Закулисье культуры

      Вечер воскресенья стал небывалым испытанием для выдержки Лань Ванцзи, которое он с треском провалил. Провалил в ту самую секунду, когда лишь мельком, издалека увидел в зрительном зале среди участников Вэй Ина, его стройное тело было затянуто в идеальный чёрный костюм, явно новый и купленный специально для этого дня. Алая заколка пылала в блестящих чёрных волосах, перекликаясь с уголком платка. Лань Ванцзи направлялся к центру зала словно в тумане, чудом не позабыв, зачем он сюда пришёл.       «Он это нарочно, – судорожно думал Лань Ванцзи. – Он запомнил мои слова про тёмный образ». В самом деле, это ведь был финал всего лишь муниципального этапа премии, Вэй Ин, хоть и готовился со всей ответственностью, всё же относился к конкурсу не настолько серьёзно и не особо верил в свою победу. Не мог же Вэй Усянь, человек, который приходил на совещание в заляпанном краской пиджаке, так тщательно вырядиться ради столь незначительного, по его же собственным словам, повода.       Стоя совсем близко, Лань Ванцзи уловил горько-пряные нотки чужого парфюма: такой аромат мог принадлежать только Вэй Усяню, сидевшему в окружении солидных учительниц среднего возраста. Лань Ванцзи сглотнул и порадовался, что его пиджак достаточно длинный, чтобы прикрывать бёдра.       Позже Вэй Усянь стоял на сцене, изумлённый победой, которой не ожидал, ослеплённый светом софитов и бесконечно красивый. Лань Ванцзи старался запечатлеть этот образ, эту улыбку как можно лучше и чётче, не только на на карте фотоаппарата, но и в своей памяти. Они столкнулись взглядами, и в потемневших серых глазах Лань Ванцзи увидел обещание, такое жаркое, что стыдно было даже думать.       Тяжёлые духи с головокружительными нотами полыни и перца, вкус шампанского на чужих горячих губах, мягкое, податливое тело под его пальцами. Вэй Усянь плавился, дрожал и стонал в его руках, и Лань Ванцзи сгорал вместе с ним, жар так долго сдерживаемого ими обоими желания этим вечером – и многими вечерами и днями до него – вырвался на свободу и поглотил их целиком без остатка.       Все прежние мысли и сомнения были сожжены; Лань Ванцзи сейчас совершенно не волновало, что они находятся в Доме культуры и практически занимаются любовью в его собственном кабинете, звуки из которого могут быть слышны даже через помещение, не говоря уже о соседних. Не волновало, что в ДК запрещены подобные действия, да кому они нужны были сейчас, эти правила; не волновала собственная репутация отстранённого, правильного, благочестивого мужа. Важен был лишь Вэй Ин, с упоением отвечающий на его глубокие поцелуи, стонущий в его рот, выгибающийся под ласками его рук.       Лань Ванцзи и представить себе не мог, что минутами позже эта вспышка обоюдного, как ему казалось, удовольствия обернётся ужасающим кошмаром.       Вэй Усянь, целуя его, вдруг замер, а потом потребовал развязать его. Ничего не понимая – ведь только что всё было прекрасно! – Лань Ванцзи покорно распутал затянувшийся узел. На нежной коже тонких запястий остались красные следы. Может быть, в этом дело, он слишком туго связал его руки, и Вэй Ину стало некомфортно? Но на тыльную сторону руки Лань Ванцзи вдруг упала горячая капля, и, коснувшись щеки Вэй Усяня, он с ужасом понял, что тот плачет.       Вэй Усянь оттолкнул его и принялся поспешно одеваться. На его шее расцветали алые пятна слишком несдержанных поцелуев; когда Вэй Усянь судорожными движениями натягивал брюки, его рубашка задралась, обнажая живот, и на нём Лань Ванцзи увидел следы своих пальцев, яркие даже в темноте. – Я… сделал что-то не то? – Осознание накатывало на Лань Ванцзи ледяной волной. – Сделал больно?       Конечно, сделал. Он делал это с самого первого раза, когда они остались наедине в его кабинете. И вот это повторилось, в такой момент. – Нет, – голос Вэй Усяня звучал жалко и глухо, как тогда, когда он был напуган полётами и говорил о том, что Лань Ванцзи, должно быть, находит его отвратительным. – Я сделал. Я виноват. Мне очень жаль.       «Почему ты извиняешься? За что? – беспомощно подумал Лань Ванцзи. – Это ведь я навредил тебе, почему ты пытаешься взять вину на себя?».       Говоря, Вэй Усянь не смотрел ему в глаза, только на лицо и ниже, куда-то на грудь, словно избегал его взгляда. Его лицо, блестящее от влаги, было совсем несчастным и выражало такой явный ужас, что сомнений не оставалось: Вэй Ин очень сильно жалеет о том, что они только что делали. – Прости, – выдавил он едва слышно и выскочил в коридор.       Лань Ванцзи остался в тёмном кабинете совсем один, в беспорядочно сбитой одежде. На губах ещё ощущалась сладость шампанского, которое пил Вэй Ин, но с каждой секундой привкус становился всё более горьким.       