Закулисье культуры

      Лань Ванцзи устал.       За свои неполные двадцать девять лет он никогда не испытывал столько разных эмоций, зашкаливающих по своей силе. Чаще всего он был просто перманентно раздражён, но не настолько, чтобы срываться, либо относительно спокоен, он чувствовал тепло, когда думал об А-Юане, реже – тревогу и грусть. Сейчас же за какие-то пять минут он мог испытать восхитительный (нет) спектр от тепла к раздражению, от раздражения к холодной ярости, от ярости – к возмущению, а от возмущения – снова к раздражению с примесью жалости.       Вэй Усянь, успевший уже отползти к стене, трясся, как бамбуковые листья на ветру, и вжимался в холодный мрамор. Кажется, он был на грани помешательства от страха.       Охранник выглянул за дверь и тоже отшатнулся, хоть и не с такой паникой. – Ого, а пёс-то ведь огромный! – сообщил он, растерянно почёсывая затылок. – Ещё и без намордника.       Лань Ванцзи подошёл к окну: у входа и впрямь бегало животное размером с небольшого пони – он не сумел определить породу, так как не разбирался в собаках – ошейник обхватывал могучую шею пса, по земле волочился толстый крепкий поводок. – Это не уличный пёс, – сказал Лань Ванцзи. – Сбежал от хозяина, не о чем волноваться. – По статистике, именно хозяйские псы чаще нападают на людей, – пробормотал Лань Цзинъи. – Зато реже бывают бешеными, – возразил А-Юань. – Если это не бойцовая собака, она не должна быть приучена нападать. – Любая собака должна быть хорошо выдрессирована, – тут же заспорил Цзинъи. – Кто знает, что на уме у такой невоспитанной псины? Хозяин – идиот.       Не то споря, не то соглашаясь, пёс за дверями несколько раз гавкнул басом. Вэй Усянь всхлипнул, посерел лицом и почти слился со стеной. – Она тебя даже не видит, как и ты её, – с лёгким раздражением напомнил ему Лань Ванцзи. – К-какая разница, если я з-знаю, что она т-там! – панически проскулил Вэй Усянь. – Хозяин её заберёт. Поднимись наверх и просто пережди. – А как я у-у-узнаю, что она ушла? – Вэй Усянь явно не способен был сейчас мыслить здраво.       Кто-то из детей снова засмеялся: взрослый мужчина, а так себя ведёт, чуть ли не плачет от вида собаки! Лань Ванцзи, хоть Вэй Усянь и раздражал его, смешным это не считал, поэтому повернулся к детям и сказал твёрдо и строго: – Нельзя смеяться над чужими страхами. А-Юань подошёл к нему и успокаивающе заговорил: – Учитель Вэй, вам нечего бояться. Вы в здании, эта собака вас не тронет, хозяин наверняка уже её ищет и скоро придёт.       Вэй Усянь закивал как болванчик и, кажется, начал немного успокаиваться, но тут пёс снова залаял, и Вэй Усянь с задушенным возгласом вцепился в полу рубашки А-Юаня. Мальчик растерянно посмотрел на Лань Ванцзи: явно хотел помочь, но не знал как. На часах было без пяти минут пять вечера. – Вэй Ин, отпусти А-Юаня, ему надо идти на занятие, – сказал Лань Ванцзи с усиливающимся раздражением. – Не могу, – всхлипнул Вэй Усянь. – Не могу пошевелиться.       Его тонкие пальцы кривились, судорожно сжимая ткань намертво, чуть ли не до треска. Лань Ванцзи напомнил себе, что А-Юаню нравится учитель Вэй, мысленно досчитал до десяти и вышел за дверь. «Не тащить же его наверх, в конце концов», – подумал он.       Огромный лохматый пёс радостно прыгал перед входом, пытаясь просунуть в дверь морду размером с чемодан. Не похоже было, что он агрессивный, скорее всего, пёс просто увидел кошку или велосипедиста и помчался со всех лап, оставив хозяина с носом. Но бегущая собака подобного размера, да ещё и без намордника, действительно могла напугать кого угодно. Лань Ванцзи осторожно протянул руку, не кистью, а предплечьем в плотном рукаве, – он не боялся, но Цзинъи прав: неизвестно, что на уме у плохо дрессированного животного. Убедившись, что пёс и впрямь не желает никому ничего откусить, и потрепав его по загривку, Лань Ванцзи нащупал бирку на ошейнике, достал телефон и набрал номер хозяина. – Ваша собака сейчас у служебного входа в Дом культуры, северо-западная сторона. Будьте добры, заберите её как можно скорее, – холодно сказал Лань Ванцзи и повесил трубку.       