«Ты такой жестокий, Лань-гэгэ. Коварно напал в темноте, довёл до такого состояния и бросил одного :(»
«Ты сам напросился. И не называй меня гэгэ.»«Лань Чжань! Ты такой бесстыдник! Куда ты дел того смущающегося Лань Ванцзи который краснел от цветка?»
«В лесу потерял. Тебе не нравится?»«Очень даже нравится. Жаль что ты не продолжил ;)»
«И кто из нас – бесстыдник?»«Точно не невинная жертва, прижатая к стенке большими сильными руками. И ногами. И… надо было тебе снять фотоаппарат прежде чем меня так зажимать. Он очень мешался ;)»
«Вэй Ин!» Хихикнув, Вэй Усянь отбросил телефон и принялся открывать подарок Не Хуайсана. Развязал ленту, развернул бумагу и застыл. Лицо его моментально запылало огнём. В свёртке лежала упаковка дорогих презервативов приличного (или неприличного, как посмотреть) размера и бутылочка смазки. «Убью, - подумал Вэй Усянь. – Медленно и мучительно. Ну, погоди у меня, Не Хуайсан!». Наспех завернув свёрток, он стыдливо затолкал его под кровать и решил, что обязательно придумает план изощрённой мести – сразу, как покончит с этапом премии.***
Воскресенье выдалось прохладным, но ясным. Вэй Усянь, который провёл увлекательную субботу, обложившись книгами по педагогике, отчаянно зевал всю дорогу, старательно прикрывая рот рукавом ветровки, потому что разевать рот в переполненном метро было неприлично. Больше всего прошедшую субботу ему хотелось провести с Лань Ванцзи, гуляя в каком-нибудь парке, а ещё лучше – позвать его к себе и нарисовать. Хотя – стоп – о рисовании после четверга лучше было пока не думать. Вэй Усянь тряхнул волосами, поправил объёмную сумку на плече и вывалился из метро на залитую солнцем улицу. Тринадцатилетие Цзинь Лина отмечали дома у Цзян Яньли и Цзинь Цзысюаня. Издалека, ещё на подходе Вэй Усянь разглядел две дорогие припаркованные машины, которых обычно здесь не было. Белая, компактная и более сдержанная принадлежала Цзинь Гуанъяо, Вэй Усянь заметил его рядом с этой машиной ещё в октябре, когда замминистра приезжал на юбилей госпожи Баошань. Металлически-золотой огромный внедорожник же был визиткой Цзинь Гуаншаня. Вэй Усянь вздохнул: вот только этих двоих здесь не хватало, особенно министра культуры, мерзкого распутного чиновника и просто ворчливого почти-деда. С Гуанъяо ещё можно было иметь дело – он имел репутацию совершенно незапятнанного человека, и даже его прошлогодний развод с супругой не наделал ожидаемой шумихи, так как с госпожой Цинь Су они разошлись мирно, продолжали доброжелательно общаться и на публике выглядели как хорошие друзья, которые никаких претензий друг к другу не имеют. Сына Гуанъяо не бросил и проводил с ним достаточно времени; в общем и целом, замминистра выглядел куда более добропорядочным гражданином, чем его папаша. Вэй Усянь долго гадал, почему при такой идиллии Гуанъяо умудрился не ужиться с женой, пока на празднике не услыхал, как тот прямо со сцены осыпает комплиментами Лань Сичэня. Тот факт, что Гуанъяо, влюбившись в другого человека, предпочёл быть честным и оформить развод по всем правилам, нежели крутить интрижки за спиной жены, как это делал Гуаншань, добавлял Гуанъяо очков в глазах Вэй Усяня. И, хотя вечная медовая улыбка замминистра, оставляющая ямочки на его щеках, всегда казалась Вэй Усяню не вполне настоящей и душевной, он вполне был готов мириться с его присутствием на днях рождения Цзинь Лина, потому что племянника Гуанъяо, кажется, любил совершенно искренне. – Это семейный праздник, так что убирайся, – услышал он резкий голос министра культуры. Его супруга, госпожа Цзинь, вероятно, уже была в доме – что было даже неплохо, иначе она бы присоединилась к мужу в клевании его незаконнорожденного сына. – Разве я не часть семьи, отец? – Гуанъяо отвечал мягко, удивительно, как ему удавалось сохранять самообладание – Вэй Усянь на его месте бы уже давно, наверное, подрался с таким отцом. – Ты официально признал меня своим сыном, в отличие от бедного А-Юя. «А-Юй? Он что, говорит про Мо Сюаньюя? – удивился Вэй Усянь. – Вот те на, я и не думал, что он тоже бастард Гуаншаня, он совсем не похож на Цзиней. Интересно, а Хуайсан в курсе?». Тут же некстати вспомнились слова последнего: «Я всё знаю». – Только чтобы заткнуть рот министерским. – Ты можешь не любить меня, отец, – смиренно продолжал Гуанъяо. – Но сюда меня звал мой племянник, разве я могу ему отказать? Цзинь Гуаншань открыл рот, чтобы продолжить спор, но тут двери частного дома Цзинь Цзысюаня распахнулись, выпуская на улицу разряженного мальчишку. – Дядя Яо! – радостно завопил Цзинь Лин и кинулся обниматься. Гуанъяо обнял племянника и глянул на отца, мол, видишь? Цзинь Гуаншань поджал губы и потрепал внука по голове. Следом за Цзинь Лином в открытую дверь с лаем и не менее радостным видом выбежала большая хаски в ошейнике с золотыми колокольчиками. Вэй Усянь, который неосторожно успел подойти, с воплем сиганул за белоснежный автомобиль Цзинь Гуанъяо: ни деревьев, ни высокого забора возле дома Цзысюаня не было, а гараж располагался с другой стороны. – Привет, Фея! Хорошая девочка! – заворковал Гуанъяо с умилением, опускаясь на корточки, чтобы было удобнее трепать собаку вокруг головы. – Господин Вэй, не прячьтесь, она вас не обидит. – С-спасибо, но я всё же з-здесь постою, – дрожа, отказался Вэй Усянь. Цзинь Гуанъяо был (или выглядел) бесконечно порядочным, умным, приветливым человеком, который любил племянника, и лишь один недостаток тёмным облаком пятнал это безупречное небо: именно он в своё время подарил Цзинь Лину эту собаку. – Когда ты уже перестанешь бояться Фею? – возмутился Цзинь Лин. – Она ведь дружелюбная. Вот именно поэтому Вэй Усянь никак и не мог перестать её бояться, ведь каждый раз, завидев его, собака кидалась к нему с явным намерением облизать его с ног до головы, но Вэй Усянь, который за двадцать с лишним лет так и не смог ничего с этим своим страхом поделать, видел в этом стремление сожрать его и бросался наутёк. Вот и сейчас, учуяв знакомый запах, Фея гавкнула и подалась к нему. Вэй Усянь панически взвыл: машина Цзинь Гуанъяо больше не казалась ему