Закулисье культуры

      В понедельник Вэй Усянь проснулся от жужжания телефона под боком. Вибрировал он на славу, не хуже дорогого массажёра для больной спины, но Вэй Усянь всё же не оценил такого будильника, хотя на часах уже давно было за полдень. Звонил ему не кто иной, как Не Хуайсан, и Вэй Усянь так удивился, что даже взял трубку в свой законный выходной и не стал его посылать. – Вэй-сюн, вопрос на миллион юаней! – озабоченно сказал Хуайсан. – В выходной соглашусь только за два, – пробурчал Вэй Усянь, одной ногой безуспешно пытаясь нашарить тапочки под кроватью. – Счастливый человек, у тебя бывают выходные, – вздохнул Хуайсан. – А я вот тут работаю, представляешь. – Ты половину работы делаешь на удалёнке, – Вэй Усянь обычно считал себя довольно добрым человеком, но только не спросонья. – Ближе к делу. – Вэй-сюн, у тебя, случайно, не сохранились фотографии и видео твоей матушки, Цансэ Саньжэнь? Ну, с гастролей там, в общем, танцевальное.       Вэй Усянь вздрогнул, потом хрипло спросил: – Зачем? – В субботу юбилей у госпожи Баошань, – охотно пояснил Не Хуайсан. – Будем её чествовать, готовим фото и видеохронику. С Синчэнем-то проблем нет, с мальчишками тоже, да и с остальными… ну, сам понимаешь, всех, кто не приедет сам, уже обзвонили. Осталась только госпожа Цансэ.       Невысказанное "остальные-то ученики живы" повисло в воздухе неприятным напряжением. – А у вас в ДК не сохранилось ничего? – Вэй-сюн, это же конец восьмидесятых был, – заскулил Не Хуайсан, Вэй Усянь даже с другого конца провода догадался, что сейчас он трагически морщится. – Думаешь, у ДК были деньги на нормальные камеры и записи? Да и там только тот период, когда госпожа Баошань была наставницей твоей матушки. Но ведь госпожа Цансэ стала очень известной уже после того, как её покинула. Вот я и подумал… – Я поищу, – пообещал Вэй Усянь, тяжело вздохнув. – Не обещаю, что найду, но посмотрю. И с тебя… – Бутылка? – предположил Не Хуайсан. – Ящик бутылок? – Не угадал, я уже давно столько не пью, – Вэй Усянь задумчиво потёр подбородок. – А нормальные фотографии вашего пресс-секретаря раздобыть можешь? – Ты плохо знаешь Ванцзи-сюна, – рассмеялся Хуайсан в трубку. – Ему бы шпионом работать, он всё видит, только наведи камеру, и он уже растворяется в пространстве, как тот парень из мема. – Ладно. Тогда будешь должен, – зловеще сказал Вэй Усянь. – Не пугай меня так, Вэй-сюн, я впечатлительный. И, кстати, на праздник ты в любом случае приглашён.       Бросив телефон на кровать, Вэй Усянь просидел целых пять минут, уныло глядя в пространство. С момента гибели родителей и переезда в дом семьи Цзян он заглядывал в родительские вещи ровно один раз – чтобы достать одно-единственное фото и поставить его в рамочку на стол. Остальное он не трогал и не разбирал, кроме своих детских вещей, которые Цзян Фэнмянь забрал из их дома. Уже больше двадцати лет минуло, а Вэй Усяню всё ещё было невыносимо вспоминать те времена, и он старался этого не делать.       Но обещание есть обещание, Вэй Усянь включил горячую воду, чтобы набрать ванну, и полез на огромный стеллаж, занавешенный размалёванным полотнищем. Стеллажи появились на чердаке раньше Вэй Усяня, неудивительно, что вещи, которые никто не хотел видеть, сослали именно туда. Пыльные коробки ровным строем стояли на полках, подписанные почерком дяди Цзяна. Вэй Усянь достал коробки с фотоальбомами, в одной из них обнаружились даже видеокассеты. Мысленно послав благодарность отцу на Небеса за то, что он скрупулёзно разделял семейные и рабочие фото по разным альбомам, Вэй Усянь отложил нужные, к ним добавил кассеты и только потом подумал: а как они будут монтировать-то с кассет? – Хуайсан, смотри, фото я вроде нашёл, а видео на кассетах только, – сообщил Вэй Усянь, набрав номер. – Всё-таки начало девяностых. – Вэй-сюн, а ты думаешь, у нас архивы были на дисках? – фыркнул Не Хуайсан. – Оцифруем, Сюаньюй и не такое может. И тебе копии отдадим, видеокассеты же портятся со временем. Заглянешь сегодня, лады? – Ага.       