Но пребывает с нами вера, надежда, любовь. И любовь из них больше...

Среди ночи Надежда Николаевна резко проснулась. Приснился сон — они с Сашей в торговом центре ходят по магазинам, он зашёл в один из них, а она замешкалась и двери магазина закрылись, разделив их, потом мужчина растворился в воздухе. Их сегодняшняя глупая пикировка вылилась в кошмар. Женщина выровняла дыхание, повернулась на бок, положила голову на согнутую руку и смотрела на сопящего рядом Бенкендорфа. Осторожно, чтобы не разбудить, провела пальчиками по его лицу. Сколько раз за сегодня она ругала себя за эту их перепалку, ведь у неё и в мыслях не было его обидеть. А он действительно испугался, за маской злости спрятал страх, уж она-то его хорошо знает. Что за глупость он говорил по поводу своего характера? Характер как характер, лучше с ним, чем без его. Да уж, твоё одиночество наложило такой отпечаток, что притираться вы будете до конца жизни, у вас времени немного осталось. Конечно, тебе страшно, страшно сказать и сделать что-то не так, но то, чего боишься, то и происходит. Головой, разумом, ты понимаешь, знаешь, что они тут оба, а внутри всё равно не до конца верится, кажется, что в любой момент они исчезнут и ты останешься опять одна… Успокойся, твои мальчики с тобой, никуда не собираются, нет, Ёжик свои планы озвучил, но они с Анечкой переселятся сюда. И будете все вместе. Как ты и мечтала. Всё сбылось. Ёжик, … родной и любимый, почти боготворимый тобой мальчик, уже взрослый парень. Всё понимает, видит… А тебе так хочется, чтобы он был тем же мальчишкой, который всегда был возле тебя и был только твоим. Но это время упущено. Осталось не упустить то, что у тебя есть сейчас. А что для этого нужно? Не бояться и жить. Угу, это легче сказать, чем сделать. — Ты чего не спишь? — спросил Александр. Вздрогнула от неожиданности: — Ой, Сань… — Прости, напугал. Так чего не спишь? Опять кошмар? — перевернулся на спину, положил Надю на плечо и обнял. — Я тут, Вовка наверху, всё хорошо. — Угу, хорошо. Спи, Саш, спи. — Не могу. — Почему? — Потому что не спишь ты. — Саш, — поцеловала в подбородок, — я сплю, честно. — Я слышу. Тебе ужастик приснился. Не бойся. Хватит страхов. Да, так быстро это не проходит, но можно на этом не циклиться и не подпускать к себе, отвлекайся на что-нибудь приятное или просто другое. Кстати, ребята выбрали самолёт, я завтра, точнее уже сегодня, связываюсь с продавцом, на неделе будем смотреть и оформлять. Два часа и Вовка тут. — Ёжик подумывает сюда переехать, как ты к этому относишься? — робко. — Ты не против? — Ты что, Динь? Я бы его сам сюда завёз, если бы он этого не сделал. Ты мне лучше расскажи, чего не спишь? — Не хочется, — пожала плечами. — Если так, то расскажи мне, что мы делаем на выходных? Учитывая морозы, сидим дома. — Работаем, к видикам почти не прикоснулись. Интересно, холодильник привезут или будем ждать понедельника? — ласково водила пальчиками по его груди. — С видиками успеется, расслабься. Не знаю, должны, по идее. В такой мороз всё на улицу и не растает. Ещё и холодильник прогреть надо будет. — Это точно. Ты в доме хорошо ориентируешься? — улыбнулась, — а то ребёнок забыл, что тут есть библиотека. Потерялся. — Ой, твой Ёжик в трёх соснах запутается. С него станется. — Саш, — мягко, но с упрёком. — Я шучу, Динь, шучу. Давай подумаем, куда отдыхать отправимся, когда этот балаган съедет. — Давай, — сонным голосом прошептала женщина. — Спи, родная. Я рядом. *** Утром решили рассматривать и мерять покупки. Первое время примеряя одежду, Надя смущалась присутствия и реакции смотрящего