Яркое пламя или принц Эйрион оправдывает ожидания отца

      В конце 208 года вода на Черноводной стояла настолько высоко, что прибывавшие торговые суда из Эссоса могли с легкостью бросить якорь под самые крепостные стены, минуя затопленный рыбный рынок.       Зима, длившаяся два года, потихоньку начинала отступать. Как раз тогда, из-за таяния снегов, обильно сыпавших на Королевскую Гавань, река Черноводная вышла из берегов и затопила рыбный рынок и порт, заставив на некоторое время торговцев везти свои товары в другие прибрежные города поблизости. Говорят даже, что в это недолгое время, пока вода держалась у южной стены Королевской Гавани, Сумеречный Дол наконец смог вернуться к схожему уровню торгового оборота, который был там еще во времена независимости, до того как столица Таргариенов стала перетягивать все внимание к себе.       Приходила весна. Сквозь стальное небо стали пробиваться золотистые лучи, играя и на набухших почках на ветвях деревьев королевского леса, и на башнях Красного замка. Но больше всего слепящих бликов было на площади перед великолепной Септой Бейлора, выложенной белым мрамором, и на огромном куполе самой септы, из стекла, хрусталя и золота.       В солнечный, но все еще немного прохладный утренний день группа всадников, дворян, на здоровых лошадях и в сопровождении скромного количества слуг, приближались к Королевской Гавани со стороны предместий, обращенных к Ланниспорту. Это были старшие дети принца Мейкара, Дейрон и Эйрион, вызванные в столицу, чтобы быть представленными двору и королю. Из остальных же можно выделить близкого друга Эйриона, сира Лотара Карона, младшего брата знаменитого рыцаря, лорда Пирса Карона.       Двигались они, минуя пустые поля, хижины, импровизированные жилища, дешевые трактиры и постоялые дворы и еще более дешевые бордели, что лепились к обочинам дороги, у въезда в высокие городские ворота. В широкой тени громадной городской стены, самого крайнего из оборонительных рубежей столицы, стояли маленькие поселки с собственным устройством и управлением.       Полукругом вокруг герсы Божьих Ворот были сделаны подробные изображения Семерых из белого камня, с глазами, которые, казалось, следят за каждым въезжающим путником. По обеим сторонам высокого проема ворот стояли суровые стражники в золотых плащах и стальных кирасах; на развевающихся стягах на башнях сверкал красный дракон на черном поле. Они проехали сквозь тьму и выехали на свет.       И, к своему разочарованию, принц Эйрион запомнил столицу совсем другой, когда покидал ее лет десять тому назад. Его красивое лицо, обрамленное серебристо-золотыми локонами сделалось задумчивым и недовольным. Тогда мощь Красного замка, блеск септы, странная сила развалин Драконьего логова удивляли и восхищали его, теперь же он оказался окруженный хмурыми лицами, криками, плечами и спинами.       Королевская Гавань не шла ни в какое сравнение со Староместом, который Эйрион уже успел посетить два раза, разве что она превосходила его размером. Все надежды оставались лишь на двор короля, его деда, где, как Эйрион надеялся, могла кипеть бурная жизнь.       Вскоре после подавления восстания Блэкфайра, принц Мейкар за боевые заслуги получил в награду замок на юге, прелестный и изящный по своему виду, но далекий от Королевской Гавани и придворной жизни. Мейкар принял дар, на некоторое время удалившись туда с семьей, и при дворе короля этому все были только рады. Принца не любили: он не умел заводить друзей, он был груб, прямолинеен, обидчив и часто хмурился. После этого король Дейрон II всего пару раз навещал сына и внуков в его владении. Эйрион запомнил деда как страдающего от хрупкого здоровья и слабого тела человека, который, тем не менее был королем и мог выглядеть достойно, особенно когда разговаривал о делах.       