоса. Она ясно ощутила присутствие кого-то еще. В полумраке все чувства обостряются. — Люмос Солем! — произнесла Лаванда и огляделась, следуя взглядом за лучом света. Никого. Борясь с почти удушающим страхом, она заставила себя обернуться, но и за спиной никого не оказалось. Испытав секундное облегчение, Лаванда вновь содрогнулась — ощущения того, что за ней кто-то наблюдает, только усилилось. Страх разрастался внутри, покуда мрак вокруг сгущался. — Гоменум ревелио, — произнесла Лаванда голосом, растерявшим всякую уверенность. Она, конечно, не ожидала, что заклинание сработает в лесу, но попробовать стоило хотя бы для самоуспокоения. Ничего. Лаванда сделала еще пару шагов вперед и скорее инстинктивно, чем умышленно, подняла палочку, а за ней и взгляд, и, вскрикнув, увидела, кто все это время за ней шпионил. На голых ветках в нескольких метрах над головой Лаванды сидели две птицы, которых, похоже, совсем не смутило то, что их присутствие обнаружили. Птицы были ужасны. Огромные, сине-серые в свете люмоса, с длинными загнутыми клювами и цепкими когтистыми лапами, обвивающими ветки дерева. Кожа, проглядывавшая сквозь редкие, плешивые перья, казалась чешуйчатой. Лаванда стояла и смотрела вверх, не в силах двинуться с места. Ей казалась, что как только она сделает хоть один шаг, они тут же накинутся на нее и растерзают. Их холодные, но внимательные, слишком осмысленные для птиц глаза будто подтверждали ее опасения. Не подумав, Лаванда побежала вперед, и это оказалось ее роковой ошибкой — она сразу почувствовала себя беззащитной перед тем неизвестным, что разрасталось у нее за спиной. Лаванда бежала что есть мочи, будучи не в силах остановиться, стук крови в ушах подгонял и успокаивал ее. Она остановилась только тогда, когда поняла, что бежать становится все сложнее, ноги все чаше то скользят, то запутываются в подлеске. Осмотревшись вокруг, она поняла, что потеряла тропинку. Тяжело дыша, Лаванда старалась бороться с подступающей паникой, но не находила ни одной успокоительной мысли, за которую могла бы зацепиться как за спасительную соломинку. А когда она наконец отдышалась, достала из рюкзака флягу с водой и сделала несколько глотков, то вдруг поняла, что мрак вокруг зазвучал. Шепотками, слабо слышными, но точно существующими где-то там, во мраке леса, за пятном света, создаваемом волшебной палочкой. В следующие несколько минут до ушей Лаванды добралось пение — далекое, шелестящее. Страх когтистой лапой сжал ее сердце. И тогда она разрешила себе сдаться и попыталась аппарировать. Лаванда как можно отчетливее представила себе кабак, в котором была утром, сосредоточилась и крутанулась на месте. Ничего не произошло. Лаванда попробовала еще раз и еще. Повторила все то же самое, думая о начале тропы и уродливом дереве, повстречавшемся ей на середине пути — вдруг городок, в котором она остановилась, был слишком далеко. Но усилия ее не принесли плодов. Аппарировать из леса было невозможно. Лаванда тяжело дышала, глядя на свои трясущиеся руки, и силилась принять тяжесть своего положения. Усталость, холод и страх воспользовались этим моментом растерянности и поглотили Лаванду. Поддавшись панике, она упала на колени и отчаянно зарыдала. Она не знала, сколько времени прошло, может, пять минут, а может, все тридцать, когда над головой ее раздался спокойный, но строгий голос — на мгновение Лаванда даже подумала, что слышит профессора Макгонагалл: — Не бойся. Лаванде бы стоило испугаться еще сильнее, услышав незнакомый голос в темном лесу, но сознание ее неожиданно послушно последовало совету лже-Макгонагалл, и ей вдруг стало намного спокойнее. Лаванда отняла руки от лица и посмотрела вверх заплаканными глазами. Ее первой мыслью было то, что она, наверное, умерла и теперь видит ангела, словно высеченного изо льда — холодного и светящегося изнутри. “Ангел” протянул ей руку с длинными тонкими пальцами, увенчанными устрашающими белесыми когтями. Решив, что выбора у нее нет, Лаванда взялась за протянутую руку, стараясь свободной рукой незаметно отыскать в складках мантии палочку и коря себя за беспечность. — Не бойся, — повторило странное создание, помогая Лаванде встать на