peace

      Под нос суют букет кроваво-красных роз, и не надо никакую дедукцию применять, глядя на смуглую руку, чтобы понять, кто пришёл.       — Соболезную.       — О, перестань, Занзас, — морщит нос Лавиния, — тебе Алонзо никогда не нравился.       — Как ничтожество может нравиться?       — О покойниках либо хорошо, либо никак.       — Либо ничего, кроме правды, — заканчивает он.       И не поспоришь.       Лавиния на мгновение прикрывает зелёные глаза. Занзас не меняется (а она его ещё со школы знает), и глупо, наверное, было ожидать от него другой реакции. Даже если умер её жених, с которым она была вместе три года.       — Не думала, что ты приедешь, — она забирает у варийца цветы и, присев на корточки, кладёт их перед могильной плитой.       — Были дела у старика, решил заехать.       — Что за дела? — она поднимается на ноги и становится рядом с Занзасом.       — Савада, кажется, женится, — произносит он с нескрываемым злорадством в голосе.       «Чего ты радуешься? — хочется сказать Лав. — Как всё уляжется с Тсуной, Тимотео, вдохновившись, возьмётся и за тебя».       — Ты искренне за него рад.       — Надеюсь, в жёны ему попадётся стерва, которая устроит ему веселую жизнь.       Лавиния хмыкает. Годы идут, отношения Варии и Вонголы — нейтрально-союзнические, никто не пытается друг друг подставить или убить, тандем Тсуны и Занзаса приносит результаты. Но даже всё это не мешает варийцу иногда отпускать колкости в адрес Савады.       — А вдруг они всё же полюбят друг друга?       Скайрини на неё смотрит так, что у не знающего его человека будут подкашиваться ноги, но Лав не из робкого десятка. Он сверкает глазами, но ничего не говорит.       — Исключено. Пусть она превращает ему жизнь в ад.       — Тсуна — не старый, прогрессивный, адекватный. У него есть все шансы завоевать сердце своей невесты.       — Ты тоже можешь поучаствовать.       — Да?       — Да. Алонзо ведь умер, путь свободен. Можешь репетитору Савады подсунуть папку со своей кандидатурой.       Лавиния вздыхает.       — Это я всегда невеста, но никогда — жена. Сам ведь знаешь, я — однолюб, — поясняет она ему. — Мне тяжело переключаться на кого-то другого. Так что… Вдруг ей повезёт больше, чем мне?       — Прими. Мои. Соболезнования, — выталкивает каждое слово из своего горла Занзас. Разворачивается, перед этим не удостаивая Лав взглядом, и отходит, направляясь к ждущему его Скуало возле машины.       — Меня он пугает, — сообщает подошедшая позади женщина, и на плечи Лавинии ложатся ладони Аллегрии — её мачехи. — И как ты только можешь с ним общаться столько лет?       — Потом уже не больно, — усмехается уголками губ Лавиния. — Идём?       Она знает — ему было нелегко показаться на кладбище.       Как и принести соболезнования.