Закулисье культуры

      Март начался тепло и солнечно, как-то внезапно после холодного февраля. Вэй Усянь ходил довольный, регулярно забывал надеть шарф и только и грезил, когда сможет возобновить свои лесные тренировки по скалолазанию. В феврале он частенько посещал скалодром, чтобы не потерять форму, и думал, что неплохо бы обновить маршруты, потому что все любимые скалы он облазил вдоль и поперёк, и душа требовала чего-то неизведанного.       Самыми тёплыми выдались второй четверг и понедельник: температура днём почти достигала двадцати градусов, но проблема была в том, что это были рабочие дни, а в выходные было не так тепло. Впрочем, оставалась ещё вторая суббота, но в этот день был день посадки деревьев, и Вэй Усянь, как бывший волонтёр и достойный учитель, никак не мог его пропустить. Повздыхав, он принял сложное стратегическое решение встать в субботу пораньше, посадить деревья с утра, а после обеда поехать за город и поискать новые скалы. Заодно и первую половину дня проведёт с Лань Чжанем и А-Юанем, которого Лань Чжань потом будет провожать на воскресный фестиваль в другой город.       Так они и поступили.       Вечером пятницы Вэй Усянь завёл себе пять будильников на семь утра, попросил Лань Чжаня вытащить его из кровати, во что бы то ни стало, любыми способами. В выходные он в редких случаях просыпался раньше одиннадцати, ещё реже – раньше девяти, и потому столь ранний подъём в субботу, да ещё и после того, как они с Лань Чжанем накануне не давали друг другу уснуть, становился настоящим испытанием для такой «совы».       Будильники он, конечно же, благополучно проспал. Вэй Усянь даже не уловил момент, как выключил их, он этого решительно не помнил и не осознавал. Проснулся он от мягких и настойчивых поцелуев Лань Чжаня, и поступил так же, как и каждое раннее утро: зацеловал его в ответ, умоляя дать ему ещё немного поспать, и попытался завалиться обратно. Вэй Усянь давным-давно привык вставать у себя на чердаке в шесть утра в будни, но из-за того, что «Облачные глубины» находились далеко от школы «Юньмэн», ему приходилось вставать на полчаса раньше, а точнее, на час, потому что полчаса он тратил на такие же вот пробуждения. Но в выходные, да ещё и после бурных ночей… − Вэй Ин, вставай, ты сам просил разбудить тебя так рано, − уговаривал его негромкий любимый голос. − Лань Чжань, ну, пожалуйста, ещё немножечко, − захныкал Вэй Усянь и, приподнявшись, несколько раз вслепую ткнулся губами в лицо Лань Ванцзи. − Поднимайся, − Лань Ванцзи был предельно нежен, но неумолим. Он легко поднял Вэй Усяня на руки и понёс в ванную, совершенно нагого; Лань Сычжуй обычно в такие моменты не высовывался с кухни или из своей комнаты, чтобы не возникало неловких ситуаций.       Под тёплыми, почти горячими струями душа Вэй Усянь, как обычно, пришёл в себя, просыпаясь окончательно. Зевнул широко и отчаянно, потёр слипающиеся глаза и воззрился на Лань Чжаня сонным, но счастливым взглядом, потянулся к нему обеими руками с твёрдым намерением поцеловать, как положено. − Доброе утро, Вэй Ин, − сказал Лань Ванцзи, отстраняясь. − До-о-о-о-оброе, − снова зевнул Вэй Усянь. Потом посмотрел на мужа, прекрасного, но возмутительно одетого. – Ты не идёшь со мной в душ? − Я встал два часа назад и уже помылся, − дёрнул уголком губ Лань Ванцзи. – Если мы пойдём в душ вместе, мы опоздаем. − Это ты виноват! – возмутился Вэй Усянь. – Каждый раз так набрасываешься на меня, как самый настоящий сексуальный маньяк! − Я виноват. И ты тоже, − возразил Лань Ванцзи, не вполне справедливо обвинённый: кто, если не Вэй Усянь, провоцировал его каждый раз, заигрывая, изгибаясь и касаясь во всех возможных местах, совершенно явно напрашиваясь на то, чтобы его прижали к прохладному влажному кафелю и нещадно отымели? Был в этом, конечно, и дополнительный плюс: после этого Вэй Усянь просыпался окончательно, быстрее, чем от самого крепкого чая или самого действенного энергетика, становясь весёлым и бодрым.       Вэй Усянь тяжко вздохнул, испытывая желание набрать в ванну горячей воды и подремать в ней ещё часик, пока она не остынет, но Лань Чжань был прав: они опоздают, а Вэй Усянь ехал в этот раз не как простой гражданин на общественные работы, а как лучший муниципальный учитель года. Его наверняка будут снимать какие-нибудь местные небольшие СМИ, которым начальство велело и дерево посадить, и изданию сюжет подкинуть. Поэтому он ответственно вымылся, надел старую, но вполне приличную одежду, которую заранее позаимствовал у Цзян Чэна, потому что вся его собственная старая (и не только старая) одежда была либо порвана, либо вусмерть изгваздана краской, и стянул волосы самой крепкой резинкой.       На кухне его уже ждали Лань Ванцзи и Лань Сычжуй, а также вкусный горячий завтрак. Вэй Усянь первым делом направился к Лань Ванцзи, обхватил его со спины, запустив руки под пуловер, зацеловал шею и только потом отпустил. Ласково растрепал чёлку Лань Сычжуя, который уже усвоил, что тщательно причёсываться следует только после завтрака, и лишь после того, как одарил всех своей нежностью, уселся за стол.       Они почти всегда завтракали в молчании, и дело было вовсе не в правилах семьи Лань: просто Вэй Усянь по утрам был слишком сонный, чтобы болтать без умолку. Вместо этого он, периодически зевая, жевал свои баоцзы с начинкой из острой говядины, а Лань Ванцзи и Лань Сычжуй ели баоцзы со сладкой бобовой начинкой и оба выглядели значительно бодрее, особенно Сычжуй, который ложился спать в положенное время. В отличие от своих приёмных отцов, которые до поздней ночи наслаждались друг другом.       Позавтракав, они поехали за город в одно из указанных мест, где в этом году сажали деревья. Весь необходимый инвентарь им выдавали, поэтому Вэй Усянь, отложив рюкзак со своим скалолазным снаряжением, взялся за лопату, сетуя на погоду: вот почему самые тёплые дни приходятся либо на будни, либо на какие-то важные мероприятия, которые никак нельзя пропустить? Нет, он искренне любил садоводство. Ещё в детстве, побывав в Юньмэне и вернувшись в Пекин, он загорелся идеей сделать маленький лотосовый пруд, и он успел перекопать половину заднего двора таунхауса, прежде чем его безобразие заметила мадам Юй и всыпала ему. Или их эксперименты с редькой у Вэнь Нина, да он просто обожал эту возню в его оранжерее! Вэй Усянь по природе был созидателем, и он любил создавать новое, будь то картина, мелодия или цветочная клумба, но не в девять утра субботы! В девять утра субботы он любил спать, раньше в одиночестве, кутаясь в одеяло на своём чердаке, а теперь в тёплых объятьях своего мужа, потихоньку просыпаясь и устраивая нежную ленивую возню вместе с ним.       Вздохнув, Вэй Усянь отбросил в сторону очередной комок земли и раздражённо воткнул лопату в землю. Да что с ним такое? Он, в конце концов, не впервые встаёт рано в выходной, и не впервые у него нарушаются планы, и вообще, он занимается приятным физическим трудом в компании дорогих ему людей. Так откуда тогда такое дурацкое и тревожное ощущение, будто что-то не так?       Лань Ванцзи не мог не заметить его настроения и, отложив свои дела, подошёл к нему. − Вэй Ин, всё в порядке? − Да, наверное… Не знаю, что со мной такое сегодня, Лань Чжань! – пожаловался Вэй Усянь. – Всё замечательно! Я люблю ковыряться в земле, потом я поеду заниматься другим любимым делом, я с тобой, и я люблю тебя, просто… какое-то странное чувство. Словно что-то вот-вот должно произойти. С тобой бывает такое? − Чаще, чем ты думаешь, − ответил Лань Ванцзи. – У меня бывают симптомы тревожности, хоть я и не обсуждал это со специалистом. Но это просто чувство. Ничего плохого в конечном счёте так и не происходит.       В его словах был смысл, и Вэй Усянь, который проходил курс психологии в университете, знал, что такое бывает даже от совершенно необоснованной неуверенности в себе или окружающих, но откуда у него-то такое сейчас? Тем не менее, заверение, что в итоге ничего плохого не случится, несколько успокоило его. − Ещё немного, и я решу, что просто накручиваю себя от недосыпа, − рассмеялся Вэй Усянь, почти возвращаясь к своему обычному настроению. – Тем не менее, Лань Чжань, ты должен окончательно убедить меня, что всё в порядке. − Каким образом? − Конечно же, поцелуем! Я бы предложил кое-что другое, но не здесь же.       Привычно вспыхнув кончиками ушей, Лань Ванцзи с готовностью исполнил его просьбу, и, кажется, все тревоги действительно отступили. Вэй Усянь посадил положенные пять деревьев, мило улыбаясь, поболтал с журналисткой, как того требовал его статус лучшего муниципального учителя, и, добравшись до дороги, распрощался с Лань Ванцзи и Сычжуем. − Ну, удачи тебе, А-Юань! Уверен, вы с ансамблем порвёте там всех, − Вэй Усянь едва удержался, чтобы не растрепать опять волосы Сычжуя. − Спасибо, учитель Вэй, − улыбнулся мальчик. – Мы будем стараться. − Ты возьмёшь такси? – поинтересовался Лань Ванцзи. − Ага. Доеду до какого-нибудь съезда, а дальше пешком, − Вэй Усянь постучал по экрану смартфона: такси было уже недалеко. − Будь осторожен. − Как всегда, Лань Чжань, − Вэй Усянь поцеловал его на прощание. Его «как всегда» относилось к скалолазанию, к которому Вэй Усянь относился действительно ответственно, и у Лань Ванцзи не было повода для волнения.       Как он и сказал, он доехал до ближайшей к предполагаемым скалам точки, расплатился через приложение и, насвистывая, пошёл через просыпающийся от зимней спячки весенний лес. Он хотел взять флейту, но отказался от этой идеи: играть на ходу в одиночку по кривой дорожке – напрашиваться на бесконечные падения и ушибы. Тёмно-зелёные хвойные деревья с пробивающимися сквозь старую хвою молодыми салатовыми пучками соседствовали с голыми лиственными, на которых только-только зарождались крошечные почки. Погода была почти идеальная: не слишком яркое солнце, лёгкий ветер, ещё бы потеплее, но и текущие плюс четырнадцать тоже были неплохими. Назавтра должно было быть чуть прохладнее и совсем без солнца, Вэй Усянь это не любил, да и чем холоднее, тем быстрее мёрзнут и немеют пальцы, и без того более прохладные из-за напряжения, пластырей и соседства с холодным камнем.       Сверяясь с навигатором, Вэй Усянь к третьему часу дня наконец-то нашёл подходящую скальную гряду. Довольно высоко, с трудом можно увидеть возвышающиеся над верхушками деревьев края, и неоднородно; где-то скалы шли под лёгким наклоном, где-то были отвесными, а где-то сильно выдавались вперёд, и лезть там определённо будет непросто. Кровь Вэй Усяня забурлила: замечательные скалы! На такие точно уйдёт немало времени, чтобы изучить их вдоль и поперёк так тщательно, что он сможет взбираться и спускаться без какой-либо страховки.       Хорошенько размявшись, Вэй Усянь перекусил питательными батончиками, чтобы не лезть голодным, переобулся, развесил всё необходимое для установки страховки снаряжение на поясе, спрятал у подножия скалы рюкзак, забросав его прошлогодней сухой листвой, подготовил руки. Скалы маняще нависали над ним. Он напоследок выключил любые уведомления на телефоне, убрав его в карман, и, наконец, приступил к одному из своих любимейших занятий.       