Но пребывает с нами вера, надежда, любовь. И любовь из них больше...

Анна переоделась в пижаму и села в кресло, муж с удивлением посмотрел на неё: — Володь, нам надо поговорить. — Я слушаю, очень внимательно. — сел перед ней на пол и взял руки в свои. — Что случилось, Анютка? — Ты хочешь оставить меня здесь? — Ты про курсы? — девушка кивнула. — По правде говоря, то, что предлагает Надюша для вас с Наташей было бы гораздо лучше, чем то, куда вас записал Андрей. Но ты права, оставлять тебя здесь я не хочу. Давай думать вместе. — Сколько они длятся? — Три месяца. Я сам столько не выдержу. — Ты здесь только на выходные? — Не знаю, честно. Надо бы по заказам посмотреть, что там и как. Курсы с 10го февраля, тут мы до 15го января. Потом почти месяц в Питере… Я, как минимум, каждые выходные сюда… Может с Сашкой договоримся, и неделю я, неделю он… Там и ремонты в заказах, и полноценные стройки… Но стройки пока снег невозможны. Даже геодезисты не пойдут работать… В принципе, по наполнению, мне нравятся эти курсы, но по срокам… А тебе что не нравится? — Сроки и расстояние. Это единственное, что меня не устраивает. Я люблю Надюшу, но без тебя… — И что делаем? Отказываемся? — Эти курсы очень хорошие? — Да, — вздохнул Владимир. — Тогда я останусь здесь, а ты будешь приезжать по мере возможности. — Ну мы ещё целый месяц в Питере вдвоём пробудем, я там заодно рассмотрюсь в заказах, может, и я сюда перееду. *** Надя тихо поднялась в свою комнату, привела себя в порядок, постучалась к Бенкендорфу: — Саш, ты спишь? — Нет, — мужчина сидел на кровати и смотрел видео в ноутбуке, с появлением женщины поставил его на стол и встал, — я тебя ждал, начал, правда, просматривать, но нервы сдают, может не будем на ночь смотреть? Ты как? Устала? — Нет, я в полном порядке. Я уже настроилась на киношку. Может хоть начнём? — полностью зашла в комнату и закрыла ее на ключ. Мужчина сделал шаг, и Надя оказалась в его руках, спиной прижата к двери. — Саш, так мы ничего не сделаем… — Мне нужен энергетик, иначе я засну… — наклонился и поцеловал Надю, зарылась в его волосы. Ощутила, как любимые руки нырнули под футболку и начали подниматься по спине поглаживая ее. Попыталась вырваться, но ни его губы, ни руки этого не позволили. Лишь крепче держали в своём плену. Александр почувствовал, как любимая сначала напряглась и попробовала вырваться, потом поняла, что он не отпустит и теперь стояла столбом, не выказывая ничего. В это же время его пальцы изучали на ощупь все рубцы и шрамы на любимом теле. — Надюш, расслабься, — выдохнул ей в губы и тут же напрягся сам. — Подожди, родная, повернись, — попробовал развернуть спиной к себе, но Надежда продолжала стоять памятником. — Динь, покажи мне, там, кажется, воспаление, надо смазать. Услыхав «покажи» Надя, мгновенно открыла дверь, тихо прошептала «Нет!» и в секунду оказалась в своей комнате, заперлась. Упала на кровать и расплакалась. — Динь, — раздалось за дверью, — родная, открой, пожалуйста. В ответ тишина. — Надя! Я сейчас сломаю дверь, открой! Надежда Николаевна, гроза всех своих подчинённых, сухарь, железная леди, которая никогда и никому не показывала своих чувств, порой казалось, что понятие «эмоции» ей не ведомо и поэтому прозванная «Сычихой», свернулась калачиком на кровати, вцепилась зубами в подушку и рыдала. Да, головой она