надёжной защитой. «И почему со мной нет Лань Чжаня? – дрожа, думал он. – Вот он-то уж точно защитил бы меня». От входной двери коротко свистнули, и Фея послушно потрусила назад, к появившемуся Цзян Чэну: Цзяны приехали раньше Вэй Усяня, чтобы помочь на кухне, где от горе-художника с пристрастием к острым специям толку было мало. Вэй Усянь выпрямился и благодарно посмотрел на брата. – Запри её наверху, – велел Цзян Чэн племяннику. – Она всё равно будет всем только мешать. – Ладно, – закатил глаза Цзинь Лин и повёл собаку на второй этаж. Хоть он и был именинником, спорить с младшим дядей было себе дороже. Вэй Усянь перевёл дух, обошёл машину, слегка поклонился Цзинь Гуаншаню и как ни в чём не бывало пожал руку Цзинь Гуанъяо. – Право слово, господин Вэй, – улыбнулся Гуанъяо. – Фея – необычайно умное животное, вам не стоит так пугаться. – Золотой вы человек, господин Цзинь, – Вэй Усянь отзеркалил ему эту приторную улыбочку. – Но, если бы вы подарили А-Лину чихуахуа, я бы любил вас чуть больше и даже называл бы нефритовым. – Нефриты – это не ко мне, – ямочки на щеках Гуанъяо стали ещё чётче, и Вэй Усянь понял: тот знает про них с Лань Ванцзи, либо догадывается. – Слышал, вы прошли в третий тур муниципального этапа «Учителя года»? – Откуда вы знаете? Вы же не в министерстве образования работаете! – Верно. В образовании работает Цзысюнь. Или вы запамятовали? – Я помню только то, что он существует, не более. И не уверен, что это знание даёт мне какие-то бонусы, – буркнул Вэй Усянь. – Вы абсолютно лишены стратегического мышления, господин Вэй, – невесомо рассмеялся Гуанъяо. – Могли бы с ним помириться и получить эти самые бонусы на конкурсе. А так, я слышал, Цзысюнь бьёт себя кулаком в груди и утверждает, что ни за что не допустит вашей победы. – Помирился? Да я даже не помню, что мы вообще ссорились! – поразился Вэй Усянь. Потом подумал и всё-таки нашарил что-то в памяти. – Погодите, это не на десятилетии Цзинь Лина, когда он требовал, чтобы Цзян Чэн с ним выпил из уважения? – Бинго. Помнится, вы тогда выпили вместо брата, а Цзысюня вытолкали вон из дома со словами, что ему бы на уважение пить разве что с людьми общества. Вэй Усянь закашлялся: – Ну, так и поделом? Цзян Чэну нельзя пить, да и вообще, такими доводами уговаривать человека пить… – Вы, без сомнения, лучше знаете, как это делать, – согласился Гуанъяо, словно вбрасывая очередной двусмысленный намёк. – В общем, могли бы извиниться и сейчас не нервничать. – Лучше я понервничаю, – отказался Вэй Усянь. – Во-первых, я сомневаюсь, что мнение Цзысюня по этому вопросу станет решающим. Во-вторых, я предпочитаю побеждать честно и без кумовства. А в-третьих, вы действительно так уверены, что, если бы я извинился, Цзысюнь тут же преисполнился бы ко мне дальнеродственной любовью? Не смешите. За разговором они дошли до столовой, где четы Цзинь и Цзян заканчивали накрывать на стол – не меньше десятка блюд, приготовленных золотыми руками Цзян Яньли. Юй Цзыюань уже наверняка успела попенять дочери за то, что та даже в праздники отказывается нанимать прислугу, но Вэй Усянь с детства знал, как сильно сестрица любит готовить. Пожалуй, если бы не ранний брак и рождение сына, Яньли вполне могла бы стать шеф-поваром в каком-нибудь хорошем ресторане, но даже сейчас, когда Цзинь Лин уже перешёл в среднюю школьную степень, она предпочитала возню с малышами и тихую семейную жизнь. – Сянь-Сянь, – заулыбалась Цзян Яньли и погладила его по чуть растрёпанным прядям. – Я приготовила тебе твой любимый суп. – У меня лучшая сестрица, – Вэй Усянь чмокнул её в щёку, показал язык в ответ на злобный прищур Цзинь Цзысюаня и сел возле посудины с супом. Место во главе стола сегодня было всецело отдано Цзинь Лину, который как раз спускался со второго этажа, оставив там Фею: в белой рубашке с золотыми уголками и цепочкой, расшитом золотом пиджаке и вплетёнными в волосы золотыми украшениями он жутко походил на отца, когда тот был чуть постарше его. Того самого возраста, когда с ним дрался Вэй Усянь. При всём этом племянник был ещё более неуживчивым, и Вэй Усянь всегда благодарил Небеса за то, что тот попал в его класс, где одноклассники спокойно относились к его унаследованным от отца павлиньим замашкам, а от бабушки и дяди – вспыльчивости. Первое время на начальной ступени Цзинь Лин учился в элитной школе, где дрался со всеми подряд, даже с дальними родственниками, словно его переходный возраст начался сразу после детского сада, и только в «Юньмэне» ему удалось немного угомониться и завести друзей. – А-Лин, а где же твои друзья? – поинтересовался Цзинь Гуанъяо, который не меньше Вэй Усяня был осведомлён о прежних проблемах племянника. – Разве ты их не пригласил? – С друзьями мы будем отмечать во вторник, после уроков, – ответил Цзинь Лин чуть недовольно. Судя по тону, подросток предпочёл бы пойти гулять с друзьями уже сегодня, а не сидеть чинно за семейным столом в компании родителей, дедушек и бабушек, и трёх дядюшек, но из уважения к родственным связям ему приходилось терпеть. Цзинь Лин, несмотря на постоянные перепалки с Вэй Усянем, который не мог удержаться от поддразниваний в его адрес, никогда не оставлял приёмного дядю без приглашения, и Вэй Усянь порой даже подозревал, что он делал это лишь затем, чтобы ему самому не было так скучно. – Почему же именно во вторник? – продолжал допытываться Гуанъяо. – Не в субботу, не завтра? – Потому что господа танцоры заняты во все дни, кроме вторника, – фыркнул Цзинь Лин. – Вчера у них какой-то фестиваль вообще был. – Ты позвал кого-то из ансамбля? – изумился Вэй Усянь. Цзинь Лин почему-то немного смутился, но с вызовом посмотрел на него. – Позвал, и что? Нормальные ребята. Вэй Усянь догадался, что речь идёт о золотом трио «Плывущих облаков» и коварно уточнил: – Даже Цзинъи, который называет тебя молодой госпожой? Цзинь Лин вспыхнул, сидевший напротив Вэй Усяня Цзинь Гуанъяо тихонько кашлянул. – Пф! Много он понимает! – задрал нос племянник. Цзинь Гуаншань нахмурился: – Это кто смеет оскорблять моего внука? – Такой же подросток, как и твой