Красная лента

      Удивительно, насколько ленивым может быть утро, когда просыпаешься в полной безопасности рядом с любимым человеком. Эрен и не помнил уже, когда такое было: будильник вдруг казался столь мерзким и лишним. Он привык все делать четко. Привык за всю свою жизнь к ранним подъемам. Только сейчас он буквально нежился в объятиях Микасы, крепко обнимая ее в ответ, не желая просыпаться. Что, если стоит открыть глаза, и все разрушится, исчезнет, словно и не было никогда?       Лишь сонный голос Микасы помог поверить в реальность происходящего. Она все еще была рядом, никуда не делась. Улыбнувшись, Йегер поднялся и, оглядев ее такое манящее тело, заставил себя вспомнить, для чего вообще было просыпаться. Быстро умывшись, одевшись и приведя себя в порядок, он прошел на кухню и поставил чайник. Пламя отливало синим, и вода постепенно начинала урчать, создавая некий уют. Найдя местную газету, уселся на стуле, решив дать Аккерман еще немного вздремнуть. Банальные новости почти не отличались друг от друга.       Проспав еще час, Микаса поднялась. Умывшись, она зашла к Эрену, выдергивая у него газету для того, чтобы сесть на колени, сразу же проводя руками по его рельефному торсу. Задевая своими губами его, она шептала:       — Подадим заявление и запремся в спальне.       — Решила за короткий срок наверстать всё за эти года? — Эрен хмыкнул и с силой сжал ягодицы Микасы, вынудив ее приподняться. — Даже не сомневайся, что будешь снова говорить, что с тебя достаточно. А теперь — быстро завтракать, и пойдем. Иначе изменю очередность, и запремся уже сейчас.       Сжав руку, она отстранилась, смеясь.       — Хорошо-хорошо! — Аккерман вышла из комнаты, быстро переодеваясь и садясь за стол. Кошка лениво расхаживала по кухне, запрыгивая периодически к нему на колени и подставляя живот, не переставая мурлыкать.       — Чем-то она напоминает тебя. — Усмехнувшись, Йегер провёл ладонью по шерсти несколько раз, наблюдая с неким интересом за кошкой. Переведя взгляд на Микасу, он сдержанно улыбнулся. — Я же говорил, что они всегда меня любят. Ты и впрямь стала ярче, и, как всегда, тебе все к лицу.       — У нее отвратительный характер. Это она сейчас выделывается, потому, что ей интересно, что ты такое. — Микаса хмыкнула, выключая чайник и конфорку с едой, сразу же накладывая им. — Смотри, не делись с ней едой. Для нее есть отдельная. Если разжиреет опять, кучу времени убьем, чтобы ее вылечить.       — Ну уж нет. То, что ты готовишь, я съем сам и делиться не буду, уж извините, фрау. И убедить меня не получится. — Он говорил все с абсолютно серьезным лицом. — Слышал тут разговоры местных солдатиков. Забавный этот Густав. Хотел бы я увидеть выражение его лица при виде меня рядом с тобой. Он так каждое утро тебе прохода не дает?       — Да. Я уже сто раз повторяла, что у меня есть муж. Мне кажется, он не особо в это верил. — Аккерман заварила чай, наконец садясь завтракать. — Он неплохой, но надоедливый.       — Значит, поверит, — строго заключил Эрен. — Пока буду провожать тебя до работы и встречать. После придется взять отпуск, уедем на время отсюда, как я и говорил. Одну я тебя и на день сейчас оставлять не собираюсь, а чтобы мне уладить мои дела, нужна неделя. Дальше уже решим, останемся в этой квартире или найдем новую. Хотя, здесь вполне симпатично. — Он осмотрелся в очередной раз и переключился на завтрак. Строить планы, чтобы все было четко, — еще одна никуда не девшаяся привычка. — Скажи, если у тебя иные мысли или я как-то тороплю события. Мне комфортнее, когда я имею представление о таких мелочах. Это, знаешь, помогает осознавать, что все еще могу как-то контролировать свою жизнь.       Нахмурившись, Эрен посмотрел на Микасу, решив, что лучшим вариантом будет пока что говорить и обсуждать. Ведь столько времени они были порознь, жили в разных условиях.       — Мне не хочется уезжать из этой квартиры. Ее мне выдал госпиталь за особые заслуги. — Микаса поджала губы, серьезно глянув на него. — В остальном — я согласна.       — Хорошо, останемся. — На удивление быстро согласился он и, завершив завтрак, убрал за собой посуду.       Уличный воздух приносил умиротворение, и Эрен даже позволил себе улыбаться, крепче держа за руку Микасу. Странно, но словно и не было этих восьми лет разлуки, а он все еще был молод. Настолько, что умудрился ощутить волнение при входе в нужный им кабинет.       За столом сидела видная дама, встретившая их широкой улыбкой. Правда, эта улыбка быстро начала испаряться, стоило прочесть документы, представленные Эреном. Долго перекладывая бумаги, женщина все же отложила ручку и с жалостью взглянула на Микасу.       — Милая, скажи, ты уверена, что решение обдуманное? Это ведь брачный союз. Ответственность. Ты хорошо подумала?       Она сразу бросила на Йегера холодный осуждающий взгляд, от которого он даже кашлянул. Еще бы. До этого момента он не задумывался, насколько все перевернулось в мире. И сейчас он был ровно тем, с кем не стоило заводить официальные отношения.       — Я уверена. Это мое дело, с кем вступать в брак. — Микаса нахмурилась, нервно сжимая ремешок сумки. — Просто подпишите бумаги.       — Я не могу взять на себя такое. Это же… Нет. Неужели не представляешь, сколько всего он натворил? — шепотом, будто из-за этого Эрен мог не слышать, продолжила она. — Я дам тебе еще время обдумать. После поблагодаришь меня.       Она быстро собрала документы и протянула Микасе.       — Слушай, можем прийти в другой раз. Или в другом месте подадим. — Серьезность Йегера прятала его волнение, он уж точно не хотел, чтобы его присутствие в ее жизни как-то влияло на нее. Это не было похоже на чувство вины, лишь сухие факты его существования, которые возымели последствия.       — Ну уж нет. — Микаса выдернула руку, положив документы обратно на стол. — Фрау, я в своем уме. Прекрасно все знаю и не зацикливаюсь на прошлом. Я не скажу вам спасибо за то, чего Вы меня лишаете сейчас. Вам не кажется, что Вы сейчас ведете себя так же, как сами знаете кто шесть лет назад? Я подам жалобу Вашему начальству.       — Я обязана была предупредить, — фыркнула женщина, все же складывая вновь документы, проставив на них подпись. — Просто знайте, что все то, что вы делали, останется на ваших руках. Удивляюсь, как совести хватает еще продолжать портить жизнь порядочным девушкам. Документы-то я приму, но вот теперь столкнетесь с тем, как ваше присутствие нежелательно в жизни.       Йегер нервно поднялся, хмурясь, но ответить ему было нечего. Он ведь полностью не видел картины, которая теперь играла иными красками. Не стоило быть таким опрометчивым. Не стоило идти на поводу чувств. Всегда нужно следовать логике, как он и привык. Да и вообще, может, нужно было оставить те лживые документы, спрятать свое прошлое… Но Эрен вернул свое имя, ведь тогда хотел сам столкнуться со всеми последствиями своих действий, встретить все, что заслужил. Теперь даже это решение сыграло глупую шутку.       — Я не отказываюсь от всех своих поступков. Можете думать обо мне все, что угодно, не стану оправдываться. Просто примите заявление. Сами видите, что я никоим образом не вынуждаю ее выходить за меня, чтобы попытаться отбелить свое имя. Она вправе оставить свою фамилию.       — В лагерях бы вам всем сейчас гнить, как и заслужили. Фашисты, — пробурчала женщина, и Эрен дрогнул, выпрямляясь, как по стойке.       Женщина больше не произнесла ни слова, передала копию Микасе. Аккерман сжала руку Йегера и вывела на улицу.       — Вот ведь стерва. — Микаса хмыкнула, сжимая его ладонь. — Ладно. Впрочем, пошла она. Получили эту бумажку и хватит. На какую там дату она поставила? Хах! Через месяц. Обычно ведь неделю.       Микаса закатила глаза, аккуратно складывая ее, и положила в сумку.       — Она в чем-то права, — сухо отметил Йегер, все еще чувствуя напряжение. — Я сам себе оправдание найти порой не могу. Да и нет его. Никогда же не отмоюсь от всего… Сколько бы я тогда не помогал врагам рейха…       Он уставился на свои руки, словно именно ими лично душил невинных людей. Хмурясь все сильнее, Эрен давно пытался запереть все это внутри, но сейчас воспоминания стали только ярче.       — Я же никогда не смогу скрывать то, кто я. Ты ведь понимаешь это?       — Ты издеваешься надо мной тоже? — Микаса остановилась, серьезно глянув на него, достаточно резко продолжая говорить: — Я знаю, кто ты такой. Я лечила таких, как ты. Иногда делала так, что они умирали в муках. Но ты не заслужил этого, в моих глазах. Я знаю, что твои руки в крови и давно уже поняла и приняла это. И сейчас ты смеешь хоть в чем-то усомниться? Да я умерла, до последнего скрывая нашу связь. Как ты вообще можешь такое спрашивать?       Она зашла в парадную, поднимаясь по лестнице вверх.       — Ну все, достаточно. — Крепко прижимая к себе Аккерман, он заставил ее смотреть на себя. — Мы в любом случае расписываемся, слышишь? А сейчас идем, и ты выберешь кольцо. У меня хватит даже на два, если хочешь одинаковые. Хоть гравировку закажем. Не вынуждай меня брать тебя на руки и тащить насильно.       — Я хочу оставить это. — Микаса обняла его, выдыхая. — Пойдем.       — Вот и все. — Взяв пальцы Микасы, Эрен поцеловал их, улыбнувшись. — Я не говорил, но это кольцо матери. Она всегда напоминала мне, что оно сбережет ту, которую я захочу видеть рядом с собой. Как видишь, офицеры могут быть сентиментальным и суеверными, а не жесткими мужиками. Но я продолжу хранить это втайне, так что, ты ничего не слышала.       — Хорошо. — Она рассмеялась, краснея. — За углом есть неплохой ювелирный. Зайдем потом в мясную лавку?       Аккерман прижалась к его плечу, прикладывая к нему голову.       — Зайдем, моя фрау, зайдем. Я жутко соскучился по тому, как ты готовишь. Просто представь, что мне приходилось ходить по столовым, лишь бы не есть горелки, на которые я горазд. Хотел бы снова попробовать тот картофель с мясом, который ты делала. Нигде не встречал такого. — Вновь идти вместе с Микасой по спокойному городу было чем-то невероятно приятным, от этого в груди становилось теплее. А еще спокойнее и теплее стало, когда, оплатив, на его пальце возникло подходящее кольцо.       Достав из кармана пачку, Эрен затянулся уже на подходе к мясной лавке и замедлился, сразу выдыхая дым в сторону. Хоть курение и не было в числе рекомендаций, но полностью отказаться Йегер так и не мог.       — Тогда вечером его сделаю. — Микаса вошла в магазин, где ее радостно встретил старик продавец, передавая пакет с тем, что обычно брала Аккерман.       — Не нужно денег. Это тебе за то, что присматривала за племянницей. — Старик отмахнулся от протянутых купюр.       — Ну что Вы, мне было не сложно. Не могу же я просто так его взять. — Микаса растерялась, продолжая упорно протягивать купюры.       — Если продолжишь — обижусь. Давай-давай, иди отсюда. Не обижай старика, мне и без того мало осталось. Должен ведь сделать что-то хорошее. — Микаса улыбнулась, кладя деньги обратно в сумку и передавая пакет Эрену, выходя из магазина.       Вернувшись в квартиру, она устало сняла пальто и обувь, выдыхая.       — Он немец. Тоже служил. — Микаса говорила тихо, словно кто-то мог их услышать. — И тоже доносил. Никто особо не знает о его работе, кроме меня. Он и сам не в курсе, что я знаю. Но что он немец знают все.       — Я даже не сомневался, что ты способна всегда найти стоящих людей. — Умывшись, Эрен достал из чемодана вещи и переоделся. Вешая пиджак в шкаф, он поинтересовался: — Ты сидишь с детьми? Когда ты только находишь время, работая в госпитале.       — К сожалению, его племянница сильно заболела и попала к нам в больницу. Я лишь проследила за тем, чтобы к ней не относились плохо врачи и вовремя приносили обед. Жаль, конечно, она хорошая девочка. Но вряд ли выкарабкается. — Микаса достала все нужные овощи, тщательно промывая их. — Такое часто бывает. Люди знают, кем я работаю. Просят присмотреть за родственниками. А есть те, за кого некому просить. К беженцам немцам ужасно относились в первые месяцы после войны. Я была добра. Поэтому у меня появилось много друзей. Вот и все.       — Встретить кого-то, кто не смотрит на тебя, как на монстра, и не винит во всех грехах — редкость. И за какие такие заслуги мне досталась ты? — Эрен провел ладонью по гладкой щеке и, подойдя сзади к Микасе, поцеловал ее плечо. — Ты чудесная, отзывчивая, притягиваешь магнитом к себе. Главное, чтобы никто не хотел рисковать проявлять к тебе нечто большее, чем вежливую симпатию.       — За восемь лет я много кому нравилась. Генералу, банкиру, простым офицерам. Только в чем смысл? Я ждала мужа, а потом его «повесили». — Микаса коротко поцеловала его, отодвигая. Быстро переодевшись, она стала чистить картошку. — Они все были прекрасные, добрые и прочее. Но не то. На них даже смотреть тошно было.       — Это… Восхищает. Я видел многое. Видел, как клялись в любви солдатам, офицерам. Мой приятель погиб в сорок первом, а его жена, узнав, продала его имущество. В сорок пятом — слышал уже после войны — она сбежала из страны к мужчине, с которым долго вела переписки. Когда я… — Эрен кашлянул, но продолжил. Он должен был рассказать это, не мог молчать. — Знал солдата, влюбившегося в славянку. Не знаю, как ее изучали, конечно, но это неважно. Они даже жили вместе, заделали ребенка. Он периодически приезжал к ней. Она говорила, что любит его, и он был невероятно счастлив. Наверное, даже хорошо, что он оказался позже в стенах гестапо за эту связь. Не узнал, что стало с его детьми. И тебе не стоит знать. А девушка… Я только знаю, что она ушла к партизанам, чтобы «убивать поганых фашистов». Когда я лежал в госпитале, то не всякий раз получал воду. Они просто забывали, потому что знали, кто я. Это было даже забавно, когда узнал, что девчонки побаивались меня. Раненого. Хотя, скорее просто ненавидели. Прости. Мы договорились не поднимать эти темы. Но… Я иногда не могу понять, чем заслужил твою любовь и такую преданность. И ты должна знать, что моя жизнь все еще принадлежит тебе.       Он стоял ровно, смотря внимательно за каждым действием Микасы, не выдавая эмоций, но точно зная, что любое слово могло сорвать к чертям все его спокойствие.       — Видела как-то, как муж вернулся к соседке снизу. Она устала его ждать и снова вышла замуж. Такое разочарование в глазах человека я никогда еще не встречала. — Микаса сосредоточилась на картошке, стараясь меньше смущаться от его слов. — Для меня такое неприемлемо. Я ведь дала обещание. В радости, в горести и так далее.       — Да. Ужасная ситуация. — Взяв второй нож, Эрен немного неловко начал помогать Микасе, хоть и не был привычен к чистке картошки. Получалось грубовато, он срезал больше нужного, но, хмурясь, продолжал. — Жаль, что Райнер был единственным, кто знал о нас. Жаль, что я так и не смогу отблагодарить его. Только я устал печалиться и скорбеть. Хочу успеть пожить вот так — с тобой.       — Мне нравится думать, что он просто сбежал. Как та кошка. — Микаса улыбнулась, прижимаясь лбом к его плечу. — Говоришь так, будто бы скоро умрешь. Я тебя так просто не отпущу, знаешь ли. Если здесь будет сильно тяжело — найдем место, где будет комфортно.       Эрен промолчал, что слишком очевидна была судьба Брауна. Сбежать оттуда было невозможно.       — Ну уж нет. Я собираюсь, как минимум, рассказывать внукам, как мы познакомились и как женились. Уверен, рассказ о том, как их любимая бабуля поставила на место злобную женщину, чтобы выйти замуж за ворчливого деда, будет их любимым. — Коротко рассмеявшись, он прижался губами к макушке Аккерман, вдыхая аромат ее волос.       — Хороший план. — Микаса улыбнулась. — Ты меня отвлекаешь. Я так вечность буду готовить.       Успешно поужинав, Йегер достаточно долго не давал ей уснуть, из-за чего Микаса проспала. Вскочив в семь десять утра, она быстро ушла умываться, одеваться и расчесываться. Поправив медицинскую форму, она быстро поцеловала Эрена и вышла, попросив его покормить кошку, но не давать ей слишком много.       