молча Бени: — Саш? Тебе не нравится? — Нравится. Очень. — Обнял со спины, смотрели друг на друга в зеркале. — Но я тебе уже говорил, в чём ты мне нравишься больше всего, — улыбнулся. — Я серьёзно, — в глазах неподдельное счастье. — Я тоже. В чём будешь на Новый Год? — Ещё не решила. А тебе что нравится? Кроме твоей рубашки? — Всё. Но больше всего вот это белое, хоть тёплое, правда, оно подозрительно короткое. — «Вот это» называется платье-туника, чудо ты моё. И не белое, а жемчужное. Тогда его и выбираем. — Твоё, только твоё. Та-ак, я же сказал, что оно подозрительно короткое. — потёрся носом об её шею. — Я же ещё лосины одену. — Тогда я согласен. Главное, чтобы не замёрзла. — Вот в нём не замёрзну, — помолчала, — ты же рядом. — Рядом. Но сейчас ты в более тёплом. — Нет, одинаково. Не волнуйся. — Другими словами, тебе сейчас жарко? — спросил вполголоса. — Да, — улыбнулась. — Тогда я предлагаю… Раздался тихий стук в дверь, Надежда попробовала выпутаться из мужских рук, безуспешно. — Да, — позвал Беня. — Доброе утро, — смущённо пробормотал Корф, — у вас всё нормально? Скоро обед, а вы ещё не завтракали? — Доброе утро, Ёжик, — Надя улыбнулась. — То есть «скоро обед»? Мы так долго? — Вы тоже начали утро с прекрасного? — понимающе улыбнулся, увидев остатки упаковочной бумаги. — Да и увлеклись. Сейчас спустимся. — Хорошо. — Ну вот, — вздохнула Сычёва, — переволновали ребёнка… — Прекрати! Какой он ребёнок?! Мужик здоровый! Пистоны качественно вставляет. — возмутился Александр. — Во-первых, для меня он всегда ребёнок, во-вторых, ты обиделся за «пистоны»? С ним и разбирайся, в-третьих, не ревнуй, выбирать между вами я не буду. Мне нужны вы оба! — выпуталась из его объятий, прикрыла шкаф, — идёшь завтракать? — Не сердись, Динь, — взял за руку, — я действительно ревную, хоть это и глупо. Уедем с тобой на месяц, может тогда я осознаю… — Не надо, — покачала головой, — правда. Я тебя понимаю. Нам и месяца мало будет, чтобы осознать. Но мы привыкнем, честно… *** Спустились вниз и обнаружили ажиотаж: привезли холодильник. — Никогда не думала, что взрослые люди могут так радоваться холодному другу, — усмехнулась Надежда Николаевна. — Зато есть шанс спокойно поесть. Надюш, ты кофе принципиально не держишь? — Да. Вы с Ёжиком сколько чашек вчера выпили, пока нас не было? Только честно. Бенкендорф опустил голову. — То-то же. Вам только дай. А то я не знаю, что вы им в офисах просто заливаетесь. Теперь у вас ломка. О здоровье совсем не думаете. — Мы думаем, обо всём и всех. А о чём не думаем? — Корф незаметно подошёл к тёте. — Что случилось? — Я против вашей кофейной зависимости… — …декларацию объявляю, — буркнул Александр. — Саш, — рассмеялась Надя. — не декларацию. Но и кофе в доме не будет. — Понял, я за чаем. После обеда расселись у камина c безалкогольным глинтвейном. — Ну что, холодильник, живи хорошо и долго, а работой мы тебя обеспечим, — подмигнула Шура, сидящая в обнимку с подругой. Чокнулись бокалами. — Теперь давайте за нашу покупку, — улыбнулся Саша — чтобы мы легко летали и нас всегда ждали. Документы нам с курьером прислали. Во как, даже в мороз о нас не забывают. — Или о деньгах, — хихикнул НикПалыч. — За женщин, — отозвался Корф, — будут женщины, будет куда возвращаться. Он так и сидел на полу, головой на коленях и в руках Надюши, Аня рядом. — А лучше — никуда не уезжать, — поглаживая Владимира откликнулась Сычёва. — Мы и не будем. — парень прижался щекой к ее ладони, такой тёплой, родной, любимой. Чокнулись бокалами. — А у меня личный тост за Аню и Наташу. — Андрей выровнялся в кресле, Таня