Запоздалая мысль, догнав, пронзила его: если он причинил Вэй Ину боль, он должен извиниться и хотя бы попытаться объясниться, и прямо сейчас, не через несколько часов, не на следующее утро, пока они оба не успели усугубить положение, надумав себе лишнего в одиночестве.       Едва вспомнив о приличиях, Лань Ванцзи успел лишь застегнуться и вытереть испачканную ладонь, после чего бросился за Вэй Усянем, молясь, чтобы тот не успел убежать далеко. Он ведь был неуклюжим, он плакал, он не мог, не должен был далеко уйти в таком состоянии! Но коридор, освещённый лишь проблеском из единственного кабинета и лампой у лифта, был пуст, лестница была пуста, служебный холл был пуст, если не считать гардеробщицы и дремлющего охранника на КПП. Лань Ванцзи выбежал на пустующее, залитое холодным светом фонаря пространство у служебного входа, и закричал: – Вэй Ин!       Ответом ему было лишь молчание и скрип сгибающихся под ветром чёрных веток деревьев. Вэй Ина и след простыл, даже если он и ушёл минутой раньше, догнать его, не видя ничего на тёмной декабрьской улице, было решительно невозможно.       Холодный ветер забрался под распахнутую рубашку и вцепился ледяными колючками в тело Лань Ванцзи. Он вернулся в Дом культуры, совершенно не представляя, что ему теперь делать. Может быть, Вэй Ин вовсе не покидал ДК и заперся в туалете, давая волю слезам? – Господин Лань, – неуверенно окликнула его гардеробщица. – Вы, случайно, не молодого господина Вэя ищете? Просто он выбежал на улицу пару минут назад и забыл свою куртку, может быть, вы ему позвоните? Всё-таки декабрь.       Значит, из ДК он всё-таки ушёл.       Лань Ванцзи вцепился в плотную ткань чёрной ветровки, из рукава которой к земле тянулся ярко-красный шарф. Точно. Позвонить. Вэй Ин ведь говорил, ему можно звонить и писать в любое время, надо только вернуться и взять телефон. Лань Ванцзи поднялся обратно на свой этаж, в свой по-прежнему тёмный пустой кабинет, отыскал телефон в кармане сумки и трясущимися руками набрал номер Вэй Ина. Пару секунд шло соединение, а потом из кармана ветровки полились трели флейты – та самая мелодия с выпускного, которую они оба откуда-то знали.       Лань Ванцзи одновременно захотелось расплакаться и рассмеяться от абсурдности ситуации. Человек, которого он любил и стремился оберегать, но которому сам же, похоже, навредил, исчез во мраке холодного декабрьского вечера. Бродил где-то один, без куртки, без телефона, в совершеннейшем раздрае, и Лань Ванцзи ничем не мог ему помочь, никак не мог прямо сейчас исправить содеянное.       Сознание, опустошённое пожаром прошедшей страсти, всё быстрее заполнялось мыслями, он всегда думал слишком много, и сейчас, раздавленный, на грани истерики, Лань Ванцзи не мог им противостоять.       Всё ведь было прекрасно, они оба этого хотели, Вэй Ин демонстрировал это всем своим видом и словами, хоть и не говорил прямо, как всегда! Лань Ванцзи было невыносимо хорошо, им обоим было хорошо, почему всё закончилось так?       «А что, если Вэй Ин на самом деле хотел не этого?» – пронеслась в голове мысль. Ужасная мысль, напомнившая ему о том, что в момент, когда они покинули банкетный зал, Вэй Усянь уже был немного нетрезв. И, хоть он и бахвалился всегда, что пьянеет значительно медленнее и от большего количества алкоголя, кто знает, не приукрасил ли он действительность? Он ведь, в конце концов, всего лишь человек, неординарный и яркий, как жаркое солнце, но всё же человек.       Что, если Вэй Ин действовал, находясь под опьянением, а протрезвев немного, понял, что вовсе не хотел этого? Ведь Лань Ванцзи, как разумный человек, вдобавок, сам терявший контроль из-за одного бокала, должен был подумать об этом и взять на себя ответственность, не позволить этому случиться, а не отдаться на волю чувств и похоти и сотворить… такое.       Лань Ванцзи начал задыхаться, чувствуя подступающую панику, и понял, что ему срочно необходима помощь. Но к кому ему пойти? Ло Цинъян наверняка давно дома. Брат? Кажется, Лань Сичэнь ещё был здесь, Лань Ванцзи видел мельком свет через щель приоткрытой двери, когда нёсся по коридору за Вэй Ином. Кое-как поднявшись, он вышел из кабинета и остановился в начале коридора.       