внук, – заметил Гуанъяо. – Юный и вспыльчивый. Большинство из нас такими были. – А некоторые до сих пор остались, – хмыкнул Цзян Чэн. – Ты младше на неделю и более вспыльчивый, – Вэй Усянь показал язык и ему тоже. – А наш А-Лин достаточно взрослый, чтобы за себя постоять. – Вот именно, – буркнул Цзинь Лин, удивлённый его поддержкой. Но не мог же Вэй Усянь, в самом деле, на дне рождения племянника припоминать ему, что в тот раз, когда Цзинъи впервые назвал его молодой госпожой, Цзинь Лин сам был неправ. Они спокойно поглощали ужин, переговариваясь, а потом настало время дарить подарки. Цзинь Гуаншань, как занятой человек, вдобавок, явно не слишком довольный присутствием Цзинь Гуанъяо и, возможно, Вэй Усяня – во всяком случае, Вэй Усянь не припоминал от него доброго слова в свой адрес с тех самых пор, как подрался с Цзысюанем, – на пару с женой подарил внуку конверт с внушительной суммой денег и откланялся. Обстановка за столом после ухода старшей четы Цзинь моментально стала более расслабленной, и было заметно, что даже Цзинь Цзысюань рад уходу отца. Чаще всего Цзинь Лину дарили деньги, новую технику и дорогую одежду, особенно старшие. Вэй Усянь же вечно отличался: он нередко приносил племяннику качественные художественные материалы – рисование было вторым хобби Цзинь Лина. Но в этот раз Вэй Усянь решил подумать о его первом увлечении, которому мальчик посвящал немало времени и сил. Он потянулся к длинному чехлу, который принёс с собой, и протянул Цзинь Лину. Мальчик неверяще вскрикнул: в чехле лежал традиционный лук тонкой работы, профессиональный и сделанный на заказ, и полный колчан стрел к нему. На древке была выполнена искусная гравировка в виде пионов, лотосов и орхидей, а на нижнем конце имелось небольшое крепление: Цзинь Лин обожал вешать на свои луки колокольчики от злых духов, которые традиционно дарились в семье Цзян. Вэй Усянь сам в своё время подарил ему один такой колокольчик, и он до сих пор оставался у мальчика одним из самых любимых, хоть он этого вслух и не признавал. – Ну, как? – поинтересовался Вэй Усянь. – Я знаю, тебе уже покупали блочные и классические луки, подходящие для твоего возраста, но, думается мне, ты уже достаточно неплох, чтобы справиться и с традиционным. Цзинь Лин открывал и закрывал рот, будто до сих пор не мог подобрать слов. Вэй Усянь знал, что лук ему нравится, ведь он был не только идеальным для начинающего профи, но и весьма красивым, а Цзинь Лин из-за своего папочки с пелёнок питал слабость к красивым вещам. – А-Лин, что надо сказать? – напомнила Цзян Яньли. – С-спасибо, – выдавил, наконец, Цзинь Лин, который с Вэй Усянем чаще препирался, чем говорил по душам. – Не стоит, – широко улыбнулся Вэй Усянь, в который раз удерживая себя от того, чтобы растрепать мудрёную причёску племянника. – Лучше покажи, как стреляешь. Да и я бы не отказался вспомнить детство, Цзян Чэн, ты идёшь? – Чтобы ты опять всем показал, что я тебе во всём уступаю? – не слишком воодушевился Цзян Чэн. – Что-то не очень хочется. Да и мне нельзя перенапрягаться, забыл? – А ты не перенапрягайся. Возьми блочный, – посоветовал Вэй Усянь. – И вообще, с чего ты решил, что я буду стрелять лучше? Мы оба бросили стрельбу ещё в третьем классе. А то, что периодически ходим пострелять ради забавы, вряд ли можно счесть за практику. Цзян Чэн закатил глаза, но всё-таки направился на задний двор, где у Цзинь Лина было оборудовано стрельбище. Цзинь Лин перебросил колчан через плечо, проверил натяжение тетивы, на пробу согнул лук, удовлетворённо хмыкнул, потом занял стойку и вытащил стрелу. Тщательно прицелился, отпустил тетиву, стрела с коротким свистом вошла в поле девятки. Цзинь Лин снова хмыкнул, уже недовольно, достал вторую стрелу и на этот раз попал уже ближе к центру. – Очень неплохо для первого раза с традиционным луком! – уважительно похвалил его Вэй Усянь. – Надо привыкнуть, – вынес свой вердикт Цзинь Лин. – На соревнованиях все обычно с блочными, но они слишком лёгкие. – Когда у тебя очередные соревнования? – спросил Цзян Чэн. – В середине декабря. – Хорошо. Даже не думай возвращаться без победы. – Чему ты ребёнка учишь, Цзян Чэн? Не слушай своего младшего дядю, А-Лин, – Вэй Усянь сердито посмотрел на брата. – Он, верно, позабыл, к чему приводит чрезмерное рвение быть лучшим. Намёк был более чем прозрачным, Цзян Чэн потемнел лицом, и Вэй Усянь даже не поднял бы эту тему, если бы не Цзинь Лин: чего доброго, нахватается от дядюшки и тоже начнёт жертвовать здоровьем ради достижений. Цзян Чэн вздохнул: – Он прав. Стремись к победе, но не забывай о себе и своём самочувствии. Лучше проиграть или пропустить пару соревнований, чем потом лишиться вообще всего. Цзинь Лин не был в курсе всех подробностей той истории с болезнью Цзян Чэна, из-за которой ему пришлось завязать с профессиональным спортом, но в общих чертах знал, что случилось. Кивнув, он показал дядям взрослые луки, которые принадлежали Цзинь Цзысюаню, не слишком большому охотнику до стрельбы. Цзян Чэн взял блочный лук, перетянул тетиву, примерился – но попал только в семёрку. – Говорил же, не выйдет, – сказал он без особого разочарования, так как и не ожидал от себя высоких результатов. Вэй Усянь выбрал классический лук, тоже перетянул тетиву, наложил стрелу и выстрелил в восьмёрку. Потом чуть ближе к девятке. – Перестань поддаваться! – рассердился Цзинь Лин. – Я же вижу, что ты специально смещаешь прицел. И стойку делаешь неидеальную. – Как ты можешь это видеть? – поразился Вэй Усянь, который действительно намеренно мазал, чтобы не так сильно расстраивать племянника и брата. – Я же сто лет не практиковался, разве я не могу промахиваться? – Ты за кого меня принимаешь? Я что, по-твоему, в секцию хожу ворон считать? – возмутился Цзинь Лин. – Стреляй, как положено! Вздохнув, Вэй Усянь чуть изменил стойку, прицелился – намного быстрее, чем это делали Цзян Чэн и Цзинь Лин – и попал в десятку чуть выше самого центра. – Теперь веришь? – Теперь верю, – Цзинь Лин встал рядом и вогнал третью стрелу на полцуня выше, чем Вэй Усянь. – Почему ты бросил? Ты