понимала, что когда-то наступит момент, и Саша увидит эти шрамы, но она по-прежнему была к этому не готова. Как и любой женщине ей хотелось быть самой-самой для своего мужчины, и внешность, и тело были далеко не на последнем месте. Да, ещё вчера она настроилась на это, но вечером она лежала то на боку, то на спине, а сейчас эта спина оказалась незащищённой… Она знала каждый свой шрам, от чего он и как выглядит. Да, она знала, видела в зеркале, что несколько из них воспалилось, поэтому и пила противовоспалительное. Но когда ощутила его руки на спине… это обожгло… Стало … очень стыдно… Да, в своё время выяснилось, что корректировка лазером не для неё — после того как кожу спины привели в относительный порядок, хотя бы всё взялось шрамами-рубцами, а не кровоточило, кожа оказалась сверхчувствительной и на лазер реагировала ожогами. Как сказали врачи «индивидуальная реакция Вашего организма». Пришлось смириться. Научилась терпеть боль, не стремилась глотать таблетки и садить печень, со временем даже перестала реагировать на эту самую боль. Или она притупилась? Участвовать в конкурсах красоты или купальников она не собиралась, на личной жизни тоже поставила крест. До появления Саши… Да, он сказал, что всё знает, но знать это одно, а видеть своими глазами — кардинально противоположное… И как быть дальше? Без Сашки она не сможет. Но и показать ему спину тоже… — слёзы и размышления были прерваны шумом, тяжёлым дыханием и кряхтением. Корфы, после разговора про курсы, начали составлять свой список блюд на праздники, у девушки началась икота, бутылочка воды на тумбочке не спасла, решила спуститься вниз, но увидела, как Бенкендорф ломится в закрытую дверь комнаты Нади, побежала к мужу. Владимир рванул к тёте, из рассказа потенциального дяди понял только, что она заперлась внутри. На его просьбы открыть дверь женщина не отреагировала. Поэтому парень быстро обулся, схватил на кухне отвёртку, которой недавно пользовался Костя, и выбежал на улицу. Там по водосточной трубе подобрался к нужному окну, отжал раму, открыл окно и пролез в комнату. — Господи, Медвежонок… — Корф увидел плачущую Надежду Николаевну, сгрёб ее вместе с одеялом в объятья, незаметно повернул ключ в двери и в комнате появились Бенкендорф с Шурой и Аня со стаканом успокоительного. Владимир взял тётю на руки, сел с ней в кресло и спокойно гладил: — Тише, родная, тише… Мы вместе, я рядом… Всё хорошо, а что нехорошо мы решим, Медвежонок. Не плачь, родная моя, не надо… Вытираем слёзы… — женщина перестала плакать и теперь только тихо всхлипывала. Анна протянула мужу стакан, тот кивнул. Бенкендорф сел на корточки рядом с креслом и взял Надежду за руку. — Давай выпьем, Медвежонок, это водичка, просто водичка … Тихо, родная, тихо, — Надя послушно выпила содержимое стакана, увидела Александра и его глаза, полные вины и боли, слезы покатились в удвоенном количестве. — Так, умничка моя, а теперь рассказывай, что случилось? Надежда уткнулась в племянника и отрицательно помотала головой. — Ничего не случилось? — Отрицательное движение головой. — Понял, а чего ты тогда плакала, закрылась в комнате и не пускала Беню? Он тебя обидел? — Шура тихонько прикрыла окно, в комнате становилось довольно прохладно. Надя опять отрицательно мотнула. — Понял. Анют, попроси, пожалуйста, Романыча починить окно, он умеет. А мы