Из кабинета Лань Сичэня лилась музыка – фортепиано и гуцинь, у них с братом были схожие музыкальные вкусы. За спокойной мелодией слышались голоса: Сичэнь был не один. – …Я просто надеюсь, что в один прекрасный день он докувыркается и больше не проснётся, – с нотками ненависти говорил знакомый, лишённой привычной сладости голос Цзинь Гуанъяо. – Ты считаешь меня плохим человеком из-за этого? – Разумеется, нет, – вздохнул Лань Сичэнь. – Желать человеку смерти, безусловно, не очень хорошо, но всё же думать – не значит делать. Если бы можно было привлекать к суду за мысли, людей на свободе попросту не осталось бы. – Разве ты кого-нибудь ненавидел так же сильно? Человека, подарившего тебе жизнь? – Мой отец, при всех его недостатках, никогда не вёл себя так, как твой. Но насчёт твоего... Стыдно признаться, но порой мне хочется того же, что и тебе, потому что он не даёт тебе спокойно жить. Да и не тебе одному он причинил слишком много боли, – сказал Сичэнь после некоторой паузы. – Хоть я и не могу сказать, что испытываю ненависть. Но мы не обязаны быть похожими во всём, А-Яо.       Лань Ванцзи взялся было за ручку двери, но тут же остановил себя, пытаясь сдержать свои бушующие эмоции. Что он делает? Брат не один, он с Гуанъяо, который не так часто может найти свободное время, чтобы побыть с ним, у них наверняка есть свои планы. А он, вдобавок, стоит и вне всяких приличий подслушивает. Лань Ванцзи отступил, но рука соскользнула и задела ручку, и от этого дверь медленно открылась – достаточно, чтобы он мог видеть сидящих в кабинете людей, а они – его. – Ванцзи? – удивлённо спросил Сичэнь.       Цзинь Гуанъяо соображал быстрее, ему хватило лишь взгляда, чтобы сделать свои выводы. Он мягко улыбнулся и пожал ладонь Лань Сичэня: – Увидимся в другой день. Сейчас ты нужнее брату, а не мне.       Он поднялся и легко протиснулся в приоткрытую дверь мимо незваного гостя. Лань Ванцзи даже не мог думать, насколько же он, должно быть, паршиво и неподобающе сейчас выглядел, если Гуанъяо всё понял, единожды взглянув. – Ванцзи, что случилось? – Голос Лань Сичэня был полон беспокойства и заботы, он тоже поднялся навстречу младшему брату. – Ты… – Я… Вэй Ин… Мы… – Лань Ванцзи больше не мог говорить, почти не мог дышать, его лёгкие и горло сдавило спазмом, а из глаз полились слёзы. – Ванцзи! – Лань Сичэнь едва успел подхватить его, потому что у Лань Ванцзи не осталось больше сил держаться.       Измученный нескончаемыми многолетними страхами и сомнениями в себе и окружающих, переживаниями прошедших месяцев и слишком яркими, непривычными чувствами последних недель, Лань Ванцзи позволил себе впервые в жизни разрыдаться в объятьях старшего брата.       Он плакал, задыхаясь, долго, горько и сильно, кажется, даже скулил, пока Лань Сичэнь обнимал его и гладил по рассыпавшимся волосам, сидя с ним на полу кабинета. Плакал, со слезами выпуская всё накопившееся, что месяцами и годами копилось внутри, вырываясь только в редких вспышках гнева и в зале. – Тише, всё в порядке, – негромко уговаривал Лань Сичэнь. – Н-ничего не в п-порядке, – выдавил Лань Ванцзи сквозь рыдания. – Я в-всё и-испортил!       Грудь сдавило новым потоком неконтролируемых рыданий. Теперь к ненависти к себе из-за содеянного, к какой-то неясной обиде на Вэй Ина, который просто сбежал и не дал ему шанса объясниться, к страху потерять единственного человека, который научил его чувствовать так много, и к всепоглощающей боли добавился стыд за то, что он выливал всё это на старшего брата, что помешал ему и его планам с любимым человеком.       Лань Сичэнь больше не пытался его утешить, а просто продолжал обнимать, позволяя выплакаться, и в его руках Лань Ванцзи, почувствовав себя снова маленьким ребёнком, как очень много лет назад, постепенно начал успокаиваться. Слёзы иссякали – наверное, они просто закончились, – дыхание восстанавливалось, и Лань Ванцзи ощутил бесконечную усталость и зарождающуюся в висках головную боль.       Сичэнь пересадил его на один из гостевых стульев, дал ему бумажные платки, а сам занялся приготовлением чая. Пока Лань Ванцзи остаточно всхлипывал и вытирал лицо, он уже убрал принадлежавшую Цзинь Гуанъяо кружку с гравировкой в виде золотых листьев, которую никогда никому, кроме него, не ставил: у бесконечно приветливого и гостеприимного Сичэня даже на работе была целая полка с кружками для разных людей. Своя была и у Лань Ванцзи – фирменная белая кружка с узором в виде плывущих облаков, руководство заказывало такие в честь юбилея ансамбля с запасом, и Лань Ванцзи взял себе лишнюю и оставил её у брата. Лань Сичэнь вскипятил воду, заварил ароматного чая с ромашкой, лавандой и мелиссой, поставил кружки и сел на второй гостевой стул напротив Лань Ванцзи – не на своё место, где они были бы разделены столом. – А-Чжань, пожалуйста, расскажи, что случилось? – мягко попросил Лань Сичэнь. – Господин Вэй тебя обидел? Или навредил тебе?       «Неужели я выгляжу настолько ужасно, что брат так меня называет?» – с тоской подумал Лань Ванцзи. Он не любил, когда его звали по детскому имени, и, кроме мамы, никто так к нему не обращался, только Сичэнь всего лишь раз: когда Лань Ванцзи замкнулся в себе после смерти их матери.       