Через две минуты ко входу прибежал запыхавшийся низенький мужчина и отчаянно заругался на пса. Лань Ванцзи спокойно выслушал его брань, скомканную благодарность за сообщение, а потом заговорил: – В том, что ваш пёс убежал, только ваша вина. Собака должна слушаться хозяина, если она этого не делает, значит, хозяин не уделял должного внимания её дрессировке. Кроме того, крупные породы следует выгуливать только в наморднике и в специально отведённых для этого местах. Если вы не готовы к такой ответственности, вам лучше вообще не заводить животных. А теперь, будьте добры, уберите пса. Наши дети могут испугаться, и, поверьте, их родители не оставят этого просто так.       Мужчина остолбенело выслушал его тираду и, не ответив, потянул за собой собаку. Проследив, что они ушли, Лань Ванцзи выдохнул и вернулся в холл. Обычно он не говорил так много, но он был раздражён донельзя, а хозяин и впрямь, как верно заметил Цзинъи, был идиотом. – Они ушли, – сообщил Лань Ванцзи Вэй Усяню. – Отпусти А-Юаня. – П-правда ушли? Ты же не обманываешь меня просто, чтобы отделаться? – забормотал Вэй Усянь. – Господин Лань никогда бы не стал вам лгать, учитель Вэй, – сказал А-Юань. – Вы можете ему верить. – Хорошо. Хорошо, - Вэй Усянь наконец-то отпустил его рубашку и поднялся, держась за стену. – А-Юань, мне жаль, что я тебя задержал. Я потом сам извинюсь перед госпожой Баошань, ладно? – Ничего страшного, учитель Вэй, – А-Юань тепло улыбнулся. – Лань Чжань, прости, что я в тебе сомневался, – проговорил Вэй Усянь. – Можно, пожалуйста, я выйду с тобой? Вдруг они вернутся…       Лань Ванцзи посмотрел на часы: занятие начиналось через минуту, но что он мог поделать? Вэй Усянь боялся собак явно панически и никак это не контролировал. Он посмотрел на А-Юаня, тот кивнул ему в ответ, мол, это важнее, мы ведь всё равно увидимся после занятия, и вихрем упорхнул по лестнице. Лань Ванцзи скрипнул зубами и повернулся к Вэй Усяню. – Идём.       Вэй Усянь тут же вцепился в его плечо, как клещ, готовый сию секунду спрятаться за его спиной, если услышит хотя бы намёк на лай. Это было так глупо: они оба были достаточно худыми, Лань Ванцзи был выше лишь на дюйм и самую малость шире в плечах, но Вэй Усянь почему-то воспринимал его как надёжного защитника. – Если ты так боишься собак, как ты ходишь по городу? – поинтересовался Лань Ванцзи. – Позорно сбегаю, прячусь или залезаю на дерево, – признался Вэй Усянь, напряжённо оглядываясь и прислушиваясь. – Ты ведь знаешь, что от собак нельзя убегать, их это только сильнее раззадоривает? – Знаю, – шмыгнул носом Вэй Усянь. – Ничего с собой поделать не могу, как вижу или слышу собаку, так сразу чуть дух не испускаю. Даже в питомник ходил, надеялся, что… ну, говорят же, надо посмотреть в лицо страху, чтобы победить его. Ни фига. Всей администрацией меня чаем отпаивали, – он обречённо вздохнул и с каким-то сожалением разжал пальцы. – Спасибо, что помог, Лань Чжань. Ты прямо мой спаситель, без тебя я бы тут ещё два часа сидел и трясся, как дурак.       Озираясь каждые пять секунд, Вэй Усянь пошёл прочь, клонившееся к закату солнце ярко подсвечивало красные детали его одежды. Лань Ванцзи посмотрел ему вслед и, покачав головой, вернулся в здание Дома культуры дожидаться А-Юаня.