Методично вгрызаясь пальцами в неровный камень, Вэй Усянь осторожно и неторопливо поднимался. Лёгкий ветерок приятно обдувал лицо и шею, холодя разгорячённую кожу. Найти выступ или выемку, проверить, закрепиться, вбить крюк или френд для страховки, найти новое место сцепления, подтянуться – все эти действия концентрировали и успокаивали обычно беспокойный ум Вэй Усяня. Спешить было некуда, даже если он не успеет к закату установить страховку по всей высоте, всегда можно будет вернуться и закончить в другой день, он уже сохранил точку в картах, чтобы в следующий раз дойти быстрее.       Пройдя треть и отыскав устойчивое место, Вэй Усянь принялся устанавливать шлямбур для более надёжной страховки. Передохнул немного, снова отправился наверх. Так, метр за метром, он добрался до верха. Для установки нижней страховки он специально выбрал не самую высокую часть скал, потому что на большой высоте он бы провозился намного дольше, было куда проще залезть, где пониже, и в других местах устанавливать страховку уже сверху. Ещё проще, конечно, было отыскать, где вообще начинают подниматься скалы, залезть в самом низком месте практически с земли и дальше уже обходиться только верхними страховками, но это было слишком просто.       Перекусив и передохнув как следует, Вэй Усянь закрепил страховку и стал спускаться вниз, по дороге на всякий случай проверяя, надёжно ли он закрепил все крючья. Солнце уже клонилось к закату, скрываясь за верхушками деревьев, – он провозился на горе довольно много времени, и ему следовало поторопиться, чтобы не блуждать в лесу в кромешной темноте. Конечно, у него был навигатор, но с его координацией пробираться сквозь такой мрак по не слишком знакомому пути было не лучшей затеей, грозившей синяками и ссадинами. Хотя в этом были и плюсы: Вэй Усянь представил, как Лань Чжань тщательно обработает каждую ссадину, поцелует каждую отметину и…       Отвлёкшись на неуместные мысли, он пропустил момент, когда один из крючьев, воткнутый в расщелину не так надёжно, как следовало, вылетел. Вэй Усянь не успел даже подумать, левая нога неудачно поехала и вывернулась; он завопил и проскользил несколько метров, прежде чем страховка заблокировалась, но от резкого рывка его качнуло в сторону и с силой ударило об скалу. Что-то треснуло, Вэй Усянь зашипел, впечатавшись в неровную стену боком, и вцепился в верёвку.       Ладно, он не упал. Это уже был несомненный успех, сама страховка и остальные крепления не подвели, и можно было не опасаться, что он свернёт шею, если будет пользоваться ей в дальнейшем, но тот крюк следовало вколотить получше. Только не сейчас. Переведя дух, Вэй Усянь перехватил верёвку поудобнее, упёрся ногами в скалу и заорал на весь лес, так и не оттолкнувшись.       Нога. Грёбаная, блять, нога.       Вэй Усянь не видел, в каком она состоянии, но боль показалась ему адской. Сцепив зубы, он продолжил спуск, толкаясь одной ногой и следя за тем, чтобы не ударяться о скалу второй, что было не очень-то удобно. К счастью, до земли оставалось не так много, и, наконец, Вэй Усянь смог встать на правую ногу, отцепить страховку, допрыгать до камня и даже не свалиться при этом. Только после этого он собрался с духом и посмотрел вниз.       Кажется, всё выглядело не так плохо. Стопа была вывернута, но не слишком сильно, кости нигде не торчало, значит, открытого перелома у него нет, да и закрытого, скорее всего, тоже, он ведь не упал на эту ногу, вряд ли она сломалась бы от неудачного скольжения. Тем не менее, вывих есть вывих, идти в таком положении он вряд ли сможет. Вэй Усянь сунулся в карман, что-то резануло его палец, он выругался и достал телефон.       Экран был разбит в хлам. Именно об него Вэй Усянь и порезался. Зализывая ранку, он потыкал на экран, на боковые кнопки, и ему захотелось одновременно смеяться, кричать и материться. Телефон не реагировал ни на что, он просто не включался, умер окончательно. А значит, Вэй Усянь не мог абсолютно ничего. Ни вызвать спасателей, ни заплатить за такси, ни скинуть геолокацию близким, чёрт возьми, он не мог даже предупредить Лань Чжаня, что он жив, но в беде!       И что ему теперь делать?       Вэй Усянь злобно сунул бесполезный кусок микросхем обратно в карман и попробовал встать. Подвёрнутую ногу моментально прострелило жуткой болью, и он со стоном повалился обратно на камень. Вот теперь ему стало жутко. Он один, не в самой знакомой части леса, окружающего город, довольно далеко от трассы, уже темнеет, и мартовские ночи ещё весьма холодные; он не может опереться на ногу, не может вызвать помощь, не может абсолютно ничего, даже залезть повыше, чтобы не сидеть на камнях и земле. Старый детский страх ядовитой змеёй поднял голову, напоминая о страшной ночи на дереве на склоне холодной горы в десятках километров от Токио. Только сейчас он даже на дерево залезть не сможет.       «Боги, − с содроганием подумал Вэй Усянь. – Пожалуйста, скажите мне, что я не забрёл в такую глушь, где могут водиться волки».       Он сделал несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться и подавить подступающую панику. По крайней мере, сейчас ему не четыре, а двадцать восемь, он уже взрослый, достаточно сильный и не совсем глупый, и он просто не может сидеть здесь, плакать и ждать помощи, которой всё равно не дождётся, ну кому надо переться в лес в середине марта? Нет, надо искать другие варианты.       Вэй Усянь огляделся и прикинул, что он может сделать. Допустим, он допрыгает до деревьев и не расшибётся по дороге. Долго он так скакать не сможет, значит, с ногой нужно что-то сделать, чтобы иметь возможность хоть немного на неё опереться, пусть это и будет очень больно и потенциально травматично. И найти большую и крепкую палку, которую можно будет использовать как костыль. Он знал, что искал скалы к юго-западу от города, видел, где сейчас садится солнце, худо-бедно умел ориентироваться в лесу, значит, он примерно понимает, в какую сторону ему идти. Уже что-то.       Собравшись с духом, Вэй Усянь резко вскочил на одну ногу и вжался в скальную стену. Кое-как допрыгал до деревьев, пошарил взглядом вокруг, нашёл поваленное дерево, сел на него, игнорируя сырость влажного грязного мха, обломал ветки. Обречённо посмотрел на вывихнутую ступню, достал бинты, рулон пластыря, запасную свёрнутую верёвку. Последнюю он запихал себе в рот, потом очень осторожно снял скалолазную туфлю с левой ноги, снова посмотрел на неё, будто оттягивая момент.       То, что Вэй Усянь хотел сделать, делать не хотелось совсем, и это было чревато осложнениями в дальнейшем, но ему надо было как-то выбираться отсюда, поэтому, решившись, он потянул и резко вправил сустав. Закушенная верёвка заглушила его громкий болезненный крик и не позволила случайно прикусить язык или сломать зубы. Глаза обожгло брызнувшими от боли слезами, но Вэй Усянь не дал себе времени на нытьё. Вытерев лицо рукавом, он побрызгал ногу охлаждающим спреем и начал быстро заматывать её. Сначала бинтами, старательно фиксируя сустав разломанными ветками, потом пластырями для надёжности. Вознеся благодарность человеку, который придумал обувь на шнуровке, Вэй Усянь аккуратно надел на многострадальную конечность ботинок, вставил палки покрепче и подлиннее, туго затянул шнурки и для надёжности замотал всё это запасной страховочной верёвкой.       Кое-как зафиксировав левую ногу, Вэй Усянь отдышался, съел половинку батончика, чтобы на всякий случай сберечь немного еды, выпил воды и снова попробовал встать. Было очень больно, но в принципе, хромая и страдая, можно было опереться. Он сделал пару шагов, чуть не свалился, застонав от боли, но, опять же, идти было можно. Спрей помог мало: резистентность Вэй Усяня к обезболивающим, по всей видимости, не знала границ, но выбора не было. Переобув второй ботинок, он убрал вещи в рюкзак, нацепил предусмотрительно взятый налобный фонарь, отыскал хорошую толстую ветку, длинную и довольно крепкую, определился со сторонами света и поплёлся, как он от всей души надеялся, на северо-восток.       Он шёл. Тяжело, медленно, осторожно, перешагивая через торчащие корни, обходя шишки и палки, стараясь опираться на ветку, а не на пострадавшую ногу, хватаясь за деревья, кусая губы. Иногда боль становилась невыносимой, и Вэй Усянь находил ближайшее поваленное дерево и был вынужден садиться и немного отдыхать. Иногда он не удерживал равновесие и падал, благодаря всех богов природы за то, что земля всё-таки сравнительно мягкая, – и ругая, когда падал на те же корни и палки. После отдыха и падений становилось особенно трудно подняться и продолжить путь, внутренний голос, подкрепляемый усталостью и ноющей болью, заманчиво шептал: «Давай ещё посидим, хоть немножечко. Ничего ведь страшного не случится, если мы здесь останемся?». Вэй Усянь затыкал голос и рывком, через боль, вставал.       Уже давно стемнело, но он упорно продолжал идти сквозь чёрный лес, подсвечиваемый лишь слабым светом фонаря, заглушая внутреннее нытьё и периодически вспыхивающую панику. В какой-то момент он снова упал из-за подвернувшейся под ногу коряги, темнота завертелась перед глазами, спину обожгло болью.       Вэй Усянь лежал, глядя на чёрное небо, почти лишённое звёзд из-за близости города с его бесконечными огнями. Ему хотелось остаться здесь, на этой мягкой земле и жёсткой коряге, впившейся в спину; он думал, что, наверное, так и будет, он просто уснёт от усталости и разливающейся пламенем боли. Слабо мерцающие звёзды расплылись от слёз. Как же больно и тяжело, как он сможет дойти? Он наверняка уже потерялся! − Лань Чжань, − всхлипнул Вэй Усянь. – Лань Чжань, помоги!       Лань Чжань ждёт его дома и даже не знает, что с ним, жив он или нет.       Отчаянно вскрикнув, Вэй Усянь рывком поднялся, схватился за дерево, потому что из-за резкой боли в суставе он не мог встать на неё, как положено. Поправил фонарь, подобрал палку, внимательно огляделся, заново определяя направление. «Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, пусть я не ошибся!», − умоляюще подумал он и заковылял дальше.       Когда он увидел сквозь тёмные ветви подсвеченное городом тусклое серо-оранжевое небо и отблески шоссейных фонарей, он зарыдал. «Теперь – поймать машину».       Вэй Усянь вышел из леса, снова чуть не свалился, но кое-как дохромал до обочины. Он не представлял, который сейчас час, − солнце давным-давно село, − и догадывался, как ужасно, должно быть, выглядит после всех этих падений на сырую землю с прошлогодними полуистлевшими листьями. «Хоть бы кто-нибудь остановился», − с тоской подумал Вэй Усянь. Интересно, хоть кто-то согласится подобрать перепачканного хромого типа с фонарём на голове? Он бы сам, наверное, решил, что из леса вышел злобный призрак.       