Была боль — станет зола.
Куй, кузнец — я так долго ждала...
Ведьмачка упорно шла вперёд, продираясь сквозь высокие колючие травы, оставляющие на плотной ткани штанов множество липких листьев и семян, раздражённо отмахиваясь от кровожадных насекомых и яростно отталкивая попадающиеся на пути низкие ветви деревьев, и всё это много раз, и так уже часа два, не меньше. Давно оставив за спиной то место, в котором она впервые появилась в этом мире, со временем Цири начала чувствовать себя лучше, силы, в отличие от зрения и способности здраво мыслить, возвращались, хоть и медленно, так что она смогла не без опаски перейти на быстрый шаг, как-то не слишком искренне надеясь на то, что не свернёт себе шею по пути. Таким образом она уже прошла порядка трёх с половиной вёрст, которые, откровенно говоря, были наполнены её мучениями и оставленными на колючках клочками одежды. Пытаться описать то, что она испытывала, практически невозможно. Разумеется, многим кажется, что зрение — не слишком важная часть нашей жизни, по крайней мере, пока оно есть хоть какое-то, и если не слеп, уже хорошо. Но едва ли можно с этим согласиться, раз за разом наблюдая, как земля изгибается, будто спина хитро косящей глазом кошки, и резко приближается к тебе, либо, напротив, неожиданно становится далёкой и слишком чужой, чтобы спокойно продолжать идти дальше - и ты невольно то пригибаешься, то выставляешь руки перед собой, прекрасно понимая, что это лишь иллюзия, но не в силах прекратить это.***
Она неожиданно поскальзывается и падает так неудачно — на голову. Лёгкий хруст сдвинувшихся шейных позвонков... Застывший стеклянный взгляд таких живых зелёных глаз. Разве она должна умереть так? Разве она должна умереть?...***
Первый час идти было просто ужасно сложно — ей постоянно встречались покрытые липкой грязью крутые спуски, на которых легко скользили ноги, подлесок из низких стелящихся кустов местами становился густым и до ужаса колючим, неожиданные глубокие ямы с крутыми склонами, скрытые приветливыми раскидистыми ветвями кустарника, под одним из которых она решила пару минут отдохнуть, оказались на удивление глубокими, и она была рада, что не оступилась на краю. При этом ей изрядно портило жизнь зрение — оно то неожиданно расплывалось, то становилось слишком резким. Взглянув мельком на солнце, чтобы примерно определить время, она на пару минут была вынуждена остановиться, стараясь прогнать пляшущие перед глазами круги. Поднявшийся сильный ветер гнул верхушки деревьев и изредка бросал в лицо вихри тяжёлых и мокрых палых листьев, гнивших под ногами. Мелкий ручей, дно которого легко могло бы просматриваться, если бы не струи грязи, поднимающейся вместе с тревожащей дно водой, вилял в разные стороны, пару раз даже ветвился, но потом снова сливался в один поток, и она постепенно поняла, что он отклоняется куда-то вправо. В одном из мест она просто перешагнула мелкий и не самый чистый поток, несущий множество мелких веток, листьев и странных желтоватых хлопьев пены. Упускать его из виду она не планировала — даже если не получится найти следы людей или кого-то вроде них, Цири хотя бы будет иметь источник свежей воды, хотя мысль о трупе, перекрывшем ручей где-то выше по течению, и странным добавкам к воде, не добавляла жизнерадостности и заставляла вспомнить перечень самых различных болезней, и даже несмотря на её малую образованность в этом направлении (и где она вообще могла считаться образованной?), доверия вода точно не внушала. Ведьмачка всё ещё приходила в себя очень медленно, и рассудок до сих пор отказывался работать достаточно качественно для того, чтобы управлять чем-то кроме ног. Она бы была не против перейти в другой мир, желательно — в хотя бы немного знакомый, но сил действительно не было совсем. Она чувствовала себя на редкость опустошённой. Деревья постепенно становились все реже и ниже, раскидистые ветви неожиданно стали куда короче и вместо широких листьев обзавелись мелкими и вытянутыми, количество цепляющихся за ноги колючих витых лоз сократилось до приемлемого, кочки исчезли совсем. Ручей разросся, сквозь мутную воду уже нельзя было увидеть дна, но был главный минус — земля становилась всё мягче, и далеко впереди маячила перспектива попасть в трясину. Если идти дальше и надеяться на лучшее, можно всерьёз завязнуть, и сил на то, чтобы выбраться, ей до сих пор точно не хватит. Слева от воды всё выглядит не лучше, зато ещё правее лучи уже начавшего клониться к закату солнца озаряют силуэты далёких гор, и там точно болот не будет. Именно плоды своих стараний она пожинала сейчас. Яркое светило стреляло в спину лучами, и Цири невольно обернулась, чтобы, прищурившись, немного понаблюдать за тем, как оно всё приближаясь к горизонту, а её собственная дорога шла на повышение, а силы таяли прямо пропорционально увеличению подъёма тропы. Точнее, просто увеличению подъёма — о тропе и речи не шло, лишь нехоженная, заросшая земля.***