Вэй Усянь отключился, положил коробку с нужными материалами в сумку и уставился на стопку с семейными альбомами. Надо было поскорее убрать их и не травить себе душу, но он почему-то медлил. Какая-то часть его сознания шептала: ведь это твоя семья, а ты уже толком не помнишь их лица, потому что не смотришь даже на ту фотографию, что стоит на столе. Вэй Усянь потерял родителей, когда ему было всего четыре года, и это был самый ужасный, самый страшный день в его жизни.       Он посмотрел на кипу альбомов и понял, что не готов. Уж лучше увидеть кадры с мамой в смонтированном видеоряде на мероприятии, среди людей, где не будет такого искушения удариться в воспоминания и расстроиться вконец. Он плюхнулся на пол и решительно стал убирать альбомы и видеокассеты обратно в коробку. Когда он взял очередную увесистую книжицу, из неё выскользнула карточка и, зацепив его ногу, мягко опустилась на пол. Вэй Усянь вздохнул и поднял её.       На фотографии он сам, совсем ещё малыш, сидел верхом на ослике с красными кисточками на седле и сбруе, из тех, на которых за небольшую плату дают покататься детям на уличных гуляниях. Отец держал уздечку, ведя ослика, а матушка шла рядом, поддерживая малыша, чтобы он не свалился. Вэй Усянь помнил это – немногое, что запечатлелось в его памяти из далёкого детства, – ему было тогда три года, стоял жаркий летний день, и мама надела лёгкое белое платье и шляпку с тонкой вуалью, чтобы лицо не покрылось красными пятнами, ведь она была на пике своей танцевальной карьеры и часто выступала. Вэй Усянь помнил, как, смеясь, пытался сесть на ослике в позу лотоса, помнил такую же, как у него самого, улыбку мамы, единственное, что было видно из-под вуали. На этом фото тоже было видно только улыбку, а отец в тот момент прикрыл лицо от яркого солнца.       Вэй Усянь почувствовал сырость на подбородке и с удивлением понял, что по его лицу текут слёзы.       Он яростно вытер лицо, сунул фотографию в альбом, убрал коробки, занавесил стеллаж и отправился утешаться в ванну. Он посмотрит, честно. Как-нибудь потом, да.       Вэй Усянь залез в горячую воду, высунул одну руку и схватил телефон: сидеть просто так ему было скучно. В сообщениях висел короткий пятничный диалог с Лань Ванцзи, Вэй Усянь пролистал его с хихиканьем, возвращая себе душевное равновесие, ему ужасно нравилось смущать холодного пресс-секретаря. А ещё тот назвал его по имени. И не выбросил цветок. Вэй Усянь честно ожидал, что тот швырнёт орхидею оземь в ту же секунду, а не будет ходить с ней целый день, да ещё и купит похожую этому парнишке, А-Юаню. Интересно всё-таки, кем он ему приходится? Может, племянником? Лань Сичэнь выглядел старше Лань Ванцзи и вполне мог иметь сына возраста А-Юаня.       За этими мыслями Вэй Усянь влез на страницу Дома культуры, повосхищался там в очередной раз фотографиями, вернулся к Лань Ванцзи и с удивлением обнаружил у него новую фотографию. Никаких комментариев и подписей, просто фото самого Лань Ванцзи на фоне цветочных гирлянд и арок – Вэй Усянь и сам был на этой выставке, но в другое время, и намеревался сходить туда ещё раз с акварелью. Белоснежная орхидея лунным светом сияла в чёрных волосах, лицо Лань Ванцзи было не таким суровым, как всегда, в светлых глазах застыли отблески тепла и какой-то растерянности, будто он никак не ожидал, что его сфотографируют. Скорее всего, так и было, Не Хуайсан ведь ясно дал понять, что подловить Лань Ванцзи для фото сложнее, чем найти в дикой природе вымирающий вид какой-нибудь птицы.       «Интересно, кто это его так», – задумался Вэй Усянь, поставил лайк и сохранил себе фото – для референсов, разумеется, он ведь ещё лелеял мечту написать портрет Лань Ванцзи. Подумав, как было бы здорово написать портрет с натуры в этих самых цветах, Вэй Усянь мечтательно вздохнул.       До Дома культуры Вэй Усянь добрался только сильно после трёх. Он, как всегда, забыл дома деньги, настроить платежи через телефон у него всё руки никак не доходили, так что он отправился пешком и был застигнут внезапным дождём. Зонта у него, разумеется, не было, причём не только с собой, но и вообще в принципе. Если бы он шёл просто так, он бы наплевал на дождь, но в сумке лежали фотоальбомы и видеокассеты, и Вэй Усянь добирался до ДК перебежками, то стоя на закрытых остановках, то под козырьками кафе и магазинов. В холле осуждающим взглядом поверх веера его встретил Не Хуайсан в великолепной чёрно-золотой шёлковой блузке и узких джинсах, с художественно растрёпанными волосами и подведёнными глазами. Хуайсан явно отыгрывался за первое число, когда целый день проторчал с братом в окружении министерских военных шишек и не мог себе позволить подобный прикид: заявись он на военный парад в таком виде, Не Минцзюэ наверняка скинул бы его с трибуны. – Без ножа меня режешь, Вэй-сюн, – покачал головой великий дизайнер, посмотрел на влажную сумку и не стал её забирать: боялся попортить дорогие джинсы, понял Вэй Усянь. – Пошли к Сюаньюю.       Оставляя за собой нежный шлейф жасминовых духов, Хуайсан повёл его на четвёртый этаж по тёмным узким коридорам с облезлыми стенами. Судя по крайнему запустению, в этой части здания обитали лишь демоны, техники и Мо Сюаньюй. Хуайсан открыл обшарпанную железную дверь, и Вэй Усянь очутился в престранном кабинете: длинном и узком, будто он растёкся по периметру. Два куска стены, куда невозможно было вставить стеллажи и полки, занимала целая коллекция разномастных жестяных банок из-под энергетиков, одно «панно» было абстрактно-хаотичным, второе образовывало цветные полосы. Стеллажи в ужасном беспорядке занимали провода, камеры, штативы, объективы, компьютерные детали и списанная техника, в углу притаился крошечный холодильник, наполовину залепленный наклейками и магнитиками. На угловом столе, заваленном тем же барахлом вперемешку с коробками растворимых обедов и энергетиками, стояло три работающих монитора, где-то гудели кулеры системных блоков. Посреди этого хаоса на потёртом, но явно правильном компьютерном кресле восседал Мо Сюаньюй с наполовину убранными в пучок растрёпанными волосами и безумным взглядом, синяки под его глазами ярко выделялись на его бледном лице.       Вэй Усянь зашёл и дико уставился на единственное, как ему показалось, живое существо в этом бедламе: здоровенный жирный фикус, разросшийся на холодильнике невесть каким образом. Видимо, растение спасала солнечная сторона и забота Не Хуайсана, который тут же извлёк бутылку с водой и полил фикус. Даже у самого Вэй Усяня на его захламлённом чердаке было малость почище и поуютнее. – А-Юй, мы принесли тебе последнее, – сообщил Хуайсан. – Отлично, – абсолютно бесцветным голосом сказал Мо Сюаньюй, забрал сумку и потянулся к чёрной банке.       Не Хуайсан немедленно шлёпнул его по руке. – Не смей пить при мне эту гадость! – наставительно потребовал дизайнер и неожиданно ловко влез с ногами на стол, чтобы извлечь с полки кружки и пыльную коробку чая. – Хочешь инфаркт в тридцать лет?       