Кремово

Начальство вызывает к себе Чимина на серьёзный разговор — в третий раз за месяц. Поначалу нервничающий и переживающий, сейчас он с ухмылкой салютует, прощаясь: — Увидимся, пацаны. И, роняет: — Проще уже было бы кому-нибудь отсосать. Намджун каменеет, провожая ошарашенным взглядом. Сбоку вздыхает Юнги. — Как… Как этот мальчик, увлечённый классическими танцами, музыкой, может так мерзко шутить? Ладно бы я, после просмотра порно с похожим сюжетом, но… — Это защитная реакция, маска? — Хоби достаёт из кармана бандану, аккуратно складывая заново, уголки — к уголкам. — Как будто бы преуспевание в сфере искусств должно автоматически отменить в нём пусанского гопника? — фырчит Тэхён. — Он такой и есть. Когда устаёт вести конструктивный диалог, взвешивая каждое слово, ему проще начать флиртовать, чтобы расположить. — А меня достали Битлы, — вдруг признаётся Сокджин. — Вон, Юнги-я когда сбивается, играя на фортепиано, начинает повторять «Obla-di, obla-da». Ты-дынь-ты-дынь… Хён растопыривает пальцы, нажимая на воображаемые клавиши. До конца вечера Чонгук напевает: «La-la how the life goes on». Чимин рассматривает ногти с преувеличенным вниманием, подняв руку на уровень лица. Браслеты красиво блестят на запястье. — И… Как? — Ничего нового, ничего конкретного. Пока не выгоняют, но ты старайтся, Чимин-ши, изо всех сил, иначе а-та-та. — Корректировки, указания были? Пак пожимает плечами, и где-то внутри него лопается струна, когда Намджун тянет к себе, обнимая. — Если офисные мудаки тебя недостаточно любят, знай, что как минимум мы ценим и будем бороться. Юнги снится сон, в котором Чимин облизывает губы, а затем распахивает рот широко, высовывая язык. Он просыпается в холодном поту, зарываясь пальцами в волосы и оттягивая их у корней. За секунду, с грохочущим сердцем в груди, формируется план, как помочь и не допустить гипотетического варианта, где младший — подстилка, вылизывающий себе путь. — Жизнь похожа на сраненький квест, — делится Пак за скудным ужином мыслями вслух. — Прокачать нужно все навыки, грамотно распределив ресурсы, которых практически нет. — Мы все в этой лодке. — Тебе тоже фигурально ебёт Юнги-хён? — Слова выбирай, — хмыкает Мин. — Да уж лучше бы в самом деле… — закатывает глаза Чимин. — Моя головная боль номер два, сразу после начальства. Они навешивают дел, и сверху с горкой насыпает наш Шуга. Пой ещё, танцуй ещё. Я перееду жить либо в зал с зеркалами, либо к тебе в студию, хён. Всё равно в кровати почти не бываю. — О, я заберу твоё спальное место. — Кто бы сомневался, Кук… В отражении — изнеможённое, изнурённое тренировками тело. Чимин не нравится сам себе. Не получается — идеально, когда едва держишься из последних сил. Выключив свет, он бредёт к Юнги, чтобы предоставить словесный отчёт и немножко попеть, демонстрируя, насколько продвинулся в вокальных навыках. В студии пахнет рамёном — острый, сильный запах специй щекочет нос. — Если ты мне не оставил порцию, я тебя сожру, хён. — Дерзость убавь, — щёлкая мышкой, не оборачивается Юнги. — А то что? — приближаясь, Чимин прикасается к напряжённым плечам, скользит ладонями дальше, к груди, практически повисая и утыкаясь лицом в шею. — Я устал. Хочу есть и спать. Пожалуйста, пощади. Моя производительность уйдёт в минус, если я не отдохну. — Ложись. Юнги подозревает, что избаловал. Валяющийся на матрасе на полу — Чимин устраивает картонную чашу с рамёном на животе и просит его покормить. — Завтра я с тебя стребую в двойном объёме. И домашку задам, — подцепляя палочками лапшу, Юнги придерживает ладонью затылок, приподнимая. — Моё предложение нагнуть сексуально всё ещё актуально, — бормочет тот, жуя. — Я таким не занимаюсь. — А зря. На очередном собрании Чимин ловит дзен. Он спокоен, взвешивая варианты с холодным: «И что?». Угрозы выставить на улицу не пугают — кажется, хуже, чем здесь, начинающим