сейчас побудем вдвоём и поговорим, хорошо? — Конечно, Володя. Идите в нашу комнату, я внизу. — Нет, Анют, мы пойдём в кабинет. А ты ложись, мы надолго. — Надя опять замотала головой и попробовала вырваться. — Нет, Медвежонок, нет. Мы просто побудем вдвоём. Я тебя пытать не буду, тише, родная, тише. Владимир занёс тётю в кабинет, за ними зашёл Бенкендорф и закрыл плотно дверь, потом подошёл к большому напольному глобусу, открыл его, достал стакан и бутылку сока, налил его и протянул Наде. — Ты не замёрзла? — спросил Корф. — Нет, Ёжик, нет. Прости, я испугала тебя. Всё хорошо, правда. — Взяла стакан. — Спасибо, Саш, — смутилась. Какое-то время сидели молча. Надя спрятала лицо на груди у Корфа. — Что случилось? — спокойно спросил племянник. — Кто тебя обидел? Беня? Хором: — Да! — Нет. — Вов, давай мы сами разберёмся? — спросил Александр Христофорович. — Нет, Беня. Это МОЯ тётя. По правилам, я должен тебя выставить из кабинета. — Надя отрицательно замотала головой. — Нет, Ёжик, нет. Нам действительно надо с Сашей поговорить. Но… — тихо. — Ш-ш-ш-ш, тише, Медвежонок, я с тобой, я тут. — уткнулся губами в ее макушку и гладил по спине. Бенкендорф стоял у окна, руки, сжатые в кулак, в карманах. Опять замолчали. Надежда Николаевна затихла в родных руках, успокоилась. Тот факт, что ее мальчик ни о чем не спрашивал и не требовал объяснений успокоил и подтолкнул к окончательному решению. Осталось сделать вдох. — Саш, опусти жалюзи, пожалуйста. — попросила тихо. Корф напрягся. — Спасибо… Давайте так, — взгляд в сторону, глубокий вдох и по-прежнему тихо, — я сейчас раз и навсегда сниму все вопросы. — Что ты имеешь в виду? — спросил парень. — Мы ни о чём не спрашиваем. Или тут дядя Беня зажигает? Так сейчас быстро потушим… — Тихо, Ёжик, тихо, хороший мой… Нет, этот вопрос висит в воздухе молча и не первый день… Вздохнула еле слышно, встала, расстегнула кенгурушку, повернулась спиной к мужчинам и подняла футболку. Постояла так пару минут, опустила одежду, застегнулась, обернулась к ним с улыбкой и грустными глазами. Лица Корфа и Александра были непроницаемыми. Парень подошёл к ней и крепко обнял: — Ты из-за этого плакала? Серьёзно? Главное, что ты жива, и чтобы это не болело. Нам нужна ты. Со всеми своими слезами-улыбками, горестями-радостями… и со шрамами тоже. А мы рядом, мы с тобой. Бенкендорф одними губами сказал: «держи ее крепче». Приблизился к спине любимой женщины, поднял ее футболку вместе с худи. Вздрогнула, попробовала вырваться: — Тихо, Динь, тихо. Я уже всё видел, а воспаление надо смазать, руки я спиртом протёр… — осторожно и нежно дрожащей рукой нанёс на ее спину тонким слоем субстанцию. — Всё, всё закончилось. Я пойду поработаю, а вы тут побудьте вдвоём. Вам это надо. — Саш, — позвала тихо, Владимир не выпускал ее из своих рук, — прости, пожалуйста… — Ты о чём? Это я извиняться должен. А тебе я давно уже всё сказал. У неё внутри всё оборвалось: «Вот и всё… Нет! НЕТ!!! Ты ответила на его вопрос, он — на твой… Спасибо тебе, любимый мой, что ты подарил мне эти дни… Этот день… А у меня останется Ёжик, Анечка…сегодняшние фотографии… Иногда я смогу узнать у них как ты… Тебе нет теперь смысла оставаться тут. И не надо, не заставляй себя, я ведь знаю, что я — урод. Только уйди сейчас, пока я здесь, с Ёжиком…». Отстранилась от парня: — Спасибо, родной… Идём