Ему повезло: четвёртая по счёту машина, проехав мимо, затормозила и задним ходом вернулась к нему. − Эй, паршиво выглядишь, приятель! – раздался из недр блестящего светлого автомобиля звонкий молодой голос. – Тебе помочь? − Да, да! – прохрипел обнадёженный Вэй Усянь. – Можете меня подвезти? − Ну, разумеется, я же остановился! Давай, залезай! Что у тебя с ногой? – полюбопытствовал добродетель – или добродетельница, Вэй Усянь пока затруднялся с определением. − Подвернул. Вывихнул, − Вэй Усянь с трудом забрался в автомобиль на переднее сиденье, отодвинутое на максимальное расстояние, наверное, здесь часто ездил кто-то очень высокий. − Кошмар! – ужаснулись с водительского места.       За рулём сидел совсем молодой парень лет восемнадцати, очень миловидный, с подведёнными металлически-зелёным карандашом яркими глазами. В его машине легко и свежо пахло мятой, на приборной панели валялась открытая косметичка, из динамиков доносились незатейливые попсовые мотивы. − Так что, тебе надо в больницу? В какую? – парень газанул, пожалуй, слишком резко, наверное, только-только получил права. − Нет, лучше домой, − помотал головой Вэй Усянь и назвал адрес «Облачных глубин». − Ты что, турист? Походник? – весело спросил парень. – Когда я тебя увидел, то сперва решил, что ты какое-то лесное чудовище, но потом подумал, что это идиотизм, чудовищ не бывает. − Скалолаз, − обречённо вздохнул Вэй Усянь и посмотрел на мерцающие в темноте часы. Почти десять, слишком поздно! – А можно… можно ваш телефон позвонить? Я свой разбил. − Конечно! – милостиво разрешил парень, протянул руку к телефону на подставке и изобразил завиток графического ключа. – И, ради небес, не надо мне «выкать»! Я даже школу закончить не успел! Только, пожалуйста, не расстраивай меня и не говори, что я так плохо выгляжу, что ты принял меня за старика, ха-ха-ха!       Под его лёгкий звонкий смех Вэй Усянь торопливо набрал по памяти номер мужа и стал мысленно молиться, чтобы Лань Чжань, который ждал его звонка с его номера, снял трубку, увидев незнакомый номер. Первый раз он услышал короткие гудки, чуть не взвыл: наверняка Лань Чжань набирал его номер снова и снова в надежде, что абонент снова окажется доступен. Во второй раз сразу после длинного гудка в трубке прозвучало резкое: «Алло», будто человек на том конце был в ярости, что кто-то смеет отрывать его от попыток дозвониться до пропавшего супруга. − Лань Чжань! – завопил в трубку Вэй Усянь, да так, что молодой водитель аж подскочил. − …Вэй Ин? – неверяще переспросил родной, любимый голос, звучавший так… надтреснуто, что Вэй Усянь всё-таки расплакался. − Лань Чжань, − повторил Вэй Усянь сквозь слёзы. – Да, это я. Пожалуйста, не волнуйся, я жив и почти цел. − Почти? – Лань Ванцзи говорил так глухо и беспомощно, что слёзы потекли с утроенной силой. – Вэй Ин, что случилось? Почему ты звонишь с чужого номера? − Лань Чжань, я, кажется, вывихнул ногу. Я не мог тебе позвонить, потому что разбил телефон, поэтому попросил телефон у водителя, − дрожащим голосом сообщил Вэй Усянь. Ему послышался какой-то громкий треск, но он решил, что это, наверное, помехи. – Я скоро приеду к тебе, ты отвезёшь меня в больницу? − Я сделаю всё, что угодно, − ответил Лань Ванцзи тихо. − Люблю тебя, − прошептал Вэй Усянь и отключился, чтобы не тратить чужие минуты. − Девушка? – понимающе протянул школьник, возвращая телефон на подставку. − Муж, − вытирая слёзы рукавом и наверняка размазывая по лицу грязь ещё сильнее, брякнул Вэй Усянь на автомате. − Ого! – пришёл в восторг юноша и скосил глаза на его побитые грязные руки, где по-прежнему было два кольца – помолвочное и обручальное, потом вздохнул. – В бардачке возьми салфетки.       Вэй Усянь послушно полез в бардачок, где, помимо салфеток, лежал футляр для модных очков, сложенный веер и ещё куча барахла. Ему стало совсем неловко за то, что он мало того, что весь грязнющий пачкает чужие белые сиденья, так ещё и нюни распустил. Он попытался извиниться, но юноша, пугающе выпустив руль, замахал руками, заверил его, что он не против чужих чувств, а салон и в чистку можно завезти, и вообще, он же делает доброе дело! Старшеклассник оказался жутко болтливым, пожалуй, болтливее даже Вэй Усяня. Он шутил, щебетал, рассказывал про большого старшего брата, который купил ему машину, и про бардак у того на работе, про друзей, которые ведут себя как парочка, и ещё про миллион других вещей. Вэй Усянь, измотанный болью и долгой дорогой с такой ногой, особенно не вслушивался, но подумал, что, если бы он тоже был подростком, они могли бы подружиться. − Приехали! – радостно объявил юноша. – Вау, тут так красиво! Мы с братом живём в частном доме, но здесь тоже очень здорово, я даже не знал, что у нас в городе есть такие жилые комплексы! − Спасибо, − совершенно искренне проговорил Вэй Усянь. – Не представляю, что бы я без тебя делал. − Пугал бы водителей! Не за что! – любезно откликнулся водитель. – Только, умоляю, палку свою забери!       Но, стоило двери открыться, палка полетела прочь, с тихим звоном ударившись о стальные ворота, а самого Вэй Усяня стремительно подняли на руки, он даже охнуть не успел. − Только нога? – тихо спросил Лань Ванцзи, прижимая к себе крепко-крепко. – Мне вызвать скорую или такси? − Только нога. Лань Чжань, ты можешь довезти меня и на мотоцикле, − сказал Вэй Усянь, вжимаясь в него и чувствуя, как тот дрожит. Нет, пожалуй, вести мотоцикл в таком состоянии Лань Чжань не сможет. − Ух ты, какой у тебя красивый и сильный муж! – восхитились из салона. Рука Лань Чжаня сильно и больно сжалась на боку Вэй Усяня, он тихонько зашипел. – Тебе так повезло. Хэй, давайте, раз уж я здесь, я подвезу вас обоих до больницы? Тогда вам не придётся ждать такси и платить за него! − Лань Чжань, пожалуйста, давай поедем, − устало попросил Вэй Усянь. − Мгм, − ответил Лань Ванцзи и усадил его обратно. − Эй, я хочу к тебе! – тут же встрепенувшись, запротестовал Вэй Усянь. − Ты потревожишь ногу, − ответил Лань Ванцзи, усаживаясь сзади.       Вэй Усянь расстроенно повернулся и уставился в тёмное боковое стекло, не обращая внимания на юношеский щебет на тему красивого, сильного и заботливого мужа. Усталость как рукой сняло, вместо неё сердце кольнула тревога. Что-то, кажется, было не так. Лань Чжань даже не поцеловал его, и Вэй Усянь списал бы это на его естественную чистоплотность, не позволяющую негигиеничные поцелуи с грязным с ног до головы человеком. Списал бы, если бы не знал, что Лань Чжань становится удивительно безразличным к этой самой чистоте, если дело касается Вэй Усяня. Он спокойно целовал его после живописи, невзирая на перемазанные краской руки и привычку в творческом экстазе кусать кисть не за тот конец, целовал его сегодня утром, когда Вэй Усянь вытирал пот с лица и случайно размазал влажную землю от посаженного дерева. Нет, дело было не в брезгливости, а в чём-то другом. Может быть, Лань Чжань просто беспокоится о его состоянии и боится навредить, пока врачи не подтвердят, что у Вэй Усяня нет больше никаких травм, кроме дурацкой ноги и кучи синяков?       Всю дорогу и Вэй Усянь, и Лань Ванцзи молчали. Юный водитель поначалу болтал, но быстро потерял интерес, потому что Лань Ванцзи был неразговорчив и отвечал нехотя и односложно, а Вэй Усянь слишком вымотался, и принялся негромко подпевать лёгким песням из радиоприёмника. Возле травмпункта они распрощались, парень, не переставая ими восторгаться, сказал, что был рад познакомиться, опять замахал руками в ответ на их благодарность и укатил, резко вильнув и едва вписавшись в поворот. − Не езди больше с такими легкомысленными водителями, − произнёс Лань Ванцзи с каким-то угрожающим неодобрением.       Вэй Усянь неожиданно – наверное, потому что Лань Чжань так его и не поцеловал, будто совсем не соскучился, − ощутил раздражение. Ему помогли дважды, совершенно бесплатно и без капли осуждения и ворчания; ну, и что с того, что юноша не слишком умело водит? Он ведь довёз его и их без происшествий. − Он был первым, кто не испугался хромоногого чудовища из леса и остановился, чтобы помочь, − вступился Вэй Усянь. – Да и у меня как-то не было выбора, я был один с вывихнутой ногой без денег и телефона. Я бы поехал, даже если бы там остановился похожий на островного каннибала мужик, потому что демонов всё равно не существует, а я не выгляжу как человек, с которого можно что-то поиметь. − Хм, − ответил Лань Ванцзи, неся его в кабинет дежурного травматолога. Подняв голову, Вэй Усянь увидел, что тот поджал губы и не смотрел на него. Почему-то ему стало ещё тревожнее, а ещё – обидно.       Травматолог был знакомый, Вэй Усянь видел его в компании Вэнь Цин, когда заглядывал к ней на работу на дружеских правах. Он сразу же поинтересовался, как была получена травма. Пугливо оглянувшись на Лань Чжаня, Вэй Усянь ответил: − Одно из креплений для страховки не закрепилось на скале идеально и вылетело. Я соскользнул, нога подвернулась, ну и… − Вы получили травму не в падении? − Нет, нет, я не упал, вернее, я падал потом несколько раз, но не со скалы. На скале страховка сработала прекрасно. Просто неудачно нога подвернулась, − путано объяснил Вэй Усянь. − Вы сами наложили эту… э-э-э… шину? – уточнил травматолог, разматывая верёвку. − Типа того. Цин-Цин, ой, то есть, доктор Вэнь, научила меня всякой первой помощи, потому что я неуклюжий, − похвастался Вэй Усянь. − И вывих вы тоже сами вправили? – строго спросил врач, разрезая бинты и выбрасывая их вместе с ветками. Нога выглядела так себе: сильно опухла и покраснела в области сустава. − …Да? − Вы ведь знаете, что, если вы не медик, лучше не делать это самостоятельно? − Я знаю. Но, понимаете, у меня не было выбора, я был один в лесу, я разбил телефон, и мне надо было как-то дойти до шоссе, − принялся оправдываться Вэй Усянь. − То есть, вы на этой ноге ещё и шли, − утвердительно вздохнул врач. – Как долго? − Э-э-э… Честно говоря, понятия не имею. Несколько часов? Примерно от заката и почти до десяти. Но я старался поменьше наступать на неё и больше опираться на палку. Ай! – вскрикнул Вэй Усянь, когда врач принялся ощупывать ногу, проверяя серьёзность вывиха. Где-то за спиной послышался судорожный выдох. – Если бы я вывихнул руку, я бы её не трогал. У меня же не такой серьёзный вывих? Я видел фотки, когда серьёзно вывернуто, у меня было совсем не так. − Да, думаю, у вас даже почти не разорваны связки, − согласился травматолог. – Сейчас сходите на рентген, я не думаю, что у вас есть перелом, но лучше проверить и исключить. А я пока выпишу необходимые лекарства и рекомендации; когда вернётесь, я наложу шину. У вас есть аллергии или непереносимость каких-то препаратов?       Вэй Усянь старательно перечислил все седативные, на которые у него была аллергия, и не забыл упомянуть свою сопротивляемость к обезболивающим. После этого его снова подняли на руки, игнорируя то, что в коридоре стояли каталка и кресло как раз для таких случаев. Лань Ванцзи молчал, лишь держал его крепко, но Вэй Усянь по-прежнему чувствовал дрожь его тела, и ему отчаянно хотелось вывернуться, дотянуться до любимого лица, запечатлеть на его губах поцелуй, лишь бы убедиться самому, что всё в порядке, и убедить в этом Лань Чжаня.       