Впрочем, несобранный вид Лань Ванцзи – его расстёгнутая рубашка и растрёпанные волосы – наверняка говорил брату о многом и вызывал не меньше вопросов. Лань Ванцзи поспешно застегнулся, сжал свою кружку, грея пальцы о горячий фарфор, собрался с духом и тихо рассказал брату обо всём, опустив совсем уж откровенные подробности. Закончив, он уткнулся взглядом в охристый напиток. Наверняка брат теперь сочтёт его распутником – и будет прав, ведь Дом культуры – совершенно неподходящее место для любовных утех.       Лань Сичэнь только вздохнул: – А-Чжань, почему ты так уверен, что это ты сделал что-то не так? – А кто же ещё? – хрипло ответил Лань Ванцзи. – Я уже делал ему больно, когда не контролировал себя. – Секс – не паническая атака. Уверен, если бы господину Вэю стало по-настоящему некомфортно, он бы дал знать об этом, – заметил Сичэнь. – Он тоже мог… потерять контроль. И он был нетрезв, – прошептал Лань Ванцзи. – Этого я, разумеется, не одобряю. Подобными вещами следует заниматься только на трезвую голову. И всё же, насколько я помню, во время Чунъяна Вэй Усянь выпил примерно столько же и не выглядел как человек, способный потерять голову от такого количества алкоголя. Он запаниковал лишь на мгновение, когда ты уснул, и всё же догадался позвать меня, а позже помог тебе справиться с панической атакой.       Сичэнь рассуждал здраво, и Лань Ванцзи почти готов был ему поверить, но Вэй Ин порой был совершенно непредсказуемым. Он терял самообладание, когда сталкивался со своими фобиями, кто знает, может быть, подобное происходило и от сильнейшего желания? А когда страсть поутихла, он осознал, что с ним сотворили, что он позволил с собой сделать.       Разумеется, всё это было совершенно необоснованными подозрениями, вызванными тревожным сознанием Лань Ванцзи и его склонностью додумывать и воображать худший сценарий из всех возможных. Конечно же, ему следовало сперва обстоятельно поговорить с Вэй Усянем, и, желательно, когда они оба успокоятся, вот только Лань Ванцзи очень боялся, что с Вэй Ином в таком состоянии может что-то случиться. – А-Чжань, давай-ка мы поедем домой, – Лань Сичэнь допил свой чай и решительно поднялся. – Ты покормишь своих питомцев и попробуешь поспать, а наутро ты обязательно со всем разберёшься. – Почему не сегодня? – Потому что час уже поздний, – ответил Лань Сичэнь. – Ты сказал, Вэй Усянь оставил здесь телефон, и ты не знаешь, где он сейчас. Он с равной вероятностью может быть где угодно: спать у себя дома или поехать к близким друзьям делиться переживаниями. Ни к чему сейчас себя накручивать. Вы непременно поговорите завтра, ты ведь знаешь, где он живёт и работает. – Его рабочий день заканчивается раньше, чем мой, – не согласился Лань Ванцзи.       В голове мелькнула мысль, не взять ли ему отгул, но завтра был понедельник, очередная планёрка, как он мог её пропустить? Лань Сичэнь заметил его внутреннюю борьбу и улыбнулся: – Позволь себе ещё немного побыть безответственным. Выспись и поезжай к Вэй Усяню. А я скажу дяде, что тебе нездоровится. – В нашей семье не поощряется ложь, – немедленно заспорил Лань Ванцзи. Теперь, когда он более-менее успокоился, снова включилась его надоедливая "правильность". – А также развлечения, шум и всё прочее, чем живут обыкновенные люди, – хмыкнул Сичэнь. – Кроме того, так уж я и солгу? – Он коснулся линии волос Лань Ванцзи, и даже этого лёгкого касания оказалось достаточно, чтобы виски взорвались болью. – Видишь? Думаю, в такой ситуации нет ничего зазорного в том, чтобы немного приукрасить действительность. – Гуанъяо плохо на тебя влияет, – буркнул Лань Ванцзи, потирая точку меж бровей в надежде немного успокоить головную боль. – А Вэй Усянь – на тебя. И, по-моему, в этом как раз нет ничего плохого, – ещё теплее улыбнулся Лань Сичэнь. – Иди, возьми свою одежду, я отвезу тебя домой.       Лань Ванцзи направился было к выходу, но остановился на пороге. – Брат, я… прошу прощения за то, что испортил вечер тебе и Гуанъяо, – извинился он. – Моя реакция была слишком эмоциональной, и ты не должен был тратить на меня своё время, утешая меня, как ребёнка. – Нет нужды извиняться, – ответил Лань Сичэнь. – Ты мой брат, и ты дорог мне, разумеется, я должен и желаю тратить на тебя своё время. Мне важно, чтобы ты тоже был счастлив. Пожалуйста, не забывай об этом и не вздумай больше приносить извинения за свои эмоции. В них нет ничего скверного, ты живой человек, а не каменная статуя, какой привык себя считать.       