...Яркое солнце, слишком яркое для её привыкших к тьме глаз. Она бы прищурилась, но тело ей не принадлежит. Снова, как и тогда, когда она умерла, будучи живой биологически. Когда её телом завладели, а ведь никто даже не заметил. А тот, кто мог бы заметить, был предан и растоптан в тот же день. Но сейчас всё по-другому, и тело уже не её. И при этом у неё всё же есть шансы хотя бы начать видеть и слышать, и она сделает всё или почти всё, чтобы не упустить этой возможности попасть туда, куда попадают чуть более везучие... когда восстановит силы. Чего бы ей это не стоило. Согласный рокот со всех сторон тьмы её сознания. Они ничего не теряют. Им уже нечего терять. Они - одно, и они могут стать её собственностью, раствориться в её разуме, навсегда осесть жалким пеплом где-то на самой периферии сознания, лишь бы больше не жить в этой тьме. Зелёные глаза загадочно блестят в темноте.***
Она решается на это — надеется, что болото будет легко пройти, и невозмутимо шагает дальше, даже не думая сбавить темп или посмотреть по сторонам повнимательнее, подмечая странную обстановку окружающей её местности. Ручей всё сильнее ветвится, вихляет, и когда она неожиданно понимает, что заблудилась, и останавливается, чувствует взгляд, сверлящий ей спину. Но, обернувшись, ожидаемо никого не видит. Ей не стоит стоять на месте, но и заходить в болото тоже не слишком хорошо, поэтому она разворачивается туда, где, в её понимании, обратное направление, и торопится, беспокойно глядя на темнеющее солнце. Неприятно скрипят снова появившиеся буквально полчаса назад деревья, и она уже не может найти дорогу обратно по ориентирам, которых толком и не было. А нога проваливается в жидкую грязь уже по щиколотку, и скоро она выходит на совсем уж непроходимую местность, где грязи не по щиколотку — почти по колено, и это даже не шутка. Нервничая всё больше, Цири соображает всё меньше и чуть не срывается, ведь раньше ей не особо доводилось ходить по болотам, и она тут абсолютно ничего не знает. ...неудивительно, что, заметив небольшое возвышение мха, она наступает на него в ожидании сухого участка и вдруг проваливается почти с головой. Она увязает намертво, не в силах пошевелиться или выбраться, и сколько она не рвётся из этой липкой ловушки, всё безуспешно. Желание жить побеждает гордость, и она кричит о помощи, но это только выматывает её быстрее, и она утопает всё сильнее, неспособная сделать хоть что-то. Последнее, что видит Цири — скрипящие ветви над головой, а затем её крики захлёбываются болотной тиной, а перед глазами встаёт тёмная пелена.. Над поверхностью незаметного, но такого опасного бочажка выглядывает только бледная кисть руки с загадочно мерцающими алыми символами.***
Цири пару раз моргнула, отгоняя пляшущие перед глазами круги. Она быстро отвернулась, изумившись тому, что солнце уже коснулось нижним краем горизонта. Силы уже почти восстановились, и она всё не могла понять, сколько же стояла так, погрузившись в странную задумчивость. Кажется, солнце было гораздо выше. Чёрт, сколько же времени она потеряла? Сойдя с пологой тропы и решив срезать по крутой, она, быстро взбежав на вершину холма, цепляясь руками за крепко вросшие в склон жгуты трав, немного режущих руки, ведьмачка оглядела окрестности. Впереди солнце освещало вершины далёких гор и целый ряд холмов, гораздо более крутых, чем этот. Сзади — всё та же река, вокруг которой земля всё сильнее понижалась. Справа — тёмная громада леса, особо высокие деревья вызолочены лучами заходящего солнце. А вот слева... Издалека было плохо видно, но, кажется, у основания холма стояла деревня, довольно сильно отдалённая от реки. Цири едва заметно улыбнулась, и, снова покосившись на солнце, которое уже наполовину скрылось за далёким краем земли, начала медленный спуск. Это будет сложнее, чем подъём, но всё же её ободряла такая близкая возможность отдохнуть. Резкое и оглушительное шипение откуда-то из-за спины и справа. От неожиданности она едва не спотыкается, быстро оборачивается, готовая защищаться до последнего, но никого не замечает. Шипение стихает так же резко, как началось, и она готова поклясться, что видела нечто, промелькнувшее на самом горизонте, закрывшее солнце на жалкую долю секунды, которую не способен осознать человеческий мозг. Но... Абсолютно никого, пусто и тихо. Цири вздрагивает от неожиданного осознания. За весь день в этом мире она не услышала ни единого живого звука. Ни пения птиц, ни стрёкота кузнечиков, ни шума от поселения людей, ничего. Ведьмачка снова почувствовала какой-то подвох. Она что, правда будет замечать всё странное и откровенно пугающее тогда, когда уже становится поздно? Ей не нравилась гнетущая тишина и ещё больше не нравилось то злобное предвкушение, которое разливалось в воздухе. Она рванулась вперёд, но, зацепившись за выскочивший на пути корень, со всего размаху упала на землю и пару раз перевернулась через бок, чувствуя, как рвут кожу острые стебли травы. Она снова подскочила и огляделась, уже почти безумно, чувствуя какое-то чужое отчаяние и ужас. Ей показалось, что из сгущающейся тени кто-то смотрит на неё, оскалив клыки и сумасшедше сверкая кроваво-красными глазами, шипит-рычит, скалится, наступает, клацает огромными когтями, а в его горле уже клокочет холодное пламя, которое выжжет всё, что попадётся на глаза. Попятившись и снова едва не упав опять, она рискнула повернуться к этому видению спиной... ...