Рентген подтвердил отсутствие переломов, вывих, к счастью, усугубился от ходьбы меньше, чем, мог, благодаря импровизированной шине из бинтов и палок. Вэй Усяню выдали рекомендации и мазь, потому что травиться сильными обезболивающими таблетками, памятуя об опыте Цзян Чэна, он не хотел, зафиксировали ногу как положено и отпустили восвояси. В такси Лань Ванцзи снова усадил его вперёд, где была возможность вытянуть ноги, и тревожность Вэй Усяня только усилилась. − Ты голоден? – тихо спросил его Лань Ванцзи, когда они вернулись в «Облачные глубины». − Да, − ответил Вэй Усянь неуверенно.       Конечно, он был голоден, проведя весь день на ногах, после обеда он не ел ничего, кроме батончиков, но сейчас его больше волновало состояние Лань Чжаня, нежели его собственное. С тех пор, как Вэй Усянь вступился за юного водителя, это было первое, что Лань Ванцзи произнёс, не считая коротких слов благодарности травматологу, рентгенологу и таксисту. Бесспорно, он всегда был немногословен, но не до такой же степени! И он по-прежнему избегал смотреть Вэй Усяню в глаза, касаться его…       Перед ним появилась тарелка, и Вэй Усянь уныло взял палочки. Лань Ванцзи сел напротив, не глядя на него, положил рядом телефон, и только сейчас Вэй Усянь заметил: телефон Лань Чжаня тоже был разбит, хоть и сохранил функциональность, но экран треснул, а края казались неровными. Возможно, когда обеспокоенный отсутствием вестей Лань Ванцзи начал ему звонить и услышал вместо гудков «Абонент временно недоступен», он уронил телефон или даже с силой бросил? − Лань Чжань, твой телефон, − начал было Вэй Усянь. − Разговоры за едой запрещены, − отрезал Лань Ванцзи без тени лёгкой улыбки, с которой он обычно это говорил. − Но… − Ешь.       Вэй Усянь замолчал, ошеломлённый его резкостью. Неужели Лань Чжань так злится на него? Но ведь он в целом и не виноват! Он всегда был внимателен, собран и осторожен, занимаясь скалолазанием, и потом, он даже не упал со скалы! Кто мог знать, что он ударится так неудачно, что сломает дурацкий телефон, который как раз предусмотрительно брал с собой на такой случай?       Есть расхотелось, но Вэй Усянь благоразумно заставил себя проглотить наверняка вкусный – ведь Лань Чжань ничего не делал плохо – ужин, не чувствуя вкуса из-за тревоги и огорчения. Лань Ванцзи тем временем уже доел и ушёл набирать ему ванну, хотя обычно всегда, доев свою порцию, оставался за столом с Вэй Усянем. Всё так же молча поднял его на руки, отнёс в ванную и осторожно, следя за тем, чтобы пострадавшая нога аккуратно лежала на бортике, опустил в тёплую воду, потому что горячую запретил врач.       И всё время, пока ему расчёсывали и промывали спутавшиеся волосы, выуживая из них застрявшие листья и мелкие веточки, промывая пряди, намыливая плечи и спину, Вэй Усянь чувствовал, как подрагивают руки Лань Чжаня.       Он попытался. Изогнуться в ответ на эти исполненные заботы, но совершенно лишённые прежней распаляющей желание нежности, прикосновения, податься за подрагивающей рукой, тихонько простонать, когда щётка касалась особенно чувствительных мест. Бесполезно. Всякий раз, как Вэй Усянь издавал хоть какой-то звук, Лань Чжань останавливался. − Здесь больно? – спрашивал он.       На первый раз это было мило. На второй – забавно. На третий раз уже попросту не смешно. На четвёртый, когда Лань Чжань провёл щёткой по бедру возле паха и убрал руку, стоило ему застонать, Вэй Усянь разозлился: − Хватит, Лань Чжань! Я не тяжелораненый и не хрустальный, в конце-то концов!       Лань Ванцзи опустил голову, всё так же избегая его взгляда: − Если я причиняю тебе неудобства, ты можешь помыться сам, только будь осторожен. − Я не этого хочу! Не надо притворяться, что не можешь отличить стоны боли от удовольствия, ты прекрасно меня знаешь! Почему ты не можешь коснуться меня нормально? Стиснуть пальцы, как всегда, погладить, поцеловать, укусить? Мы не виделись целый день, ты что, совсем меня не хочешь? − Сейчас я хочу лишь того, чтобы ты был здоров и цел, − ровным голосом ответил Лань Ванцзи и продолжил его мыть. Так же бесчувственно, как и прежде, без заигрываний, без нежности и отголосков страсти.       От обиды Вэй Усянь потерял дар речи и закусил губу, чтобы не расплакаться. Да что он натворил-то? Кто угодно может попасть в беду, и он сделал всё, чтобы поскорее из этого выбраться, хотя мог бы остаться в лесу, лечь спать на холодной земле под деревом, а наутро начать жалобно орать в надежде, что кому-нибудь взбредёт в голову пойти в лес в середине марта. Или ползти несколько дней, пока Лань Чжань тут будет с ума сходить и поднимет на уши всех, может, уговорит весь ДК начать прочёсывать все леса в округе! Ну, ведь бред, разве нет?       Но, вне зависимости от того, как бредово это ни звучало, Лань Чжань оставался холоден к нему, вынуждая вспоминать те первые недели их знакомства, когда Вэй Усянь отчаянно и бесстыже пытался добиться его внимания, а Лань Чжань, Лань Ванцзи, отворачивался, отказывал ему и был резок.       Вэй Усянь планировал дуться весь оставшийся вечер, но, когда Лань Ванцзи уложил его на кровать, укрыл, а потом взял вторую подушку и вытащил из шкафа второе одеяло, он изменился в лице. − Ты что, даже просто спать со мной теперь не станешь? – воскликнул Вэй Усянь. – Боги, ну, я понял, ты обиделся, ты меня больше не хочешь, давай просто ляжем спать, я не буду приставать, обещаю! − Дело не в этом, − возразил Лань Ванцзи, избегая его взгляда. – Я не хочу тебе навредить. − Прекрати это, Лань Чжань. Ты разве не был против лжи, нет? – вспылил Вэй Усянь. – Это всего лишь грёбаная нога с наложенной шиной, каким чёртовым образом ты можешь мне навредить? − Вэй Ин. Спи. Тебе нужно отдыхать, − ответил Лань Ванцзи.       И вышел.       Ушёл. Вот так просто.       Ну, уж нет! Если Лань Чжань, не желая дальше врать, решил уйти от разговора вместо выяснения отношений, то Вэй Усянь не собирается ему в этом помогать! Он сдёрнул одеяло, перекатился на кровати ближе к двери, вскочил и гневно запрыгал на одной ноге из спальни вслед за супругом. Ох, если бы он только мог, он бы сейчас топал на весь дом, но он и так постарался произвести как можно больше шума, специально прыгая так, чтобы с грохотом приземляться на пятку. Услышав его, Лань Ванцзи обернулся, в светлых глазах проявился страх. − Вэй Ин, вернись в постель, − он явно старался сохранять спокойный тон, но теперь Вэй Усянь мог слышать и видеть, с каким трудом ему это давалось. − Я никуда не пойду, и ты тоже, пока мы не поговорим, и ты не скажешь мне, в чём дело! – сердито выкрикнул Вэй Усянь. Принять убедительную и решительную позу, с трудом стоя на одной ноге, и без того дрожащей – он ведь несколько часов шёл практически на ней одной! – было проблематично, но он старался. – И даже не думай, что ты сможешь уйти от этого разговора каким-нибудь побегом, потому что я пойду за тобой! И вот тогда-то я точно покалечусь, причём уже по своей вине! Ты этого хочешь? Нет? Тогда, будь любезен, скажи мне, в чём, блядь, проблема?! − В этом и проблема! – взорвался, наконец, Лань Ванцзи. – В твоей безответственности и беспечном отношении к собственной жизни и здоровью!       У Вэй Усяня вытянулось лицо. Лань Ванцзи никогда ни на кого не кричал. Даже тогда, когда Вэй Усянь вывел его из себя на праздновании Дня основания КНР, его «Бесстыдник!» звучало иначе. Видимо, всё когда-то должно было случиться впервые: первая ссора, первые оры друг на друга. Вэй Усяню тоже хотелось кричать, но он сделал глубокий вдох и попытался успокоиться хотя бы на какое-то время. − В чём я был беспечен сегодня, Лань Чжань? − Ты плохо закрепил страховку. − Я плохо закрепил один крюк, − уточнил Вэй Усянь. – Один из двух дюжин! Если бы я плохо закрепил всю страховку, я бы здесь сейчас не стоял, ты это понимаешь? Именно страховка меня и уберегла! − Если бы она подвела, ты бы разбился, − прошептал Лань Ванцзи. − Ну, так ведь она не подвела, и я не разбился? – раздражённо передразнил Вэй Усянь. – К чему думать о том, что не случилось? − Может случиться в следующий раз, если ты продолжишь так делать, − упорствовал Лань Ванцзи. − Как делать, Лань Чжань? – снова начал закипать Вэй Усянь: терпения и успокоения хватило ненадолго. – Я сделал всё возможное, чтобы не разбиться, именно для этого, чёрт возьми, я и устанавливал страховку! Если бы я был таким безответственным, я бы стал заморачиваться? Я бы полез и без страховки, я ведь умею! Что я ещё сделал не так, Лань Чжань? Ты думаешь, я нарочно разбил телефон? Подвернул ногу? Я всего лишь вывихнул её! − По-твоему, это «всего лишь»? Этого мало? – Лань Ванцзи был бледен. – Надо, чтобы это была шея? Почему ты так легкомысленно относишься к своим травмам? − А что мне, надо носиться с ними и лелеять их? – возмутился Вэй Усянь. – Ты знаешь, Лань Чжань, что дети, ударившись или упав, больше плачут не от боли, а от страха после реакции родителей, которые начинают ахать и вопить? Мне что, с каждой царапиной, с каждым чихом бежать в больницу? Когда я болен – я лечусь. Если я порезался, я обрабатываю рану. Я вывихнул ногу и попросил отвезти меня в больницу. Что мне надо было сделать, Лань Чжань, объясни? Сидеть на земле и громко рыдать, пока меня каким-то чудесным образом не услышат спасатели?       Лань Ванцзи молчал, всё такой же бледный. Отчасти Вэй Усяню было совестно: да, он справился с собой и не стал ныть, а собрался и пообещал себе выбраться, у него был план, Лань Чжань же сидел дома один и не знал, где он и что с ним. Сделав ещё один глубокий вдох, Вэй Усянь заговорил успокаивающе: − Прости, Лань Чжань, мне не следует так злиться. Я понимаю, ты очень за меня переживал, сидя тут в неизвестности. Ты так сильно испугался, да? − Я… − Лань Ванцзи запнулся, уставившись вниз, на его затянутую бинтами ногу. Потом продолжил, и голос его звучал так потеряно, так надломлено, что Вэй Усянь ощутил острый укол жалости и вины. – Я думал, что больше тебя не увижу. Когда ты не позвонил на закате, я пытался себя успокоить, что, может быть, твои поиски заняли больше времени, чем ты рассчитывал. Потом я позвонил, и… Ты оказался недоступен. Я пытался убедить себя, что там просто нет сигнала, или что телефон разрядился, и ты ещё не успел его подключить, но… Чем больше темнело, тем страшнее мне становилось. Я думал, что ты разбился. Сразу и быстро, или же покалечился так, что не можешь пошевелиться, лежишь один в тёмном лесу и медленно умираешь. Я думал, что, возможно, я никогда не найду даже твоё тело. − Лань Чжань… − прошептал Вэй Усянь, глубоко потрясённый его страхом, и шагнул – скакнул – чуть ближе. – Лань Чжань, я здесь, я жив и почти здоров. Я знал, что ты будешь волноваться, и потому сделал всё, чтобы выбраться. Но, пожалуйста, прошу тебя, не надо больше думать о том, что могло случиться. Вообще лучше об этом не думать. Да, я занимаюсь опасным спортом, в каждом спорте бывают травмы. − Не в каждом спорте можно разбиться насмерть, − тихо сказал Лань Ванцзи. − Лань Чжань, ты тоже можешь разбиться насмерть, ты забыл? – напомнил Вэй Усянь. – Ты ездишь на мотоцикле, и я точно знаю, иногда ты выбираешь самые скоростные трассы, потому что тебе это нравится – скорость и контроль. И мне тоже страшно думать, что может случиться, если ты допустишь ошибку, или тебе попадётся какой-нибудь придурок за рулём на пути, и ты разобьёшься. И что теперь, нам всё бросить? Ты бросишь мотоцикл, а я брошу скалолазание, только потому, что гипотетически мы можем угробиться? Так? Ты бы запретил мне заниматься тем, что мне нравится, если бы мог?       