Сюаньюй выглядел слишком сонным и безразличным, чтобы спорить, поэтому он занялся сумкой, пока Хуайсан ставил чайник и колдовал над кружками. Похожий на золотую птицу Не Хуайсан смотрелся здесь не менее странно, чем многострадальный фикус, но, судя по всему, бывал здесь очень часто. Наверняка панно из банок были его идеей и творением; Сюаньюй, скорее всего, просто ставил их как попало, пока они не начинали падать со стола. Тем не менее, свой бардак оператор знал отлично: тут же извлёк побитый жизнью плеер для кассет и дисков, одновременно оживляя сканер. Фотографии он сканировал прямо целыми страницами в альбоме и к тому моменту, когда Хуайсан закончил с чаем, Сюаньюй уже успел сохранить половину фотографий.       Хуайсан подошёл к диванчику, на котором поверх ярко-оранжевого пледа валялись старые журналы, сгрёб это всё вместе с пледом и кинул на подоконник, освобождая место, потом извлёк складной столик и расставил на нём кружки с горячим чаем и печенье. – Не просроченное, я проверял, – проследив за взглядом Вэй Усяня, сказал Хуайсан.       Вэй Усянь кивнул, сделал глоток чая и, скривившись, закашлялся. – Боги! Это чай или чайный концентрат из десяти пакетиков самой крепкой заварки? – отдышавшись, поинтересовался он, ошеломлённо глядя, как Хуайсан и Сюаньюй невозмутимо тянут чёрную жидкость из своих кружек. – Прости, Вэй-сюн, заварил, как А-Юю, – хихикнул Не Хуайсан, слил из его кружки половину и разбавил водой. – Тоже такой себе вариант, но всё лучше, чем энергетик. – Не помню, чтобы ты в универе хлебал такое, – заметил Вэй Усянь, пытаясь зажевать горечь во рту сладким печеньем. Не то чтобы он любил сладкое – если это не пироги сестрицы – но всё лучше, чем так горько, что зубы сводит. – Я тут привык, – хмыкнул Не Хуайсан. – Да и самому иногда приходится сидеть по ночам. А после кофе так лень всё мыть.       Стало понятно, откуда в обиталище Мо Сюаньюя завелись сладости, чай и фикус, да и плед, скорее всего, тоже раздобыл Хуайсан.       Заправившись чаем, Мо Сюаньюй продолжил сканировать, а Хуайсан отобрал у Вэй Усяня кружку и принялся вертеть её в пальцах, унизанных кольцами с натуральными камнями, ногти были покрыты блестящим золотистым лаком в цвет теней и блузки. – Тебе брат ноги сломать не пытается за маникюр? – спросил Вэй Усянь, который отлично помнил ещё по университетским временам, как часто его приятель жаловался на своего гэгэ. – Пошёл он, – беззлобно фыркнул Не Хуайсан. – Я взрослый человек, мне через полтора года стукнет тридцатник, ещё не хватало, чтобы он мне указывал, как одеваться. Ладно, при его солдафонах, я, так уж и быть, сыграю роль благопристойного молодого господина, но перед ним? – Ты ведь живёшь в его доме, нет? – Ещё чего! – ужаснулся Хуайсан, чуть не выронив кружку. – Сбежал с первой же зарплаты. Уж лучше здесь, на этом диване, под шум компьютеров спать, чем в казарме. Ух, как дагэ бесился… я даже испугался. Но я ему поставил условие, что либо он даёт мне деньги на жильё и оставляет меня в покое, либо я буду приходить на мероприятия в костюмах Элтона Джона. И показал подборку.       