Время шло, и в Семи Королевствах стали появляться слухи, что бежавшие за Узкое море отпрыски Деймона Блэкфайра под руководством Эйгора Риверса готовятся взять реванш. Помня заслуги младшего сына, король Дейрон около пяти лет назад призвал его ко двору, чтобы предложить ему должность мастера над законом. Король желал, чтобы Мейкар был рядом, когда понадобится возглавить армию. После поражения восстания Деймона Блэкфайра о старшем и младшем сыне короля Дейрона, Бейлоре и Мейкаре, говорили как о молоте и наковальне.       Мейкар согласился, но детей оставил в Летнем замке. Тогда его супруга, Дианна Дейн, уже страдала непонятной тяжелой болезнью: у нее были проблемы с пищеварением настолько сильные, что она могла употреблять в пищу почти только молоко. Мейкар любил жену и, боясь тревожить ее переездом, оставил в Летнем замке, а чтобы не отрывать от бедной больной ее детей, он оставил их с матерью. Только младший сын Эйгон отправился с отцом, около двух лет мальчик служил пажем в Королевской Гаване, повидал множество турниров, но когда его матери стало совсем плохо, он был обратно отослан в Летний замок.       Промучавшись несколько лет, Дианна умерла, поэтому детей, теперь хотя бы старших сыновей, пора было представить ко двору. В Летнем замке остались только сын Мейкара, Эйгон, и две его сестры, Дейлла и Рей.       Проехав через Божьи ворота, Эйрион разочарованно похлопал своего дорнийского вороного коня, когда тот недовольно фыркнул. Грунтовая дорога сменилась булыжной кладкой, наполовину погруженной в грязь и отходы.       — Господа, добро пожаловать в самый большой бордель в Семи Королевствах, — ядовито заметил Лотар Карон.       — Да, наш замок кажется совсем крошечным по сравнению с этим чудовищно-громадным городом, — сказал Эйрион не без досады. — Пожалуй, к лучшему: хоть где-то можно будет спрятаться от этого гомона…       — И вони, — скучающе протянул Дейрон, небрежно оборачиваясь назад, к лесам и лугам, еще немного покрытым талым снегом.       В отличие от Эйриона, Дейрон последний раз посещал столицу года три назад, во время большого турнира, на котором Ото Бракен убил топором лорда Квентина Блэквуда: он служил оруженосцем. Вероятно, сейчас Дейрон жаждал поскорее добраться до таверен и борделей, но рыцари, поставленные Мейкаром для наблюдения за непутевым сыном, этого бы не допустили. И сейчас все силы его ума были брошены на составление плана побега.       Прямо напротив ворот, через которые въехали принцы, на самой высокой точке города, на холме Эйгона Завоевателя — скале торчащей из моря, о восточную часть которой разбивались волны, — располагался величественный Красный замок: огромнейшая крепость, королевский дворец, сложенный из бледно-красного камня, что придавало ему какой-то хмурый и отпугивающий вид.       Не пытаясь задерживаться на людных улицах, которые представляли из себя кашу из брусчатки и грязи, на глазах у зевак, которые уже распознали по гербам на костюмах и явным чертам внешности во всадниках принцев — хотя бы в одном — Эйрион пришпорил коня. Он помчался, разгоняя городскую челядь, по центральной дороге, прорезавшей город насквозь. Начиналась она у площади Сапожника и шла по Хлебной улице к самому замку. Надо сказать, молодой и идеально сложенный дорнийский скакун принца, подарок покойной матери Дианны, отличался высокой скоростью, от чего спутники начали отставать от Эйриона.       Эйрион сам не заметил, как очутился в давке из людей, повозок, мулов, лошадей, груженных до предела, на центральной площади в близи септы. Кругом то и дело слышались недовольные возгласы. Беспокойно дернув за поводья, Эйрион остановил коня, наклонился и обратился к одному из теснившихся на площади лавочников, судя по внешности суровому малому, плечистому, с окладистой бородой.       — Скажи, — спросил Эйрион повелительным тоном, — что тут происходит? Почему так много народу столпилось?       