бы сейчас, наверное, мог яблоки в полёте сшибать, если бы практиковался. – Яблоки жалко, к чему продукт переводить? – ответил Вэй Усянь. – Лучше пусть сестрица из них пирог делает, всё полезнее будет. – А серьёзно ты не можешь ответить, да? – снова рассердился Цзинь Лин. – Серьёзно – это довольно скучно, – сдался Вэй Усянь. О второй причине, связанной с Цзян Чэном, он решил не говорить. – Только и делаешь, что стоишь и стреляешь по одним и тем же мишеням. На соревнованиях-то тебе не дадут стрелять по летающим яблокам или воздушным змеям, ага. – Ты такой странный! – покачал головой Цзинь Лин. Сам он, разумеется, стрельбу из лука скучной не считал. А Вэй Усянь находил, что это занятие на серьёзном уровне неплохо успокаивало племянника и учило его концентрации. «Интересно, а Лань Чжань умеет стрелять из лука? – задумался Вэй Усянь. – Он похож на тех молодых аристократов, которые в древности изучали шесть искусств. А если нет, здорово было бы его научить». Представив, как он стоит прямо за спиной Лань Чжаня, близко-близко, и помогает ему выполнить правильную стойку, Вэй Усянь чуть не задохнулся и постарался сосредоточиться на стрельбе: день рождения племянника – уж точно не место для подобных фантазий.***
В конечном итоге, разумеется, Цзинь Цзысюнь никак не сумел очернить Вэй Усяня в комиссии, и тот умудрился пройти в финал муниципального этапа. Зато то ли его стараниями, то ли просто по дурному стечению обстоятельств, финал и награждение перенесли с пятницы на воскресенье. Вэй Усянь бушевал: во-первых, у него отобрали выходные, которые он после финала планировал потратить на Лань Чжаня, а во-вторых, он даже выпить хорошенько после концерта теперь не мог, потому что на следующий день ему предстояло вставать в шесть утра и вести уроки в школе. – Зато у тебя будет больше времени на подготовку к мастер-классу, – утешил его Лань Ванцзи. Вэй Усянь собирал краски после очередного вторничного занятия в Доме культуры, и Лань Ванцзи, конечно же, задержался ради него. – Я хотел провести как минимум один выходной с тобой! – заныл Вэй Усянь, сердито закручивая крышечки на красках. – Это несправедливо! – У нас будет ещё много выходных, – заверил его Лань Ванцзи. – А в январе у коллективов будет свободное время без фестивалей. Вы с госпожой Баошань и «Плывущими облаками» сможете усовершенствовать ваш номер. – Так и скажи, что хочешь ещё раз увидеть меня в чёрной мантии с распущенными волосами и дьявольской энергетикой, – подразнил его Вэй Усянь. К его удивлению, Лань Ванцзи неловко отвернулся, а мочки его ушей слегка порозовели: поправляя ремень сумки для фотоаппарата, он убрал волосы на одно плечо, открыв половину лица. Вэй Усянь немедленно оживился, заметив его реакцию, тут же шагнул ближе и вкрадчиво зашептал: – Ого, второй молодой господин Лань, мои глаза не обманывают меня? Я действительно так сильно понравился тебе в том образе? Открытое ухо Лань Ванцзи пылало, но он упорно молчал, словно признаться ему было слишком стыдно, а лгать он не любил. – Ну же, Лань Чжань, скажи это, – уговаривал Вэй Усянь голосом демона-искусителя, приблизив губы почти вплотную к горящему уху. – Скажи, что тёмный заклинатель Вэй Усянь, Старейшина Илина, повелевающий мертвецами и призраками лишь трелями своей флейты, вызывает у тебя неподобающие мысли. – Вэй Ин! – возмущённо выдохнул Лань Ванцзи, пытаясь отодвинуться. Вэй Усянь хихикнул, невесомо поцеловал его в щёку и отступил: в конце концов, они всё ещё были в Доме культуры, где, несмотря на поздний час, ещё оставались сотрудники, да хоть тот же сплетник Не Хуайсан, который и без того взял моду появляться в самый неподходящий момент. Впрочем, в переносе концерта действительно были свои плюсы, потому что Вэй Усяню в честь такого события захотелось повыпендриваться. Благодаря дополнительному заработку и экономии на транспорте у него скопилась приличная сумма, поэтому первую половину субботы он потратил на поиск приличного чёрного костюма из брюк и пиджака. К нему он купил чёрную рубашку и чёрную водолазку, а потом, не удержавшись, взял по скидке ещё один пиджак, чёрно-красный, слишком смелый для таких официальных мероприятий, но для каких-нибудь прочих концертов в ДК в самый раз. Вторая половина субботы ушла на заботу о себе и своей красоте. Вэй Усянь долго нежился в ванне с маслами и пеной, полировал тело и лицо скрабом, смягчал волосы, нанёс маску, намазался кремами. – Ты даже на первое свидание так не прихорашивался, – фыркнул Цзян Чэн, который принёс запасные приличные туфли: своих у Вэй Усяня не водилось, и он не видел смысла их покупать на один раз, считая такую обувь жутко неудобной. – Ну, технически, завтра у меня тоже свидание, – рассеянно заметил Вэй Усянь, тщательно расчёсывая свои длинные волосы. – Лань Чжань ведь будет фотографировать церемонию награждения. Даже если я займу последнее место, меня всё равно вызовут на сцену, чтобы вручить диплом. Хочу быть самым красивым, прекраснее любой женщины и любого мужчины в этом зале. Ну, кроме Лань Чжаня, потому что он вне конкуренции. – И его старшего брата, ведь на вид они практически близнецы, – подсказал Цзян Чэн. – Лань Чжань красивее, – упрямо заявил Вэй Усянь. – Не беси меня. – Ага. А душистым кремом ты намазался, чтобы тебе за аромат победу дали? – ухмыльнулся Цзян Чэн. – Или чтобы Лань Ванцзи потерял голову и прямо там тебя за… – Цзян Чэн! – моментально вспыхнул Вэй Усянь. – Что за чушь ты несёшь? Лань Чжань – и вдруг сотворит такое на работе? Скорее Небеса падут. – Интересно, почему ты говоришь это с таким сожалением? – ухмылка брата стала ещё шире. – Допрыгаешься, выгонят тебя из ДК с позором. И премию отберут, если ты вдруг умудришься её получить. – Ах, как прекрасна вера его в своего практически родного брата! – пропел Вэй Усянь, пропуская колкости мимо ушей. – У Цин-Цин опять дежурство на все выходные, да? – Причём тут Вэнь Цин? – теперь настал черёд Цзян Чэна вспыхивать. – Ни при чём, – сладким голосом протянул Вэй Усянь. – Когда вы уже пойдёте на нормальное свидание, а не на дружескую прогулку врача и бывшего