спать, уже поздно… — Как ты? Ты из-за этого плакала? Из-за того, что Беня это… увидит или ощутит? — Корф понимал, стеснение хорошо, но не в этом случае. По глазам понял, что попал в точку. Держал в руках. — Ты серьёзно? Да он живёт только сейчас, рядом с тобой… У него в глазах … такой океан любви, когда он на тебя смотрит или о тебе говорит… Я такого никогда не видел и всегда считал, что это выдумки… Я серьёзно… Медвежонок, родная, неужели ты всерьёз думаешь, что после того, что мы узнали, что ты жива, мы нашли тебя, мы сбежим от тебя из-за каких-то шрамов?! Поверь, пойми, осознай, наконец-то, нам НУЖНА ТЫ. Вот так вот, — сжал в руках, — вся, живая, рядом с нами… А ты плачешь… Беня готов был дверь выносить, хоть она ясеневая, а ты считаешь, что из-за шрамов на спине от тебя — ЛЮБИМОЙ, КРАСИВОЙ, КАК ВОЗДУХ НЕОБХОДИМОЙ, ЕДИНСТВЕННОЙ, РОДНОЙ, можно уйти?! — начал лихорадочно целовать — ТЫ — НАШЕ ВСЁ! Господи, что они с тобой сделали?! Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ, слышишь?! БЕЗУМНО ЛЮБЛЮ!!! Спустя время: — Спасибо тебе большое, Ёжик… Ты сильно замёрз? Господи, тебе надо в горячую ванную … Ты же мог сорваться… Господи, Володя… — попробовала встать. Не пустил. — Посмотри на меня, пожалуйста. — послушалась. — Я не хотел бы тебя преждевременно обнадёживать, родная… Я планирую переехать к тебе сюда, если ты не против, конечно… — Нет, мальчик мой, нет… Я буду только счастлива… но смотри, как тебе будет удобно с бизнесом… — Какой бизнес? Он не важен. Важна ТЫ. В конце концов пойду к тебе рисовать или уборщиком… — посмотрела с упрёком. — Но это всё не сразу сейчас, мне надо будет осмотреться у себя, понять, что и как, об этом потом. Я хочу тебя попросить. Настоятельно попросить: если тебе надо с кем-то поговорить, помолчать, поплакать, а это тоже нужно — помни, у тебя есть я. И я хочу и должен знать о тебе всё. Не закрывайся от меня, не бойся меня, не стесняйся меня. Если я не рядом в этот момент — позвони и я буду тут же… Или мы поговорим по телефону… Только не закрывайся… Нет, на ночь, да и понятие личного пространства — это да… Но Ёжик не может без Медвежонка, слышишь? — Слышу, родной мой, слышу… — гладила его по голове. — Когда ты успел вырасти и стать таким взрослым? — Нет, — мотнул головой, — я всё такой же — твой Ёжик… Тот, каким меня знаешь ты и Аня… и мы очень тебя любим и … очень в тебе нуждаемся… — под ее тёплым взглядом он сам таял и расползался на тысячу кусочков. — А я в вас, мальчик мой. Очень-очень, — тихо. — У меня предложение: давай, завтра, пока Беня работать будет, мы с тобой и Аней погуляем? Или дома побудем, но втроём? Потом, когда он вернётся, я сдам тебя ему с рук на руки. Вам тоже надо побыть вместе… Знаешь, я где-то прочитал, что последними словами Танича своей жене, с которой он лет 50 вместе прожил, были слова: «не налюбились мы с тобой…» Это про вас… Только вам… поверить, что ли, надо, что вы уже вместе… Надежда грустно усмехнулась, стало больно. — Что такое? — Он уехал. Я больше, чем уверена, что его уже в доме нет… — КТО????? Беня? Надюш, ты действительно так думаешь? — Уверена… — Нет. Он в комнате, своей или в твоей. А скорее всего или под дверью кабинета, или под дверью твоей комнаты. Отрицательно покачала головой. — А мы это сейчас проверим, пошли спать. — взял женщину на руки, вышел из кабинета, по