Кремово

Хосок знает, что уже довольно поздно, ему не требуется для этого даже смотреть на часы. Он чувствует, как болят ушные раковины от больших, плотно облегающих, тяжёлых наушников, когда снимает их. Трёт сухие глаза, пытаясь вспомнить, есть ли у него с собой увлажняющие капли. Руки чуть подрагивают, в голове гул, внимание рассеивается, и Хосок делает глубокий вдох, откидываясь на спинку компьютерного кресла со слабым стоном. Усталость берёт верх над ним, конечности цепенеют, веки тяжелеют. Сознание блуждает, мысленно он представляет всё здание Хайба целиком, в котором сейчас находится — горящие окна, гулкие коридоры, новизна и свежесть каждого сантиметра, пищащие сенсоры,.. Он сосредотачивается, и в первые секунды не верит в реальность звуков, думая, что просто вызывал их в памяти, но нет — лифт действительно остановился на этом этаже, стальные двери распахиваются, и… Тихое хихиканье, лёгкая поступь торопливых шагов. Занавески из бусин в дверном проёме едва колышутся, и Хосок резко встаёт, оборачиваясь — пара теней промелькнула мимо. — Эй! — Чёрт, — шипит кто-то знакомо, и сдавленный смешок резко обрывается. Хосок уверенно шагает за порог, скрещивая руки на груди, и строго смотрит на застывшие фигуры в метрах пяти впереди. — Попались. — Привееет, — тянет Тэхён, оборачиваясь и широко улыбаясь. — Что вы здесь делаете? Чимин, держа целую кучу картона с яркими наклейками, начинает копаться — четыре стаканчика крепко втиснуты в ячейки держателя, что оплетён широкой полосой с ручками, чтобы было удобно нести всю конструкцию. — У нас есть дар для стража, — торжественно произносит Тэхён, не переставая улыбаться, и щёлкает пальцами, подгоняя Чимина. — Вы сейчас же вернётесь в общежитие, — устало произносит Хоби. — Дети должны… Пак резко выдёргивает нужный стакан с нарисованным маркером солнышком и, плотно сжав губы, чеканит шаг, доходя до старшего, чтобы ткнуть его — ему в грудь. — Вызови охрану, если сам не справляешься, — тон голоса низкий, чуть вибрирующий. — Держи. А мы пойдём дальше. — Вам не стоит делать этого. — Хён, — Тэ миротворчески соединяет ладони и изображает поклон. — Я помолюсь ангелам, чтобы они послали тебе спокойный сон. — Вашу ж мать, — качает головой Хосок, провожая взглядом парочку, что исчезает в изгибе коридора. Под крышкой — ещё тёплое молоко с мёдом. — Итак, теперь — неприступная крепость. Тэ вытягивает длинный указательный палец и прикладывает к прохладной панельке, позволяя считывать отпечаток. Чимин задерживает дыхание, ожидая сигнала, и кривится, увидев отказ в доступе. — Моя очередь, — потирая подушечку пальца о ткань чёрной толстовки, он при этом сдувает пылинки с сенсора, и деликатно прижимает, вскоре победно ухмыляясь. Раздаётся короткий писк и щелчок, когда Тэ тянет дверь на себя, пропуская вперёд. — Я любимец,— задрав подбородок, Чимин входит внутрь. — Звучит, как питомец, — без выражения бормочет тот, к кому они пришли. Мин гипнотизирует мерцающие мониторы, подпирая щёку кулаком, и вяло взмахивает свободной рукой, что может означать как приветствие, так и «проваливайте». Чимин с Тэхёном переглядываются, обступают с обеих сторон. — Шуга-хён… — Юнги-я… — Мы принесли тебе кофе! — И себя! — Слово «любимый», кстати, подошло бы больше. Оно не… Оно не унизительно, — продолжает Мин. Тэ закатывает глаза, удерживаясь от того, чтобы цокнуть языком. Он снимает серую шапку с головы сидящего, аккуратно расправляя и кладя её на край стола. Чимин же возится с прозрачной упаковкой, высвобождая