коэффициенты.

выпускной год старшей школы никому и никогда не давался легко - разве что только самым отъявленным разгильдяям и бездельникам, от которых никто не требовал принятия жизненно важных решений и которым никто не доверял что-то более ответственное, чем вынос мусора или мытьё посуды после ужина. но такие были скорее исключением из правил: для подавляющего большинства третьегодок жизнь с августа по май вращалась в будничном круговороте «учёба - еда - учёба, но дома - подготовительные курсы - тренировки (опционально) - еда - сон». и такой расклад мог бы показаться очень даже приемлемым, если бы не одно маленькое и неприметное «но»: часов в сутках явно недоставало. и если два года назад после занятий, волейбола и домашки свободного времени оставалось вполне себе прилично, то сейчас цукишима мог поклясться: он пожертвовал бы всё, включая пробковую доску, всё содержимое полки с мангой и пластинки «битлз», если бы взамен ему предложили возможность от души выспаться и позавтракать чем-то более существенным, чем кружка водянистого растворимого кофе. цукишиме как бы между прочим в голову приходит мысль, что было бы как никогда кстати завести список его худших решений; в тот же вечер после курсов он задерживается в канцелярском и десять минут спустя выходит оттуда с новым блокнотом в кожаном переплёте. если уж взялся за подсчёт собственных проёбов - делай это красиво. кей достаёт из пенала шариковую ручку, щёлкает колпачком и пишет. первым по списку значится решение сдавать профильную химию. вторым - снимать квартиру вместе с куроо тецуро. сказать, что ситуация абсолютно безнадёжная, язык не поворачивается, утверждать обратное - по правде говоря, тоже. конечно, будь у него такая возможность, цукишима кристально уверен, что в жизни не выбрал бы в качестве соседа кого-то вроде тецуро; но возможности не было - поэтому из всего некогда такого обширного списка доступных опций не оставалось ничего иного, кроме как решать проблемы по мере их поступления. имей цукишима такую возможность, он охотно предложил бы сожительство тому же тадаши. признаться честно, он и предлагал, но «прости, чувак, я пока не потяну это дерьмо по деньгам, а на помощь матери надеяться ну, знаешь, как-то бессмысленно». такой ответ был более, чем ожидаемым, но понадеяться всё же стоило. да, тадаши можно было без колебаний отнести к числу тех, чьё постоянное общество он способен был вынести без желания приложить лицом о письменный стол, отвесить подзатыльник или вроде того. тадаши, бесспорно, можно было назвать ответственным, когда дело касалось обязанностей по дому, и понимающим, когда речь шла о вещах вроде личных границ и такой бесценной привилегии, как шанс побыть наедине с собой. ямагучи тадаши знал его, кажется, всю сознательную жизнь. он был тактичным, когда надо, умел грамотно поддержать разговор или помолчать за компанию, если разговаривать не хотелось. он знал, сколько долек лимона класть в чай и какие чипсы покупать, был в курсе всяких незначительных бытовых штук и по совместительству знал то, что другим знать не полагалось. иногда создавалось впечатление, что ямагучи знает его лучше, чем он - сам себя, но это, наверное, никогда не выходило за рамки наивного самовнушения. ямагучи был лучшим другом, а куроо, он был, ну….