Лавочник, не поднимая глаза на Эйриона, раздраженно махнул рукой. Эйриона это не сильно обидело: в конце концов, в такой давке не до этикета.       — Ты не слышал? — переспросил он, повышая голос и стараясь перекричать толпу, оскорбляя второй раз Эйриона, обращаясь к нему на «ты». — Глашатай объявил, что у его Высочества, молодого принца Валарра, родились сыновья, двойня.       — Так это ли не хорошо? Почему все возмущены?       — Они родились мертвыми.       — Боги… — лишь промолвил Эйрион, откидываясь назад, чувствуя, как по спине его проползла струйка пота. Он представлял себе торжественное возвращение в столицу, а теперь его приезд омрачен смертью малышей. «Проклятье».       А лавочник тем временем продолжал.       — Лично я считаю, — и я не один такой, — оглядись — это Кровавая Ворона, ублюдок Эйгона Четвёртого, убил принцев: колдун отравил их в утробе матери… — сбавляя голос до шепета, молвил лавочник.       Эйрион, прислушавшись, действительно стал различать осторожные проклятья направленные в сторону Бриндена; все же, Кровавый Ворон занимал должность мастера над шептунами, поэтому наверняка имел большое количество шпионов.       — Чего еще можно ждать от братоубийцы? Ох, что за дикость, маленьких принцев, Бринден убил проклятым колдовством… — хотел он что еще сказать или нет, но в этот момент лавочник поднял глаза и увидел превосходное черное седло, сливавшееся с черным бархатным дублетом и вышитым на нем трехглавым драконом, а следом и светлые серебристые волосы Эйриона, и побледнел.       С криками на площадь влетели и остальные всадники сопровождавшие принца.       — Дорогу! Дорогу!       — А ну-ка разойдитесь!       Свита принцев принялась напускать коней на горожан, всадники отталкивали их ногами и грозили рукоятями мечей. Больше всех усердствовал Лотар Карон. А глаза принца Дейрона заговорчески бегали из стороны в сторону, будто он замышлял побег. Брат Эйриона не унаследовал благородную валирийскую внешность: у него были растрепанные песочные волосы и глаза цвета бронзы. Поэтому и улизнуть ему было проще, он мог спокойно пойти напиваться в самые гнилые места, и никто не узнал бы в нем принца. Разве что куртку с гербом ему пришлось снять, да и то только для того, чтобы осложнить поиски отцу.       Иногда Эйрион просто поражался, как Дейрон может быть его братом. В голову лезли мысли об ужасном, об измене матери, черноволосой каменной дорнийке, и он всем своим сердцем ненавидел себя за это и даже грозился себе утопиться.       — Не глупи, отец будет очень недоволен, если не успев прибыть ко двору, ты натворишь бед, — с некоторой заботой сказал Эйрион. — К тому же, ты не слышал? У нашего кузена Валарра родились мертвые двойняшки. Мы обязаны засвидетельствовать ему, его супруге и его отцу, принцу Бейлору, наши соболезнования.       Когда они приблизился к стенам Красного замка, его чувства и отношение к столице немного подуспокоились. Жизнь здесь казалась ему более живой, нежели в отстраненном Летнем замке где-то далеко на границе с Дорном.       Завидев нашего Эйриона с серебряными волосами, один из стражников, видимо, догадавшись кто едет, не дожидался, пока всадник приблизится, и подошел к калитке у ворот обвитых сталью, постучав. Калитка отворилась, стражник перебросился с кем-то несколькими фразами, и ворота начали открываться.       Когда всадники приблизились к воротам, навстречу к ним вышел мужчина лет тридцати-тридцати пяти в черно-серой ливрее и такого же цвета плаще.       — Ах, Ваше Высочество, — обратился он к Эйриону. Эйрион заметил, как серые глаза мужчины забегали в поисках второго принца, внешность которого отличалась от валирийской, — и Ваше Высочество, принцы, дорогие сиры рыцари, меня зовут Оливер Парсто, я стюард, управляющий замка. Я надеюсь, вы добрались спокойно, и на вас никак не отразилось недовольство в городе.       — Мы просто растолкали этих оголтелых безумцев, — отозвался сир Лотар.       — Да, да, как вы могли слышать, сегодня случилось ужасное событие. А эти бедные неряхи суетятся, не от зла, а от глупости. Сами себе нашли виновного. Но ничего, покричат, покричат и успокоятся.       — Эта мрачная новость застигла нас, когда мы въехали в город, — сказал Эйрион, печально опуская глаза.       — Позвольте показать вам тут все, а потом проводить вас в покои вашего отца.       — Конечно.       Конюхи забрали их лошадей, а слуги подали им чаши с разбавленным вином, чтобы утолить жажду после дороги. Эйрион заметил, как был раздосадован Дейрон от того, что кто-то посмел разбавить вино водой.       Красный замок представлял из себя огромное скопище величественных зданий из темного красного кирпича, громоздившихся друг на друга. В южной части располагалась Богороща, там был устроен сад где можно было встретить зеленые лужайки, фонтан и декоративные статуи, большие деревья и старинные чардрева.       Они прошли Тронный зал, огромное, пылающее изяществом, строение, устремленное ввысь. Далее расположился Великий чертог, стены которого были увиты плющом. Напротив него был Кухонный замок с массивными парадными дверми. Окна замка запотели от кипящей работы внутри, близился обед, и из крупных каменных труб на крыше валил дым.       Несмотря на гибель возможного наследника, все замковые слуги спокойно ходили по своим делам, ничем не отвлеченные. В конце концов, мертворождение было дело совсем обыденным — что за времена, что за нравы. Повезло, что супруга принца Валарра, леди Кира, дворянка валирийских кровей из вольного города Тироша, смогла пережить сами роды. Ведь смертность среди рожениц тоже была немаленькой.       За западным двором следовал восточный, где расположились основные здания: арсенал, Башня десницы, Королевская септа, Девичий склеп, названый так из-за того, что король Бейлор Благословенный запер там своих сестер, пытаясь уберечь их от похоти и разврата, псарни, конюшни, куда отвели их лошадей, а также несколько каменных домов, пристроенных прямо к стенам, где жили слуги и некоторые королевские советники.       Оливер повел Эйриона и Дейрона во внутренний двор. Остальные сопровождающие уже успели раствориться, посчитав неуместным идти на встречу с принцем Мейкаром без приглашения, как и сир Лотар Карон. Он отправился к тренировочной площадке размяться после долгой езды верхом.       Во внутреннем дворе крепко вросла в землю большая квадратная башня, обросшая по углам четырьмя круглыми башенками, но поменьше — это выглядело словно замок внутри замка. Твердыню, построенную при короле Мейгоре Жестоком, окружал широкий ров, усеянный острыми кольями. Она, подобно черной горе, высоко возносилась над остальными зданиями и отбрасывала на них длинную тень, по которой можно было сверять время.       Оливер Парсто провел принцев сквозь громадные дубовые двери в вестибюль, в котором стояли пара часовых. Они прошли по вымощенному булыжником полу, поднялись по главной лестнице и стали петлять по длинным, пустынным и запутанным коридорам, по бокам которых было разброшено бесчисленное множество комнат. Путь освещали факелы, горевшие круглые сутки, вознося неровные блики на стены. Между факелами висели старинные гобелены.       Твердыня Мейгора имела неприятное свойство наводить жуть и мрачные мысли. Как-то серо, мрачно, безнадежно-грустно почувствовалось здесь Эйриону. Твердыня Мейгора жила жизнью прошлого, и отжившие тени все еще рылись здесь, в ее темных уголках. Заговорами и страшным прошлым дышали гобелены, складки гардин и портьер. Все было каким-то мрачным. В каждом углу полно слез и крови. Эйрион невольно задумывался, сколько здесь еще подобного случится на его веку.       У очередного перекрестка принцев окликнул женский голос, в котором Эйриону послышались кокетливые нотки.       — Оливер! Оливер, я увидела вас с балкончика и я знаю, что вы привели гостей. Не хотите нам их представить?       Правый коридор, откуда доносился голос, был освещен гораздо лучше. В него заглядывало солнце, он вел к балкону, который выходил на Богорощу.       — Ох, принцы, позвольте представить вам, это леди Алис Аррен, — немного замешкавшись, сказал стюард.       «Леди Аррен, супруга моего безумного дяди Рейгеля. Как достойно она держится для женщины, родившей от слабоумного».       — Так это те самые сыновья принца Мейкара, которых он так скромно расхваливал. Ну же, господа, подойдите и окажите честь поговорить с нами, — в голосе Алис появилось некое озорство.       Рядом с леди Аррен заворковали фрейлины. Стараясь скрыть смущение, Эйрион двинулся к свету, толкая за собой брата, который неохотно двинулся за ним.       — Старший сын, принц Дейрон и его младший брат, принц Эйрион, — представила Алис Аррен молодых юношей своим воркующим служанкам.       Эйрион с братом вышли на балкон с узорчатым каменным заборчиком, колонны которого украшали горшки с первыми весенними цветами: красными примулами, белым морозником и белоцветником, чья зелень густая и сочная сочилась соком.       — Я помню вас еще совсем детьми, а сейчас вы возмужали и стали настоящими рыцарями.       — Ну это еще как знать! — иронично ответил Дейрон.       «Да, если она берет за рыцаря Дейрона, то либо рыцари нынче измельчали, либо это горькая ирония».       Она смерила братьев кокетливым взглядом, в котором одновременно отдавало чем-то мужским. Леди Алис Аррен выглядела все ещё прекрасно, хотя возраст ее недавно перешагнул отметку в тридцать шесть лет — пухлые губы, вздернутый носик, кожа безупречно чистая. Только солнечный свет подчеркивал ее редкие морщины.       Такую женщину Эйрион мог только жалеть, за брак с принцем Рейгелем. Хотя он слышал, что дядя при всей безумности оставался мягкосердечным, кротким, и милым человеком, поэтому, вероятно, не сильно докучал ей.       — Здравствуйте, миледи, — поклонился Эйрион, — я вспомнил вас по все тем же прекрасным золотым локонам и восхитительным синим глазам.       — Ох, вы мне льстите.       — Ничуть.       — Как прикажете, — сдалась леди Алис. Глаза ее проницательно смотрели на Эйриона. — Как вам Королевская Гавань?       — Тает снег, везде много грязи, еще и негодующий народ.       — Да, их встревожило печальное известие о мертвых младенцах, какое горе для принца Валарра и всей семьи. Челядь в любой вещи может рассмотреть плохое знамение, а наш сир Бринден — человек весьма загадочный: жуткие предзнаменования так и тянутся к нему.       — Несмотря на все грехи, он защищал трон для нашего деда, короля, с мечом в руках в битве на Багряном поле, — сказал Дейрон.       — Скорее уж с луком. Бринден со своим отрядом лучников расстрелял Деймона Блэкфайра вместе с сыновьями, а ведь вы знаете, как их любили.       «Поступок весьма не доблестный». Эйрион не заметил как стиснул кулаки от такого бесчестия, но тем не менее война вещь не честная по природе своей, и не ему судить сира Бриндена.       — Но давайте не о войне, любят мужчины уж слишком много говорить о битвах и сражениях. Скажите теперь вы, принц Дейрон, как вам столица?       — Если есть места, где можно выпить и поесть, то пойдет.       — О, я слышала, что на Мучной улице есть хороший трактир, «Зеленый лис», только не говорите, пожалуйста, про этот совет своему отцу, а то он затаит на меня обиду, — с наигранной досадой сказала Алис.       — Честное слово принца.       — Да, прошу, простите вы меня за мою забывчивую натуру, позвольте представить вам мою дочь, Эйлору. Вы, должно быть, запомнили ее еще совсем маленькой, — и она сделала шаг в бок, шурша своим голубым платьем, выводя на передний план к гостям молодую принцессу, которую раньше Эйрион принял за одну из фрейлин.       