Лань Ванцзи не ответил, только склонил голову ещё ниже. Вэй Усянь знал, что он имеет обыкновение молчать, когда не хочет лгать и не хочет говорить неприглядную правду, и не поверил своим глазам. Нет, серьёзно? − Лань Чжань. Не молчи. Отвечай: если бы ты мог, ты бы запретил мне заниматься скалолазанием, потому что я могу разбиться? – строго потребовал Вэй Усянь. − Да, − еле слышно ответил Лань Ванцзи. − Но… Ты… Лань Чжань, это перебор. Ты понимаешь, как это глупо? – рассердился снова Вэй Усянь. – Жизнь полна опасностей! Ну, не буду я лазать по скалам, но я всё ещё могу погибнуть массой разных способов! Меня может сбить выехавшая на тротуар машина, я могу попасть в аварию, пока еду на автобусе или в такси, меня может пристрелить какой-нибудь наркоман в магазине или спятивший ученик, решивший отомстить всему миру и устроить стрельбу в школе. Да, боги, мне на голову может упасть банальный кирпич! Мне что теперь, не работать, не покупать продукты, не выходить на улицу? Запереться в четырёх стенах? Какова вероятность того, что со мной это всё произойдёт? − С тобой – довольно высокая, − негромко, но убеждённо ответил Лань Ванцзи. − Что?! − Ты бываешь рассеян и невнимателен. И твоя координация… − Что – моя координация? Что – невнимателен? – Вэй Усянь задохнулся от возмущения. – Лань Чжань, ты… Я ни разу ничего себе не ломал, не считая того случая в самолёте, над которым у меня точно не было власти! Я не попадал под машину и не вываливался из окна тринадцатого этажа! Да, я неуклюжий и рассеянный, и что теперь? Нет, серьёзно? Ты бы запер меня дома только поэтому? Даже не смей молчать, Лань Чжань, ты бы запер? Ограничил мою свободу ради сохранения жизни? − Да, − сказал Лань Ванцзи и впервые посмотрел на него. – Я бы запер. Если бы это гарантировало твою безопасность. Но какой смысл говорить о защите твоей жизни от других обстоятельств, если я не могу уберечь тебя даже от твоей собственной беспечности?       Вэй Усянь неверяще отступил. Нет, нет, этого просто не может быть. Лань Чжань же не серьёзно? Он по-прежнему обвиняет его в безответственности и считает, что, если Вэй Ин не трясётся над каждой гипотетической опасностью, то ему плевать на свою жизнь? Он бы действительно запер его? Но Лань Ванцзи смотрел прямо и твёрдо, и Вэй Усянь смотрел в ответ, открыв рот, ища слова – и не находя.       Лань Чжань считает, что ограничивать свободу ради безопасности – это забота и любовь?       Внутри забурлило что-то горькое, горячее и мерзкое, он был взвинчен от усталости, не отпускающей ноющей боли и разочарования. Вэй Усянь так старался выбраться, думая о Лань Чжане, несмотря на страх и страшный дискомфорт, чтобы его называли неуклюжим идиотом, который только ищет проблемы? Внезапно в голове вспыхнула отвратительная мысль, что, может быть, лучше было бы там и остаться, в этом грёбаном тёмном лесу, пока бы его не сожрали или пока бы он сам не подох. Ну, или пока бы нога сама не зажила, сколько это занимает, неделю, месяц? Интересно, как бы долго он протянул на паре батончиков и половине бутылки воды?       И вместо того, чтобы подумать, не порождена ли эта мысль эмоциями и болью, Вэй Усянь сказал: − Мне жаль. − Жаль, что я не могу уберечь тебя? – уточнил Лань Ванцзи. − Жаль, что я оказался не настолько беспечным, каким ты меня считаешь, − зло сказал Вэй Усянь. – Если бы я свернул себе шею, я бы не стоял сейчас здесь и не выслушивал бы от тебя, какое я дерьмо.       Лицо Лань Ванцзи исказилось, и он отшатнулся, но в этот момент в Вэй Усяне не осталось уже никакой жалости. Он развернулся и запрыгал прочь, в спальню, захлопнул дверь и бросился на кровать. И только там, закутавшись в одеяло и уткнувшись лицом в подушку, дал волю слезам. Он рыдал, отчаянно глуша скулёж и всхлипы, потому что не хотел, чтобы Лань Чжань знал, как ему плохо. Его Лань Чжань, которому его дурацкая жизнь была важнее его желаний и свободы…       На этой мысли Вэй Усянь, кусая губы, чтобы не рыдать в голос, потянулся к баночке с таблетками. После той ноябрьской поездки в Чэнду Вэй Усянь всерьёз задумался, что ему необходимо подобрать действенные, гипоалергенные для него успокоительные и, может быть, даже снотворное на такие случаи, когда он начинает дурить и не может угомониться, и в каникулы добрался до аллерголога, к которому его направила Вэнь Цин. С тех пор нетронутая пачка тщательно подобранного снотворного так и стояла на тумбочке, потому что куда-то летать Вэй Усянь в ближайшее время не планировал, а в обычное время Лань Чжань его так выматывал перед сном, что никакого успокоительного не требовалось. Кто ж знал, что пригодится…       Ему было так обидно и больно, что идея проспать день-другой, ни о чём не думать и ничего не чувствовать казалась ему сейчас весьма соблазнительной, поэтому Вэй Усянь закинул в рот сразу две таблетки снотворного и запил их водой. Потом снова уткнулся в подушку, цепляясь за неё, как за спасательный круг. И думал-думал-думал.       Таблетки постепенно начинали действовать, и вместе с отступающим гневом разочарования возвращался здравый смысл. Вэй Усянь подумал, что, возможно, в чём-то Лань Чжань и прав. Вэй Усянь слишком долго был один, и, хоть он и считал семейство Цзян своей семьёй, кровными родственниками они ему не приходились, и это, пожалуй, удерживало его от безрассудства в меньшей степени. До Лань Чжаня о его хобби знали только Цзян Фэнмянь, который покупал ему в школе первое скалолазное снаряжение, Цзян Чэн, Вэнь Нин и Вэнь Цин. И даже Цзян Чэну он не говорил, куда конкретно он уходит, в какую часть окружающего город леса. Цзян Чэн всегда просто говорил: «Будь осторожен и не сверни себе шею», но никогда не знал, куда и на какое время Вэй Усянь уходит.       Кроме того, Вэй Усянь вдруг понял, что, вероятно, он действительно был внимателен недостаточно. Натренировавшись, в последние годы он почти перестал пользоваться страховкой и попросту отвык от неё. Возможно, он и впрямь закрепил крюк плохо, потому что легкомысленно решил, что и так ничего не случится.       Боги.       Он так напугал Лань Чжаня! Да, быть может, он на самом деле вовсе и не хотел никуда запирать его, и сказал это на эмоциях, проведя несколько часов в страхе и неведении!       От этого слёзы полились из глаз пуще прежнего. Глуша всхлипы, Вэй Усянь решил, что ему срочно надо снова объясниться, но тело уже начала сковывать сонная тяжесть. Постепенно рыдания затихли, и Вэй Усянь провалился в сон, давящий и тёмный.

***

«Мне жаль, что я оказался не настолько беспечным».       Вэй Ин жалеет, что уцелел. Жалеет, что не разбился насмерть. Вэй Ин хотел бы умереть, потому что ему настолько плохо с ним.       Этот простой вывод обрушился на него и камнем придавил к полу. Какой-то далёкой разумной частью себя Лань Ванцзи понимал, что ему следует броситься вслед за ушедшим Вэй Ином, стиснуть в объятьях, зацеловать, не словами – действиями, говорить Лань Ванцзи нормально не умел, уже сделал больно словами, − показать, как сильно он его любит и не хочет потерять, но…       Но Лань Ванцзи сейчас владел отнюдь не разум, а панический страх. Страх за Вэй Ина, страх сделать всё ещё хуже. Страх, который поселился в нём с заката.       Отвратительно разыгравшееся воображение подкидывало ему картины одну хуже другой. Вэй Ин заблудился и бродит один меж тёмных деревьев в надежде выбраться, возможно, вспоминая, как провёл ночь после авиакатастрофы на диком горном склоне. У Вэй Ина сломалось снаряжение, и он не может ни спуститься со скалы, ни подняться, и слишком высоко, чтобы перерезать канат и спрыгнуть. Вэй Ин застрял в какой-нибудь расселине, как в проклятом американском фильме про человека, которому зажало руку огромным валуном, и, ради всех богов, пусть Вэй Ин не смотрел это кино и не полезет в карман за ножом!       На сценарии с Вэй Ином, с коротким отчаянным криком срывающимся со скалы в темноту на голые камни, его изломанным телом и обагрившей холодную поверхность горячей кровью Лань Ванцзи вскочил и принялся названивать на недоступный номер каждые десять секунд.       Пока почти в десять вечера на экране телефона не отобразился звонок с незнакомого номера. Лань Ванцзи принял его больше по рабочей пресс-секретарской привычке, совсем не озабоченный своим тоном. − Лань Чжань! – закричал в трубку любимый до боли голос. − Вэй Ин?       Он жив. Вэй Ин жив и, по крайней мере, в состоянии говорить.       Но на словах о вывихнутой ноге и сломанном телефоне Лань Ванцзи окаменел и сжал пальцы так сильно, что его собственный телефон треснул.       Вэй Ин жив, но он пострадал. Ему больно. И страшно даже представить, через какую боль он прошёл, выбираясь из леса с вывихнутой ногой.       Лань Ванцзи выбежал из квартиры, едва не забыв запереть входную дверь. И ждал, ждал, пока не подъехала светлая машина, и Лань Ванцзи не увидел Вэй Ина, выпачканного в земле с головы до ног, заплаканного, с замотанной чёртовой скалолазной верёвкой ногой. Вэй Ин вжимался в него так отчаянно, словно он был для него центром вселенной, спасительным якорем.       А потом он услышал голос водителя, легкомысленно-звонкий, шутливый, слишком молодой, чтобы принадлежать опытному водителю. Вэй Ина вёз какой-то юнец, который мог угробить их обоих своим неумелым вождением. Лань Ванцзи почувствовал, как его затрясло; он услышал тихое шипение и понял, что сжал Вэй Ина слишком сильно.       Лань Ванцзи причинил Вэй Ину боль.       Он вспомнил трещины на раздавленном телефоне, его покорёженный корпус, вспомнил, как давно, ещё в начале их знакомства, чуть не сломал Вэй Ину руки в панической атаке, и понял, что может навредить Вэй Ину не меньше, чем он сам навредил себе своей любовью к покорению скал, своей беспечностью и легкомысленным отношением к травмам. Поэтому он усадил Вэй Ина на переднее сиденье и постарался больше без надобности его не трогать.       Дрожь в руках никак не желала проходить. Хуже того, Вэй Ин, кажется, злился на него, и Лань Ванцзи постарался лишний раз не говорить с ним, чтобы не спровоцировать, только выдохнул от напряжения в кабинете травматолога. Вэй Ин провёл несколько часов, пытаясь выйти из леса на вывихнутой ноге, чтобы вернуться к нему, ему было больно, он падал и травмировался ещё больше. Просто потому, что разбил свой проклятый телефон и не мог позвать на помощь. Совершенно нелепая история, полная мелких случайностей, которые могли привести к очень печальным последствиям.       Если бы Вэй Ин сломал позвоночник, думал Лань Ванцзи с ужасом, он бы мог никогда не выбраться. Возможно, он бы пытался ползти, но сколько дней бы он смог это делать, без еды, без воды? Нашли бы его раньше, прежде чем он умер? Лань Ванцзи ведь даже не знал, куда Вэй Ин собирался, потому что Вэй Ин сам толком этого не знал.       