Чувствуя к брату бесконечную благодарность, Лань Ванцзи вернулся в кабинет, надел пальто и шарф, вытащил из фотоаппарата карту памяти – раз уж завтра у него отгул, при любом исходе вечером ему придётся поработать из дома и выложить фотографии. На экране телефона и так уже висело сообщение от Лань Цижэня с вопросом, почему на странице ДК до сих пор ни слова о прошедшем мероприятии. «Прости, дядя, не сегодня», – коротко ответил Лань Ванцзи. Он действительно не смог бы написать и строчки, а уж тем более искать фотографии, на доброй трети из которых был Вэй Ин. Не сегодня, не с такой жуткой головной болью и не после такого стресса.       Взяв также вещи Вэй Усяня, Лань Ванцзи запер свой кабинет и спустился с Лань Сичэнем вниз. Им пришлось будить охранника, который немедленно разворчался, что нечего так сильно задерживаться на работе, но ключи взял. Лань Ванцзи вышел, подставляя пылающий лоб холодному ветру.       «Пожалуйста, – мысленно взмолился он, глядя на практически безлунное чёрное небо. – Пожалуйста, пусть с ним всё будет в порядке. Пусть Вэй Ин не попадёт в неприятности, не замёрзнет и невредимым доберётся до дома».       Дома Лань Ванцзи сделал всё ровно так, как и велел Сичэнь. Покормил кроликов, позволил им немного побегать, пока он умывался. Вместе с усталостью на него волнами накатывала апатия – наверное, это было нормально после столь продолжительной истерики. Не в силах более сопротивляться своему состоянию, Лань Ванцзи выпил таблетку от головной боли, забрал кроликов в спальню, где, вроде бы, грызть было нечего, и лёг спать, уснув тяжёлым и крепким сном.

***

Не так часто в жизни Лань Ванцзи приходилось сбивать свой режим. В этот раз он проснулся не в пять утра, а в семь – чуть ли не впервые. С минуту он лежал, пытаясь понять, почему в комнате так непривычно светло для этого времени года, пока не посмотрел на часы. За ночь кролики так и не ушли, один уютно устроился под боком, второй беззастенчиво улёгся прямо на грудь. Лань Ванцзи уже давно научился различать их: у более смелого и нахального на левом ухе было небольшое светло-серое пятнышко, а менее тактильный кролик был безукоризненно белым.       Вместе с поднимающимся солнцем, обещающим ясный день, на Лань Ванцзи обрушились воспоминания о прошедшем вечере. Дыхание стало прерывистым, он посмотрел на свои крупные руки, которыми, возможно, накануне причинил вред любимому, зажмурился до звёзд под веками. Нет. Пока он не поговорит с Вэй Ином, он больше не будет себя накручивать, не будет винить ни себя, ни его. Сегодня всё должно решиться.       Лань Ванцзи вернул кроликов в загон, покормил их, отправился в душ. Положил в корзину для белья помятый и слегка испачканный костюм, который вчера просто снял и даже не повесил на плечики. Рубашка ещё хранила пряный шлейф: парфюм Вэй Усяня оказался удивительно крепким. Отголоски аромата заставляли щипать уголки глаз. Лань Ванцзи бросил рубашку в корзину и стал готовить завтрак. Сейчас ему кусок в горло не лез, но он заставил себя поесть, понимая, что ему необходимы силы, и, даже если сегодняшний разговор, если он состоится, ничем хорошим не закончится, он не мог себе позволить гробить свой организм.       Ведь, в конце концов, даже без Вэй Ина у него всё ещё оставался А-Юань, ради которого он не сдавался все эти годы.       Как же так получилось? Как вышло, что он снова вернулся к тому, с чего начал – к окружающей его безысходной действительности и к единственной держащей его на плаву мысли, мечте усыновить А-Юаня?       Нет, не к началу, подумал Лань Ванцзи. Потому что теперь, после этих месяцев, за которые он научился чувствовать, всё воспринималось куда острее и болезненнее. Три месяца назад ему казалось, что всё вокруг невыносимо раздражало и давило на него, теперь же понимал: тогда он словно находился в полусне и чувствовал соответственно.       Позавтракав, Лань Ванцзи оделся, как всегда, аккуратно и тщательно: сдержанные джинсы, больше походящие на брюки, свежая рубашка, любимый светло-голубой пуловер. Посмотрел на мотоциклетный шлем и надел пальто: в таком состоянии водить мотоцикл было преступлением против общественности, он мог потерять концентрацию и создать аварийную ситуацию на дороге.       Район, в котором жило и работало семейство Цзян, располагался так далеко от центра, что дотуда даже не успело дотянуться метро, и от ближайшей станции приходилось идти пешком или ехать на автобусе. Лань Ванцзи, сжимая сумку с уложенной в неё курткой Вэй Усяня, прибыл на место за пять минут до окончания второго урока: Вэй Усянь, если с ним всё было в порядке, как раз должен был быть в школе. С ударом колокола Лань Ванцзи вошёл в широкие двери и сразу же направился к охраннику. – Доброе утро, господин. Вы к кому? – вежливо поинтересовался охранник. – Доброе утро. Мне нужен учитель Вэй, – ответил Лань Ванцзи. – Учитель Вэй сегодня не появлялся.       