ноги. — Мы не намерены причинить тебе вред. — Мы? — спросила Лаванда, завороженно глядя на незнакомку и будучи не в силах отвести взгляд от ее лица. Пожалуй, самого красивого лица из всех, что Лаванде доводилось видеть. — Я и мои сестры, — ответила незнакомка, и легкая улыбка коснулась ее губ, глаза ее, однако, смотрели по-прежнему отчужденно. Лаванда наконец нашла в себе силы отвести взгляд от холодного ангельского лика и увидела, как из сгустившегося лесного мрака проступают силуэты, едва заметно серебрящиеся в слабом лунном свете. Она ошарашенно вертела головой и, казалось, забыла как дышать — десятки прекраснейших созданий невесомо подступали со всех сторон. Весь их облик был настолько совершенен и невозможен, что на глаза выступали слезы. Смесь восхищения и ужаса поглотила Лаванду и, если бы она не была так измучена и опустошена переживаниями и долгой дорогой, то поняла бы, что ужас в ее душе перевешивает все светлые чувства. — Ты ведь нас искала? — спросила та из созданий, что говорила с Лавандой прежде. “Похоже, она у них за старшую, кто-то вроде предводительницы”, — подумала Лаванда, и где-то на периферии ее сознания промелькнула мысль, что юный облик предводительницы совсем не вяжется с ее голосом: уверенным, строгим и спокойно-безразличным в той мере, какой он бывает у пожилых, умудренных жизнью людей. — Н-наверное, — неуверенно ответила Лаванда и, проследив за взглядом своей собеседницы, опустила руку в карман мантии, извлекла злосчастную руну и протянула ее предводительнице. Буквально на мгновение в глазах предводительницы промелькнул то ли интерес, то и узнавание, она ухватила руну когтистой рукой и, быстро осмотрев, отдала одной из девушек, стоявших у нее за спиной. — Значит, ты пришла за помощью, — констатировала она. Лаванда быстро и нервно закивала. — И как же зовут тебя, девочка? Ты ведь девочка, не так ли? — Лаванда. Лаванда Браун, и я... — Лаванда покраснела и замолчала, не будучи уверенной, правильно ли поняла, что холодно глядящая на нее предводительница имела в виду. — Ты ведь невинна? — спросила предводительница, беря Лаванду за подбородок и рассматривая ее, аки профессор Граббли-Дёрг своих питомцев. — Д-да, — ответила Лаванда, еще сильнее заливаясь краской и сконфуженно отводя взгляд. Ее полные смущения глаза встретились с взглядом, наверное, единственной из девушек, на которую Лаванде не приходилось смотреть снизу вверх (остальные были на голову и более выше Лаванды). Девушка ободряюще улыбнулась, отчего Лаванде стало чуть спокойнее на душе. — Что за зверь посмел отобрать твою красоту, Лаванда? — спросила предводительница, выпуская лицо Лаванды из когтистых рук. — Оборотень. Оборотень Фенрир Грейбек, — ответила Лаванда. — Оборотень, — повторила предводительница и добавила уже громче, — Ихмиссуси. Стоявшие вокруг них красавицы зло и с отвращением зашипели, на лицах некоторых промелькнул жуткий, хищный оскал, никак не вязавшийся с утонченными чертами. — Вы сможете мне помочь? — осмелев, спросила Лаванда. — Мне обещали, что здесь мне смогут помочь со шрамами... и снами. С минуту предводительница красавиц внимательно смотрела на Лаванду, с замиранием сердца ожидавшую вердикт, который должен был решить ее дальнейшую судьбу. — Мы поможем тебе. Мы знаем, как избавиться от увечий, от страшных снов и скорбных воспоминаний. Лаванда шумно выдохнула. Не дав ей заговорить, предводительница продолжила: — Но сейчас ты очень устала. Тебе нужно передохнуть. Лаванда, пожалуй, действительно устала, вернее, очень устала, но была слишком возбуждена, чтобы осознавать это. — Кьярмис, — позвала предводительница, и из толпы выступила та самая девушка, которая улыбалась Лаванде. — Проводите Лаванду. Кьярмис улыбнулась и взяла Лаванду за руку, увлекая за собой. — Они позаботятся о тебе и все тебе покажут, — сказала старшая, обращаясь к Лаванде. Лаванда послушно побрела за своей новой знакомой и еще несколькими девушками. Обернувшись, она увидела, что предводительница подозвала к себе трех красавиц, глаза одной из которых были полностью белыми, слепо устремленными в пространство. — Живатта, — произнесла предводительница. Троица кивнула и удалилась в лесной мрак.