***

      В субботу весь Дом культуры стоял на ушах с самого утра. Нервничала даже обычно невозмутимая Ло Цинъян: уже в одиннадцать она сдалась и выпила успокоительное, говоря, что пойдёт в храм и вознесёт там молитву, если случится чудо и никто солиднее Цзинь Гуаншаня на концерт не приедет. Конечно, она имела в виду губернатора и его заместителей; по плану мероприятия, их и не должно было быть, но тот же Вэнь Чао был непредсказуемым ублюдком и вполне мог прикатить без предупреждения просто потому, что ему так захотелось. Напустить важный вид, покрутиться перед камерами, похвастаться новой подружкой и обязательно поприставать к хорошеньким репортёршам – это было любимым времяпрепровождением Вэнь Чао на крупных мероприятиях.       Сам Лань Ванцзи тоже был занят. Как пресс-секретарь, он размещал уведомления о трансляции концерта в сети, фотографировал баннеры с информацией об учениках госпожи Баошань, встречал и провожал СМИ, фотографировал их и гостей. К счастью, самими гостями занимался не он, а отдел Сюэ Яна. Сам Сюэ Ян, облачённый в тускло поблёскивающий тёмно-серый пиджак поверх бордовой рубашки в тон цирконовой подвеске на шее, ходил вокруг с тёмным лицом и крокодильей улыбкой. Отчётливо просматривающееся в его взгляде желание убивать говорило о том, что он уже встретил Сяо Синчэня и Сун Цзычэня и опять не смог отвадить последнего. – Чего он вообще сюда припёрся, – шипел Сюэ Ян себе под нос. – Он вообще не ученик госпожи Баошань. – Они партнёры по танцу и вместе выступают, – напомнил ему Лань Ванцзи. – Синчэнь и один может прекрасно станцевать! – разбушевался Сюэ Ян, но сделал это тихо, не забывая об улыбке. – Видал я этого партнёра… «Ах, вы так хорошо смотритесь вместе, как яркая луна, искрящаяся на холодном снегу!», – передразнил он кого-то из репортёров или поклонников и беззвучно выругался. – Ненавижу.       Лань Ванцзи отошёл от него, чтобы не черпать его тёмную энергетику: он и без этого был привычно раздражён количеством окружающих людей. Вернувшись в мраморное фойе, он нашёл знаменитый дуэт; рядом с ними вертелась и А-Цин в прохладно-зелёном платье, волосы были аккуратно зачёсаны и заколоты её любимой деревянной шпилькой в виде лисьей головы, белёсые глаза она подвела зелёным карандашом. Образ леди слегка портила только бамбуковая тросточка, но это не мешало мальчишкам из коллективов и гостей то и дело поглядывать на А-Цин, и больше всех глядел Оуян Цзычжэнь, не сводивший с неё глаз.       Лань Ванцзи сфотографировал дуэт на фоне баннера Сяо Синчэня, потом его одного, потом вместе с А-Цин. Подумав, он движением головы подозвал Сюэ Яна и сфотографировал его с Синчэнем и А-Цин, надеясь, что это хоть немного убавит градус ненависти заведующего по культурно-досуговой деятельности ко всему живому. Судя по тому, что улыбка последнего на фото вышла уже не крокодильей, а привычно лисьей, план удался, и Лань Ванцзи со спокойной душой направился к «Плывущим облакам», чтобы сфотографировать ребят на фоне их собственного баннера.       Неожиданно взгляд зацепился за ярко-красный пиджак, сияющим пятном рассекающий белизну мрамора. Возле баннера, посвящённого Цансэ Саньжэнь, стоял Вэй Усянь, непривычно аккуратно одетый и причёсанный; завязанный алой лентой хвост стекал шёлковой волной к пояснице. Изящные руки художника, в кои-то веки чистые и чуть красноватые, будто их долго тёрли щёткой, сжимали две коробочки, перевязанные вместе: одна была плоской, как альбом, вторая походила на контейнер для еды.       Лань Ванцзи сначала отреагировал как пресс-секретарь и сделал несколько снимков, и только потом спохватился, что, наверное, это не очень вежливо – фотографировать без спроса человека, который смотрит на фото своей умершей матери. Он медленно и тихо подошёл, Вэй Усянь его даже не заметил, не слыша ни шагов, ни щёлканья камеры. С баннера дождливо-серыми глазами на него смотрела молодая красивая женщина с цветком белого ликориса в волосах, её широкая весёлая улыбка была точь-в-точь такой же, как у Вэй Усяня. Сходство было невероятным, Вэй Усянь очень походил на мать, только был чуть смуглее и имел несколько родинок на лице, а глаза у него были чуть больше.       