О девочках и волках

Он бежал на пределе скорости, но уверенность в том, что до предела еще далеко, гнала его вперед. Морозный воздух приятно дразнил легкие. На фоне почти стерильной холодной свежести кричал запах свежей крови. То была не кровь животного, запах был ближе к человеческому, однако его острый нюх улавливал, что ранен не человек. Запах этот он знал: сладкие птички. Холодные, злые, сладкие птички. От мыслей об их иссиня-серебристой прохладной коже, рвущейся под натиском его зубов; об их аромате, так навязчиво и призывно парившем в морозном воздухе, пульсирующей крови, нежной, никем не порченой плоти, обильно текли слюни и тянуло в паху. Он доберется до них, не упустит след, успеет. Обратившись, он был бы намного быстрее. Он с досадой взглянул на ночное небо и неполную луну, затянутую облаками. Пока неполную. До полнолуния оставались сутки, не больше — он это чувствовал. Однако даже в человеческом обличии скорость и выносливость его были намного выше, чем у любого мага или магла. И все благодаря непрерывной охоте. Он знал, был уверен, что должен охотиться и есть свежую, еще источавшую жизнь человеческую плоть не только в полнолуние. Он был почти уверен в том, что постоянно ощущал эту потребность. И оказался прав. Уже через два месяца “строгой диеты” нюх его обострился, менее чем через полгода он стал в два, а то и в три раза быстрее, чем прежде. Теперь он ощущал невероятную силу и неуязвимость на протяжении всего месяца. Так же, как и непроходящую ярость, ставшую его постоянной спутницей. Хищник в его теле побеждал человека. И сейчас, идя по следу, он был как никогда рад своим экстраординарным способностям. Аятары были редким, а оттого еще более желанным лакомством. Поймать одну из них, даже будучи в волчьем теле, не удавалось почти никогда. Сладкие паршивки редко покидали свои стаи, а в больших группах представляли опасность даже для него. А потому то, что несколько из них (следы и запах указывали на трех) отбились от стаи и как минимум одна была ранена, было невероятной удачей, которую он ни за что не упустит. Он остановился, выпрямился во весь рост и задрал голову. Принюхивался несколько секунд, а затем уверенно сменил направление и припустился во всю прыть. Опьяненный запахом свежей крови, он не заметил, что безмолвная тишина ночного леса постепенно заполнялась высокими, поначалу едва слышными звуками странной многоголосой песни. Песня была мелодичной, успокаивающей и непреодолимо манящей. Она обволакивала сознание, погружая его в приятное, слишком поздно замеченное забытье.