Боги, а ведь у Вэй Ина было скверное предчувствие этим утром! Ну почему, почему он не сказал ему прислушаться к себе, а наоборот, сказал, что чувство тревоги чаще всего беспочвенно? Почему?!       Это его увлечение слишком опасно, думал Лань Ванцзи по дороге домой. В сочетании с его плохой координацией, пренебрежением техникой безопасности, легкомыслием и некоторым невезением оно становилось потенциально смертельным.       Надо как-то убедить его перестать этим заниматься или хотя бы быть осторожнее и внимательнее, думал Лань Ванцзи, стирая грязь с изукрашенной синяками и ссадинами кожи Вэй Ина.       К сожалению, Лань Ванцзи не был силён в речах, а Вэй Ин был слишком разозлён посягательством на его свободу и тем, что Лань Ванцзи вёл себя недостаточно чутко и нежно этим вечером. И Лань Ванцзи даже не мог толком ему объяснить, почему избегал прикосновений, потому что вернулся его застарелый стыд за свою чрезмерную силу, за причинение боли Вэй Ину, боли, которую тот всегда игнорировал, даже любил, по его словам. «Я хочу тебя защитить», − беспомощно думал Лань Ванцзи. «Если бы я свернул себе шею, я бы не стоял сейчас здесь и не выслушивал бы от тебя, какое я дерьмо», − ответил Вэй Ин на его бездарные попытки объясниться. Ответил и ушёл, потому что больше не хотел его видеть, потому что Лань Ванцзи его обидел.       Лань Ванцзи безмолвно закрыл лицо руками, давно уже опустевшими: одеяло и подушку он бросил сразу, как услышал, что Вэй Ин ринулся за ним, думал, что придётся ловить.       Он всё испортил. Хотел позаботиться и защитить, а в итоге задавил, задушил этой заботой так, что Вэй Ин воспринял это как попытку его ограничить, будто он неразумное дитя, которое не в состоянии принимать решения. Конечно, как такой яркий и свободолюбивый человек, как Вэй Ин, мог спокойно отнестись к этому? Как солнце могло выжить в бесконечном холоде и не погаснуть?       Вэй Ин определённо ошибся. Он так идеализировал Лань Ванцзи, говорил, что он вовсе не скучный и не нудный, не холодный и не отчуждённый, какому не место в этом мире с простыми смертными людьми, но он ошибся. Такому, как Лань Ванцзи, не следовало приближаться к нормальным людям.       Наверное, они действительно поспешили пожениться и съехаться, не успев толком привыкнуть друг к другу. Наверное, им следовало сначала просто пожить вместе, и тогда бы Вэй Ин успел понять, каким невыносимым Лань Ванцзи на самом деле может быть. Он бы ни за что не предложил выйти за него замуж, если бы хорошо знал Лань Ванцзи. И он бы… ушёл. При мысли об этом у Лань Ванцзи сжималось сердце. Он любил Вэй Ина со всем его шумом и весельем, провокационной соблазнительностью и озорством, лёгким хаосом и беспечностью. Он не хотел, чтобы Вэй Ин уходил. Но и не хотел, чтобы тот страдал с ним, чтобы ему было так плохо, что он предпочёл бы умереть.       Вэй Ин… действительно желал смерти?       Страшная мысль пронзила Лань Ванцзи: ведь Вэй Ин сейчас один в спальне, расстроенный и взвинченный, на тринадцатом этаже, и у него есть сильное снотворное, которое ему выписали ещё зимой. От этого осознания Лань Ванцзи прошибло ужасом, сбив дыхание, и он, отмерев, бросился за любимым. − Вэй Ин!       Вэй Ин лежал на боку под одеялом, спиной к двери, и был совершенно беззвучен. Лань Ванцзи подлетел к нему, позвал – нет ответа, потряс за плечо – никакого движения, никакой реакции. Лань Ванцзи в панике сбил на пол баночку с таблетками, они загремели, перекатываясь внутри. Трясущимися руками он поднял баночку и открыл: она была полна. Он поставил её обратно на тумбочку. Вэй Ин по-прежнему лежал без движения, не издавая ни звука, − или Лань Ванцзи не слышал ничего из-за шума паники в ушах, − спрятав лицо в подушку, которую обнимал; чёрные волосы рассыпались, скрывая всё остальное.       Лань Ванцзи не выдержал, убрал волосы, откидывая их назад и открывая лоб, скулу и заломленную бровь. Опустил руку ниже, ища его губы, пока пальцы не обдало горячим дыханием. Вэй Ин дышал глубоко и размеренно. Спал. Просто очень крепко. Наверное, выпил таблетку – не целую гору, чтобы убить себя, а положенную одну, чтобы заснуть.       От накрывшего его облегчения ноги Лань Ванцзи подкосились, и он упал на колени возле кровати. Вэй Ин жив. Может быть, Лань Ванцзи опять был к нему несправедлив, подумав, что тот может так импульсивно убить себя из-за ссоры и обиды. Как Лань Ванцзи посмел такое предположить, как он мог так скверно думать о любимом, который так любит жизнь, так полон надежд и устремлений?       Лань Ванцзи осторожно сдвинул голову Вэй Ина, чтобы ему было легче дышать. Пальцы наткнулись на мокрую ткань подушки. Вэй Ин плакал, прежде чем уснуть. Много. Плакал из-за него, из-за Лань Ванцзи и его слов. Ему было больно. Лань Ванцзи причинил ему боль.       В эту ночь Лань Ванцзи так и не смог уснуть. Он остался на жёстком полу подле Вэй Ина, потому что страх, что тот исчезнет, умрёт, никуда не делся. Вдруг таблетки всё-таки окажутся аллергенными, и Вэй Ин задохнётся во сне?       Это перебор, сказал ему Вэй Ин вечером. Кто же, всё-таки, был более прав: Лань Ванцзи со своей тревожной паранойей или Вэй Ин со своим лёгким отношением к смерти?       За всю ночь Вэй Ин так и не проснулся, не пошевелился, не издал ни звука. Только поздним утром, когда Лань Ванцзи собрался всё-таки пойти приготовить завтрак к пробуждению супруга, он не смог удержать себя от лёгкого касания, провёл кончиками пальцев по его лицу. Вэй Ин чуть завозился, издав тихий и жалобный звук, и опять зарылся лицом в подушку. Лань Ванцзи опустил руку. Вчера Вэй Ин так жаждал его прикосновений – и не получил их, потому что Лань Ванцзи слишком боялся ему навредить своими слишком сильными руками. Теперь он избегал этих прикосновений даже во сне, потому что Лань Ванцзи слишком сильно его обидел.       Лань Ванцзи заставил себя подняться и пойти делать дела. Умыться. Выпустить кроликов, потому что им, как и Вэй Ину, нужна была свобода, возможность побегать и размяться. Заняться готовкой. Всё те же простые и чёткие действия, которые должны были успокаивать. Но облегчить груз вины, убрать эту повисшую на сердце тяжесть они не могли.       Накрыв на стол, Лань Ванцзи пошёл будить Вэй Ина, потому что завтрак нельзя было пропускать, а ему нужны были силы, потраченные вчера. Вэй Ин всегда просыпался долго и неохотно, ворчал, жаловался, на самом деле довольный вниманием, мягкими пробуждающими поцелуями, которыми его одаривали. Сейчас Лань Ванцзи не решался его целовать: может быть, Вэй Ин больше никогда и не захочет целоваться, делить с ним ложе, глубоко и окончательно разочарованный в нём. − Вэй Ин, − позвал Лань Ванцзи, осторожно тормоша его за плечо. – Завтрак. − М-м-м, − недовольно отозвался Вэй Усянь.       Он, наконец, приоткрыл дождливо-серые глаза, опухшие и покрасневшие после вчерашних слёз и долгого сна. Сфокусировал ещё рассеянный взгляд, и в этом взгляде, направленном на Лань Ванцзи, не было привычного уютного тепла. Не было чуть заметной сонной улыбки, не было жалобного излома бровей и скрипучих стонов. Пустой сонный взгляд и почти пустое сонное лицо, не то слегка печальное, не то безразличное. − Завтрак, − повторил Лань Ванцзи, проглатывая скользкий холодный комок, вставший в горле. − Не хочу, − медленно протянул Вэй Усянь. – Не голоден. − Вэй Ин, надо поесть, − уговаривал Лань Ванцзи. Неужели Вэй Ин обижен и расстроен настолько, что даже от еды теперь будет отказываться? − Надо – ешь, − отозвался Вэй Усянь всё так же сонно. – А я не голоден. Я хочу спать. − Сколько таблеток снотворного ты вчера выпил? – с тревогой спросил Лань Ванцзи, оглядываясь на треклятую баночку. − Не помню, − Вэй Усянь поморщился, напрягая память, пытаясь поймать ускользающие обратно в сон мысли. – Кажется, две. − Вэй Ин, это сильное снотворное. Нельзя пить так много, − Лань Ванцзи снова начинал волноваться и сердиться. Может, он всё-таки прав, и Вэй Ин слишком безответственен? − Лань Чжань, − застонал Вэй Усянь почти знакомой утренне-ноющей интонацией. – Ну, какая разница? Мне плохо, у меня всё болит, и я страшно устал, а анальгетики на меня почти не действуют. Пожалуйста, дай мне поспать и пережить это!       Он говорил медленно и тягуче, сражаясь со сном. Лань Ванцзи должен был это принять: обезболивающие действительно действовали на Вэй Ина очень слабо, и он вчера и так уже достаточно натерпелся боли, чтобы продолжать с ней сражаться. Вдобавок, он был расстроен. Может быть, и впрямь лучшим решением было просто позволить ему спокойно выспаться, пока боль и огорчение не стихнут, и настаивать сейчас на ином – только провоцировать новую ссору и новые обиды. − Хорошо, Вэй Ин, − уступил ему Лань Ванцзи и ласково погладил его по щеке.       Вернее, попытался. Потому что Вэй Ин, недовольно скривившись, ушёл от его прикосновения и отвернулся, снова прячась в подушку. − Что на тебя нашло, Лань Чжань? Вчера ты отказывался даже пальцем меня лишний раз трогать, а сегодня что? Ты меня вчера так наказывал за то, что я чуть себя не угробил? – сквозь сонную тягучесть слышалась обида, голос замедлялся с каждым словом. − Ну, так и продолжай наказывать, я ведь всё такой же придурок. − Вэй Ин, я не… − Лань Ванцзи отпрянул назад, сердце болезненно сдавило. Вот, значит, как Вэй Ин воспринял вчера его отстранённость? Впрочем, чему он удивлялся? – Я не наказывал тебя, я…       Он не договорил, потому что Вэй Ин его уже не слышал, провалившись обратно в глубокий сон, насланный снотворным. Лань Ванцзи беспомощно опустил руки и отступил. Вдох – выдох, ещё раз. Вэй Ин не виноват, Вэй Ину больно, Вэй Ин имеет полное право злиться и обижаться, Вэй Ину просто надо поспать, возможно, всё не настолько плохо, и Вэй Ин вовсе не ненавидит теперь Лань Ванцзи, и его прикосновения ему не противны.       Заставив себя успокоиться и не скатиться в очередной приступ тревожности, Лань Ванцзи вернулся к делам. С трудом съел свой завтрак, наскоро прибрался; подумав, всё-таки постарался убедить себя в благоразумии Вэй Ина и спустился в зал, потому что Вэй Ин ещё какое-то время не сможет полноценно передвигаться на своих ногах, и Лань Ванцзи должен был оставаться достаточно сильным, способным ему помочь. Вернулся, проверил Вэй Ина, который, по всей видимости, не просыпался, принял душ, немного помедитировал.       Ему надо было забирать А-Юаня, который возвращался из другого города с фестиваля. Лань Ванцзи смотрел на спящего Вэй Ина некоторое время, потом написал на листке бумаги: «Пожалуйста, дождись нас» и положил на тумбочку; нашёл старый, еле работавший телефон, вставил туда симку из погибшего телефона Вэй Ина и оставил рядом с запиской на всякий случай. Мотоцикл он брать не стал – нельзя садиться за руль в таком состоянии, когда все его мысли заняты не тем.       