fabula

Жил-был.... В прочем, неважно. Владик жил на улице, дома только по-быстрому ел и спал - с отцом пересекаться особо не хотелось, а матери у него не было. Владик был умнее и сильнее всех ребят из ближайших дворов, и почти всегда занимал место лидера в любых играх. Это нравилось не всем, и к десяти годам Владик приобрел репутацию изрядного драчуна и опыт в быстрой остановке крови из носа, а так же несколько мест, где он мог остаться, если отец был совсем не в себе. Владик рос непостепенно. То за месяц вырастал на десяток сантиметров, то за полтора года ни вырастал ни на сантиметр, и поэтому, в седьмом классе был ростом ниже сверстников, но даже это умудрился приспособить себе на пользу. Пусти он был хитрее и дрался лучше своих ровесников, против отца он не мог сделать ничего - пусть отца он видел трезвым не так часто, пусть тот бил его в пьяной, тщетной ярости, пусть не вспоминал про его день рождения почти никогда, пусть не возил его на рыбалку или пикники, не делал с ним первый скворечник в четвертом классе - но он был его отцом. И Владик свято хранил в памяти редкие моменты доброты отца к нему, хранил подаренный перочинный нож, просто потому что не мог иначе. Поэтому, когда он забежал чего-нибудь съесть, а наткнулся на пьяного отца, он почти не отбивался - только отступал и защищал руками лицо. Он даже не смотрел пути отступления - отец ругался особо обидно, пусть Влад и не замечал оскорблений от сверстников, слышать такое от отца было больно - и оказался в углу комнаты. А отец не утихал. Из-за сильного удара в живот он сполз на пол, а потом отец ударил его ногой, рука и ее пронзила острая боль, а Влад, не пискнув от боли отрубился. Очнулся он в травмпункте. Рядом суетилась санитарка, а в углу кабинета сидела соседка, баб Галя - на редкость крепкая и здравомыслящая старушка. Сломанную руку и синяки он объяснил тем, что прыгал по гаражам. Поверили или нет - не так уж и важно, но спрашивать не стали. С гипсом надо было ходить долго. Рука в гипсе временами сильно болела, но Влад не жаловался. На четвертую и предпоследнюю неделю в гипсе он вышел во двор школы... И понял, что никаких правил чести нет и не было. Всю дружную компанию почти в самом начале спугнул какой-то учитель, о котором всех предупредил стоявший на стрёме. -- Сворачиваемся нахрен! Влад прикрыл глаза буквально на секунду, и тут же услышал тихий, заикающийся голос: - Т-ты как? Кто это тебя так? П-парень, ты как? Влад лениво открыл глаза. Рядом, на корточках сидел высокий парень в клетчатой рубашке и с забавными кудрями. Он нервно поправлял очки на носу каждые пару секунд. Влад подтянул к себе ноги, опёрся здоровой рукой и встал, поморщившись - бок болел. - Если... Если хоч-чешь я могу помочь с ссадинами, я-я живу недалеко. Владу парень показался забавным. Длинный, нескладный, заикающийся очкарик - вроде ничего интересного, но было в нем что-то... Интересное. Не то, что он не прошел мимо, а эта искорка, этот проблеск чего-то яростного в глазах. Влад, совершенно неожиданно для себя согласился, глянув сквозь линзы очков в глаза неожиданному благодетелю: - Хорошо. Давай. Было в этих глазах что-то... Интересное. Пришли они и правда быстро. В квартире не было никого, и очкарик явно это знал. На работе все? Но должен же кто-то оставаться дома? - Вот-т и пришли. Я сейчас принесу аптечку, т-ты в кухню иди, я сейчас.... Это прямо по коридору. Влад прошел куда было сказано. Кухня была не маленькая, но и не большая. Уютная? Немного выцветщая бежевая штукатурка, обои с ненавязчивым узором на одной стене, на столе ваза с яблоками и тарелка с печеньем. Очкарик, что-то