ушла укладывать заснувшего на руках у хозяйки дома Андрюшку. — Не понял?! — Корф напрягся, глаза угрожающе потемнели. — Володенька? — испуганно прошептала Анна. Романов замер. — Тихо, шеф, — махнул рукой программист, — без молний, дай договорить. За Аню и Наташу, которые освободили мою квартиру от балябы! Девочки, спасибо вам и я ваш должник. — поднял бокал. — Так, не понял, — возмутился Саша Романов, — другими словами, балябу не вручать?! Я ее уже купил! — Мы тоже уже присмотрели машину, — проговорил Никита. — Не «я», а «мы», я — последняя буква в алфавите, господин Романов, — надула губы Наташа с лукавым блеском в глазах. — Мы, госпожа Романова, мы. — поцеловал жену. — Нет, теперь серьёзно, цацку я купил и привёз сюда. А что нынче дарить единственному крестнику и куда девать игрушку? — Единственному крестнику теперь интересны карандаши, фломастеры и бумага. — Эй, только обои не трогайте, — вспыхнул Владимир, — иначе я тебя самого на обои пущу. — Ёжик, — мягко упрекнула тётя. — Не, обои не наш формат, — мотнул головой отец художника, — нас приучили рисовать в альбоме, максимум в планшетнике. Теперь у меня освободится квартира. Девочки, я вас обожаю. — Нормально я сына спать уложила, — Таня спустилась ко всем. — Всё хорошо, Танечка, всё хорошо. За освободительниц от баляб! — А, в таком случае, я согласна, — улыбнулась жена. — Я вчера видела в тц художественный магазин, там должны быть гипоаллергенные краски-карандаши и прочее, — заметила Надежда Николаевна. На неё уставились все присутствующие, — Анечка с Володей адрес знают, можете все сходить и выбрать. Только когда морозы спадут. — Спасибо большое, — хором выдохнули мужчины. — Дядь Бень, а что с твоим фондом? — Костя с наслаждением потянулся и улёгся вдоль дивана. — В смысле? Стоит. С остальным надо думать. Точно могу сказать, что его ждёт реорганизация. — А подробнее? — Господи, Костя! У меня и так голова пухнет, тут ты с фондом! Бенкендорф заметил, как побледнели Аня и Наташа только при одном упоминании об их прошлом месте работы. — Я как раз с фондом. Надеюсь, его ты на меня не повесишь? С меня филиала за глаза. А в твоём фонде, как я понимаю, проблем как собак нерезанных. — А, так ты за себя испугался, племянничек? Не волнуйся, твою царскую кровь не испорчу! — Александр встал и пошёл на кухню, — Кому чай? — Всем, — отозвалась хозяйка. — Хотя, я думаю, от добавки глинтвейна откажутся не все? — улыбнулась. — Особенно если он алкогольный? — Ух-ты! А что для этого надо? Что нести? — вразнобой спрашивали парни. — Вы сегодня красное вино брали? — Да, — кивнул Саша Романов, — но сухое. — Отлично, несите. Приправы у меня. Александр Христофорович, Вы мне поможете? — С удовольствием, мадам. Кастрюльку я уже достал. — Тогда полдела сделано, — улыбнулась, подошла к нему и заговорила вполголоса, ласково — Саш, ты чего заводишься? Человек ведь просто спросил. Не хочешь говорить, не говори, но не взрывайся, зачем? Нервничаешь из-за того, что не успеваешь с видео? Я сделаю ребятам на вине, а нам на соке и идём в комнату. Но только успокойся, прошу тебя. — Прости, родная, — обнял со спины. — Ты чего? Тут же люди… — А мы не люди, что ли? И мы ничего плохого не делаем. Что такого, что я тебя обнял? Я часть видео отсмотрел и отсек нескольких, есть пара спорных моментов. Но завтра всё сделаем. В понедельник–вторник-среду я работаю, потом и местное Рождество. — Работаешь дома или в офисе? — откинулась на мужчину, который целовал ее шею. — Саша… Сейчас и глинтвейна не будет… — выровнялись. — И дома и в офисе. По ситуации. — Если нужна помощь — не