пациента? – Не твоё дело, – буркнул Цзян Чэн. – И вообще, мы о тебе говорили. Лучше бы ты так старательно к мастер-классу готовился. – Так я уже подготовился, – пожал плечами Вэй Усянь. – Благодаря этому паразиту Цзысюню или злому року у меня целых два лишних дня в запасе было. Завтра утром повторю, и всё будет отлично. На мастер-классе он превзошёл самого себя. Как бы не кривил лицо Цзинь Цзысюнь, который неожиданно тоже был в комиссии, объективно придраться было не к чему, а за субъективизм, скорее, по шапке бы получил сам Цзысюнь. Вэй Усянь вышел довольный – он был уверен, что попадёт как минимум в пятёрку лидеров, – и отправился заканчивать последние приготовления к церемонии награждения. Он, конечно, не собирался размалёвываться, как попугай, но всё же ему хотелось добавить красоты. Выпросив у охранника ключ от одной из гримёрок, Вэй Усянь слегка подвёл глаза, чтобы их было заметно издалека со сцены, нанёс сладкий блеск для губ и пересобрал волосы, затянув хвост повыше и выпустив несколько прядей, создавая лёгкую художественную небрежность. Чёрный костюм и рубашка сидели превосходно, лацканы пиджака шёлково блестели, из кармашка выглядывал уголок ярко-алого платка. Лишь одна едва заметная деталь слегка выбивалась из образа: маленькая брошь-булавка в виде лилового лотоса – дань семье Цзян, которая его воспитала, дала ему кров, заботу и работу. Повертевшись перед зеркалом, Вэй Усянь с довольной улыбкой признал, что достаточно хорош. В его стиле, но достаточно прилично, чтобы оценила даже мадам Юй. Расстегнув пару верхних пуговиц, Вэй Усянь добавил последний штрих в виде парфюма, который ему подарили на двадцативосьмилетие: у него самого отродясь никаких духов не водилось. В концертном зале его настроение слегка поползло вниз: в зоне для почётных гостей, помимо комиссии из министерства образования и вездесущего Цзинь Гуанъяо, который ни за что не упустил бы шанс заглянуть в Дом культуры, восседал Вэнь Чао собственной персоной. Ничуть не стесняясь, облачённый в красный пиджак замгубернатора обжимался со своей последней девицей, кажется, это была какая-то модель по фамилии Ван. При виде мерзкой сальной рожи, от одного вида которой начинали чесаться кулаки, Вэй Усяню резко расхотелось побеждать в конкурсе: наверняка главную премию муниципального этапа будет вручать именно Вэнь Чао. Мотнув головой, Вэй Усянь сказал себе: «Ещё не хватало впадать в уныние из-за одного говнюка» и занял место среди предназначенных для учителей-финалистов. Зал почти заполнился, по программе, сначала должен был пройти небольшой концерт, а уже потом само награждение. Вэй Усянь уже приготовился слушать нудные вступительные речи, полные пафосных фраз, как вдруг из двери закулисья появился Лань Ванцзи со своей казённой камерой, и Вэй Усянь понял, что его ждут очень увлекательные полтора часа. Из-за официоза мероприятия Лань Ванцзи пришлось расстаться со своим любимым худи. Вместо этого пресс-секретарь облачился в костюм стального цвета, слегка блестящий в слабом свете. Волосы он оставил почти распущенными, лишь собрал часть на затылке и оставил пару прядей, обрамляющих светлое нефритовое лицо. «Даже галстук, вашу мать, не забыл», – с тоской подумал Вэй Усянь, глядя на полоску ткани цвета расплавленного серебра. Он на всякий случай коснулся подбородка, проверяя, не сидит ли, как дурак, с разинутым ртом и текущими слюнями, потому что внутреннее состояние было именно таким. Лампы верхнего освещения в зале погасли, софиты устремились к сцене, и Вэй Усянь честно постарался смотреть на сцену, но у него ничего не вышло. Лань Ванцзи то и дело попадал в поле его зрения, потому что мельтешить перед почётными гостями ему было запрещено, и снимать приходилось только с одной половины зала. Конферансье начал представлять жюри, и Лань Ванцзи, присев на одно колено и чудом не касаясь им пола, защёлкал камерой совсем рядом, прямо перед местами учителей. Вэй Усянь смотрел на его правую руку, напряжённую, то сжимающую камеру, то скользящую по кнопкам настроек, то безустанно нажимающую на затвор, и медленно умирал. Неожиданно Лань Ванцзи едва заметно дёрнул носом, его голова чуть повернулась к гостям, а взгляд на долю секунды скользнул по их лицам. Он вздрогнул, и его крупный острый кадык взметнулся, а к кончикам ушей слегка прилила кровь. Вэй Усянь, чувствуя себя немного отмщённым, улыбнулся самым пакостным образом. Похоже, Лань Ванцзи, который упорно старался не смотреть в сторону гостей, чтобы не отвлекаться, уловил пряный запах парфюма, и теперь не у одного Вэй Усяня будут проблемы на ближайшие полтора часа. Что и говорить, Вэй Усянь не запомнил ни концерт, ни скупые слова министра образования, ни сладкие речи Цзинь Гуанъяо, которому поручили вручать награду тем, кто не попал в список победителей. Вэй Усянь слушал всех выступающих вполуха и следил за быстро мелькающей фигурой в сером костюме. «Хорошо, что не белый, – внезапно подумал он. – Если бы он надел белое, я бы умер на месте». Вэй Усянь так бездарно пялился, что пропустил мимо ушей начало награждения победителей и опомнился лишь тогда, когда его толкнули в плечо. Он взглянул на сцену и увидел там ярко-красный пиджак. «Не понял, – заторможено подумал Вэй Усянь, с трудом возвращаясь в реальность. – Я, что ли, победил?». Но ждали, по всей видимости, именно его, на сцене стояли министр образования, замминистра культуры и замгубернатора, чёрт бы его побрал, а это значило, что награждали главного лауреата. Широко раскрыв глаза, Вэй Усянь собрал в кулак всю свою концентрацию – не хватало ещё бесславно растянуться по дороге, – расправил плечи и отправился на сцену. Министр образования вещал что-то про уникальный творческий подход, про неформальное общение с учениками и блестящие познания, припоминал его волонтёрскую деятельность и работу с инвалидами, а Вэй Усянь только и думал, как бы незаметно себя ущипнуть. Не может же быть, что он оказался настолько хорош и занял аж первое место, наверняка он сейчас проснётся от мерзкого будильника у себя на чердаке или от тычка Цзян Чэна, потому что проспал. Софиты слепили, и Вэй Усянь никак не мог разглядеть Лань Ванцзи, зато отыскал в зале лицо Цзян Чэна: тот усмехнулся и показал ему большой палец. И Вэй Усянь неожиданно успокоился. Всё в порядке, он всего лишь победил на муниципальном этапе премии «Учитель года». – Поздравляю с, несомненно, заслуженной победой, господин Вэй, – Вэнь Чао неприятно улыбался совсем рядом, вручая награду. В его глазах плескалась затаённая злоба: наверняка он не забыл стычку, случившуюся между ними в университете. – Премного благодарен, господин Вэнь, – Вэй Усянь ответил ему такой же неискренней улыбкой. Какой бы пост ни занимал сейчас Вэнь Чао, он всегда оставался подонком и отвратительным типом, и Вэй Усянь не собирался лишний раз лебезить перед ним. – Пару слов, господин Вэй? – Цзинь Гуанъяо любезно посторонился, освобождая место у микрофона. – Может быть, есть какой-то секрет, как вы добились такого профессионализма в столь молодом возрасте? Вэй Усянь сделал шаг к микрофону и выдал, широко улыбаясь, на сей раз от всей души: – Да нет никакого секрета, господин Цзинь. Только искренняя любовь к своей работе и прекрасная семья, которая мне эту работу дала, – он снова взглядом нашарил среди зрителей Цзян Чэна; сестрица, дядя Цзян и мадам Юй тоже были здесь, даже Цзинь Лин и Цзысюань пришли его поддержать, чего он вообще не ожидал. – Так что я бесконечно благодарен семье Цзян, которая приняла меня и поддерживала все эти годы. Вэй Усянь под аплодисменты отступил к остальным участникам и, наконец, различил в лучах света Лань Ванцзи, который подошёл ближе, чтобы сделать групповое фото всех приглашённых учителей и почётных гостей, собравшихся на сцене. Он постарался поймать его взгляд, брошенный вскользь поверх камеры, и мысленно пообещал, что, как только это всё закончится, он затащит Лань Ванцзи в какой-нибудь коридор и будет целовать, пока не заболит всё лицо. Судя по красным ушам, Лань Ванцзи прекрасно понял, о чём тот думает, и Вэй Усянь довольно улыбнулся. После концерта начался фуршет, на который допускались семьи участников. Вэй Усянь, спустившись в банкетный зал, тут же попал в объятья Цзян Яньли. – Поверить не могу, ты и правда стал учителем года, – пробурчал Цзинь Лин, такой же ершистый, как и всегда. – Только на муниципальном этапе, дорогой племянник, – Вэй Усянь на этот раз не смог отказать себе в удовольствии растрепать пряди Цзинь Лина, который тут же гневно запыхтел. – Вряд ли я смогу пройти за уровень провинции, всё-таки мне всего двадцать восемь, а в стране почти полтора миллиарда жителей и целая куча учителей. – Когда это ты нашёл в себе склонность прибедняться? – фыркнул Цзян Чэн и хлопнул его по плечу. – Поздравляю. Цзинь Цзысюань сдержанно кивнул, а Цзян Фэнмянь немедленно сказал, что гордится приёмным сыном. Вэй Усянь только хмыкнул: ему всё же было странно слышать такое. Увидев мелькнувшую фигуру в сером, он завопил: – Лань Чжань! Иди к нам! Цзян Чэн тут же закатил глаза: – Тебе что, восемь лет? – Мне три годика, забыл? – показал ему язык Вэй Усянь и улыбнулся подошедшему Лань Ванцзи. – Лань Чжань, сфотографируешь нас, а? – Разумеется, – отозвался Лань Ванцзи. Цзинь Цзысюань чуть удивлённо вздёрнул брови, по всей видимости, поражённый тем, что пресс-секретарь в кои-то веки не выглядит донельзя раздражённым и не морозит ледяными взглядами и тоном всех вокруг. Вэй Усянь вдруг ощутил себя крайне неловко. Его, хм, парень стоял рядом с его семьёй. Должен ли Вэй Усянь официально представить его? Или ещё рано? Или не время и не место, и лучше бы пригласить Лань Чжаня на семейный ужин? Так и не решив, Вэй Усянь поспешно схватил бокал шампанского. Сразу трое человек сощурили глаза: Юй Цзыюань, Цзян Чэн и Лань Ванцзи. – Что? – попытался оправдаться Вэй Усянь. – Я не собираюсь напиваться. Твой двоюродный братец, Цзысюань, сделал всё, чтобы этого не произошло. – Ну, конечно, это Цзысюнь все министерства убедил перенести награждение на воскресенье, только чтобы помешать напиться одному Вэй Усяню, – закатил глаза Цзысюань. Вскоре оба семейства отправились по домам, Цзян Чэн только кивнул на второй бокал шампанского в руках Вэй Усяня, напоминая, мол, не увлекайся. Вэй Усянь помахал им рукой, повернулся и тут же натолкнулся на взгляд Лань Ванцзи. Тёмный и голодный. В горле моментально запершило от сухости, и Вэй Усянь торопливо глотнул шампанского. – Поздравляю, – сказал Лань Ванцзи, голос у него казался слегка грубоватым. – Ты заслужил. – Спасибо. Но я предпочту иной приз, нежели диплом лауреата, – понизив голос, дразняще заговорил Вэй Усянь. – Хм. Это какой же? – Лань Ванцзи тоже понизил голос, и его тембр пробрал Вэй Усяня до мурашек. – Да вот, который стоит прямо передо мной и задаёт глупые вопросы, вместо того, чтобы заняться делом, – хрипло выпалил Вэй Усянь, глядя в его потемневшие глаза. – Тебе не кажется, что на этой вечеринке нам больше делать нечего? – Мгм, – ответил Лань Ванцзи и направился прочь из банкетного зала, на ходу убирая фотоаппарат в сумку. Вэй Усянь одним махом допил шампанское, опустил бокал на стол и с готовностью поспешил за стремительным шагом пресс-секретаря. Голова начинала приятно кружиться, сердце колотилось как сумасшедшее, а ноги подрагивали от предвкушения. Они влетели в лифт, и Вэй Усянь тут же притянул к себе Лань Ванцзи для поцелуя. Лань Ванцзи отстранился от него почти сразу и тихо напомнил: – Пять этажей, считая цокольный. – Наплевать, – Вэй Усянь облизнул губы и запустил ладони под пиджак Лань Ванцзи. Глаза Лань Ванцзи сверкнули, он в мгновение ока сжал запястья Вэй Усяня, перехватил их одной рукой, а второй взялся за узел галстука и медленно развязал его, не сводя глаз с Вэй Усяня. У Вэй Усяня округлились глаза и сам собой приоткрылся рот. Ничего горячее, кажется, он в своей жизни ещё не видел и чувствовал, как дрожь охватывает всё тело, а весь скопившийся жар бросается к лицу и к низу живота. Это простое движение настолько потрясло Вэй Усяня, что он как-то упустил момент, когда Лань Ванцзи дважды обернул шелковистую ткань вокруг его запястий и завязал тугой