Вэй Усянь захохотал так, что чуть не свалился с дивана. В университете Не Хуайсан жил в общежитии за символическую плату, добавляя к этому рисование пропагандистских плакатов: ему, как человеку с жильём (у брата), комната в общежитии не полагалась. Чтобы заработать, Хуайсан по своим неизвестным каналам добывал студентам запрещённую литературу и протаскивал в общагу алкоголь, мастерски пряча бутылки и банки в своих широких дизайнерских тряпках. Самое забавное, что алкоголь он начал таскать, вдохновившись примером Вэй Усяня, но вот самому Вэй Усяню так не везло: он дважды нарывался на коменданта, и во второй раз он совершенно точно знал, что его кто-то сдал. Зато Хуайсан с алкоголем не попался ни разу. Когда начинало пахнуть жареным, он умело, на премию «Оскар», прикидывался ничего не знающим дурачком, даже как-то умудрился спихнуть всё на Вэй Усяня, на что тот даже не обиделся – его и так все считали балагуром и бесстыдником, подумаешь, одним грехом больше. – Ох, и странные же эти европейцы, – пробормотал Не Хуайсан, продолжая вертеть кружку. – Всё-то им надо в конкретику увести. – Ты о чём? – Да так. Хочешь, на гуще тебе погадаю? – За деньги? – сразу уточнил Вэй Усянь, хорошо изучивший университетского товарища. – Просто так. Ну, в общих чертах. Это, конечно, не так, как у нас гадают, но почему бы и нет… – Ну, попробуй, – разрешил Вэй Усянь. – Денег всё равно не дам, у меня их нет, и долг тоже не прощу. – Нужен мне твой долг, – рассеянно протянул Хуайсан, вглядываясь в чаинки. – Смотри, это веер. – И что значит веер? Что мы с тобой пойдём в бар? – хмыкнул Вэй Усянь. – Следи за словами, – посоветовал Не Хуайсан. – Вот что значит веер. Ляпнешь что-то не то в ближайшем будущем, и будут неприятности. – Тоже мне, предсказание. Это не будущее, это вся моя жизнь! – воскликнул Вэй Усянь, забирая у него кружку. – Как это вообще можно толковать? Вот это пятно – не то корабль, не то сердце. И что это может значить? – Позолоти ручку, красивый, тогда поясню, – захлопал подкрашенными ресницами Не Хуайсан, изображая молодую гадалку. – Ещё тебе что позолотить? – хмыкнул Вэй Усянь. – Лучше сооруди из чаинок в кружке Сюаньюя кровать и скажи, что ему надо поспать. – Я всё слышу, – подал голос Мо Сюаньюй от сканера. – Можешь забрать альбомы, но оцифровку я так быстро не сделаю. – Да пусть тут лежит, я же всё равно в четверг приду занятие вести, – Вэй Усянь поднялся. – Спасибо за компанию, Хуайсан. И тебе, Сюаньюй. – Можно просто А-Юй, – разрешил Сюаньюй. – Пошли, мне ещё афишу доделывать, – сказал Хуайсан и чихнул, прикрываясь веером: у Мо Сюаньюя было пыльно. – Хорошо ещё, мне речи писать не надо. Дурдом, а не Дом культуры: вот почему официальные поздравления пишут редакторы, а не родные или близкие коллеги? Вот у Лань Сичэня вся семья в ДК, да и о госпоже Баошань больше скажут те, кто с ней работает постоянно. – А что, у Лань Сичэня тоже день рождения, или ты так, к слову? – Тоже. В пятницу, за день до госпожи Баошань. У него, правда, не юбилей, да и он пока не заслуженный работник культуры, так что никакого концерта в его честь, просто со сцены поздравят. Ладно, я пошёл работать, – вздохнул Хуайсан. – Чем скорее я с этим разделаюсь, тем… – Тем больше вероятность, что успеют поручить ещё что-то? – понимающе продолжил Вэй Усянь. – Именно, – убито согласился Не Хуайсан и махнул ему веером на прощание.       Вэй Усянь, за три этажа услышав доносящийся снизу детский гомон, кубарем скатился по лестнице и тут же увидел Лань Ванцзи, Лань Сичэня, А-Юаня и остальных мальчиков из ансамбля. Поодаль стояли дети помладше из другого коллектива, которых собирал вокруг себя Лань Сичэнь. – Лань Чжань! – радостно заорал Вэй Усянь.       Светлые глаза вспыхнули льдом. – Добрый вечер, учитель Вэй! – хором поприветствовали его «Плывущие облака», даже те, кто не ходил к нему на занятия. – Ага, и вам того же, – широко улыбнулся Вэй Усянь. – Что ты здесь делаешь? – требовательно спросил Лань Ванцзи. – Не поверишь: по делам пришёл, понадобился вашему оператору. А ты, Лань Чжань? У тебя же выходной, м? – хитро взглянул на него Вэй Усянь. – …Не твоё дело, – Лань Ванцзи отвернулся. – Ну, не хочешь – не говори, – ничуть не обиделся Вэй Усянь. – Кстати, отличная новая фотка в твоём профиле, ты там даже не похож на прекрасную статую. Ну, то есть, ты прекрасен, но не как статуя. Кто это тебя так подловил, признавайся? – Не твоё дело, – снова сказал Лань Ванцзи. – Это я фотографировал, – смущённо признался А-Юань, ненароком сдавая Лань Ванцзи с потрохами.       