Неправильный

Круз Кастильо, детектив двадцать третьего полицейского участка Санта-Барбары, не собирался никогда более вспоминать о том, что произошло между ним и помощником окружного прокурора Кейтом Тиммонсом. Произошло неделю назад в собственной машине последнего после того, как они вдвоём обезвредили психа, открывшего стрельбу в кинотеатре. Виной всему был адреналин, не выветрившийся из крови, да бутылка дешёвого сладкого вина, припасённого Тиммонсом, которую они распили там же, в его машине. Прямо из горла, по очереди передавая бутылку друг другу. Непрямой поцелуй. Почему он не мог перестать про это думать? Он ведь был пьян, пьян от вина, адреналина, ударившего в виски, и от этой бледной немочи Кейта, который, пользуясь его … Круз даже не знал, как назвать состояние ступора, накатившее на него… в общем, воспользовавшись его слабостью, чёртов Тиммонс, будь он трижды приподнят и пришлёпнут, полез к нему в ширинку. Оральный секс — вот как это называлось на языке полицейских протоколов, которых Круз самолично написал такую уйму, что этими листками можно было устелить всё федеральное шоссе от Санта-Барбары до Санта-Моники. Кстати, не исключено, что сукин кот Кейт что-то подмешал тогда в своё вино. Да, вот так взял и подмешал. Ну и что, что с виду бутылка казалась невскрытой? Круз прекрасно знал, как проделываются такие штуки. Берётся шприц и вгоняется сквозь пробку, подумаешь. Он не хотел думать, вот именно что. Не хотел вспоминать. Больше всего он сейчас боялся, что гад Тиммонс возьмётся преследовать его, снова заявится к нему домой или, не дай бог, в участок. Круз не представлял, что тогда скажет и сделает. Но у Тиммонса хватало ума держаться от него подальше, Круз не натыкался на него даже в прокуратуре, и в двадцать третий он и носу не казал. Другие ребята, освобождённые от назойливого прокурорского, не могли не радоваться по этому поводу. И Круз тоже радовался. Да, именно так, он просто ликовал… ни о чём не вспоминал… и совершенно не беспокоился о том, куда это канул зараза Кейт. Да-да. Совсем не беспокоился. Он наткнулся на Тиммонса при таких обстоятельствах, каких не пожелал бы и злейшему врагу. Он стоял в очереди за утренним кофе, и его чуть не убили. Ничего себе, да? Итак, Круз покорно стоял в очереди, как какой-то штатский, через головы с выкриками «Пропустите, я полицейский» не лез и только прикидывал в уме, кто из ребят какой кофе любит: капучино, эспрессо или латте. И тут он заметил в хвосте очереди бледную остроносую физиономию Тиммонса. Сперва, конечно, он глазам своим не поверил, решил — показалось. Потом ощутил горячий прилив постыдной радости — цел! — и так же мгновенно — невыносимый стыд. И без перехода — ярость, от которой у него потемнело в глазах. Ведь это было хер знает что такое! Вот именно — хер знает, немедля подсказал ехидный голосок у него в мозгу, и Круз едва не взвыл, готовый запустить в Тиммонса схваченными с грязного подноса пластиковыми стаканами с недопитым кофе, когда что-то просвистело мимо его правого уха. И только потом он услышал щелчок выстрела, резкий, как удар бича. Дальше он действовал автоматически, как любой коп на его месте: заорал «Ложись!», сгрёб ближайших соседей по очереди, швыряя их на пол под женский отчаянный визг, упал сам, перекатился набок, одновременно выхватывая пистолет — как раз вовремя, чтобы увидеть, как полоумный Кейт Тиммонс галопом несётся в проулок вслед за каким-то мудилой в чёрном балахоне. Крузу не надо было объяснять, что этот мудила только что стрелял в него. Больше того — он его узнал: досрочно освобождённый придурок по имени Эд Браун, которого Круз три года назад самолично упрятал за решётку за вооружённый грабёж. Видимо, в тюрьме Эд только и делал, что вынашивал планы мести. Но сейчас Крузу было не до размышлений об этом. Потому что Тиммонс оказался ещё большим придурком, чем Эд, которого тот гнал по грязному проулку, не подозревая, что впереди — тупик. Круз припустил по тому же проулку, как спринтер-олимпиец, мать его, молясь и матерясь про себя… и успел как раз вовремя: Кейт Тиммонс пытался ухватить Эда, карабкающегося по пожарной лестнице, за ногу, а тот орал и лягал его свободной ногой. — Где его ствол? — выдохнул Круз, подбегая. — Он его… в помойку… выбросил, — пропыхтел Кейт, на миг обернувшись. — Придурок хренов. — Ты не лучше, — процедил Круз, и они в четыре руки стащили с лестницы разрыдавшегося Эда — видать, в тюряге этот дурень совсем поехал кукушкой. Завывая сиреной и сверкая мигалкой, в проулок въехала полицейская машина, и все трое — продолжающий всхлипывать и горестно стенать Эд, насупленный Круз и довольно улыбающийся Кейт Тиммонс — загрузились в неё. — Ну и на хрена ты это сделал? — устало спросил Кейта Круз, когда после заполнения кучи бумаг они наконец вышли из участка и неторопливо зашагали вниз по улице — за новой порцией кофе, конечно же. Двадцать третий без утренней порции кофе функционировать не мог. — Он же в тебя выстрелил, — серьёзно ответил Тиммонс, и Круз даже остановился. Солнце било ему в глаза, но насквозь просвечивало белую — и изрядно заляпанную — рубашку Кейта и его русые волосы. — В меня стреляют то и дело, — проскрипел Круз. — Ты что, так и будешь за всеми гоняться, как… как мой сраный ангел-хранитель?! И Кейт, улыбаясь во весь рот, радостно подтвердил: — Ага.