Короткий ответ вышиб воздух из лёгких. Значит, морально или физически Вэй Усянь пострадал настолько, что даже не вышел сегодня на работу. В сознании моментально начали разворачиваться все самые ужасающие сценарии. Вэй Ин дома? В больнице? Или… – Тогда, – Лань Ванцзи изо всех сил старался дышать и говорить спокойно. – Мне нужен учитель Цзян. Цзян Ваньинь. – Минуту, – охранник взял телефон.       То, что один из самых близких Вэй Ину людей был на работе, внушало крохотную надежду: возможно, если бы Вэй Ину было очень плохо, брат остался бы с ним. О том, что Вэй Ину могло быть плохо настолько, что Цзян Ваньинь или любой другой член семьи был бессилен, Лань Ванцзи старался не думать. – Учитель Цзян сейчас подойдёт, – сообщил охранник.       Через пару минут в холле действительно появился Цзян Ваньинь, его фиолетовая спортивная форма была удивительным сочетанием современного костюма с традиционными мотивами и гармонично вписывалась в убранство школы. Под глазами мужчины залегли тени, будто он неважно спал этой ночью. Цзян Ваньинь бросил хмурый взгляд на Лань Ванцзи и велел охраннику: – Пропусти его. – Молодой господин Цзян, – кивнул ему Лань Ванцзи в знак приветствия, нервно сжимая пальцы на ткани сумки. – Цзян Чэн, – поморщился Цзян Ваньинь. – Не надо церемоний, я их от Вэйинова дружка наслушался. Мы почти одного возраста, и, думаю, после всего, что было, вполне можем говорить друг с другом на «ты», – дождавшись кивка, он дёрнул головой в сторону. – Идём, у меня всё равно свободный урок сейчас.       Лань Ванцзи покорно направился вслед за ним по широким уютным коридорам школы «Юньмэн». Цзян Ваньинь привёл его в просторный, прекрасно оборудованный спортивный зал, кивком указал на свободный стул возле письменного стола и включил чайник: видимо, в его семье также принято было любой вопрос решать за чашкой чая. Лань Ванцзи сел и уставился на доску, на которой среди расписания, списков и стикеров с напоминалками висел листок с фиолетовой птичкой. Которая держится на силе гнева. Та самая шутка, о которой упоминал Вэй Ин однажды. – Да-да, и вот это – учитель года муниципального масштаба, – хмыкнул Цзян Ваньинь, проследив за его взглядом.       Лань Ванцзи не стал это комментировать. Что он мог сказать? Таков был Вэй Усянь, которого он любил со всей его ребячливостью и дразнящим, солнечным весельем. Впрочем, и тон Цзян Ваньиня, кажется, был беззлобным, а тот факт, что легкомысленную картинку он так и не убрал, говорил о том, что он оценил шутку.       Цзян Ваньинь поставил перед ним простую белую кружку, от которой поднимался пар с ароматом имбиря и бергамота, сел за стол и склонил голову: – Я слушаю.       Лань Ванцзи сделал глубокий вдох, посмотрел на него и спросил: – Я хотел бы узнать, что с Вэй Ином. – Я тоже хотел бы это знать, – с нечитаемым выражением хмыкнул Цзян Ваньинь. – С нетерпением жажду услышать твою версию, почему вчера после вечеринки в вашем Доме культуры мой брат вернулся под ночь весь в слезах, с наливающимися синяками, вусмерть пьяный, и закатил истерику.       Дыхание сорвалось, горло перехватило, и Лань Ванцзи, больше не в состоянии смотреть в глаза брата Вэй Усяня, опустил голову, уткнувшись взглядом в свои слишком сильные, чёрт бы их побрал, руки, которые могли только всё разрушать, калечить.       Он был прав, когда предполагал, что навредил Вэй Ину. Странно, что Цзян Ваньинь так убийственно спокоен и до сих пор не бросился на него с кулаками, учитывая описанный Вэй Ином характер. Возможно, это было затишье перед бурей, возможно, учитель Цзян сдерживался, потому что они были в школе. Лань Ванцзи чуть поднял взгляд: Цзян Ваньинь поглаживал серебряное с пурпурной эмалью кольцо, слегка потёртое – не новое, явно фамильное. – Я… я виноват, – с трудом выдохнул Лань Ванцзи. – Нам не следовало… Я не должен был. Я был слишком груб и безрассуден. Я… – Достаточно, – перебил его Цзян Ваньинь.       Лань Ванцзи замолчал, по-прежнему не поднимая головы. Сейчас Цзян Ваньинь, даже если не ударит, точно вышвырнет его вон и запретит на километр приближаться к его брату – и будет бесконечно прав. Какое право Лань Ванцзи теперь имел даже просто говорить с Вэй Усянем? Общаться с другими людьми? С… А-Юанем? При мысли о мальчике в глазах защипало. Лань Ванцзи одним неосторожным поступком разрушил всё: что появилось недавно и о чём мечтал давно. Разве имеет он право на усыновление, если не может контролировать даже свои руки?       Цзян Ваньинь, оставив в покое своё кольцо, устало зажал пальцами переносицу. – Как же вы меня за…долбали, – запнувшись, словно хотел сказать нечто иное, но вовремя вспомнил, что они в школе, и исправился. – Вы, мать вашу, просто созданы друг для друга. Так любите думать за другого и устраивать драму на пустом месте.       