неразборчиво бормоча, ввалился в кухню, прижимая к груди аптечку, стоило Владу усесться. Когда последний пластырь занял свое почетное место над рассеченной бровью, Влад вдруг понял, что его впервые за долгое время касались не чтобы навредить, и он все это время пробыл в некоем трансе. Он неловко кашлянул. Очкарик снава затараторил: - Я-я не слишком сильно нажал? А чт-то ты думаешь по по-оводу чая? Влад перебил его: - Эй, погоди, тараторка. Зовут-то тебя как? Я Влад, и я совсем не против чая. - Я? Я Веня.... Вениамин. Веня, в общем. Я сейчас ч-чайник поставлю.. Чай был горячий и крепкий. Печенье, явно домашнее, вкусное и в меру рассыпчатое. - Вкусное печенье. - не задумываясь похвалил Влад. Веня покраснел и спрятался за чашкой, а потом тихо сказал: - Это я пек. Спасибо. Они сидят так долго, и совершенно неожиданно находят темы для разговора - они совершенно разные, но почему-то у них одинаковые любимые книги, им обоим не нравилась "Му-му" и новый физрук. С Веней легко. Уходя, Влад спрашивает: - А в ты в каком классе? Я - в Бэ. - А я тоже в Бэ... Веня никак не может вспомнить среди своих одноклассников эту шпалу. Среди параллели он тоже его не видел... - Ты не из седьмых? - Я в п-пятом. Это неожиданно, но неожиданно открывшаяся разница в возрасте не портит впечатление. С Веней он встречается примерно раз в неделю, и тот, постоянно мерзнущий из-за первых октяборьских морозов, просил посидеть с ним в квартире - по словам Вени, родители поздно приходят, а бабушка с дедом сидит, ей не до Вени. Вене не нравится называть его Владом и Владиком и тот придумывает ему дурацкое прозвище - Мир. Но Влад, хотя и ворчит, совсем не возражает. Ему нравится, когда его так называет Веня. Влад показывает ему свои любимые места, Веня признается что умеет играть на фортепиано. Через пару дней Влад ненароком говорит что знает как пройти в музыканую школу, и у Вени в глазах зажигаются огоньки, пусть он и возражает - мол, у него дома есть пианино, можно бы и не рисковать. И в одну прекрасную ночь, когда родители Вени в гостях, Влад помогает ему пробраться в старую музыкальную школу, в поздний час тихую до безумия. В зал сквозь окна льется свет внезапно выглянувшей луны, Веня играет на рояле и в этот момент Влад уверен: он счастлив. Он не говорит Вене, что он специально для того чтобы послушать как Веня играет нашёл эту лазейку. А потом Веня прощается. Мать и отец уезжают, и его берут с собой. Влад учится. Учится. Владимир собирает банду. Набирает влияние. Владимир не может вспомнить, как он выглядел, не помнит, как звучал его голос, но безумный огонек в глазах и неведомую грацию в некоторые моменты помнит, поэтому и завязывает гордеев узел отношений с Натан. Он уже не уверен даже что его звали Веня - да и был ли он в принципе? Парень из поезда кого-то напоминает. Он забавно заикается, предлагает плюшки или бутерброд. Его вышвыривают из поезда, и Владимиру немного обидно - парень забавный, но так надо. В термосе чай идеальной температуры, достаточно крепкий и в меру сладкий - все в нем в идеальных пропорциях. В двух белых забытых бумажных свертках действительно домашняя выпечка: в одном - плюшки с корицей, в другом - печенье. Печенье кажется до боли знакомым - Владимир не помнит кто его пек: его соседка, какая-то из его пассий или может, вовсе Натан? Хотя нет. Натан ненавидела готовить, да и максимум ее умений простирался на слабенький борщ и горелый омлет. Повезло, однако, той Особе, про которую бормотал тот парень. Почему-то кажется, что дальше будет что-то хорошее, и Владимир буквально стряхивает с себя это иррациональное ощущение надвигающегося счастья.