стесняйся. Я знаю, от женщины ты помощи не принимаешь, от меня тем более, но всё же. Я тебя прошу. — Хорошо. Если что, я обращусь. Но пока нормально, вроде. Главное, разобрались с оружием, и утилизируем его. Сегодня-завтра Писарь с Сашкой займутся подсчётами-просчётами. Я думаю, ситуация окажется лучше, чем я предполагал. Но всё равно, — улыбнулся, — я у тебя не миллиардер, мезальянс получается. — Саша?! Что ты говоришь?! Во-первых, мне нужны вы с Ёжиком и Аней, и мне не важно, сколько ты зарабатываешь, есть деньги и нет проблем — отлично, во-вторых, я тоже не миллиардер, а в-третьих, меня не интересует, что, как и кто назовёт. Меня интересуете ты, Ёжик и Аня, но я уже повторяюсь. — Динь, но ведь… — Никаких «но»! И тема закрыта. Что с фондом? Что там за завал? — Я сейчас всё расскажу, только Володю держи, он мне за этот фонд физиономию начистит. Не завал, просто надо хорошо вникнуть, я одному гоблину доверился, теперь разгребаю. — А ты при чём? Не наговаривай. Так, отставляем. Саш, возле камина есть металлические палочки с решётками… — Я понял, на камин? Над огнём? — Молодец. Так, молодёжь, свои бокалы моем сами. Сейчас новая порция будет. У вас пять минут. *** — Фонд стоит, — вздохнул Александр Христофорович, сидя в кресле с бокалом глинтвейна, рядом на столике печенье и фрукты, — но надо его полностью переформатировать, ставить кого-то нормального, но где его взять? — Саш, пожалуйста, давай для тех, кто в танке, с самого начала? — спокойно попросила Надя. Шура сидела рядом с подругой, она старалась быть рядом, но в последнее время брат полностью перетянул на себя ее внимание. А ведь ближе подруги, чем Надя, у Александры Фёдоровны не было. — С самого начала, — послушно начал мужчина. — Лет пять назад, может больше, столкнулся я с тем, что не нашлось нормального фонда для онкобольных, где бы чётко действовал патронаж, сиделки, сопровождение, полный пакет с договорами с заграничными клиниками, и прочим. Был у нас знакомый, у него и был этот фонд, но ни шатко ни валко. Я к нему присоседился, типа меньше налогов меньше платить. — сделал глоток глинтвейна. — Работали, жили… Сначала друг сам этим занимался, я больше по финчасти был. Спустя время друг уехал за границу, я искал нового руководителя, появился господин Долгорукий. Подкупил тем, что он сначала партнёром входил. Потом он обнулился. Нет, чтобы мне задуматься, — постучал себя по голове, — но мне казалось, что он честен. Ну, деньги делать не всем дано, кто-то и бумажки писать должен… Так и жили. Отчёты были нормальные, не идеальные, как у всех. Но работали качественно, поначалу… В общем не так давно начали собираться у меня жалобы и рекламации. А сами понимаете, ЧТО значат жалобы и рекламации в этом вопросе… Ладно, это лирика… Я заслал казачка, он принёс ТАКУЮ информацию… Фонд на грани краха, а у Долгорукого миллионные счета, виллы-шмиллы… А дети… Ай, — махнул рукой, налил добавки. — Просто это отступление для девочек. Сашкин звонок уже был очередным подтверждением полученной информации. Я приехал чуть раньше ребят, Долгорукий не ожидал, давай лебезить… Надо было этому сучонку в глаза тем детишкам посмотреть… или девочке, которая только родила, и сразу под облучение, и она знает, что у неё никаких шансов услышать слово «мама» от этой крохи… Аня уткнулась в мужа, у Наташи слёзы в глазах. — А выслушивала это всё я. — тихо заговорила брюнетка. — Он с ними не встречался. Петюнчик же не просто им надежду давал, обнадёживал, гарантии 200% давал… — Романыч сжал руку жены. — Так, ладно, — голос Бенкендорфа был спокойным, — опять сейчас хандру