пути выключили свет. — Ёжик, поставь меня, пожалуйста. — Нет, я не уроню, не волнуйся. — Я не поэтому. Я тяжёлая… — Ты — глупенькая, но при этом обожаемая … Так, сейчас поймём, куда тебя — к себе или к Бене… Где не холодно… Поднялись на этаж. Корф зашёл в комнату тёти, Саша Романов успел привести окно в нормальное состояние, а находящийся там Бенкендорф даже прогрел. — Что я говорил? — спросил шёпотом Владимир и показал глазами на спину главного охранника. — Осторожно. — поставил Надю на ноги. Наклонился. — Ты всё запомнила? Я РЯДОМ И Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ. — вслух — Спокойной ночи! *** Александр подошёл вплотную к любимой женщине, сердце бешено стучало, одно ее слово и его нет. — Динь, родная, прости меня… Я не имел право… — накрыла ладонью его рот, прижал своей рукой и поцеловал. В глазах — боль, раскаяние, страх и любовь. — Что ты! Это ты меня прости… Вела себя как идиотка, всех перепугала только… сорвала тебе работу… Прижал крепко к себе: — Я не могу без тебя… Я понимаю, я слишком тороплю тебя, давлю… я не хотел причинить тебе боль… неужели ты думаешь, что я бы испугался этих шрамов и ушёл??? Я узнал, что ты жива, я нашёл тебя… Я знаю, я понимаю… тебе тяжело… ты… боишься, … стесняешься… Родная, мы рядом… я с тобой… Я никогда и никуда не уйду… Только в душ или на работу… Но я буду возвращаться к тебе… всегда… только если ты будешь меня ждать… Только если ты захочешь… Запомни, меня не интересуют твои шрамы, только если они не болят… Мне важна ты… Неужели за все годы знакомства, ты так и не поняла, что мне нужна только ты?.. Да, ты девочка… ты хочешь платьишки… но они же, вроде, разные есть… не обязательно с вырезом до ягодиц… Я тебе такое и не позволил бы никогда… Это чтобы на тебя другие мужики глазели?!.. С меня сегодняшней прогулки хватит… Мужики только и делали, что в след тебе оглядывались, уже кулаки чесались… — почувствовал, что хочет отстраниться и что-то сказать, сжал ещё крепче — Знаешь, какое на тебе самое красивое платье? … Моя рубашка… — ощутил влагу на шее, начал гладить Надю. — Сбылась моя самая большая … единственная мечта и теперь сбежать из-за этого? Глупенькая, любимая, единственная моя Динь… Господи, какая работа… Моя работа — это ты… ТЫ — всё, что мне надо… Ты для меня самая красивая… Мой воздух, моя жизнь, моё сердце, моё я… Я не умею, не могу это сформулировать, но если тебя рядом не будет, … Я НЕ СМОГУ БЕЗ ТЕБЯ!!! Не прячься от меня, не скрывайся… Говори со мной, пожалуйста, делись со мной… делись всем — проблемами, болями, страхами, волнениями, переживаниями, слезами, глупостями, радостями, порванными колготками, новыми туфлями, достижениями и неудачами… неприятностями… Говори со мной… Говори мне, когда я неправ или делаю что-то не так… или тебе просто не нравится… Ругай меня… только БУДЬ СО МНОЙ!!!!!!!!!!!!!!!! Ты даже не представляешь, ЧТО ТЫ ДЛЯ МЕНЯ… а я и не сформулирую… ПРОСТИ МЕНЯ! — шёпотом, — Я ОЧЕНЬ-ОЧЕНЬ ТЕБЯ ЛЮБЛЮ! — Ты мне очень нужен… Необходим… Стояли молча, слушали дыхание и сердцебиение друг друга. — Надюш? Как ты? — шёпотом. — Как последняя идиотка… — Я серьёзно. Идём в мою комнату, спать будем там. Только спать. Запомни, — взял Надино лицо в свои руки, — ТЕБЕ МОЖНО ВСЁ! Идём спать, уже очень поздно… — Ложись, тебе надо выспаться… Я не засну сейчас, иди к себе… — а в