узел. Неверящим взглядом Вэй Усянь уставился на свои крепко связанные руки, края галстука чуть впивались в нежную кожу, хотя боли не было, зато больно стало от напряжения в паху. – Ого, Лань Чжань, ты и на такие штуки способен? – Вэй Усянь не узнавал свой собственный голос, хриплый и возбуждённый. – Если тебе не нравится… – начал Лань Ванцзи, но Вэй Усянь замотал головой: ему очень даже нравилось, он просто не ожидал такого от холодного, сдержанного и такого же невинного, как он сам, Лань Чжаня, который прежде проявлял свою пылкость только в поцелуях! Двери лифта с ужасающим скрипом распахнулись, и Лань Ванцзи потянул Вэй Усяня, дёрнув за свободный конец галстука. Вэй Усянь едва не вывалился из лифта и зашагал за ним, отстранённо отметив полоску света в приоткрытой двери кабинета заведующего коллективами, а потом в его голове осталась лишь одна мысль: плевать, пусть хоть весь ДК сбежится, ему всё равно, он хотел Лань Чжаня здесь и сейчас, в этом здании, на этом этаже. Одной рукой Лань Ванцзи открыл свой кабинет, втолкнул в него Вэй Усяня, тут же запер дверь изнутри и вжал его в стену. – Ты нарочно надел всё чёрное? – прошипел он. – Я возьму на заметку, – задыхаясь, ответил Вэй Усянь. – Что нравлюсь тебе больше всего именно в чёрном. Лань Ванцзи яростно захватил его губы своими, целуя горячо и глубоко. Вэй Усянь отвечал, едва удерживаясь от стонов, все мысли и всё тело плавились от невыносимого жара, и только слепо касался связанными руками прижавшегося к нему тела. Он поднял руки выше, натолкнулся на пуговицы и начал неуклюже расстёгивать рубашку Лань Ванцзи. Наконец, тот не выдержал, не разрывая поцелуй, Лань Ванцзи толкнул его спиной вперёд, и Вэй Усянь покорно шёл, пока не коснулся бедром края письменного стола. Лань Ванцзи, подхватив его за талию, усадил его прямо на стол, бумаги и канцелярские приборы полетели во все стороны, а самообладания Лань Ванцзи хватило лишь на то, чтобы аккуратно снять сумку с фотоаппаратом, поставив её на другой стол, и переложить ноутбук. – Здесь же целых два свободных стола, – прошептал Вэй Усянь. – Этот стол – мой, – упрямо и собственнически выдохнул Лань Ванцзи. – И ты – мой. Он схватил Вэй Усяня за связанные руки и потянул, опуская его спиной на столешницу. Снова поцеловал, свободной рукой отбрасывая полы чёрного пиджака и оглаживая его тело. Вэй Усянь застонал в поцелуй, ему нестерпимо хотелось тоже касаться Лань Ванцзи, но его руки крепко удерживали над головой. Тогда он обхватил ногами Лань Ванцзи, просто чтобы их куда-то деть, потому что они неудобно свисали со стола, отчего тело вытягивалось до боли. Лань Ванцзи прерывисто выдохнул и укусил Вэй Усяня за губу. – Ты собака, – хихикнул Вэй Усянь и запрокинул голову, открывая беззащитную шею. – Кусачая собака. Лань Ванцзи не мог устоять перед искушением и, поцеловав его родинку под нижней губой, спустился к горлу, втягивая кожу и несильно, но чувствительно сжимая зубы. Не забывал он и о теле: высвободил рубашку из-за пояса брюк и запустил под неё ладонь. Вэй Усянь задрожал: руки Лань Ванцзи даже сейчас оставались прохладными, касаясь же его разгорячённой кожи, и вовсе казались ледяными. Лань Ванцзи отпустил его руки и принялся гладить и сжимать его уже обеими руками, сильно, жадно, до боли, останавливаясь то на талии, то на бёдрах, и сила его пальцев чувствовалась даже сквозь ткань. Вэй Усяню только и оставалось, что изо всех сил сдерживать стоны. Но всё же было несправедливо, что только Лань Ванцзи его трогал, и, воспользовавшись хотя бы частичной свободой рук, Вэй Усянь просунул их между их телами и принялся расстёгивать брюки Лань Ванцзи, намеренно задевая внушительный бугор ниже пояса. Лань Ванцзи охнул и отстранился, насколько это было возможно, будучи захваченным в плен чужими ногами. – Что? – срывающимся голосом спросил Вэй Усянь. Лань Ванцзи неловко потупился, что удивительно контрастировало с его предыдущими действиями. – У меня… ничего нет. Чтобы подготовить тебя, – выдавил он. Сердце Вэй Усяня задрожало от нежности, от этого смущения Лань Ванцзи и его заботы, ведь он даже в такой момент, почти потеряв самоконтроль от захватившей их страсти, вспомнил о правилах и о том, что может сделать Вэй Усяню больно. Он протянул связанные руки и дёрнул на себя Лань Ванцзи за рубашку: – Значит, на этот раз мы обойдёмся руками. В конце концов, у них ведь ещё много дней и ночей впереди, чтобы сделать всё, как надо, ведь так? Успокоившись от его слов, Лань Ванцзи позволил Вэй Усяню окончательно расстегнуть свои брюки и приспустить их вместе с бельём. Отчаянно краснея, Вэй Усянь высвободил немалых размеров член Лань Ванцзи и чуть сжал его обеими руками. Лань Ванцзи прерывисто задышал, его глаза казались совершенно чёрными, это было различимо даже в темноте, разбавляемой лишь слабым светом далёких фонарей. Вэй Усянь сам едва мог дышать и кусал губы, неспешно двигая руками, сгорая от смущения и возбуждения. Никогда ещё прежде ему не случалась такое делать с другим мужчиной. Терпения Лань Ванцзи надолго не хватило. Он с коротким вздохом оттолкнул руки Вэй Усяня, закинул их себе на шею, склоняясь ниже, потом он так же расстегнул брюки Вэй Усяня и обхватил его член одной рукой. От такого прикосновения к чувствительной плоти Вэй Усянь сдавленно вскрикнул и ударился затылком о столешницу. Лань Ванцзи немедленно положил свободную руку ему под голову, а другой рукой одновременно обхватил оба их члена и накрыл губы Вэй Усяня своими, глуша его стоны, эхом отражающиеся от пустых стен кабинета. Абсолютно все мысли вылетели из головы Вэй Усяня, оставив лишь всепоглощающий жар, касания пальцев и губ Лань Ванцзи. Он стонал в чужой рот, не в силах больше сдерживаться, вцеплялся в гладкие волосы Лань Ванцзи, путаясь пальцами в прядях, и неосознанно двигал бёдрами в такт размеренным движениям сильной руки. Одно лишь понимание того, чем они сейчас занимаются, где и как, вышибало из лёгких воздух; Вэй Усянь чувствовал своим членом член Лань Ванцзи и его пальцы, и его голова кружилась так, что он крепко зажмурился и только яростнее отвечал