А-Юань возвращался не слишком довольный. Лань Ванцзи уже знал, что они с ансамблем не заняли первое место, и, конечно, капитан в первую очередь винил себя, хотя госпожа Баошань, которой переслали запись их выступления, и говорила, что это не так, а разбор общих ошибок обещала устроить в понедельник на тренировке. Но всё равно А-Юань был расстроен – а ведь Лань Ванцзи должен был сообщить ему не менее неприятные новости. − А учитель Вэй занят? – Лань Сычжуй огляделся. – Вы ведь хотели встретить меня вместе. − Вэй Ин вчера получил травму на скалолазании, − ответил Лань Ванцзи, стараясь звучать спокойно, чтобы не пугать сына ещё больше. – Лёгкий вывих ноги. Он не сможет ходить какое-то время и спит сейчас дома.       А-Юань огорчился, но кивнул. В конце концов, он был танцором, и такие травмы, как растяжения и вывихи, были нередки в их увлечении. Лань Ванцзи задумался: ведь именно об этом Вэй Ин вчера говорил ему, о травматичных увлечениях. А-Юань тоже мог вывихнуть ногу на тренировке или выступлении или получить какую-нибудь другую травму, но Лань Ванцзи ведь не стал бы запрещать ему заниматься танцами, верно? Да, спорт Вэй Ина намного опаснее и может оставить его инвалидом или убить, но сейчас всё обошлось, и раньше Вэй Ин не травмировался серьёзно. И сам Лань Ванцзи действительно мог разбиться на мотоцикле, ему нравилась скорость, и он владел навыками экстремального вождения – брал уроки, чтобы знать и уметь действовать в аварийных ситуациях, ему это однажды даже пригодилось. Какое право он имел что-то запрещать Вэй Ину и называть его безответственным? − Папа, вы… − нерешительно заговорил Сычжуй. Иногда, когда он сильно волновался и начинал какой-то неудобный для него разговор, он испытывал неловкость и начинал обращаться к приёмному отцу на «вы» по старой привычке. – Ты выглядишь более обеспокоенным и расстроенным, чем в тот раз, когда учитель Вэй заболел. Что-то ещё случилось?       А-Юань растёт очень наблюдательным, отметил про себя Лань Ванцзи. Удивительно, что мальчик научился замечать такие вещи в малоэмоциональном Лань Ванцзи, учитывая, как мало они ещё прожили вместе. До сих пор так хорошо его читать удавалось только Лань Сичэню, который знал его с пелёнок. − Мы поссорились, − ответил Лань Ванцзи честно. – Из-за его травмы. Вэй Ин разбил телефон и долго не выходил на связь. Я слишком сильно беспокоился за него и из-за этого был к нему несправедлив, когда он вернулся. − Сильно поссорились? − Мгм. − Но вы же обязательно помиритесь? – с надеждой спросил мальчик. – Учитель Вэй ведь тебя так сильно любит, разве он не сможет тебя простить? − Мы постараемся, − серьёзно ответил Лань Ванцзи. Давящий на сердце камень болезненно заворочался. Вэй Ин так сильно его любит. − Опять взрослые сложности. Вас нельзя одних оставлять, − полушутливо проворчал Лань Сычжуй, точь-в-точь копируя Вэй Ина, когда тот притворялся строгим. И, несмотря на тяжесть внутри, Лань Ванцзи невольно улыбнулся сыну.       Дома А-Юань сразу ушёл к себе разбирать вещи и мыться с дороги, действуя так бесшумно, будто он был урождённым ребёнком семьи Лань. Лань Ванцзи проверил Вэй Ина и постарался не начать тревожиться из-за того, что он по-прежнему спал и вряд ли надолго просыпался, потом приготовил ужин. − А-Юань, ты не мог бы разбудить и позвать Вэй Ина? – попросил он, накрывая на стол.       А-Юань определённо должен был догадаться, что его посылают миротворцем, и он догадался, чуть сощурив тёмные глаза и дёрнув уголком рта. Лань Ванцзи было немного стыдно за подобную слабость, даже трусость, но, может быть, Вэй Ин, который всё ещё злится на Лань Ванцзи, больше обрадуется мальчику, чем ему. И Лань Ванцзи не смог удержать себя от позорного подслушивания, встав у приоткрытой двери в спальню. − Учитель Вэй… Учитель Вэй, просыпайтесь, − мягко и негромко проговорил Сычжуй. − Ммм? А-Юань? – очень сонно переспросил Вэй Усянь. − Да, учитель Вэй, я уже вернулся, − Лань Ванцзи мог видеть его светлую, добрую улыбку, даже не глядя на него. − А-Юань, − Вэй Ин тихо-тихо хмыкнул, – наверное, слабо улыбнулся, − послышалось шуршание, – может быть, он сумел поднять руку и растрепать мальчику волосы, как обожал это делать. – Как выступили? − Второе место, − Лань Сычжуй снова звучал слегка расстроенно. Лань Ванцзи хотел стиснуть в объятьях их обоих. − Второе место – это замечательно, − прошептал Вэй Усянь. – В следующий раз обязательно возьмёте первое. − Мы будем стараться, − пообещал Лань Сычжуй. – Учитель Вэй, ужин готов, вы поедите с нами? − Мх… Прости, малыш, я совсем не голоден, − ответил Вэй Усянь и зевнул. – Ты же не обидишься, зайчонок? Я просто очень-очень хочу спать. Поем с вами завтра, идёт? − Хорошо, учитель Вэй, − Сычжуй не стал скрывать лёгкого огорчения, но и настаивать не собирался. – Конечно, я не обижусь. И… папа тоже. − Какие вы у меня хорошие… − сонно откликнулся Вэй Усянь и замолчал, видимо, снова уснув.       А-Юань вышел из спальни и покачал головой. − Он пил снотворное, да? Я видел таблетки. − Мгм, − подтвердил Лань Ванцзи. – Пусть спит, идём ужинать.       И, хотя Вэй Ин так и не вышел и по-прежнему отказывался есть, может быть, он уже не так сильно обижался, раз сказал про них обоих, что они хорошие. Либо он сам не знал, что говорит в полусне, но Лань Ванцзи изо всех сил старался об этом не думать. Завтра они обязательно поговорят, спокойно, без эмоций.

***

      Темно.       Всё, что окружало Вэй Усяня – это липкая, удушливая, абсолютная темнота.       Потом стали появляться звуки. Далёкие стоны и крики, постепенно стихающие. Треск чего-то… Пламени? Да, так что-то горит. Жарко и страшно, не так уютно, как потрескивают поленья в камине. Так горит то, что гореть не должно.       Вэй Ин.       Вэй Усянь больше угадывает этот голос, чем слышит. − Лань Чжань? – шепчет он. − Вэй Ин, − зовёт его Лань Ванцзи.       Слишком… надломленно.       Перед глазами, наконец, начинает проясняться. Первое, что видит Вэй Усянь, − это каменная стена. Потом он вертит головой и замирает. Пламя. Горит лес, земля, камень. Обломки. Огромные искорёженные куски металла, охваченные страшным огнём. Горит металл, горит и плавится пластик, горят кресла, чемоданы, тела. Всё это разбросано по округе на сотни метров, наверху и внизу. Крик застревает в горле от знакомо-незнакомой жуткой картины. − Ма… Мама? – зовёт Вэй Усянь в отчаянии. − Вэй Ин, − вместо матери ему отвечает голос Лань Ванцзи.       Вэй Усянь опускает взгляд вниз и понимает, что всё иначе. Самолёт врезался не в пологий лесистый склон, а в отвесные скалы, такие, по каким он обычно лазает, землю видно, до неё метров пятьдесят, но всё равно слишком высоко, а обломки – вовсе не рядом. Он не сидит на дереве со сломанной ключицей, а висит, пристёгнутый к своему креслу ремнём безопасности; кресло повисло на вырванных из самолёта проводах, каким-то чудом уцепившихся за камни. Провода устремляются вниз, мимо вывернутой ноги. Внизу – ещё одно кресло, не очень далеко, но не дотянуться. А в кресле… − Вэй Ин.       В кресле Лань Чжань. Его светло-нефритовые глаза, словно светящиеся в окружающем мраке, устремлены на Вэй Усяня. Бледные руки вцепились в края кресла, из груди под ключицей, где была татуировка, торчит кусок железа, из уголка губ течёт кровь. − Лань Чжань! – Вэй Усянь в ужасе тянется к нему, но нефритовые глаза предупреждающе вспыхивают ещё ярче: − Не двигайся! Иначе упадём оба!       Вэй Усянь послушно застывает, трясясь от приближающейся паники. Из глаз текут слёзы – от страха, от разъедающего глаза дыма. − Лань Чжань, как же так? − Разве ты не хотел умереть? – отзывается Лань Ванцзи негромко. – Ты сказал, что предпочёл бы умереть, чем быть со мной.       Вэй Усяня точно окатывает ледяной водой. Это он виноват? Небеса его так услышали? − Нет… Нет-нет-нет-нет-нет! Я не это имел в виду, Лань Чжань, я бы никогда… Я… Я не хочу умирать, Лань Чжань, я… − Ты не должен умирать, − тихо говорит Лань Ванцзи. – Я уйду. − Что? Нет, Лань Чжань, не смей даже думать об этом! Мы выберемся, оба, обещаю! − Эти провода не выдержат нас обоих, − говорит Лань Ванцзи, и в подтверждение его слов вся конструкция начинает угрожающе трещать. – Я слишком тяжёлый. И я всё равно скоро умру. − Не смей! – кричит Вэй Усянь. – Просто… надо продержаться! Целый самолёт упал, наверняка кто-то заметил, и помощь уже в пути! − Никто не знает, где мы, − отвечает Лань Ванцзи. − Тогда я позвоню, вот прямо сейчас! – Вэй Усянь шарит руками по карманам и достаёт телефон. Разбитый, не включается. − Ты разбил телефон, − просто и спокойно говорит Лань Ванцзи. – Никто не придёт. − Чушь! Тогда я сам приведу помощь, я же скалолаз! Ты только дождись! − У тебя вывихнута нога, Вэй Ин. Ты не сможешь. − Это всего лишь дурацкая нога! – злится Вэй Ин. – Люди и с переломами, бывает, ходят, когда очень хотят жить! Сейчас, я только отстегну дурацкий ремень…       С щелчком ремня он выпадает из кресла, едва успевая за него схватиться. Их сцепка проседает с треском от резкого движения. − Вэй Ин! Ты должен держаться! – умоляет его Лань Ванцзи снизу. – Сейчас я всё сделаю.       Сквозь дым и мутную пелену Вэй Усянь видит, как тот вытаскивает из груди окровавленный кусок железа. Он выглядит довольно острым – достаточно острым, чтобы резать не только плоть, но и кое-что плотнее. Например, провода и кабели, на которых висит его кресло. − Лань Чжань, нет! Не смей! Помогите! – кричит Вэй Усянь, задирая голову. Должен же наверху быть хоть кто-то живой! – Вы слышите? Есть там кто? На помощь! Вытащите нас! − Там никого нет, Вэй Ин, − шепчет Лань Ванцзи. – Ты должен выжить. − Нет! Лань Чжань, не смей! Лань Чжань, пожалуйста… − голос Вэй Усяня срывается от слёз. – Пожалуйста. Я тебя люблю. Не оставляй меня одного, слышишь? Если ты сейчас перережешь этот чёртов провод и упадёшь, я прыгну за тобой, ты понял? Не смей жертвовать собой! Не смей умирать! − Тебе будет лучше без меня, − качает головой Лань Ванцзи. – Я люблю тебя, Вэй Ин.       И он одним движением обрывает удерживающий его кресло кабель. − Лань Чжа-а-а-а-а-а-а-ань! − Вэй Ин! Вэй Ин!       Кто-то тряс его за плечи, слегка похлопывал по щекам. Вэй Усянь трясся, боялся открыть глаза и увидеть пламя и мрак, разбитое кресло внизу и изломанное тело в нём. − Вэй Ин, проснись!       «Это голос Лань Чжаня? Лань Чжань не умер?» − с этой мыслью Вэй Усянь, наконец, распахнул глаза и увидел бледное в слабом ночном сумраке, полное беспокойства лицо Лань Чжаня перед собой. − Что… Где? – срывающимся голосом спросил Вэй Усянь. − Всё хорошо, ты дома, мы дома, тебе приснился кошмар, − успокаивающе заговорил Лань Ванцзи, сжимая его плечи. Сильно, приятно. − Кошмар… Самолёт… Мы разбились. Л-Лань Чжань, ты… Ты упал, чтобы с-спасти меня, − всхлипнул Вэй Усянь.       Увиденный кошмар снова вспыхнул перед глазами, и он вцепился в Лань Ванцзи и разрыдался. Всего лишь кошмар, но почему так страшно наяву?       Потому что Лань Чжань бы именно так и поступил, с внезапной ясностью понял Вэй Усянь и зарыдал сильнее. − Т-ты у-умер! Л-Лань Чжань! Н-Не оставляй м-меня! – выдавил он сквозь рыдания. − Я здесь и я жив. Я никогда тебя не оставлю, Вэй Ин, − убеждённо ответил Лань Ванцзи, прижимая его к себе, гладя по голове и спине нежно и уверенно.       