Сообразив, что пронесшийся по квартире ураган, это и была Микаса, Йегер тяжело вздохнул. Обещал же проводить ее до работы, и так нагло проспал. Прихватив пачку сигарет и натянув штаны, он вышел на балкон, чтобы удостовериться, что она завернула за угол. Ничего, зато встретит пораньше и отведет в какое-нибудь кафе или в парк. Нужно ведь проявить хоть толику романтики, которой, как ему казалось, в нем уже почти и не осталось. Зажигалка щелкнула, и горький дым начал медленно растворяться в воздухе. Опершись на витиеватую ограду, Эрен выгнул бровь, вновь увидев Густава рядом с Микасой, и это ему однозначно не нравилось. Спуститься бы и дать взашей наглецу, но он решил пока не вмешиваться, устало потирая переносицу после слишком короткого времени сна.       — Микаса, да послушай ты, не убегай. Сколько ты уже продолжаешь меня игнорировать? Это ведь не может продолжаться так долго, мы все знаем, что жизнь должна идти дальше, а я буду именно тем, кто всегда поддержит. Ты же знаешь, Микаса, соглашайся. Я и билеты куплю в кино, один раз удели мне хоть немного своего драгоценного времени. — Он перекрыл ей дорогу, и Эрен выгнул бровь, наблюдая за такой наглостью, медленно закипая.       — Густав! — Микаса зло указала на свое кольцо, а после на балкон. — Я же говорила, что замужем! Отстань уже, иначе попрошу его поговорить с тобой. И тебе не понравится этот разговор.       Она завернула за угол, едва ли не начиная бежать.       Видимо, выражение лица Эрена в этот момент отражало все негодование, все отвращение, которое он только мог испытывать, потому как Густав аж отшатнулся, встретившись с ним взглядом. И ведь Йегер прекрасно осознавал, какое впечатление производил сейчас. Холодный взгляд человека, способного убивать, знавшего смерть, прошедшего через войну, всегда говорил больше, чем слова. Учитывая достаточно видимые мелкие ранения и тот самый его нелюбимый шрам на шее, удивительно, как солдат выдержал тот зрительный контакт дольше нескольких секунд. Пренебрежительно хмыкнув, Эрен затушил сигарету об ограду и одним щелчком выкинул окурок целенаправленно в Густава. Тот едва ли успел увернуться и точно готов был высказать недовольство, но Эрен, подхватив на руки кошку, поглаживая ее, скрылся в квартире, не желая слушать весь этот щенячий бред.       Закрыв плотнее балконную дверь, он наполнил миску Агаты и, провалявшись в ванной, вернулся в кровать. Что-то делать было слишком лениво, а вот выспаться хотелось даже очень. Впрочем, днем он все же прогулялся по городу, приобрел некоторые продукты, сладостей к чаю и, перекусив, надев брюки с рубашкой, направился в госпиталь за Аккерман, как и обещал. Все приобрело очертания правильной и размеренной жизни, в которой Эрен нуждался.       Пробраться мимо поста проблем не составило. Особенно имея плитку шоколада и чертовски много обаяния, которое всегда видели в нем девушки. Он не знал, где искать Микасу, но его тянуло вглубь госпиталя. Неосознанно в памяти всплывали военные картины, когда койки были переполнены ранеными, и Эрен сжал кулаки, периодически нервно моргая. Не лучшее решение, но он хотел пройти через это, чтобы избавиться от части вины, убедиться, что теперь все иначе. Так ведь и было. Не текла по полу кровь, которую второпях убирали санитарки. Не слышались стоны умирающих, вперемешку с просьбами убить или наоборот — отправить обратно на фронт. Все здесь было иначе, спокойнее. И от понимания этого Йегер наконец смог выдохнуть. Даже медицинские запахи, врезавшиеся в нос, отличались от тех, что царили в военных госпиталях.       — Унтерштурмфюрер! — Одно озвученное звание заставило кровь внутри заледенеть, а из-за цепкой хватки, ощутившейся на запястье, Эрен застыл. — Унтерштурмфюрер Йегер! Ты! Выродок рейха! Как тебе спится после того, как вырезал всю деревню?! Как живется с этим? — Разразившийся смех проник в самые потаенные уголки рассудка, ковыряя его, раздирая рану. Немало сил потребовалось, чтобы выпрямиться и вырвать руку из пальцев безумца. — Кровавый офицер! Помнишь, какая теплая кровь? Помнишь?       Он говорил что-то еще, но Эрен только выпрямился, беря под контроль шумевшие в голове эмоции.       — Оберштурмфюрер Йегер. Бывший офицер. А ты, видимо, тот самый солдат, который выполнял приказы, как и я. — После этой фразы смех стих, сменившись всхлипываниями. Подоспевшая крупная женщина в халате успела подхватить пациента под руки, запричитав, что приступов у него не было уже давно.       Обведя взглядом их, Эрен молча пригладил волосы и поспешил выйти на улицу, бросив на посту улыбнувшейся девушке, чтобы передали Микасе Аккерман, что ее ждут снаружи. Прижавшись спиной к стене, Йегер едва успокоил дыхание, прижав ладонь к груди, и только после этого закурил. Усмехаясь, он наблюдал за тем, как подрагивала сигарета в его пальцах. Никак не ожидал такой реакции от себя, спустя столько лет. Да и какова вероятность была, что получится встретить того, кто настолько знал о нем? Почти нулевая. Прикрыв глаза, Йегер вдохнул и выдохнул еще несколько раз через нос, зажав сигарету в губах. Видимо, Микасе не следовало все же упоминать в этих стенах даже его фамилию, если они хотели хоть каплю спокойствия.       Микаса вышла, обеспокоенно оглядывая Эрена.       — Все в порядке? — Она поправила его волосы, улыбаясь. — Не обращай внимания на того психа. Ему поставили серьезное нарушение психики, он в каждом темноволосом мужчине видит своих знакомых солдат. Если бы ты его не поправил, все бы приняли это за обычный приступ.       — Он знал мою фамилию, — отрезал Эрен, и окурок зашипел, встретившись с краем мусорки. — И я знаю, про что именно он говорил. Вынес мозги, даже не задумываясь. А кмету… Идем. Я сглупил, нужно было промолчать, а не доводить все до такой нелепой ситуации. Не хватало, чтобы к тебе из-за этого как-то иначе относились.       Сжав ладонь Микасы, чувствуя ее тепло, он вздохнул, и, пройдя несколько метров, отпустил ее руку, спрятав свои в карманы. Отказываться от идеи провожать ее он и не думал, но настолько оплошать надо было уметь.       — Он за два года твоей фамилией семерых назвал. — Она мягко погладила его плечо. — Подождешь немного? Я заберу вещи и выйду. Пришлось задержаться немного.       — Иди, здесь побуду, перекурю. — Достав сигарету, Йегер вновь зажал ее губами, но так и не стал поджигать. Для него все было очевидно настолько, что любые попытки Микасы найти объяснение совершенно не воспринимались.       — Микаса? Что все это значит? — Низкая темноволосая девушка с интересом глянула на нее. — Неужели этот псих наконец нашел его?       — Саша, это мой муж. Он вернулся только недавно. Его оправдали за шпионаж против рейха. Пожалуйста, хоть ты не считаешь меня дурой?       — Нет конечно! — Саша активно замахала рукой, смущаясь. — Мы же друзья. Не думаю, что ты бы просто так столько лет хранила себя ради чудовища какого-то. Я не могу судить. Хорошо хоть, что Грета не слышала. Точно бы разнесла. Ладно, мне нужно к пациенту.       Саша улыбнулась, махнув ей рукой, и удалилась. Микаса быстро собрала свои вещи, отметила закрытие смены и вышла, сразу же привлекая внимание Йегера.       Встрепенувшись, выбираясь из размышлений, Эрен выкинул зажеванную сигарету и, приобняв Микасу за талию, молча последовал к дому. Мыслей всякого рода было достаточно, и можно было подумать, что они сожрут вновь сознание, но выходило с точностью наоборот. Словно, встретившись с реальностью, со своим прошлым, Эрен смог наконец свыкнуться с тем, что был способен жить дальше, хоть и не мог никак объяснить это.       Уже открыв дверь, чтобы войти внутрь дома, что-то оттолкнуло Микасу в сторону, отстраняя от Йегера. Он машинально занес кулак, чтобы исправить рожу наглецу, но почему-то остановился, узнав Густава. Заслоняя ее собой, он нервно пытался донести до нее чертовски важную, по его мнению, информацию.       — Ты не посмеешь ее и пальцем тронуть! Слышишь? Фашистская мразь! Я все о тебе знаю! Офицер СС, по чьему распоряжению вырезали целую деревню, кто участвовал в различных операциях, убивал обычных жителей! Микаса, не подходи к нему! Он не тот, за кого себя выдает! Я не подпущу к тебе его. Ты хоть знаешь, что о нем рассказали? Он же офицер, не солдат, а военный офицер, который отдавал приказы. Микаса, послушай меня. Ты умная, красивая, молодая, не уничтожай себя! — Он сжал ее плечи, вглядываясь в лицо, пока Эрен, устало сжал переносицу, прекрасно осознавая, что ему достаточно будет одного удара, чтобы решить все здесь и сейчас.       — Если ты умный, то сможешь посчитать, с какого года мы с ним в браке. Давай, отними восемь лет. — Она оттолкнула его в сторону. — Эту деревню вырезал штурмбаннфюрер. Я была в ней. Я лежала в этой гребаной яме и со всей ответственностью заявляю, что там не было унтерштурмфюрера Йегера, иначе его жена не валялась бы, словно мусор, с остальными трупами.       Она с силой сжала ручку сумки.       — Как минимум, ему хватило смелости признать свои ошибки и пытаться сделать хоть что-то, чтобы прекратить войну. А что делал ты? Единственный раз, когда ты был на фронте — сбежал с легким ранением. Думаешь, я такая глупая, не отличу боевую рану от той, которую человек сам нанес себе? Ты трус. Я не хочу тебя видеть. Не лезь в мою жизнь, не смей калечить себя, чтобы встретить меня. Я подам заявление, что ты маньяк. Сам понимаешь, с кем я дружу.       В ужасе отшатнувшись, Густав так и не нашелся что сказать, а Эрену так и не захотелось марать руки в его крови, которая точно пролилась бы, не выскажись Микаса. Он гордился каждым ее словом, хоть это могло показаться странным. Аккерман имела право высказаться, выплеснуть все. Скинув все же с головы Густава фуражку, Йегер взъерошил его волосы и отвесил ощутимый подзатыльник.       — В следующий раз ведь и, правда, говорить уже я буду, а я обладаю красноречивостью уже иного толка, парень.       Сграбастав Микасу в свои крепкие объятия, Эрен довел ее до квартиры. Едва захлопнулась дверь, он впился в ее губы продолжительным поцелуем, а отстранившись, нежно провел загрубевшими большими пальцами по ее щекам.       — Я обещаю тебе, что никогда в жизни больше не подведу тебя, не обижу, не причиню боли. Только оставайся со мной всегда. И будем хоть в спальне запираться, хоть просто гулять, ходить в кино… Делать все, что захотим, когда захотим. И обещай, что сплетешь снова мне венок, и пусть я в нем буду глупо смотреться, но мне этого не хватает.       — Хорошо. — Микаса улыбнулась, утыкаясь носом в его грудь. — Еще хоть одна живая душа захочет сказать мне, что я дура — просто встану и закричу. Безобразие!       — Ничего. Берлин отстроят. Мы обязательно наведаемся туда, и ты убедишься, насколько красив этот город. Нам просто нужно немного подождать, потерпеть. Совсем недолго. Главное ведь, что сейчас мы есть друг у друга. — Он водил рукой по ее волосам успокаивающим жестом, дыша ровно, будто желая поделиться с ней своим обретенным спокойствием и пониманием.       Она встала на носочки, мягко касаясь его губ своими, нежно поглаживая горячую кожу щек.       — Я люблю тебя. — Аккерман отстранилась, внимательно вглядываясь в его глаза. — А еще меня отпустили в отпуск. Все равно сейчас мирное время, работы мало. Мне дали аж целых три недели.       Улыбнувшись нежно, вложив в это все свои чувства, Йегер заправил мягкий локон за ухо Микасы. Каждое ее слово действовали на его потрепанное сердце, как лучший анальгетик, залечивая и заставляя биться в верном ритме.       — Значит, завтра я покупаю билеты и забираю тебя с Агатой отсюда. На время. Вернемся ровно к росписи, чтобы уже никто не смог усомниться ни в чем. Да и… Я бы предпочел думать, что долго тебе не придется работать. Хочу, чтобы моя любимая жена имела больше свободного времени на себя, на отдых, на семью. — Он оставил едва уловимый поцелуй у виска, обдавая кожу горячим дыханием, устроив при этом руки на ее бедрах. Прижимая Микасу к себе, Эрен теперь отчетливо видел то будущее, к которому стремился. Больше оно не выглядело расплывчатым, смазанным — только четкие планы, и их он был намерен воплотить в жизнь любыми силами. Закрыв глаза, он произнес тихо, чтобы не испортить момент: — Я больше жизни люблю тебя.