Цансэ Саньжэнь. Одна из первых учениц госпожи Баошань, известная в Азии. Погибла 12 ноября 1997 года вместе с супругом в авиакатастрофе Боинга-747 под Токио, возвращаясь с последней победой на очередном хореографическом фестивале.       Вэй Усянь смотрел на мать такими же серыми глазами, широко раскрытыми и лихорадочно блестящими.       Лань Ванцзи почувствовал себя болезненно и неуютно, будто влез в чужую тайну, и хотел уже отойти, но на этот раз Вэй Усянь его заметил и повернулся к нему. Уголки его глаз покраснели. – Извини, я… – первым нарушил молчание Лань Ванцзи и тут же смолк. Говорить какие-то правильные слова, как ему всегда думалось, он не умел. – Лань Чжань, – Вэй Усянь улыбнулся ему, как-то… иначе, чем всегда, не так ярко, не так раздражающе-весело. Вроде тепло и искренне, но всё же… не так. – За что ты извиняешься?       Лань Ванцзи молчал. Что ему сказать? Что не должен был фотографировать, хоть это и его работа? Что не должен был «подсматривать»? Что так и не выразил должным образом соболезнования? И стоило ли это делать, учитывая, как давно это случилось, и каким маленьким тогда был Вэй Усянь? Что вообще люди говорят в таких ситуациях? – Как мне встать? – спросил вдруг Вэй Усянь. – Я видел, ты снимал других учеников госпожи Баошань с их баннерами, но мамы здесь нет, зато есть я. – Если ты не хочешь этого, я не буду фотографировать, – покачал головой Лань Ванцзи. – Тем более, что всё равно не все ученики смогли приехать. – Всё в порядке, – махнул рукой Вэй Усянь, хотя улыбка осталась невесёлой. – Мне давно не четыре года, хоть иногда я и веду себя именно так. Пусть… – он запнулся и сделал глубокий вдох. – Пусть хоть что-то… от мамы сегодня будет на этом празднике.       Он неловко встал у баннера, сжимая свои коробочки и явно не зная, куда деть руки. Лань Ванцзи тоже не знал, он всё же занимался репортажной съёмкой, а не студийными фотосессиями, но подошёл и чуть развернул его, чтобы тот не стоял прямо, как на фото для документов. Такие постановочные снимки обычно требовало министерство.       Вэй Усянь по-прежнему улыбался слабо и невесело, и Лань Ванцзи вдруг подумал, что ему не нравится такой Вэй Усянь – печальный, с покрасневшими глазами и горьким изгибом губ. Не нравится до какого-то странного давящего ощущения в груди. Уж лучше пусть раздражает, чем вот так. – Ну как, нормально? – поинтересовался Вэй Усянь, возвращая Лань Ванцзи в реальность. – Не слишком неуклюже? Вот уж кого бы не взяли на танцы, так это меня, ха-ха!       Кажется, он постепенно возвращался к своему обычному состоянию, и Лань Ванцзи ощутил какое-то облегчение. Он открыл галерею и показал фото: вышло неплохо, Вэй Усянь вообще отлично выходил на снимках, даже на таких дурацких, как эти. – Не обижайся, но мне нравятся другие твои фотографии. Которые ты обычно выкладываешь, – сообщил ему Вэй Усянь в своей привычной манере. Лань Ванцзи впервые не ощутил раздражения. – Эти какие-то неживые. – Мне такие тоже не нравятся. Но таковы требования. – Понимаю, – поморщился Вэй Усянь. – Знаю я эти требования. Куча правил, а сами до сих пор не запомнили, что красная строка делается не пробелами, а отступы между абзацами – не через пустой абзац… Что? Я же работаю в школе, хоть она и частная, но, думаешь, мне ни разу не приходилось заполнять кучу идиотских бумажек для всяких там министерств? – Нет, – честно признался Лань Ванцзи. – Ты похож на человека, который, скорее, спихнёт всю бумажную работу на кого-нибудь другого.       