Лань Ванцзи, наконец, поднял голову и непонимающе посмотрел на него: лицо Цзян Ваньиня казалось слегка нечётким. Всмотревшись, Цзян Ваньинь покачал головой и фыркнул: – Ну вот, теперь я чувствую себя негодяем, который довёл ребёнка до слёз. Успокойся. Ничего ты ему не сделал. Вернее, что бы ты там ни сделал, ему понравилось. Просто мой брат – идиот, который превращается в эмоциональное малолетнее дитя в самый неподходящий момент. Мог бы ведь на месте всё выяснить, поговорить словами через рот, но не-е-ет, – с раздражением бросил Цзян Ваньинь. – Рот нам дан, чтобы беспрерывно нести околесицу. А когда надо решить серьёзный вопрос, мы лучше придумаем себе проблему, устроим бурю в стакане воды и в панике сбежим. Это не тебе надо извиняться, а Вэй Ину. И мне заодно за него. – Я не понимаю, – беспомощно проговорил Лань Ванцзи. – Из-за чего он… – Из-за твоей татуировки, – сказал Цзян Ваньинь. – Он увидел твою татуировку.       Лань Ванцзи машинально коснулся груди под левой ключицей. – Что не так с моей татуировкой?       На самом деле, всё с ней было так, кроме того, что Лань Ванцзи совершенно не помнил, как она появилась и как он мог это допустить.       Цзян Ваньинь не ответил: – Я должен был догадаться, когда Вэй Ин, впервые заговорив о тебе, назвал твои руки нефритовыми, – на этих словах Лань Ванцзи невольно ощутил жар. – На моей памяти, до этого он выражался подобным образом всего раз. На своём грёбаном выпускном в универе, когда он позвонил мне в то время, когда приличные люди ложатся спать, и радостно и пьяно поведал, что идёт гулять с каким-то музыкантом. «Ах, Цзян Чэн, ты не представляешь, у него такие нефритовые руки, и он так играет, что я даже прослезился», – передразнил Цзян Ваньинь. – На… на выпускном? – ошеломлённо переспросил Лань Ванцзи. – А ты действительно не помнишь ни секунды, да? – склонив набок голову, поинтересовался Цзян Ваньинь. – Нет, – помотал головой Лань Ванцзи. – У меня своеобразная непереносимость алкоголя. Я… напрочь теряю контроль, а после ничего не помню, совсем. Но мне говорили, что в опьянении я выгляжу, как абсолютно трезвый человек. – Да, я это уже слышал. Ну, возвращаясь к Вэй Ину, до этой ночи я знал лишь то, что мой брат на выпускном выпил больше, чем следовало, ушёл гулять с музыкантом, а потом позвонил посреди ночи из города, потому что ему стало плохо. Он рассказал тебе, что был донором печени?       Лань Ванцзи кивнул. – Операция прошла примерно за полгода до выпускного. По-хорошему, ему вообще нежелательно было пить, его печень только-только набрала свою массу, но он тут же решил, что ему теперь всё можно, напился так, как раньше и загремел в больницу. Я-то тогда не знал, в чём дело, думал, он просто выпил слишком много, но сейчас это уже не так важно. Хвала Небесам, не откинулся, но вместо печени алкоголь, видимо, ударил ему по его глупой башке, поэтому он впервые в жизни начисто забыл, что делал. Кроме того, что гулял, пил и делал татуировку не один. Ну и музыка эта ещё, чтоб её, как же он меня ею достал. Только вчера вечером, видимо, твоё явление его так потрясло, что он начал что-то вспоминать.       Последнее, что запомнил Лань Ванцзи со своего университетского выпускного – это стопка какого-то весьма крепкого, судя по вкусу, алкоголя, который пили его однокурсники. А первым воспоминанием стала навязчивая, хоть и красивая, мелодия, боль в висках и в груди, сокрытой специальной пелёнкой, приклеенной к коже малярным скотчем, да обеспокоенный брат, который принёс ему лекарство от похмелья. Лань Сичэнь рассказал, что ночью ему пришло сообщение от Лань Ванцзи, написанное кем-то другим, с просьбой забрать брата и с заверениями, что с ним всё в порядке, он лишь пьян, и не более того. Кто-то, с кем Лань Ванцзи провёл ночь выпускного, ответственно довёз его до дома и позаботился, чтобы его забрали.       Под пелёнкой Лань Ванцзи обнаружил неровный чёрный рисунок, слегка кровоточащий и саднящий. Сичэнь предлагал свести татуировку – зачем оставлять то, о чём он даже не помнил, – но Лань Ванцзи отказался. Он сохранил тату как напоминание, что не следует совершать необдуманные поступки в угоду людям, которые не принимают его таким, как есть. И как маленький символ того, о чём не мог вспомнить, но почему-то ощущал важным. – Значит… в ту ночь я был с Вэй Ином? – сбивчиво прошептал Лань Ванцзи. – Выходит, так, – кивнул Цзян Ваньинь.       В голове шумело от нахлынувшей информации, а в груди разгорался пожар. Выходит, он уже был знаком с Вэй Ином, но они оба об этом забыли и так ужасно начали своё второе знакомство. Лань Ванцзи пока не мог вспомнить, что же всё-таки случилось в ту ночь, ему нужны были более подробные детали, чтобы разум мог уцепиться за них и достать из глубин подсознания хоть какие-то смутные воспоминания. Но он был уверен, что ничего плохого Вэй Ин с ним тогда не сделал. – Почему Вэй Ин ничего не сказал и ушёл? – где-то в глубине души, едва пробиваясь сквозь бушующие эмоции, поднималась обида. – Видимо, он решил, что по пьяни уломал тебя на татуировку и вдобавок обесчестил, воспользовавшись твоим беспомощным состоянием, – ухмыльнулся Цзян Ваньинь.       