В этот момент молния отозвалась в сердце Эйриона. Молния, озарявшая старые воспоминания, которые казались принцу уже давно утерянными и совсем не из этой жизни. А из жизни, загубленной из-за глупости и чрезмерного благородства, жизни, канувшей в лету, когда он еще был совсем другим человеком. Заперев воспоминания в глубинах своего сознания, на время придав их забвению, Эйрион поглядел на принцессу.       Перед ним стояла Эйлора, нежная, хрупкая и тихая девушка. Серебряные с платиновым отливом волосы, изящно причесанные, обрамляли мягкими линиями перламутровые щечки. Телу ее недоставало еще округлости и пышности, тонкие руки и короткие плечи говорили о крайней молодости, принцессе можно было дать лет тринадцать-четырнадцать. У нее были глаза голубые, как летнее море. Она была старшим ребенком Алис.       — Вы… Ты выросла, сестрица, — выдавил из себя Эйрион, стараясь не засмущаться. Последний раз он видел ее еще совсем маленьким ребенком, играющим в коридорах и павильонах Красного замка. А между тем Эйлора скоро совсем расцветет, превратится в настоящую женщину. Принцесса имела брата-близнеца, Эйлора, родившегося на час позже; с ним, должно быть, она была обручена.       Эйлора улыбнулась, и меж коралловых губ Эйрион увидел блеск белых, словно жемчуг, зубов.       — А ты возмужал, брат мой, — промолвила она.       — Свежий воздух Дорнийских марок творит чудеса. Наш замок не прижат соленым морем с одной стороны и кипящем от работы городом с другой.       — Но южнее у нас красные горы Дорна, а они безжалостны к гостям, это доказали Дорнийские войны, — ухмыльнулся Дейрон, — сколько их было, шесть, семь?       Но Эйлора не обратила внимание на него.       — Должно быть замок и окрестности очень красивы, раз вы так надолго оставили Королевскую Гавань.       — Не по своей прихоти, а по воле отца. Но без сомнений, сестра моя, замок великолепен, — сказал Эйрион и следом добавил, обращаясь и к Алис Аррен тоже, — вам обязательно следует его посетить.       — О, вы очень любезны, принц, — сказала леди Аррен с досадой, — надеюсь, мы как нибудь отдохнем там всей дружной семьей. Однако понимаете, в связи с болезненным состоянием моего мужа, Его Величество король запрещает ему покидать Королевскую Гавань.       — Что ж, сожалею и надеюсь на его скорейшее выздоровление, — разочарованно произнес Эйрион, понимая, что тронутых безумием людей не вылечит ничего, кроме смерти.       Будто догадавшись о причине рассеянности Эйриона или стараясь прервать неловкость, которая начинала кружиться на балкончике, Оливер Парсто повернулся к молодому принцу и тихонько кашлянул, прикрыв рот рукой.       — Ваши Высочества, вероятно заседание Малого Совета уже кончилось, и ваш отец может ждать вас. А если вы заставите ждать своего отца, виноватым окажусь я.       — Пойдем, братец, — кладя руку на плече Эйриона, сказал Дейрон, которому вся эта ситуация казалась бессмысленной. Он не был обременен ни думами, ни заботами, и на эти встречи с людьми прошлого ему было все равно.       Поклонившись Алис и ее дочери, принцы удалились, шагая за Оливером в глубь мрачной крепости, оставив шепчущихся девушек позади. Эйрион уходил в страшном возбуждении, причину которого и сам не мог себе объяснить.       В покоях Мейкара не оказалось, и Оливер предложил принцам подождать отца там, а сам удалился по делам. Они расположились в гостиной. Комната, казалось, была почти полностью лишена удобств и скудно украшена. Отец их, должно быть, проводил здесь встречи со сторонниками или друзьями, если таковые вообще у него могли быть, или отдыхал, если, конечно, он вообще мог отдыхать, упав в кресло. В свободное время принц Мейкар любил ездить верхом или прогуливался, упражняться с мечом, копьем или булавой.       — Мучительно, не правда ли, вновь оказаться здесь? — темные пурпурные глаза принца Эйриона почти пылали: он столько лет был оторван от двора, что несмотря на то, что не все пока оправдывало его ожидания, он был рад быть здесь.       — Это ужасно, брат мой, я боюсь, что отец заставит меня заниматься делом, а я никак не желаю такого, — ответил Дейрон.       — Ты просто разочарование для семьи.       Раздался смех.       — Один Дейрон был великим полководцем, другой же был человеком слова, дипломатом и славился своей добротой, — продолжил Эйрион, — ты же интересуешься лишь вином и шлюхами. Дейрон Юный Дракон, Дейрон Добрый, звучит даже если не величественно, то по крайней мере достойно. Ты знаешь, как говорят о тебе?       — Ах, неужели моя репутация известна всем?       — Тебя прозвали пьяницей.       — Ну это же правда, — шепнул Дейрон. — И боюсь, отец придушит меня. Не раз он грозил так оборвать мою жизнь.       — Грозится, но, думаю, не сможет это сделать из любви к нашей покойной матушке, — вздохнул Эйрион. — Брат, отец нуждается в достойном наследнике. Он больше всего страшится быть опозоренным твоим поведением. Вероятно, из-за тебя нас и не призывали в столицу так долго, оттягивая момент твоего очередного позора.       — Зачем ты так жесток ко мне?! — воскликнул Дейрон.       — Я лишь говорю справедливую истину. А прислушиваться ли ко мне, зависит лишь от тебя.       — Но что я могу поделать, я уже много лет пребываю в состоянии полнейшего стыда за самого себя.       — В конце концов, ты внук короля, почему бы не попробовать найти себе дело, которым ты мог бы гордиться или хотя бы отвлекаться от пьянства и шлюх? Ведь ты не крестьянин, перед тобой открыто столько дорог. Тебе не приходила в голову такая мысль?       — Приходила, и даже оставалась там на некоторое время. Я просто мечтаю временами сделать хоть что-то полезное, — Дейрон критически нахмурился. — Но в таком случае мне придется что-то делать, а ведь это так утомительно!       — Нашему отцу нужна поддержка, он сильный человек, словно чугун, но под тяжестью проблем чугун не гнется, а имеет свойство ломаться. А при дворе у него много недругов, учитывая его сложный характер.       — Ты замучил меня, повторяя одно и то же. Я не знаю, почему ты так тревожишься за отца и за меня, — плаксиво начал Дейрон. — После победы над Блэкфайром, мир в королевстве царит уже больше десяти лет. У деда и так полно сыновей и внуков, пусть они тешат его своими достижениями, а я восьмой в списке наследования Железного Трона и мне, собственно, он не нужен — на этом стуле даже неудобно сидеть. А помимо меня у отца есть ты, Эймон и Эйгон, и девочки, вы и оправдывайте его ожидания. Почему от меня нельзя просто отстать?       Дейрон махнул рукой, давая понять, что более на эту тему ему беседовать не интересно. Пройдясь вперед и обратно, он вновь заговорил, но уже на другую тему.       — Ладно, оставим этот разговор, который вновь ни к чему не приведет. Я заметил, что тебя заворожила наша кузина?       — Я был приятно удивлен, что из той маленькой пухленькой девочки растет такая прекрасная женщина, — отворачиваясь от брата, сказал Эйрион, стараясь скрыть смущение, конечно если оно вдруг посмело отразиться на его лице.       — Так она тебе понравилась?       — Она хороша собой, впрочем, внешностью Эйлора пошла скорее в мать, нежели в дядю Рейгаля.       — Мне показалось она слишком худой и чересчур бледной, да и лицо у нее слишком вытянуто, — подвел свой итог Дейрон, словно сбивая цену, торгуясь за дочку трактирщика.       — Тебе бы говорить о бледности, когда у самого от пьянства кожа желтеет.       Но Дейрон не успел оскорбиться. Вдруг главные двери комнаты с визгом и скрипом распахнулись под давлением невидимой руки. Струя свежего воздуха пробежала по комнате, и от неожиданности Дейрон вскрикнул, словно ожидая, что за такие нелестные слова о принцессе он получит вызов на поединок от неведомого воздыхателя, который мог подслушать этот разговор.       