Сказал и замер: зачем он ему грубит в такой момент? Но Вэй Усянь рассмеялся, кажется, искренне и так привычно громко, что на него стали оборачиваться. Лань Ванцзи, как всегда, ощутил раздражение от столь шумного проявления эмоций, но вместе с тем ещё и странное спокойствие. – Вот, какого ты обо мне мнения, Лань Чжань? – отсмеявшись, весело сказал Вэй Усянь. – Что ж, я сам виноват. – Здравствуйте, учитель Вэй! – На его смех тут же прибежали его здешние ученики и А-Цин. – Привет-привет! – широко улыбнулся Вэй Усянь.       Дети уставились на баннер, и их радостные улыбки застыли; Цзинъи и Цзычжэнь неловко переглянулись, а А-Юань и А-Цин разом посерьёзнели: они оба были сиротами и росли в приютах. А-Цин никогда особо не откровенничала о своём прошлом, А-Юань как-то говорил, что совсем не помнит своей семьи и как он оказался в приюте, помнит только, что кто-то таскал его на спине. Но оба отлично понимали, что это такое – когда рядом нет родителей, когда они никогда больше за тобой не придут.       Вэй Усянь подошёл ближе и несильно ущипнул А-Цин за бок. – Что за похоронные настроения? – вкрадчиво поинтересовался он. – Ну-ка, выше нос, у вашей наставницы такой большой юбилей, вы не должны грустить в этот день. – Ваша матушка очень красивая, – первым справился с собой, как всегда, А-Юань. – Вы так на неё похожи. – Ох, это ведь значит, что я тоже красивый? – хихикнул Вэй Усянь. – О боги, началось, – фыркнула А-Цин, тоже прекращая грустить. – Учитель Вэй красивый, – подтвердил А-Юань, едва сдерживая смех. – Устами ребёнка глаголет истина, – обрадовался Вэй Усянь. – Но, знаете, есть то, в чём я не похож на свою матушку, зато похожи вы: это умение танцевать. Уверен, однажды вы и весь ваш ансамбль будете такими же знаменитыми!       Мальчики смущённо переглянулись. А Вэй Усянь повернулся к Лань Ванцзи: – Лань Чжань, а ты считаешь мою матушку красивой? – Мгм, – кивнул Лань Ванцзи, ещё не понимая, куда он клонит. – А раз я похож на неё, я тоже красивый? – Красивый, – повторил Лань Ванцзи и тут же, увидев коварный блеск в серых глазах, понял, что попался. – Вэй Ин!       Вэй Усянь схватился за живот от смеха, чудом не уронив свои коробочки, мальчики тоже засмеялись – по-доброму, наверное, раз даже А-Юань не сдержался, только А-Цин, привыкшая к его выходкам в школе, снова фыркнула и закатила глаза. Лань Ванцзи сердито посмотрел на него, но уже не с таким раздражением. Пусть все лучше смеются, чем грустят.       Отсмеявшись, Вэй Усянь перевёл дух и тут же замахал Ло Цинъян: – Мянь-Мянь, присоединяйся к нашему собранию красивых людей!       Ло Цинъян вздрогнула, потом, прищурившись, покачала головой. – Тьфу ты, Вэй Усянь, никогда больше не надевай этот пиджак! Мне сослепу примерещилось, будто это Вэнь Чао опять явился со своими отвратительными комментариями. – Ты что! – ужаснулся Вэй Усянь. – Не сравнивай меня с ним, я так с дамами себя не веду, и вообще, он стрёмный, а я красивый, даже Лань Чжань так сказал. – Опять твои глупости? – фыркнула дева Ло. – Честно-честно! Ребята подтвердят, он сказал, – Вэй Усянь хитро прищурился. – Я красивый, ребята красивые, А-Цин красивая, Лань Чжань красивый, и ты тоже красивая, так что побудь немного в нашей красивой компании. – Вот ещё, мне работать надо, - хмыкнула Ло Цинъян.       Лань Ванцзи заметил, как она слегка ссутулила плечи, и нахмурился. Ло Цинъян действительно была очень привлекательной молодой женщиной, но это доставляло ей немало проблем, так как всякие неприятные типы вроде Вэнь Чао вечно приставали к ней, а она, хоть и была остра на язык, не могла дать им физический отпор, да и словами тоже не всегда получалось, ведь, как и все работники Дома культуры, она была обязана вести себя вежливо с любыми гостями. Поэтому Ло Цинъян терпеть не могла, когда ей отвешивали такие легкомысленные комплименты, о чём Лань Ванцзи прекрасно знал, но не объяснять же это Вэй Усяню, да ещё и при детях! Поэтому Лань Ванцзи просто сказал, имея желание как-то защитить подругу: – Если у тебя нет никаких серьёзных намерений, прекрати смущать людей. – А? – удивился Вэй Усянь. – Но я всегда говорю людям, если думаю о них что-то хорошее, ведь плохое всегда найдётся, кому сказать. Или… – его тон стал чуть глуше, будто он дразнился. – Или тебе не нравится, что я раздаю комплименты, потому что тебе нравится Мянь-Мянь?       