Лань Чжань здесь, это – реальность. Темнота спальни, жёсткость матраса, тупая раздражающая боль в ноге под повязкой. Тепло Лань Чжаня, его сильные руки, сжимающие его в объятьях, оберегающие от кошмаров. От этой надёжной реальности истерика постепенно сходила на нет. − Л-Лань Чжань… П-Прости меня, − проговорил Вэй Усянь ему в грудь. − Между нами не должно быть места для слова «прости», помнишь? – прошептал Лань Ванцзи. − Т-тогда не так. Лань Чжань, я сказал тебе ужасные вещи. Ты так за меня испугался, не зная, где я и что со мной, а я всё равно сказал. Я не должен был такое говорить. Я вовсе не хочу умереть, чтобы не видеть и не слышать тебя. И я действительно безответственный. Я не сказал тебе, куда я иду, а ещё я плохо закрепил крюк, потому что отвык пользоваться страховкой. Я такой идиот и мудак, Лань Чжань, как я только мог… − Тише, Вэй Ин. Ты вовсе не идиот. Я знаю, что ты не хочешь умирать и не хотел такое говорить. Ты пережил целое испытание, тебе было больно и обидно, а я действительно переборщил с контролем, − произнёс Лань Ванцзи тихо. – Никто не застрахован от случайностей. И я не должен был называть тебя беспечным и обвинять в этом. Как и говорить, что запер бы тебя. Я бы ни за что не ограничил твою свободу, Вэй Ин. − Лань Чжань, − Вэй Усянь снова всхлипнул, постепенно успокаиваясь. – Ты такой хороший, Лань Чжань, как я могу тебя не любить… − Вэй Ин лучше. − Вздор, − передразнил его Вэй Усянь. От пережитого теперь хотелось смеяться – это точно было нервное. – Говорите словами через рот, выясняйте отношения сразу… − проворчал он. − Вот и поговорили. Как можно нормально что-то выяснить, когда оба на эмоциях, и ни один не может успокоиться? − Мгм, − согласился Лань Ванцзи и очень тихо вздохнул. – Меня с детства учили быть сдержанным, уметь успокаиваться, но, оказывается, это не всегда работает. − Ты поэтому не стал меня вытаскивать из постели и позволил мне выспаться? Решил дать нам обоим время прийти в себя? – после очередного «Мгм» Вэй Усянь тоже вздохнул. − Лань Чжань, почему ты меня не касался и говорил, что не хочешь мне навредить? И что случилось с твоим телефоном? − Я… раздавил его, − признался Лань Ванцзи. – Когда ты позвонил и сказал, что пострадал. А потом я причинил тебе боль, когда услышал голос водителя и понял, что он слишком молод, и вы могли попасть в аварию. − О, боги, − простонал Вэй Усянь, пытаясь не рассмеяться. – Лань Чжа-а-ань. Ты не можешь так спокойно сообщать мне такие вещи и ожидать, что я не наброшусь на тебя с поцелуями и не попрошу сжимать меня везде до синяков. Ты же знаешь, как меня заводят твои большие сильные руки и как мне нравится та боль, которую ты ими мне причиняешь. − Я думал, что если буду трогать тебя в таком состоянии, я что-нибудь тебе сломаю. Или причиню такую боль, которая тебе не понравится. − Ох, Лань Чжань, если мне не понравится, я тебе так и скажу. А пока я не сказал, пожалуйста, будь умницей, поцелуй меня и потрогай везде, где только можно, потому что я чертовски соскучился по тебе и твоим прикосновениям, − капризно потребовал Вэй Усянь.       К счастью, уговаривать Лань Ванцзи не пришлось: он с готовностью впился в губы Вэй Усяня, буквально сминая их отчаянно и жадно после их глупой размолвки. Одна его рука опустилась ниже и сжала бедро до этой лёгкой сладкой боли, от которой у Вэй Усяня начинала кружиться голова. Он завозился, пытаясь сесть поудобнее, чтобы обхватить Лань Чжаня ногами, и… − Ай! – Вэй Усянь разорвал поцелуй, а потом рассмеялся. Лицо Лань Ванцзи мгновенно обрело обеспокоенное выражение. – Дурацкий вывих. Лань Чжань, давай я лягу на бок, и ты возьмёшь меня так? В такой позе я точно не стану закидывать на тебя ноги.       Не дожидаясь ответа, он проворно перевернулся и улёгся, схватил Лань Ванцзи за руку и положил её себе на бедро. Лань Ванцзи, если и имел соображения насчёт того, насколько разумно заниматься сексом с травмой, которая требует иммобилизации, предпочёл оставить их при себе и заняться делом. Запустил большие ладони под тонкий халат, в котором Вэй Усянь так и проспал сутки с тех пор, как его так бессовестно-неласково искупали. Лань Ванцзи, исполняя его просьбу, трогал его везде, гладил, стискивал пальцы.       Вэй Усянь таял и плавился под прикосновениями сильных рук и горячих губ, оставляющих яркие метки на плечах и бёдрах, так, как он это обожал. Лань Ванцзи, казалось, истосковался по этому не меньше, хотя они были в ссоре немногим больше суток, впиваясь, вплавляясь в него голодно, словно они не виделись месяц. Хотя, пожалуй, так оно и ощущалось после пережитого взаимного ужаса, когда один падал и не знал, как скоро выберется через всю эту боль, а второй ждал в неизвестности. «Лань Чжань, Лань Чжань», − горячо шептал Вэй Усянь, выгибаясь под его ласками, подаваясь бёдрами назад и прижимаясь к возбуждению мужа, открывая шею для поцелуев ещё больше. Когда влажные пальцы скользнули меж его ягодиц, Вэй Усянь чуть не взвыл. Желание, пробудившееся вместе с ним после суток сна, опаляло и сжигало его изнутри. − Давай же, Лань Чжань, я так тебя хочу, пожалуйста, − взмолился он, насаживаясь на длинные пальцы с крупными костяшками, ругаясь про себя на слишком слабое, слишком хрупкое тело, которое нуждалось в подготовке каждый раз, чтобы обходиться без повреждений, пусть и лёгких, по его мнению. – Даже если ещё недостаточно, всё равно ведь заживёт… − Вот об этом я и говорю, − прошипел ему в ухо Лань Ванцзи, быстро и сильно растягивая его. – Твоё отношение к собственным травмам… − О, боги, Лань Чжань… м-м-м… только не прикидывайся, будто сам не хочешь сейчас войти в меня одним махом и вдалбливаться в меня, будто намереваешься выбить из меня душу… ч-ч-чёрт… слушать мои стоны, крики и мольбы… А-а-ах!       Вскрикнув от резкого толчка, Вэй Усянь зажал себе рот. Лань Ванцзи немедленно перехватил его руку и опустил. − Я слушаю, − сказал Лань Ванцзи, прижимая его к себе, вдавливая пальцы в мягкую плоть бедра, чуть отстраняясь, чтобы снова толкнуться.       Вэй Усянь отвечал. Шумными вздохами, отчаянными стонами, жалобным хныканьем от переполнявшего его болезненно-сладкого удовольствия, острого и долгожданного. Лань Ванцзи брал его жёстко, не столько входя, сколько натягивая Вэй Усяня на себя, одной рукой придерживая за бёдра. Он схватил его правую ногу под коленом, сжав пальцы на нежной, чувствительной коже, и Вэй Усянь издал нечто среднее между стоном и всхлипом, невольно подаваясь вперёд. Лань Ванцзи немедленно вернул его обратно, придерживая за тонкую шею, и Вэй Усяня совсем повело от лёгкого давления сильной руки на горле, как давным-давно, когда Лань Чжань приснился ему впервые. − Лань Чжа-а-а-ань, − простонал-проскулил Вэй Усянь, сглатывая слюну и ещё сильнее ощущая жёсткую ладонь, совсем не мешающую дышать. – Лань. Чжань. − Вэй Ин, − ответил ему Лань Ванцзи с резким выдохом, входя особенно глубоко. − А! – вскрикнул Вэй Усянь, откидывая голову назад, на надёжное плечо Лань Ванцзи.       Они оба уже были близки к оргазму, движения Лань Ванцзи становились всё более рваными, а хватка его пальцев – всё крепче, так что бедро немело от боли, и дышалось уже с некоторым трудом. Но от этого лёгкого удушья у Вэй Усяня напрочь срывало крышу, большой член Лань Ванцзи внутри него ощущался ещё горячее, заполняя его до упора, и нервы, точно оголённые провода, искрили током, обостряя все чувства, отчего он уже не мог контролировать свой голос.       Мучительно и громко крикнув, Вэй Усянь кончил; Лань Ванцзи, сдавливая его выгнутую шею, последовал за ним и вжался в его взмокшую спину, наконец, ослабляя хватку. Вэй Усянь судорожно вдохнул полной грудью. Голова кружилась, словно он долго катался на карусели, в ушах оглушающе шумело, но по телу разливалось знакомое тепло, сладкая нега, от которой Вэй Усянь ощущал себя бесконечно счастливым и удовлетворённым.       Горячее дыхание Лань Ванцзи на его лопатках постепенно замедлялось, и Вэй Усянь, тоже успокоив свои вдохи и выдохи, игриво и нежно положил свою руку поверх руки мужа, всё ещё лежавшей на его шее, но уже мягко, не давя. Лань Ванцзи немедленно забеспокоился и тихо спросил в его спину: − Я не причинил тебе боль? Не сделал плохо? − О нет, Лань Чжань, это было потрясающе, − Вэй Усянь на секунду довольно зажмурился от блаженства. – Ты знаешь, твоя восхитительная рука на моей шее снилась мне ещё до того, как мы стали встречаться. Но мне очень интересно, почему ты вдруг решил так сделать. Не знал, что у тебя есть такой кинк. − Я не… Это не… − Лань Ванцзи замялся, и Вэй Усянь тихонько захихикал, трясясь всем телом и представляя его ярко-красные уши. – Просто… Держа руку там, я чувствовал твой пульс в артериях, биение твоего сердца, даже то, как ты говоришь и стонешь. Это… словно чувствовать жизнь. − О, Лань Чжань… − прошептал Вэй Усянь, чувствуя, как на его глаза снова начинают наворачиваться слёзы от бесконечной любви к этому человеку. – Лань Чжань, я обещаю, с этого момента я всегда буду сообщать тебе, куда именно я собираюсь один за город. И буду класть телефон так, чтобы он не разбился случайно. Правда, мне теперь нужен новый телефон. И тебе тоже, − хихикнул он, возвращаясь к своей обычной игривости. − Купим, − ответил Лань Ванцзи. – Просто будь осторожен. Я никогда ни в чём тебя не стану ограничивать. − Хм, а как же ограничение моей подвижности, когда ты привязываешь меня к кровати? – Вэй Усянь не мог упустить возможность смутить супруга. – Шучу. Я рад, что ты так сказал. Это действительно очень многое для меня значит, − он вздохнул. – Я так долго был один, что мне совсем непросто расставаться со своей непринуждённой свободой, поэтому иногда я действительно бываю слишком беспечен. И я постараюсь быть ещё осторожнее.       Лань Ванцзи не ответил, только благодарно поцеловал его в плечо. Потом спросил: − Мне убрать беспорядок? − Нет, − сонно сказал Вэй Усянь, измотанный и обессиленный. – Хочу, чтобы ты не выходил из меня. Ты же не уйдёшь от меня этой ночью, Лань Чжань? − Никогда не оставлю тебя, − пообещал Лань Ванцзи. − Лань Чжа-а-ань! – простонал Вэй Усянь, смущённый донельзя его словами, и извернулся, изогнув шею, чтобы хоть краем глаза увидеть его прекрасное лицо. – Разве я не просил тебя предупреждать, когда собираешься говорить такие вещи? − Мгм, − Лань Ванцзи наклонился и поцеловал его в губы, мягко и сладко-сладко. − М-м-м, − простонал в поцелуй Вэй Усянь. – Я так сильно люблю тебя, Лань Чжань. − Я тоже невероятно сильно люблю тебя, Вэй Ин, − ответил Лань Ванцзи, поглаживая его подбородок и шею, его истерзанное бедро. – Спи.       И Вэй Усянь, представляя, как назавтра с довольной улыбкой будет рассматривать налившиеся синяки от его восхитительных пальцев – свидетельство их любви и страсти, − как съест потрясающе вкусный завтрак, приготовленный Лань Чжанем, закрыл глаза. И уснул, как был, в сбившемся куда-то на талию халате, с перепачканным животом, членом любимого мужа внутри и его руками на шее и бедре.