куроо. перебивающийся нестабильным заработком на репетиторстве, вывозящий на трёх-четырёх часах сна, ситкомах, анекдотах категории «б» и онигири с тунцом из закусочной в доме напротив, куроо тецуро был самым что ни на есть живым воплощением всего хаотичного и иррационального в этой вселенной. у куроо не было педантично расписанного по пунктам и подпунктам плана действий или должного уровня организованности - зато была хуева туча целей с амбициями и титаническое желание съехать из родительского дома как можно скорее. куроо тецуро нарисовался в мессенджере с коротким приветствием и блядски-бессовестным эмоджи сердечка в конце сообщения - так бесцеремонно и невозмутимо, будто его общества на тренировочном матче было недостаточно. нарисовался с предложением, которое вдруг оказалось слишком удачно подвернувшейся под руку альтернативой - пусть слегка сомнительной, но вполне себе терпимой. четыре месяца назад куроо ввалился к нему с предложением снимать квартиру недалеко от центра города - цукишима не придумал ничего лучше, чем согласиться, чтобы впоследствии пожалеть о своём решении ещё, по меньшей мере, пару сотен раз. если бы кея спросили, что именно его не устраивает в куроо тецуро, он бы без раздумий выкатил целый трактат, где во всех красках и подробностях было бы расписано, что, когда и где именно. куроо тецуро разбрасывает вещи и ложится на кровать в уличной одежде. куроо тецуро складирует на столе грязные кружки и обёртки от вафель и шоколадных батончиков, которые едва успеваешь убрать, прежде чем появляются новые. куроо тецуро ставит на будильник обсосную попсу из ранних двухтысячных и никогда не надевает халат после душа, таскаясь по квартире в одних трусах. он не морочит себе голову такой мелочью, как невыключенный кондиционер («если моё общество так тебя тяготит, мог бы придумать и более оригинальный способ избавиться от меня, чем убийство обморожением») и никогда, никогда не считается с чужим мнением. куроо от слова совсем не умеет готовить - цукишима про себя подмечает, что это тоже можно отнести к перечню претензий, хотя что-то внутри подсказывает, что это скорей и не претензия даже, а повод доебаться, так сказать, плюсом ко всему прочему. что ещё может не устраивать в куроо тецуро? иногда куроо забывает о том, что живёт не один. иногда он слишком громко смотрит на ноутбуке не самые качественные комедии, слишком громко шелестит пачкой с чипсами и слишком громко смеётся, пока цукишима, сидя в двух метрах от него, отчаянно пытается вникнуть в содержание параграфа и устало трёт пальцами переносицу. иногда куроо забывает о том, что делит двухкомнатную квартиру на третьем этаже с кем-то ещё, и в такие моменты одежды на тецуро слишком мало, если обтягивающую широкие плечи футболку с логотипом волейбольной команды вообще можно назвать одеждой. куроо тецуро будет немного пониже него, но совершенно точно лучше сложен и совершенно точно выносливее и сильнее. у него рельефная спина, крепкие загорелые бёдра и не менее крепкие руки с ловкими узловатыми пальцами. ладони куроо наверняка слегка грубоватые, в мелких мозолях от постоянных тренировок, но блять, цукишима уверен в том, что эти ладони чертовски ласковые, а ещё чертовски горячие - почти как печка. а ещё они наверняка… кажется, он совсем немного отвлёкся от предстоящего модуля по неорганике. на столе разложены (хотя гораздо более точным определением этому было бы «вывалены») учебник, написанные прыгающим почерком на скорую руку конспекты, ластик и всё та же чёрная шариковая ручка с периодически заедающим клацающим колпачком. тупая ноющая боль в висках - главный противник концентрации внимания и незатуманенного разума. цукишима надавливает на ручку чуть сильнее, чем следовало бы, переписывает условие задачи и абсолютно не к месту вспоминает о том, что со временем кофеин вызывает привыкание и перестаёт оказывать должный эффект на нервную систему. дополнительная стимуляция была бы сейчас очень, просто невъебенно кстати, но организм, видимо, решил диктовать свои правила. текст перед глазами расплывается. голова болит. «запишите уравнение реакции и расставьте коэффициенты.» первым и, безусловно, самым худшим из всех решений, которые когда-либо принимал цукишима, было решение сдавать профильную химию. - да чтоб его, - он поправляет съехавшие очки и по новой