Чувство спокойствия исчезло, и Лань Ванцзи уставился на него с нескрываемым усталым раздражением, Ло Цинъян, не сговариваясь с ним, проделала то же самое. Несколько секунд Вэй Усянь смотрел на их единение в раздражении к нему, и его яркая улыбка вдруг слегка померкла. – Неужели… – тихо-тихо сказал Вэй Усянь и тут же замотал головой. – Ну, и ладно. Ребята, вы не знаете, где я могу найти госпожу Баошань? Мне надо кое-что ей передать. – Она, наверное, готовится к концерту, но господин Лань, Лань Сичэнь, должен знать, – с готовностью откликнулся А-Юань. – Тогда я пойду к нему, хоть я его уже и поздравил за вчера, – Вэй Усянь благодарно кивнул ему, как-то неуверенно и кривовато улыбнулся Лань Ванцзи и отошёл. – Мне показалось, или он решил, будто мы с тобой встречаемся? – озадаченно поинтересовалась Ло Цинъян, когда мальчики и А-Цин тоже отошли. – Какая разница? – равнодушно пожал плечами Лань Ванцзи, снова включая камеру. – Если это заставит его, наконец, перестать донимать тебя и меня, пусть думает, что угодно.       Вэй Усяня он не видел до самого начала концерта, но, когда увидел, снова ощутил то самое давящее чувство в груди. Вэй Усянь сидел рядом с Не Хуайсаном, своим красным пиджаком контрастируя с плотной зелёно-золотой рубашкой дизайнера, его руки были пусты, а глаза опухли и сильно покраснели, словно он много плакал и только-только умылся. Наверное, ему удалось встретиться с госпожой Баошань, понял Лань Ванцзи, но от этого давление из груди никуда не исчезло. Как бы сильно Вэй Усянь его ни раздражал, ему почему-то не хотелось, чтобы тот плакал.       Но, несмотря на это, Вэй Усянь улыбался, кажется, не криво, не через силу. Это успокаивало, но… тяжесть, немного мешающая дышать, никак не желала уходить. Да что с ним такое? Может, он заболел? Но у него совершенно не было времени ходить по больницам из-за каких-то странных ощущений!       Сделав несколько глубоких вдохов, Лань Ванцзи, кажется, привёл дыхание в порядок, отвернулся от коллег и погрузился в работу. Цзинь Гуаншань в бело-бронзовом костюме, великолепный, но слегка недовольный – Лань Ванцзи за годы работы научился определять это по напряжённым складочкам возле губ – вышел и важно произнёс стандартные слова. Недоволен он был, скорее всего, тем, что его оторвали от приятных выходных, которые он привык проводить в праздности, нередко в компании женщин.       Зато доволен был Цзинь Гуанъяо, выступавший следом, он так и светился золотистым сиянием, отчасти из-за того, что его отец лишился своего привычного отдыха, отчасти по причине собственного приезда в Дом культуры. Лучисто и в красках поздравив госпожу Баошань с юбилеем – именинница кивала ему куда искреннее, чем министру культуры – Гуанъяо засверкал глазами и, конечно же, не забыл поздравить с прошедшим днём рождения самого лучшего, самого ответственного и добрейшего заведующего отделом творческих коллективов главного Дома культуры в округе, благодаря которому, несомненно, госпоже Баошань работается ещё комфортнее, чем в прежние годы. Лань Сичэнь, сидевший рядом с госпожой Баошань, казалось, изо всех сил пытался не рассмеяться от столь ехидной и неприкрытой лести, но пылающие сквозь распущенные пряди уши выдавали его с головой. Лань Ванцзи, успевший переобщаться с Вэй Усянем, в каком-то детском порыве успел сфотографировать смущённое лицо старшего брата – не всё же ему поддевать младшего, который был полным профаном в межличностных отношениях. Глядя на то, как Цзинь Гуанъяо, не сводя взгляда с Сичэня, уходит со сцены, Лань Ванцзи, несмотря на всю свою неопытность в подобных вещах, понял: даже если начнётся конец света, до брата сегодня вечером никто не дозвонится.       