глазах крик: «Не уходи! Не отпускай!». — Нет, мы будем всё делать вместе. Тут, вроде, уже не холодно, окно мы закрыли. Тогда ложимся. — У-у, — качнула отрицательно головой. — Выпьем травяной чай и спать? — Я пригото… — Нет, пошли вдвоём. Через полчаса улеглись и тут же уснули. *** Корф зашёл в комнату и скользнул под одеяло к жене. Сна не было ни в одном глазу. Мысли бешено вертелись. Сегодняшняя истерика Надюши в очередной раз подтвердила его догадку. Очень часто бывает так: человек живёт один, он держится — не болеет, не плачет, держится бодрячком, потому что некому ему помочь, сходить за лекарствами, пожалеть. Стоит рядом с ним кому-то появиться — он расслабляется и вылазят и старые болячки, могут прорезаться и слёзы, человек словно расклеивается… Владимир понимал, нечто подобное может, и должно произойти и с Надюшей, но то, что произошло сегодня, напугало его. Вспомнил день их гибели. От страха, наверное, на чистом адреналине ужаса, смог забраться по трубе в комнату… На мгновение подумал о самом страшном, но потом отбросил, ведь они вместе… Нет, правильное питание — это, конечно, хорошо, но спортом он не занимался месяца три, а навыки остались, хвала небесам… Но ее спина… И это Надюшку не просто мучало, это ее ело поедом, грызло… Она же женщина, очень красивая… Да, для неё это было очень важно… Господи, как же ей было страшно показать спину им с Беней… Они же ее почти боготворят, он-то точно, Беня скорее всего тоже… Медвежонок, родная, любимая… и ведь она всерьёз считала, что Беня уйдёт из-за ее шрамов на спине, да и он сам… Глупенькая, наивная, любимая, единственная… А кто мазал ей обезболивающим ее шрамы? Надюша же не гуттаперчевая… Спросить? Страшно, ей же больно, а лишний раз делать больно он не будет… Она плакала так горько, безысходно… Надюша, Медвежонок родной… Иногда ему кажется, что тётю он любит гораздо сильнее, чем жену. Хотя, он обожает их обеих… Ему просто нужно тоже осознать, что Надюша с ним и никуда не денется… А ведь это же он говорил и Надюше. Главное, что мы все вместе, а с остальным справимся… Или дело не в шрамах?.. Может и в них, но не они причина? Просто невмоготу уже держать всё в себе? … За столько лет? Аня зашевелилась, поняла, что лежит на плече у мужа. — Володя, как там? — Спи, все нормально, спи. — Не могу, уже проснулась. — Я тоже не могу. С Надюшей всё нормально, не переживай. — Почему она так плакала? С дядей Сашей поссорилась? — Нет, это из-за аварии. Спи. — Володь? Корф всё послушно рассказал. — Спина… ? — Да. Господи, женщины, почему вы так уверены, что для нас самое главное ваша внешность, а не внутренний мир и вы сами?! — Потому что хотим быть для любимого мужичины самыми-самыми-самыми лучшими? — А как вам объяснить-доказать-показать-убедить, что так и есть? — Быть рядом, всегда. Терпеть наши закидоны… И любить… — А что я делаю не так? — Ты всё делаешь так, правда. А Надюше надо время, всё это принять. У меня это быстрее произошло, хотя иногда я до сих пор боюсь, что все это окажется сном. Так у нас с тобой год был. А у неё? Вспомни, она даже мечтать не могла о твоём звонке?! А теперь все одновременно рядом с ней? Всё и все, о чём и о ком она запретила себе мечтать, теперь у нее есть: обожаемый племянник, лучшая подруга, любимый мужчина… С этим надо свыкнуться, осознать, принять… Ты же не видишь, КАКИМ взглядом Надюша смотрит на тебя… Дай ей время, и попроси Беню не спешить… — Спасибо… Не бойся, я всегда рядом и никуда тебя не отпущу… Беня сам всё поймёт… а каким взглядом Надюша смотрит? — Она тебя обожает… я бы сказала даже боготворит. — Да ну… — Угу. Знаешь, мне сейчас мысль пришла: а может шрамы это… — Её просто прорвало? — Да… *** Утром Александр Христофорович открыл глаза, посмотрел на часы и понял, что опоздал. От его шевелений Надежда проснулась, но вставать не спешила, наслаждалась теплом любимого мужчины. А ведь вчера она чуть своими руками не разрушила собственное счастье. Такое долгожданно-неожиданное, желанное и очень-очень хрупкое. Почувствовала, как Бенкендорф обнял ее и лежал рядом. — Саш, — шёпотом, — прости меня… Я — дура. — Ты — моя женщина. Тебе можно всё. Почти всё. А нельзя следующее: бояться меня и скрывать от меня всё — от мелочи до серьёзного. Хорошо? — Я постараюсь, — открыла глаза и смотрела очень серьёзно. — Давай так, до конца года ты постараешься решить, что мне надо знать, а чего нет. И ты постараешься, слышишь, ПОСТАРАЕШЬСЯ мне рассказать. Я НЕ НАСТАИВАЮ и НЕ ТРЕБУЮ. Просто в новом году новая жизнь. Хотя, у нас новая жизнь началась в начале декабря. Ты согласна? Если нет, значит нет. Я согласен на всё. Решение за тобой. Если не созреешь до конца года, хорошо, я согласен. Только без слёз. Я всё равно буду с тобой. — Хорошо, но не спеши, пожалуйста… — Не буду, решаешь ты. Не захочешь — не рассказываешь. Не требую. Не настаиваю. — наклонился и поцеловал. Женские руки оказались на его затылке. — А вот теперь утро поистине прекрасно. — Ты не опаздываешь? Мы успеем позавтракать вместе или ты бежишь? — Мы всегда будем завтракать вместе. Но специально просыпаться ни свет ни заря не надо. Что ты будешь? — То же, что и ты. И это …? — Ты. — А серьёзно? — А серьёзно, я сейчас переодеваюсь, и мы вместе придумываем завтрак. — поцеловал и вышел. Спустились на кухню. Александр невозмутимо и не спеша доставал посуду. Поставил вазочки с фруктами и печеньем. Пока Надежда Николаевна поливала цветы, мужчина нашёл кастрюльку, овсянку, и приготовил «любимый завтрак» Шерлока Холмса. — Прошу к столу, мадам. — Овсянка, сэр? — улыбнулась. Внимательно посмотрела на мужчину и замерла: он был одет в домашний спортивный костюм — Угу, с яблоком. — обнял. — Ты… — Я никуда не еду. Я сегодня и завтра дома, с тобой. Потом два выходных. А подарки принято дарить под ёлочку, вот в понедельник и начну. — Правда? — развернулась в его руках, в глазах безграничное счастье. — Значит, мы с тобой, Ёжиком и Аней сначала погуляем, а потом разделимся и побудем вдвоём. — Только хотел спросить, зачем делиться. Я согласен на всё, лишь бы тебя устраивало. — поцеловал. — Тебя покормить? — Из серии «завтрак раздели с другом?» — зарылся носом в мягкие волосы Нади. — Из твоих рук хоть мышьяк. — Ты не любишь овсянку? — Из твоих рук съем всё, кроме сырой морковки и ряженки. — Аллергия? — голос мгновенно стал серьёзным. — Почти, — проглотила первую ложку, — организм перестал воспринимать. Хотя, ряженку очень хочется иногда. Раз в год. А овсянку с яблоком, если честно, я обожаю. Спасибо. — Честно? — Да, честно-честно. — Саш, а чем ты мне спину мазал? Все практически стухло, спасибо. — Омикоином, так антисептик и небольшая доза лидокаина. — Покажешь потом? — Всё, что скажешь.