Но это оказался принц Мейкар Таргариен, явившийся встретить своих старших сыновей.       — Доброе утро, — Мейкар сухо поздоровался с ними, окинув их подозрительным взглядом, который чуть дольше обычного задержался на Дейроне.       — Здравствуй, отец, — Эйрион склонился в полупоклоне.       Словно пытаясь исправить ошибку, Дейрон повторил все за младшим братом, но неуклюже.       — Ты нетрезв?       — Ума не приложу, с чего мне быть нетрезвым, — и словно сдаваясь, Дейрон демонстративно вскинул руки вверх. — Я только просушил горло вином с водой. Представь, отец, какое это дикарство — разбавлять вино.       Грозный, молниеносный взор светло-фиолетовых глаз Мейкара каскадом гневных искр обрушился на Дейрона.       — Кончай паясничать! — в голосе принца чувствовалась разочарование.       — Я прошу прощения, — растерянно буркнул Дейрон. Он давно не виделся с отцом и забыл уже наверное, как Мейкар мог быть страшен в гневе.       Мейкар приближался тогда к тридцати пяти годам. Принц был высокого роста, плотного, могучего сложения, имел коротко подстриженные серебряные волосы, борода покрывала грубое и жестокое лицо, скрывая шрамы и оспины.       Тем не менее, как бы Мейкар не был строг по отношению к своим детям, в душе он любил их и пытался вырастить из них достойных людей — не с каждым ребенком это получалось. Ну, возможно Дейрона любил только из любви и уважения к его покойной матери, хотя последние надежды на перемены в характере его первенца давно уже умерли.       — Как девочки? — немногословно Мейкар поинтересовался о жизни маленьких принцесс Дейлы и Рей.       — Все еще сильно переживают утрату матери, — ответил Эйрион. — Но служанки и септа Гвиленна всячески пытаются отвлечь их от этой утраты.       — А как чувствует себя Эйгон?       — Лучше, вечно носится со своим котом по роще возле замка. Сир Алан Дейн уже начал обучать его управляться с мечем.       — Хорошо, — процедил Мейкар.       Третий же сын Мейкара, Эймон, в начале года по приказу короля был отправлен в Старомест, учиться в Цитадели на мейстера. Маленький принц был третьим сыном четвертого сына и никаких надежд на занятие престола иметь не мог, да даже получить Летний замок шансов было мало. Хотя он и был назван в честь другого принца Эймона Таргариена — легендарного Рыцаря-Дракона, который приходился нынешнему королю Дейрону дядей, а по некоторым крамольным слухам мог быть даже его отцом — юного Эймона вместо рыцарского ремесла ожидала участь школяра.       Принц Мейкар был очень недоволен. «Когда слишком много драконов, это так же опасно, как если бы их было мало», — сказал Дейрон II принцу Мейкару, после того как озвучил свое решение. Мейкар не желал для сына судьбы книжника, прислужника лордам, но смирился с требованием короля.       Наконец, Мейкар рукой приказал сыновьям усесться в креслах. Они были весьма неудобными, отметил Эйрион.       — Боги, вот никогда бы не подумал! Насколько же вы непохожи. Дейрон, не смей позорить меня перед королем и кронпринцем. Как же повезло Бейлору иметь сразу двух порядочных сыновей, — сказал Мейкар устало потирая висок. — Ты же, Эйрион… Я безмерно благодарен твоей матери хотя бы за тебя, я вижу, твои глаза светятся гордостью, умом и благородством. Ты, пожалуй, вся моя надежда.       — Отец, мне приятно это слышать, но прошу тебя дать Дейрону шанс исправиться.       Сквозь тишину послышался тихий стон Дейрона. Мейкар оставил эту просьбу без ответа.       — Будьте готовы: сегодня я хочу представить вас королю. Совещание Малого совета на сегодня окончено. Король сейчас выслушивает прошения, после них вы и встретитесь. Сначала вам надо переодеть дорожную одежду, — закончил Мейкар, в голосе его чувствовалась прирожденная властность.