После поздравлений от руководства Дома культуры наконец-то началась концертная часть, куда более интересная и зрелищная, чем заученные слова господ в красивых костюмах. Лань Ванцзи быстро сменил аккумулятор у камеры и защёлкал затвором, постоянно ловя на себе мимолётные взгляды. Мероприятия, на которых присутствовало министерство, он не любил особенно даже не из-за самих почётных гостей, а из-за того, что на них приходилось выглядеть таким же солидным человеком в таком же красивом костюме. В подобной одежде Лань Ванцзи слишком выделялся и чувствовал себя вдвойне неуютно, он даже не мог в перерыве между номерами на минуту спрятать руки в кармане худи, а часть лица – в капюшоне, объёмно лежавшем на вороте. Вместо этого в перерывах он вспоминал дыхательные практики, чтобы слегка успокоиться: ощущение того, что все на него смотрят, вкупе с чувством вины за то, что он немного мешает людям своими перебежками и щёлканьем, выводило его из равновесия медленно, но неотвратимо.       Зато сам концерт получился великолепный. Мероприятие, хоть и было согласованным с министерством, всё же имело свой авторский стиль, ведь выпускники и ученики госпожи Баошань работали в разных направлениях хореографии, но сохраняли её основы и принципы. Кто-то предпочитал традиционный танец с элементами балета, как Сяо Синчэнь и Сун Цзычэнь, кто-то ушёл в современность, кто-то сочетал несколько стилей, как нынешние ученики – ансамбль «Плывущие облака», но все исполняли свои лучшие номера, показывая своей любимой наставнице, сколь многого они добились благодаря ей. Вместо отсутствующих гостей на экране включали видеоролики, которые на силе энергетиков несколько дней монтировал Мо Сюаньюй.       После всех выступлений вышел Лань Сичэнь, чтобы поздравить госпожу Баошань лично и пригласить её саму на сцену. Не слишком быстрым, но твёрдым шагом пожилая леди в серебристо-стальном платье под аплодисменты зала подошла к нему и взяла микрофон. В её глазах блестели слёзы признательности и гордости, руки сжимали какую-то рамку. – Я необычайно рада видеть сегодня, в день своего семидесятилетия, своих учеников, которые стали мне семьёй, детьми – ведь большинство из них я знаю с юных лет. Не передать, какое тепло на душе воцаряется, когда я вижу все их выступления: тех, кто уже закончил карьеру, тех, кто продолжает танцевать по сей день, и тех, у кого ещё всё впереди. И как приятно видеть столько гостей, людей, которым небезразлично наше творчество, хореографическое искусство моих учеников, – госпожа Баошань тепло и растроганно улыбнулась залу и танцорам, замершим на сцене по бокам у кулис, её всё ещё ясные глаза заблестели ещё ярче. – Но я хочу вспомнить не только о тех, кто смог приехать, и не о тех, кто всё ещё помнит обо мне издалека, а о тех, кого с нами рядом нет. Речь идёт, конечно же, об одной из моих первых – и, не побоюсь этого слова, лучших учениц, Цансэ Саньжэнь.       Зал, аплодировавший после каждой фразы, затих. Лань Ванцзи посмотрел на Вэй Усяня, который уткнулся взглядом в собственные колени. Сдавливающая лёгкие тяжесть снова вернулась, Лань Ванцзи глубоко задышал, возвращаясь объективом к сцене. – Та трагедия стала тяжёлым ударом и великой потерей, но не только для всего хореографического общества, а в первую очередь для близких Цансэ Саньжэнь, - голос госпожи Баошань дрогнул, но она продолжила говорить. – Я… не могу называться её матерью, хоть она и была для меня, как дочь, ведь я учила её с восьми лет. Я воспитала замечательную танцовщицу, чьё имя гремело даже за пределами Китая. Но, если вы когда-нибудь слышали, что такое «ошибка выжившего», вы должны понять, что я почувствовала, когда узнала, что в том самолёте Цансэ Саньжэнь возвращалась с победой в международном конкурсе. Сегодня её сын привёз её последние слова, обращённые ко мне, слова, утерянные среди пепла и обломков на горе Такамагахара все эти долгие годы.       