На смертном одре я понял, кем был...

      Прошло несколько дней. Оптимус сидел около каньона, свесив сервы и с какой-то особенной внимательностью глядя в даль. Всё это время десептиконы не показывались ни около лагеря автоботов, ни в ближайших окрестностях, ни ещё где-либо. Они словно разом вымерли! Это напрягало Прайма. Ведь такое не может быть спроста, верно? Предположения уже третий или четвёртый день сидели в его голове, он постоянно думал о врагах. «Похоже, я схожу с ума.» — эта мысль заставила лидера автоботов горько усмехнуться себе под носовой конус.       Тяжело провентилировав, он посмотрел на небо, словно в нём таились ответы на все вопросы. Но единственное, что там можно было увидеть — почти полностью закрывшие солнце тучи, которые только ухудшали настроение. А на что ещё можно было надеяться? Внезапно, сзади раздалось несколько резвых шагов. Резко обернувшись, Оптимус увидел Бамблби и чуть-чуть приуспокоился. — Би? Что случилось? — спросил мех, закидывая сервоприводы наверх и вставая. — В наш лагерь пришёл Мегатрон и просил позвать тебя, Оптимус. Он хочет поговорить с тобой. — спокойно отчеканил автобот.       Прайм снова напрягся. Он всей своей искрой чувствовал, что что-то случилось, причём что-то очень серьёзное. И, движимый этим чувством, лидер автоботов не стал медлить и тут же примчался к своему злейшему врагу. Они отошли в сторону, и пока они направлялись туда, Оптимус много чего заметил. Заметил одышку Мегза. Заметил то, что его окуляры светились очень тускло и были бледными, в отличии от обычных ярко-красных…       И вот, они остановились. Зрительный контакт был установлен за пару мгновений. Мегатрон молчал, словно пытался найти в себе силы издать хотя бы какой-то звук, не то что фразу. Тревога всё сильнее и сильнее накрывала, искра начала колотиться, словно бешеная, холод пробежался по магистралям, едва не заставляя вздрогнуть всем корпусом. Почему он молчит? Автобот смотрел врагу в оптику ожидающим взглядом ещё несколько секунд, а потом решил всё-таки спросить напрямую: — О чём ты хотел поговорить? Что-то случилось? — Случилось… — хрипло выдохнул лидер десептиконов. — Во мне нашли коррозийного паразита, и ситуация неизлечима. — Что?! — у Прайма чуть окуляры на лоб не полезли. — Когда?! — Почти неделю назад, — после этих слов Мегатрон немного закашлялся, а когда это прошло, продолжил. — У меня случился приступ удушья. Прихожу в себя в мед. отсеке — а мне говорят, что эта дрянь пошла в вентиляционную систему, и что я — не жилец… — Остальные десептиконы уже знают? — оптика лидера автоботов забегала из стороны в сторону от медленно подступавшего ужаса. — Да. — коротко ответил Мегз.       На несколько секунд между ними повисла давящая гробовая тишина. Оптимус переваривал только что полученную новость, а лидер десептиконов думал, как правильно объявить о своём желании помириться. Теперь продолжать её было бессмысленно, так как десептиконы всё равно проиграют, оставшись без лорда. Мех не мог оставить своих союзников умирать. Да, обращался с ними он плохо, но в глубине искры всё равно уважал их. Страх вдруг пропал, и нужные слова сами собой полетели из уст уже бывшего злодея: — Я это всё к чему… нам пора заключить перемирие, Оптимус. Продолжать войну уже смысла нет, ведь… не знаю, как для тебя, а для меня исход уже очевиден. И я не хочу, чтобы он был таковым, а потому сдаюсь. Он встал перед шокированным Праймом на колени, опустил голову и еле слышно прошептал дрожащим голосом: — Прости меня, брат. Лидер автоботов вдруг улыбнулся впервые за миллионы лет, и эта улыбка была искреннее любой в целом мире, во всей галактике! Она была еле заметной, тонкой, как почти растаявший кусочек льда, но от неё веяло светом, ярче которого было только Солнце. Взгляд поспешил за улыбкой и стал счастливым, ласковым. В последний раз таким взглядом на своего непутёвого братца мех смотрел очень-очень давно, до всего этого военного ада. — Прощаю. — так же тихо проговорил Оптимус, протягивая бывшему врагу руку и помогая подняться.

***

      Заключение перемирия не длилось долго, и уже вечером десептиконы переехали в корабль автоботов, успев перетащить все свои вещи. Все радовались окончанию войны, хотя на десов ещё поглядывали с опаской. Атмосфера стояла лёгкая и умиротворяющая, однако никакого праздника из этого дня не делали, потому что расслабляться было нельзя. Пока все остальные занимались своими делами, Оптимус сидел с мед. отсеке с Мегатроном. Сначала разговор был обо всём и ни о чём, но спустя какое-то время, лидер задал совершенно неожиданный вопрос: — Почему ещё ты захотел помириться, кроме заботы о выживании своей фракции? — На смертном одре, я понял, кем был. — вздохнул Мегз. Он явно был немного в ступоре от такого вопроса, но всеми силами пытался это скрыть — Я был просто обиженным придурком, которому вечно всего мало. Моя жадность и обиды не стоили всего этого… Его тирада продолжалась бы целую вечность, если б Прайм резко не взял кисть брата в свою ладонь и сам не начал говорить, внимательно глядя ему в глаза: — Мегатрон, это хорошо, что ты осознал свои ошибки, но не надо так убиваться из-за них. Что было — то прошло. Если ты действительно хочешь исправиться, то автоботы примут тебя, и… всё будет хорошо.       Всё будет хорошо… ага, конечно. Мегатрон кивнул и отвёл взгляд. Оптимус же тяжело провентилировал и ещё крепче сжал его ладонь. Он прекрасно понимал, что скоро потеряет своего лучшего друга навсегда, но не хотел, чтобы бывший лидер десептиконов видел его грустным. Не зря ведь говорят, что больные или умирающие чувствуют страх близких, после чего сами начинают бояться. И автобот опасался, что лишние переживания сделают Мегзу хуже. Мех замер, слушая тяжёлое вентилирование брата.