трубочки, чтобы вставить их внутрь стаканов. Тэхён прочёсывает высветленные пряди хёна, перебирая неторопливо и бережно. — Ты ещё злишься на меня за прошлый раз?.. — Мне не нравится, когда меня вынуждают произносить ответные признания, Тэхён-а. Вновь. Юнги кликает мышкой и сохраняет наработки в программах. Он приоткрывает рот, и пьёт подставленный к нему кофе без кофеина, без сахара, со льдом. Тэ целует в макушку примирительно, опускаясь ладонями к шее и напряжённым плечам, разминая окаменевшие мышцы. Чимин подносит ко рту Кима какао, и теперь обе его руки заняты, пока он их поит. — Мы соскучились. — Очень. — У меня есть работа, — раздражённо отзывается Мин. — Дохрена чёртовски важной работы. — Мы знаем, хён. — И всё же, вы здесь. Мешаете. Прищуриваясь, он наконец смотрит на них — на склонившего голову на бок Тэхёна, и на Чимина, с маленьким хвостиком на затылке. — О. — Здравствуй. — Чимин наклоняется вперёд, и легонько трётся своим носиком о нос старшего, отчего возникает щекочущее, приятное ощущение, отдающее в переносице и покалыванием на губах. Тэхён сильнее давит между лопатками, вызывая чуть болезненный вздох. — Ладно. Расскажите что-нибудь. Как у вас дела? Пак прислоняется к столу, опираясь бёдрами, и принимается за свой молочный чай. — Да так… — Ну, у нас тоже много работы, — задумчиво говорит Тэхён, оттягивая ворот и без того растянутой серой футболки хёна, чтобы коснуться белоснежной кожи без препятствий, мягкой и бархатистой абсолютно везде. — М-м. — А мы танцевали. Реюнит трёх «J». — Он почти вывел из себя Хосока требованием повторов. — Скорее уж Чонгука. — Ты достал всех. — Оно того стоило! — Хосок, — встрепенувшись, Юнги выпрямляется. — Хосок ещё здесь? — Ах, он не хотел пускать нас к тебе. — Но вы пробрались… — Мы соскучились, — упрямо повторяет Чимин. — Да, — кивает Юнги, протягивая руку, чтобы сплести пальцы с младшим в замок. Тэхён чуть царапает у ключиц, требуя к себе внимания. — …Ты прощён, Тэтэ. — Назови меня тоже любимым? — Началось! Опять началось! — Я сделаю это за него. Любимый, — Чимин перегибается через Юнги, целуя в уголок вишнёвых губ. — Бесстыдные дети… Юнги не видит их хитрых и лукавых выражений лиц, но возмущённо задыхается от того, как оба начинают покрывать поцелуями его самого. Лоб, виски, щёки, Тэхён цепляет зубами мочку уха, в котором сегодня нет колец, Чимин скользит приоткрытым ртом к скуле с другой стороны. — Прекратите! Младшие смеются. — Прекрати, прекрати, — передразнивает Пак. — Ты постоянно это повторяешь. Прекрати-и-и. — Может быть, это потому что… — Пойдём спать? — перебивает Тэ, и дёргает за футболку наверх. — Уже четыре утра. — Лень. Выходить отсюда и ехать. Лень. — Мы сделаем это быстренько. — Я всё равно не… Тэхён тянет за стул к двери, прочь от стола. Чимин собирает его вещи, отправляя смс водителю. Юнги ворчит в лифте, а в машине проваливается в дрёму у Тэ на плече. Чимин поглаживает острое колено через ткань тёмной джинсы, тихонечко напевая. Следующий этап — пробежать внутрь жилого комплекса, и, подавляя зевки, умыться. Чимин наносит крем (Юнги морщит нос и говорит, что это липко), Тэхён раздевает (Юнги ноет, что ему холодно), и, в конце концов, хёна зажимают в постели, оплетая конечностями, согревая теплом. В тишине и в темноте, с постепенно замедляемым дыханием и сердцебиением, Чимин украдкой облизывает нижнюю губу Юнги кончиком языка. — Так, блять… — Шшш, — Тэхён подтягивает к себе ближе за бедро. — Я помолился ангелам за всех нас. Спите.