вчитывается в прописанное в учебнике условие. смотрит в записи и сверяет в попытках найти где-нибудь опечатку, сделанную по невнимательности идиотскую ошибку или неточность в самом уравнении, но… - блять, говорили же, иди на филологию и не еби себе мозги. за стенкой - отдалённо, фоном - поворот ключа в замке, приглушённая возня и приближающиеся шаги. надо же, вернулся - даже раньше, чем было заявлено. куроо тецуро никогда не стучится перед тем, как войти в комнату. кей думает, что это тоже можно отнести к и без того внушительному перечню претензий. - салют, - он бросает на пол спортивную сумку и с ногами забирается на кровать, поджав колени к груди и закинув руки за голову, - домашка? - угу, - кей отстранённо кивает, судорожно перебирая в голове все допустимые сценарии того, что могло пойти не так в процессе решения. - думал, что мы задержимся сегодня подольше, но бо смотался при первой же подвернувшейся возможности, - голос его звучит немного разочарованно, - ну, зато я успел разобраться кое с чем. - угу, - всё так же сосредоточенно, не отрываясь от конспектов. - эй, я принёс тебе онигири. - угу. последнее, что цукишима намерен делать сейчас - это отвлекаться на пустую болтовню; он готов поспорить, что тецуро сейчас по-детски обиженно хмурит брови и дует губы. это даже немного смешно. - и что ты заладил, - и правда, дуется, - угу, угу… - послушай, - ему с трудом удаётся не огрызнуться в ответ на чужую звонкую несерьёзность, - мне очень жаль, что из меня сейчас не лучший собеседник, но, если я завтра проебусь на проверочной, не сомневайся: хуёво будет всем. - боюсь-боюсь, - он боковым зрением может заметить, как куроо смеётся и в шуточно-драматичном картинном жесте закрывает лицо руками, - а что за проверочная-то? - деланная обида и насмешка во взгляде вмиг сменяются азартом. - не думаю, что это так важно, - для цукишимы признать сам факт того, что он не слишком-то справляется, почему-то пиздец как сложно, - забей. - ну, так нечестно. дай посмотреть, - куроо вскакивает с места и всеми силами пытается заглянуть через плечо. почему-то кею кажется, что он проиграет, если попросит помощи. проиграет какое-то негласное состязание, какую-то незаявленную борьбу, и поражение в ней будет унизительнее плевка в лицо. - тебе нечем заняться? - не будь врединой, цукки. - не называй меня так. электронные часы на тумбочке оповещают, что время перевалило за восемь вечера. боль в висках нарастает, соображать всё труднее с каждой секундой. цифры и знаки смешиваются между собой так, что уже и не разобрать, где необходимо уравнять, где проставить валентность, а где просто вписать нужную формулу из головы. в тишине проходят долгие десять минут, но куроо тецуро и тишина - вещи несовместимые. - эй, если тебе нужна подсказка или готовое решение, ты всегда можешь… - нет, - уверенно режет по барабанным перепонкам, пресекая любые попытки возразить. - но ты же даже не… - я достаточно ясно выразился? у цукишимы немеют пальцы и совершенно не варит башка. его уровень готовности к модулю едва дотягивает до «похуй, спишу на три» - только вот, к сожалению, цукишиме не похуй. слишком не похуй. - цукишима кей, ты ведёшь себя, как самодовольный индюк, - куроо пытается спровоцировать, вывести на малейшее проявление небезразличия, он ищет рычаг, на который мог бы нажать, чтобы добиться ответа, который бы в свою очередь его устроил. - спасибо, ваше мнение очень важно для нас, - он не желает уступать в этой не имеющей никакого смысла словесной перепалке, хоть нервы на пределе, а работы ещё столько, что и в страшном сне не снилось. - тебе когда-нибудь говорили, что в просьбе о помощи нет ничего страшного? знаешь, мир не рухнет, если ты просто скажешь, где… - на случай, если ты забыл, напоминаю: твоя единственная обязанность - это вовремя платить