Госпожа Баошань надела очки, неизменно висевшие на шейной цепочке, и подняла повыше рамку: так вот, что принёс сегодня Вэй Усянь! Английский текст с японскими печатями появился и на экране, Лань Ванцзи, обхватив камеру руками, чтобы заглушить звук затвора, успел сделать быстрое фото, которое наверняка бы с него стребовали. Он и представить не мог, каким образом Мо Сюаньюй успел вставить скан меж уже смонтированных видео за считанные минуты до концерта, и как Вэй Усянь, который до прошлой пятницы даже не знал, что госпожа Баошань всё ещё работает в ДК, раздобыл копию речи своей матери. – «Я счастлива стоять сегодня на этой сцене в стране, с которой раньше нас связывала лишь непримиримая вражда. Я счастлива, что ужасы прошлых лет давно позади, и теперь нас может объединять искусство. Я горжусь тем, что могу в этом участвовать, и не могу не отметить, что всем этим я обязана моей дорогой наставнице, госпоже Баошань. Именно благодаря ей я добилась таких высот в хореографическом мастерстве и могу сейчас стоять здесь, после выступления в Токио, и говорить эти слова. Спасибо, госпожа Баошань. Эту победу и награду я посвящаю вам, ведь вы помогли мне стать той, кто я есть», – зачитала госпожа Баошань и прижала текст к сердцу, по её морщинистой щеке сбежала серебряная искорка. – Давайте же посмотрим на неё, на эту замечательную девочку, которая никогда не забывала обо мне.       Госпожа Баошань отступила в сторону, и на экране замелькали кадры: старые, с помехами, многие были чёрно-белыми, некоторые, более новые – цветными. На старых записях и фото юная танцовщица нередко появлялась со своей наставницей, тогда ещё молодой, уже в те годы девочка потрясающе танцевала, хоть её хореография и казалась сейчас немного старомодной. На некоторых цветных фото она появлялась уже с мужем, который был её агентом. А на последнем фото – тут Лань Ванцзи вздрогнул, вцепившись в камеру – пара держала улыбающегося сероглазого малыша, который еле удерживал в маленьких ручках почётную награду своей матушки.       Когда экран погас, госпожа Баошань снова вышла к микрофону. Пока она шла, слышно было, как многие зрители в зале и некоторые танцоры на сцене тихонько всхлипывают. – Цансэ Саньжэнь жила и дышала танцем, и пока жива я, живы все мои ученики, пока все они продолжают танцевать, я могу быть уверена, что моя ученица остаётся на сцене, среди нас, – высоким голосом произнесла наставница, сделала глубокий вдох и улыбнулась. – Спасибо вам, друзья, за этот праздник, день танца, памяти и гордости. Спасибо.       Госпожа Баошань отошла от микрофона, поклонилась своим ученикам – те поклонились ей в ответ, повернулась к залу и поклонилась зрителям тоже. Первым со своего места поднялся Вэй Усянь с блестящим от слёз лицом, первым из всего зала поклонился наставнице своей матери и первым начал аплодировать, за ним последовал и весь зал, даже Цзинь Гуаншань, который явно не так желал провести субботний вечер.       Лань Ванцзи сделал несколько последних фото, а потом обнаружил влагу на видоискателе камеры, с удивлением потёр глаза и понял, что сегодня он больше не сможет сделать ни одного снимка. Под шелест опускающегося занавеса он присоединился к всеобщим аплодисментам. Вэй Усянь смотрел только на сцену и, хотя глаза его были мокрыми и припухшими, они светились теплом и благодарностью, а губы изгибались в искренней, совсем не горькой, улыбке.       Тяжесть в груди стала совсем невыносимой, и Лань Ванцзи схватился за неё, пытаясь вдохнуть поглубже. С ним явно происходило что-то странное, и это его пугало.