айдолом, работы и нет. Перспектив податься куда-то помимо — масса, а тут — новый договор на тысячу и один будущий нервный срыв. Но в погоне за мечтой он обрёл друзей, что оказались важнее мутных обещаний агентства. Чимин ставит подпись, чтобы не потерять их и быть рядом. Чтобы не подвести коллектив и дополнить, показав свои цвета. Тем же вечером в общаге празднуют, разливая соджу. Пака, как трофей, передают из рук в руки, тиская и время от времени целуя в лоб. Юнги тихо горд, устроившись в углу подальше от столика с закусками и эпицентра шума, возни. — К тебе у меня отдельная благодарность, — отправив половину спать, а другую разгонять философское в пол голоса, Чимин нагло усаживается сверху. — Не за что. — Есть за что. Намджун замечает их, почти не вырывающегося Юнги и Чимина, оплетающего собой и шепчущего благодарности в ухо. — Это мило и сексуально. — Пусанские гопники так делают? — с сомнением тянет Хосок. Юнги сжимает ягодицу, шипя: «Отцепись», слыша в ответ смех. После утверждения в группе — впахивать, доказывая уместность, приходиться ещё активнее. Истощая себя, Чимин теряет вменяемость, шатаясь и сокращая фразы до коротких междометий. Иногда он вырубается прямо в душевой, иногда — забывает побриться и расчесаться. Когда Юнги в очередной раз продавливает волю со справедливой критикой, размахивая бумажками с текстами песен, Чимин их вырывает и бросает в сторону, толкая хёна к стене. Он хищно щурится, напоминая животное, действующее на инстинктах. — Мне надоело прогибаться и быть послушным мальчиком. Нравится контролировать и любоваться? Думаешь, я твой собственный проект? Юнги сглатывает, полагая, что кто-то тут заигрался. — Я тебя укушу, хён, — ведя носом вдоль линии челюсти, Чимин делает глубокий вдох и резко опускается вниз, практически падая и отбивая колени. — Какого… — На видных местах нельзя, — расстёгивая молнию, младший стаскивает джинсы с бельём, вцепляясь зубами в нежную кожу чуть выше лобка. — Вымещай злость как-нибудь экологично, зачем… — Юнги трясёт от последующего вылизывания укушенного места, плавно смещающегося ниже. Это похоже на тот самый сон, только Чимин отсасывает не начальству, а давится членом своего личного продюсера, чтобы потом самодовольно ухмыляться, указывая на горло: — Совсем охрип, не могу петь. Вэри сори. — Нихуя ты не сожалеешь, — видя вздыбленную ширинку, Юнги закрывает глаза, глубоко целуя. Требуется всего одна поездка в машине, чтобы рассортировать в голове все мысли по полкам. Уставившись в невидимую точку за окном, Юнги анализирует, принимая — да, было повышенное внимание и интерес. Да, хотелось заботиться и комфортить. Да, желая всего самого лучшего и поэтому и гоняя, собственнически задерживая и заставляя удовлетворять на профессиональном уровне. Да, было здорово, что Чимин для него старался. Льстило и ласкало эго. Чувствует ли он отвращение от того, что Чимин осуществил мечту, отсасывая вместо разговоров? Это было приятно. И голос в оргазменных стонах звучит сильнее и богаче — только для его ушей. — Всё прекрасно, — резюмирует Мин, оборачиваясь к дремлющему Хоби. — Конечно, бро, как скажешь.

***

Сокджин заходит в спальню, чтобы принести богу разрушений запасные наушники, завалявшиеся где-то в ящике стола. На кровати руммейта — спит обнажённый Чимин со следами от засосов на бёдрах. Одеяльный ком на краю — предположительно Юнги, замотавшийся целиком. — Намджун-а, а я говорил, что сообщения руководства вызывают секс-марафоны. Ты там намекни, когда будешь в офисе, про последующие бессонные ночи вовсе не от тревоги. — Интересно, у них встаёт от «Здравствуйте, это ваш менеджер»? Хотя, нет, не хочу знать, я и так в курсе слишком многого. Странный кинк, не находишь? — Зачитывать вслух сообщения, давая себя трахать? — И меняясь потом. Наушники принёс, Джин-хён? — Ага. Не разломай, пожалуйста, и эти.