за аренду и не отсвечивать, - запасы терпения тоже не безграничны, и назойливо маячащий над конспектами тецуро уж точно не сказывается благоприятно, - я что-то не припомню, чтобы подписывался на консультацию диванного психолога. - а я что-то не помню, чтобы имел диплом с психфака, - незамедлительно парирует тецуро, - так что кончай выёбываться и давай сюда. иногда самое сильное, что можно сделать в сложившейся ситуации - признать собственную слабость. - это только моя проблема, - всё-таки, на пререкания в конечном итоге попросту не остаётся сил. он сдаётся, уступает, смягчается, - и тебе вовсе не обязательно… - нет, мне обязательно. пожалуйста, не будь придурком хотя бы сейчас. - хорошо, твоя взяла. - вот, смотри, здесь всё не так сложно, как кажется, - тут же воодушевившись, он склоняется над тетрадями и берёт со стола ручку, - оно только выглядит пугающим, но на деле осталось только уравнять. с этим ты немного налажал, но ничего, это поправимо. сначала берёшь и смотришь на гидроген… конечно, куроо справляется с задачей в считанные минуты. конечно, объясняет он так, что кею не составляет труда понять и (наверное) запомнить, по крайней мере, часть услышанной информации. существует одна крошечная, совсем несущественная загвоздка. куроо тецуро объясняет ему неорганику, обжигая загривок горячим дыханием и машинально щекотно водя кончиками пальцев по сгибу локтя. - порядок, с этим разобрались. теперь смотришь на кислотный остаток, и… цукишима не смотрит на кислотный остаток. он смотрит на губы куроо тецуро, которые совсем чуточку, совсем блять, ёбаный пиздец, немного ближе, чем следует. нужно всего лишь немного повернуть голову. они не целовались друг с другом раньше, как бы сильно им обоим этого ни хотелось. не целовались, случайно пересекаясь взглядами в спортзале или случайно оказавшись вместе на тесной кухне, зажатыми в миллиметрах застывшего времени и пространства. куроо не целовал его, когда приходил домой, оставлял пальто на вешалке в коридоре и включал свет. и никто не знает, как и чем всё обернулось бы при любых других обстоятельствах. но это не так уж и важно, правда? у цукишимы губы тёплые, потрескавшиеся от недостатка влаги в квартирном воздухе, отдающие слабо различимой горечью - что-то среднее между выкуренной часом ранее сигаретой и выпитой чашкой чая с бергамотом. лопатки сводит от неудобного положения, ладонь упирается в поверхность стола, но куроо тецуро не был бы куроо тецуро, поэтому всё, что он делает - ухмыляется. и самозабвенно зацеловывает сухие губы. они сухие только сейчас, но это поправимо, правда? поправимо, когда толкаешься языком в горячий рот и невольно прикрываешь глаза. поправимо, когда отстраняешься только для того, чтобы сделать вдох и снять утратившие всю свою полезность очки, возвращаясь к губам, которые теперь не такие уж и сухие. вскользь задевая верхнюю и целуя глубже, медленнее и вдумчивее. куроо вообще привык обдумывать и осмысливать всё, что можно и нельзя. они не целовались раньше, и куроо кажется, что это возмутительное упущение. не менее возмутительное упущение - целоваться, согнувшись в три погибели; тецуро отдаёт себе отчёт в этом, обвивая руками уже расслабленное тело и осторожно, чтобы не сделать больно и не надорваться самому, подхватывая на руки и усаживая на тот край стола, который не завален тетрадями. куроо привык обдумывать и осмысливать всё, что можно и нельзя; цукишима тоже обдумывает - и для своего же блага решает, что лучше не думать. выключить мешающуюся под ногами логику, прижаться ближе, простонать в приоткрытый рот, глуша мимолётно накативший стыд и сбегая от него прямиком в это иррационально-хаотичное, неправильное, такое спонтанное, способное перечеркнуть разом абсолютно всё. приподнять бёдра в перерывах между поцелуями, облегчить