нагоним. В общем, сейчас Долгорукий под следствием, всё его имущество арестовано, пойдёт с молотка, в казну фонда. Но это долго и муторно. Теперь надо менять всю вертикаль в фонде. Наташ, ты не знаешь, кто там нормальный? Чтобы потянул? — Нет, — покачала головой. — Так, чтобы руководить мог именно — нет. Исполнительных, нормальных, честных — да. А тут я не советчик. Толковые — Рада, только я фамилию не помню, Ань, не помнишь, как её? — Нет. — И Канкрин… Но не уверена… — Чем занимаются? — Александр Христофорович откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза. — Рада как раз патронажем, а Канкрин психолог. — Я понял, спасибо. — А что с ним будет? — тихо спросила Шура. — С Долгоруким? Сидеть не пересидеть. Имущество конфискуют в пользу фонда. Мои адвокаты его в блин раскатают, а потом в рулет свернут. Мне ещё предстоит выплатить всем его задолженности. Там все сотрудники фонда были землистые. По документам у ребят нормальные зарплаты, а на руки… — Я Наташку, когда через плечо перекинул, вообще веса не ощутил, аж испугался. — буркнул Саша. — А мне надо было тебя габаритами задавить? — горько усмехнулась девушка. Вместо ответа парень лишь посадил ее себе на колени. Корф сидел ровно, с отсутствующим лицом, перед глазами мелькали кадры его встречи с Аней на мосту, ее синяки под глазами, бело-зелёный цвет лица, яйцо и «кусочек» сыра с фразой «кофе ты купил…» — Я, кстати, Наташе ещё не всю сумму перевёл, — вздохнул Александр. — Мне время надо. Он себе весь персонал так набирал — давал деньги на лечение, а потом обратно требовал. — То есть? Это как? — тихо спросила Надя. Она видела и реакцию обоих Корфов на этот рассказ, и боль в глазах любимого мужчины. Для такого человека как Саня это было слишком больно. Остро-больно и стыдно. Но он смог признать и свою вину. Ничего, вместе они справятся. Гладила успокаивающе Володю. — А вот так, выделял деньги, договаривался о лечении, всё как положено. Но в договоре о предоставлении услуг был мелкий шрифт, который не все читали, особенно, если ситуация критическая, родственника вымотаны. И вот согласно мелкому шрифту, если финал не хэппи-энд, то деньги возвращаются фонду. Не можешь отдать — отрабатывай. — Девочки так и попали, — прошипел сквозь зубы Корф. — Как вспомню амбре в кабинете… — друзья хмыкнули. — Бедненький-несчастненький, чтоб его… — Да, там ещё хитромудрость с валютой состояла, но это путь Писарь объясняет. Я-то понял, но пересказать не смогу. Что-то с евро и рублями связанное. Я поэтому про суд тогда и спрашивал. — Ты дурак? Между собой мы бы уж точно разобрались. — хмыкнул Саша Романов. — А по поводу «кого ставить» — у тебя же от фирмы куратор был? Его и ставь. — Он первый слетел. В доле был. — Ого… «Весело», — протянул Николай. — Тогда надо полностью штат менять… — А я о чём? Где людей взять? С такой-то репутацией? А зарубежные клиники? — Так может проще закрыться? — спросила сестра. — Я ещё подумаю, но скорее всего да. И просто платить налоги. Хоть и жалко. — Не спеши ты что-то закрывать, — возмутился Писарев. — Как с тобой можно дело иметь? Ты же летишь-спешишь, рубишь с плеча, молниеносные решения… Как ты так можешь?! Это же кучу дров можно так наломать. Спокойнее, господин Бенкендорф, спокойнее. Я всё просчитал и свёл, завтра с Романычем на свежую голову все проверим. Пока не всё так грустно. — Дядь Саш, а у меня предложение: давай я с тобой пополам в фонд войду? — предложил Владимир. — В Москву мотаться всё равно надо будет — Костика проверять, а заодно и это. Какая разница — что я на счёт деньги кидал, что я документы читать буду?