Лань Ванцзи посмотрел на мальчика несчастным взглядом, но ничего не сказал. – Ого! – восхитился Вэй Усянь. – Да ты, похоже, настоящий талант, и танцуешь отлично, и рисуешь, и фотографируешь. В древности тебя бы назвали молодым нефритом. – Я вовсе не так хорош, – зарделся А-Юань. – Вздор, – тут же сказал Лань Ванцзи потеплевшим голосом. – Да, А-Юань, кончай уже прибедняться! – крикнул ему Цзинъи. - Видишь? Все говорят, что ты хорош. Прямо как Лань Чжань, – подмигнул ему Вэй Усянь. – Уверен, твоя семья тобой гордится.       Едва он это сказал, в холле вдруг будто стало холоднее. Лань Ванцзи посмотрел на него так, будто готов был прямо сейчас убить на месте, в эту самую секунду. Вэй Усянь понял, что сказал что-то не то, покопался в памяти и мысленно отвесил себе пощёчину. «Ах, ты, идиота кусок! – обругал себя Вэй Усянь. – Тебе же говорили, что в группе есть ребёнок из приюта, осёл!». Но он никак не мог представить, что им окажется А-Юань! Ведь мальчик всё время ходил с Лань Ванцзи, будто они близкие родственники! Нет бы подумать глупой башкой, ведь за всё время мальчика никто ни разу не назвал по фамилии, словно её и не было! – У меня пока нет семьи, учитель Вэй, – подтвердил А-Юань, продолжая тепло улыбаться, будто его эта ситуация ничуть не задела. – А-Юань, прости меня, пожалуйста, – совершенно искренне извинился Вэй Усянь, раскаиваясь от всей души. – Я сказал, не подумав. – Ничего страшного, учитель Вэй, – А-Юань и правда не выглядел расстроенным. – Я дурак, – сказал Вэй Усянь со вздохом. Вот тебе и чаинки! Хуайсан был прав, пора бы уже начать следить за языком, но надо было как-то сгладить неловкую ситуацию, и он сел на любимого конька – донимать Лань Ванцзи. – Но зато я теперь знаю, к кому обращаться за фотографиями вашего неуловимого пресс-секретаря, ха-ха! – Прекрати нести эти глупости! – сердито отрезал Лань Ванцзи. – Учитель Вэй, простите, но, если господин Лань не хочет для вас фотографироваться, я ничем не смогу вам помочь, – извинился А-Юань, губы у него дрожали от сдерживаемого веселья. – Кошмар, неужели никто здесь не хочет увидеть, как я напишу портрет вашего великолепного Лань Ванцзи? – огорчился Вэй Усянь и повернулся к Лань Сичэню. – Господин Лань, вы бы дали мне свои фотографии, если бы я сказал, что хочу написать ваш портрет? – Дал бы, – Лань Сичэнь улыбался, в глазах плясали смешливые блики. – Тогда я подарю вам портрет на день рождения. Видишь, как надо, Лань Чжань? Учись у своего старшего брата! – учительским тоном попенял ему Вэй Усянь и пошёл прочь, спиной чувствуя холодно-гневный взгляд Лань Ванцзи.       Он не глядя толкнул тяжёлую дверь и тут же с криком заскочил обратно, так стремительно, что запутался в собственных ногах и шлёпнулся прямо на задницу. Кто-то из детей засмеялся, но Вэй Усяню было не до своего преподавательского авторитета и реакции окружающих по этому поводу. По его телу ледяной жидкостью расползался липкий ужас, сердце колотилось быстрее, чем у кролика, который увидел лису, а ноги сами собой дёргались в инстинктивной попытке убежать. Деревьев в холле быть не могло, и Вэй Усянь судорожно вцепился в ремень своей сумки. – М-м-м-м-м-ож-жет к-кто-нибудь у-убрать оттуда с-собаку, п-п-пожалуйста? – заикаясь от страха и чуть не плача, взмолился Вэй Усянь.