задачу. цукишима запрокидывает голову и крепче стискивает колени вокруг чужой талии. он шумно втягивает воздух и так же шумно выдыхает, когда тецуро касается языком мочки уха, когда слепо тычется губами в основание шеи. у цукишимы губы блестят от слюны. куроо считает это самым значимым своим достижением. они никогда не целовались раньше, и никто из двоих не может знать наверняка, не является ли приятно тянущее чувство внизу живота всего-то навсего следствием разбушевавшихся гормонов. если так подумать, то какие могут быть гормоны, когда ты давно уже не подросток и тебе вот-вот стукнет двадцатник. с одной стороны логика, которую не выключить. логика, которая во весь голос кричит об иррациональном и неправильном. с другой - цукишима. цукишима не кричит, зато просто пиздец как охуительно стонет над ухом, впиваясь пальцами в плечи и позволяя целовать, сколько душе угодно. с одной стороны - «это неправильно, так быть не должно». с другой - цукишима, тянущий дрожащие руки к пряжке ремня. из всех предложенных вариантов куроо тецуро привык выбирать тот, что выглядит наиболее заманчивым. он задирает и стягивает футболку. очерчивает костлявые бока и выступающие рёбра. ладони куроо и правда чуть грубоватые, мозолистые, но чертовски ласковые. а ещё горячие. как грёбаная печка. на какое-то время приходится разорвать поцелуй и разомкнуть прилипшие наэлектризованной тканью чёрной водолазки полу-объятия. свободные домашние шорты спадают к ногам первыми, за ними - джинсы вместе с ремнём. от возбуждения голова идёт кругом и жар разливается в жилах. лихорадит - или хочется ближе - и кей перехватывает запястье, возвращая ладонь на своё бедро - потому что куроо хочется, просто охуеть как хочется рядом с собой, над собой, в себе - и подаваясь вперёд. целуя, зацеловывая, теряя голову окончательно. они никогда не целовали друг друга раньше - вот так, горячечно-жадно, до охуевше-заряженных импульсов по влажной коже, до полузадушенного, глухого и протяжного гортанного блять-куроо-я-сейчас-кончу; они никогда, совсем ещё никогда не целовали друг друга так, до открытой пачки презервативов и внезапно понадобившегося лубриканта, который пахнет совсем немножко точно так же, как куроо тецуро - пахнет апельсинами и чем-то кофейным, горьковато-сладким. у куроо горячие ладони и ловкие узловатые пальцы, доводящие до исступления. у куроо пальцы, от одного ощущения которых внутри себя хочется кончить, которые трахают медленно и размеренно, так, что дыхание перехватывает, что невольно млеешь под этими пальцами - плавишься, как горячий воск. куроо хочется до подгибающихся коленей и взрывающихся фейерверков в ушах, куроо хочется до непроизвольно сыпящихся с губ матов и стонов, до испарины на лбу и раскрасневшихся щёк. вплотную, рядом с собой, в себе. - блять. пальцы к удивлению (и, очевидно, разочарованию) исчезают. тецуро берёт его под руки и разворачивает на сто восемьдесят - так, что тазовые косточки не больно, но ощутимо напрямую контактируют с лакированной деревянной поверхностью. возможно, останутся синяки. наплевать. у куроо горячие ладони, которые мягко ложатся на спину и оглаживают бёдра. у куроо успокаивающе-ласковые руки, поэтому от проникновения не больно. куроо притягивает ближе к себе, ускоряет темп, и цукишима в преддверии скорой разрядки слышит в прорезанном электричеством воздухе собственное имя - хрипло, отрывисто и низко, вырванное из груди последним вскриком - слишком тихим, чтобы им считаться и непозволительно громким для тишины. он чувствует пульсацию чужой плоти внутри, пытаясь отдышаться. чувствует, как куроо напоследок выцеловывает лопатки, позвонки и родинку на плече. цукишима пытается отдышаться и поднимает взгляд. «запишите уравнение и расставьте коэффициенты.» кажется, он совсем немного отвлёкся от модуля по неорганике.