Уши Лань Ванцзи запылали: какая глупость! Хоть он и не помнил, он не сомневался, что ничего подобного не было, да и, если взглянуть на их вчерашний опыт, это потерявший контроль Лань Ванцзи мог обесчестить Вэй Ина, никак не наоборот. – Я же говорю, Вэй Ин не особо хорош в том, чтобы говорить что-то, кроме нелепой болтовни. Он сперва делает, а потом думает. Так что вчера, надумав лишнего, он испугался, что ты, узнав правду, сочтёшь его последним мерзавцем и не захочешь иметь с ним дела. И поступил не лучше, удрав, но я уже, кажется, достаточно сказал, – заметил Цзян Ваньинь. – Впрочем, как я вижу, ты тоже любитель себя накрутить. – Вы… Ты, – исправился Лань Ванцзи. – Ты сказал, что тогда Вэй Ин чуть не умер из-за алкоголя. Он не пил вчера много, как и обещал. Но ты также сказал, что он пришёл очень пьяный. Как он? – Ну, после того, как он от тебя сбежал, как нашкодивший школьник, он в самобичевании выхлебал достаточно много, чтобы ему поплохело. Как и любому нормальному человеку, который хлещет виски на голодный желудок, – фыркнул Цзян Ваньинь. – Я, конечно, вызвал доктора на всякий случай, но он в порядке. Полночи хандрил и плакался мне о том, какой он идиот и всё испортил. Здорово достал, но он мой брат, не мог же я его оставить. А ты что, думаешь, будь он при смерти, сидел бы я здесь и чаи с тобой гонял? – Не думаю. – Вот и славно, – Цзян Ваньинь поднялся и зашуршал своим пальто. – Так. Вам двоим явно нужно объясниться. Вообще-то, он собирался заехать в ДК после школы, но запретил ему появляться на работе с похмелья и велел отсыпаться, а позвонить он не может, потому что забыл телефон у вас там, не буду же я ему свой оставлять. Но, прежде чем я пущу тебя к нему, я должен знать: что ты собираешься делать? – В каком смысле? – уточнил Лань Ванцзи. – В смысле, не собираешься ли ты ему морду бить за то, что он с тобой так поступил, бросив без объяснений в такой момент. У меня самого, конечно, руки чесались дать ему затрещину, но, как я уже сказал, он мой брат, и никому другому его трогать я не позволю. – Никогда! – задохнулся Лань Ванцзи. Одна лишь мысль о том, чтобы ударить Вэй Ина, вызывала в нём тошноту. – Прекрасно, – Цзян Ваньинь достал из кармана пальто ключи, отцепил один из них и кинул его на стол. – Это от входной двери. Вэй Ин живёт в квартире – если мансарду можно считать за квартиру – на чердаке. Я уважаю его личное пространство и ключ от его жилища тебе не дам, уж извини. Если соберёшься уходить до половины четвёртого, будь добр, занеси мне ключ обратно.       Лань Ванцзи кивнул, взял ключ с гравировкой в виде лотоса и положил в карман. Цзян Ваньинь, вспомнив о чём-то ещё, вытащил из сумки пакет с контейнерами. – Передай ему это, – попросил он. – Я забыл сказать сестре, что Вэй Ин не придёт, и она притащила ему обед. У него-то одни полуфабрикаты водятся, пусть поест нормально. – Ты уверен, что он меня впустит? – Уверен. Если до сих пор не дрыхнет, конечно. Так что ты постучи, да погромче. А теперь не смею задерживать, – Цзян Ваньинь указал ему кивком на дверь. – Надеюсь, вы всё выясните, и мне больше не придётся с ним возиться, этот цирк в детском саду, признаться, мне уже порядком осточертел. – Благодарю, – Лань Ванцзи встал и чуть поклонился. – За доверие и объяснение, а также за заботу о Вэй Ине. – Прекращай ты эти церемонии, – буркнул Цзян Ваньинь. – И топай уже. А то этот дурень проснётся и, чего доброго, понесётся ещё в Дом культуры, где тебя нет. Опять начнёт загоняться и плакать.       Сердце Лань Ванцзи заходилось в сумасшедшем ритме, пока он быстрым шагом шёл в сторону дома семьи Цзян. Квартал был тихим и живописным даже зимой; за домами виднелась чёрная речная вода с поникшими высохшими лотосами. Лань Ванцзи остановился перед входной дверью, открыл её и вошёл, оказавшись в уютном общем холле. Справа и слева были двери в квартиры, прямо резная деревянная лестница вела на второй этаж. Наверху Лань Ванцзи увидел камин с диванами и ещё две двери, а также лестницу на чердак. Поднявшись, он в нерешительности замер перед разрисованной дверью, сделал глубокий вдох и постучал.       За дверью стояла тишина. Дрожа, Лань Ванцзи постучал ещё раз, и ещё, пока не услышал невнятное жалобное ворчание и громкий звук шагов. Дверь перед ним распахнулась, впуская на тёмный лестничный пролёт яркое солнце. – Лань Чжань? – ошеломлённо выдохнул Вэй Усянь.