на поцелуй. Стыд отступил, и ему было невообразимо приятно, так, что немела кожа на затылке. Движения Лань Ванцзи ускорились и стали более рваными. Вэй Усянь чувствовал его дрожь и дрожал сам, вся кровь устремилась к низу живота, а тело точно сковало судорогой, он вскрикнул и распахнул глаза, но ничего не увидел из-за застилающей взор темноты. Лань Ванцзи над ним тихо и сорванно застонал, излившись секундой позже, и уткнулся лбом в грудь Вэй Усяня. Они оба шумно дышали, словно только что пробежали вместе марафон, Вэй Усянь чувствовал, как от паха по всему телу расползается приятное тепло, но теплее всего по-прежнему было в сердце, которое никак не могло замедлить свой ритм. «Хочу так всегда», – подумал Вэй Усянь, постепенно вновь обретая способность мыслить. Через некоторое время Лань Ванцзи поднял голову и распрямился, невольно потянув за собой Вэй Усяня, который всё ещё обхватывал связанными руками его шею. Вэй Усянь, к которому вместе с мышлением понемногу возвращалось и смущение, старался не смотреть вниз на беспорядок, который они там учинили, сел поудобнее, освободил шею Лань Ванцзи, притянул его за ворот рубашки и увлёк в медленный и расслабленный поцелуй. Ему ужасно захотелось погладить идеальный торс Лань Ванцзи, что он и сделал. Белая рубашка, чуть измятая и уже не такая идеальная, слегка сбилась, приоткрывая грудь, и в неверных тенях Вэй Усяню почудилась чернота. Не отрываясь от чужих податливых губ, он провёл кончиками пальцев по ключицам, с любопытством отогнул ворот и застыл. Прямо под правой ключицей Лань Ванцзи чернильными мазками белоснежную кожу пятнало чёрное солнце. И нет, проблема была даже не в том, что от безупречного Лань Ванцзи никак нельзя было ожидать такого безумства, как навсегда запечатлеть на своей коже рисунок. И не в том, что сама татуировка была некрасивой, разве что слегка неровной, словно мастер попался не слишком умелый. Проблема была в том, что это была его, Вэй Усяня, татуировка. Его давний эскиз, его рисунок. То же солнце, которое уже более пяти лет сам Вэй Усянь носил над своим собственным сердцем. Неуступчивая память мгновенно подкинула ему смутные картинки из прошлого. Нежная музыка, бесконечный хмель, его маленькая ладонь в чьей-то большой, жёсткая кожа кушетки под спиной, кусачая боль от впивающейся в кожу иглы. И кто-то, кто в это время был с ним и терпел ту же боль. Единственное, что Вэй Усянь запомнил из своего бездарно пропитого университетского выпускного – красивая мелодия, да то, что он был не один, пока ему набивали это солнце. «Нет-нет-нет-нет-нет, – заметался внутри Вэй Усянь. – Это не может быть он, никак не может быть! Он же выпускник консерватории, как мы могли пересечься в ту ночь? Да и разве Лань Чжань, который никогда не пьёт, не любит шумные вечеринки и скопления людей, мог там оказаться? Это же полный бред!». Но совершенно идентичная татуировка на груди Лань Ванцзи, выполненная по единственному в своём роде эскизу, нарисованному Вэй Усянем для себя, говорила об обратном. И тотчас же память услужливо подкинула события того жаркого июня, когда весь город вышел на общий выпускной, и он с Цзян Чэном, Не Хуайсаном и Вэнь Нином были в большом джаз-баре, где собрались студенты из разных университетов, и кто-то точно играл на рояле. «Последний раз было на выпускном», – некстати всплыли в памяти слова Лань Сичэня в ответ на вопрос, часто ли Лань Ванцзи напивается. Вэй Усянь в ужасе прижал пальцы к губам. А ведь Лань Чжань ничего не помнит после того, как протрезвеет. Совсем ничего. Он не помнил, как пытался выбраться из кабинета на празднике двух девяток, как отвечал на вопросы Вэй Усяня. И, скорее всего, свой выпускной он тоже не запомнил – с кем продолжал пить, уже не контролируя себя, с кем гулял, с кем… – Вэй Ин? – негромко позвал его обеспокоенный голос Лань Ванцзи. Простая и паническая мысль обожгла Вэй Усяня изнутри: Лань Чжань не должен узнать, что это из-за Вэй Усяня он теперь заклеймён на всю оставшуюся жизнь, чёрт, да одним богам или демонам известно, что они ещё натворили во хмелю той ночью! Вэй Усянь ведь тоже совершенно ничегошеньки не помнил, потому что ему тогда ещё нельзя было пить, прошло всего полгода с операции, а он выпил, и слишком много, больше, чем даже его организм мог тогда вынести! – Развяжи меня, – хрипло потребовал Вэй Усянь. – Вэй Ин, что-то не так? – Пальцы Лань Ванцзи нерешительно коснулись пут. – Развяжи, – повторил Вэй Усянь, зажмуриваясь от страха, боли и глубочайшей ненависти к себе. – Развяжи, или я закричу! Руки Лань Ванцзи задрожали, но всё же принялись распутывать узел, затянувшийся ещё туже от движений. Вэй Усяня начало трясти, он избегал смотреть в глаза Лань Ванцзи, боясь увидеть в них чужую обиду и страх за него, которого он не заслуживал. Нет, пусть лучше Лань Чжань считает его чокнутым, бессердечным, да хоть неудовлетворённым, чем тем, кем он был – безответственным идиотом, который напился сам и воспользовался беспомощным состоянием другого опьяневшего студента, его Лань Чжаня, который во хмелю не контролировал себя абсолютно и мог сделать что угодно. Вэй Усянь понял, что по его щекам бегут слёзы, только когда прохладные пальцы стёрли одну из них. Он отшатнулся, поняв, что его руки наконец-то свободны, спрыгнул со стола, отталкивая Лань Ванцзи, и начал торопливо застёгивать брюки. – Вэй Ин, что случилось? – Голос Лань Ванцзи дрогнул. – Я… сделал что-то не то? Сделал больно? – Нет, – осипшим от душащих его слёз выдавил Вэй Усянь. – Я сделал. Я виноват. Мне очень жаль. Это была единственная правда, которую он мог сказать. Он действительно виноват, действительно сделал больно – если считать боль от чёртовой татуировки. И делал больно прямо сейчас, в эту самую секунду. Но лучше уж сейчас, пока всё не зашло слишком далеко, так думал Вэй Усянь, снова и снова цепляясь за чёрные росчерки лучей на груди Лань Ванцзи. Он посмотрел на потерянное лицо Лань Ванцзи, и ему в ту же секунду захотелось убить себя. – Прости, – прошептал Вэй Усянь и, повернув ключ, выбежал в объятья тьмы опустевшего Дома культуры.