и увидела прямо перед собой мелькнувшую практически прозрачную тень, которая сразу же скрылась под землёй. Цири вздрогнула, остро жалея о нехватке сил на перемещение и об отсутствии оружия. Она почти обещает себе больше никогда не перемещаться по мирам, чтобы не нарваться на ещё какую-нибудь гадость, но понимает, что не исполнит этого обещания, так зачем зря сотрясать воздух? Она не Лютик, она ведьмачка и таким не занимается. Она ведьмачка... но без оружия и без сил, и поэтому она готова отступить на этот раз. Но она почему-то думает, что она будет готова отступить в любой момент, ведь перед глазами всё ещё стоит разделённая надвое распахнутой пастью голова существа. Она вдруг понимает, что это когда-то было человеком, просто ему не повезло. Шипение раздаётся снова, и она поворачивается так медленно, словно время превратилось в тягучую патоку, которая скоро и вовсе застынет. Она видит эту тень, не такую уж и большую, но страшнее всех всадников Дикой Охоты, ведь она понимает, что это нечто старое. Действительно старое, настолько, насколько это вообще может представиться ей, и она таких цифр даже не знает, но оно стремится к бесконечности. Оно стремится к ней. Оно её заметило и уже всё для себя решило. Цири умирает быстро и безболезненно, но её посмертие становится куда более тяжёлым, чем если бы она просто утонула в болотах.***
Цири спокойно шагает по диагонали между холмом и ручьём, прямиком к деревне, до которой осталось совсем немного, буквально четверть часа ходьбы. Солнце уже довольно близко к горизонту, весело стреляет лучами, окрасившими склоны в алый, и она любуется этим, не забывая глядеть под ноги. Зрение уже в порядке, и всё остальное тоже, но она всё же не замечает паренька, который неожиданно кричит что-то на своём, иномирном, и убегает, с ужасом глядя то на неё, то на лес, откуда она вышла. Ведьмачка на пару секунд останавливается, глядя вслед длинноногому рыжеволосому паникёру, а затем неясно для кого пожимает плечами и идёт вслед. Она не подозревает ничего необычного, в конце концов, она всегда подозревала, что рыжие — ненормальные, младшие ан Крайты тому подтверждение, хоть они и имеют достаточно тёмный оттенок волос. Девушка понимает, что просчиталась, только когда её хватают за предплечья, покрытые загоревшимися чёрным цветом татуировками, которые неожиданно начинают извиваться на её теле, причиняя невыносимую боль. И, хоть она и могла сбежать до этого, теперь её разум слишком затуманен. Оказывается, аутодафе популярно во всех мирах. Умирать в огне больнее всего.***
Не ходи. Остановись. Не ходи. Стой... Цири видит свою смерть. Раз за разом, множество вариаций, и ей действительно страшно, потому что она ничего не понимает. Она стоит на коленях, дрожит, глаза подозрительно щиплет, а солнце всё так же близко к зениту, как в самом начале или буквально на час позднее, и она сейчас у ручья, такого безобидного и весёлого, журчащего, как и в любой день. Она видела свою смерть четырежды, и сейчас она совсем не понимает, что с ней не так. Какого чёрта? Замри. Она замирает и чувствует, что сердце, которое бешено колотилось секунду назад, тоже замерло, и она не понимает, что это такое и почему оно так. Она ведь не сможет пошевелиться, даже если это будет очень важно для неё, и может только воспринимать информацию — например, то, что татуировки загорелись чёрным, или то, что за спиной — как она это чувствует, вообще-то? — пронеслась целая вереница теней, бесшумно скалящих зубы, с которых капал яд, или даже то, что далеко-далеко, где-то в болотах, а если точнее — под ними, ворочается ещё одна огромная чёрная масса, имеющая весьма определённое назначение: проследить и схватить, и она даже догадывается, за кем и кого. Это длится несколько долгих секунд, и она уже думает о смерти, когда сердце снова начинает биться. Она бы сказала, что практически умерла от облегчения, если бы не боялась исполнения своих слов. Умная, не шумишь. Цири не понимает, какого чёрта. Она вздрагивает от неожиданности. То, что пару секунд назад подсказало ей замереть, тогда казалось ей собственной мыслью, инстинктом, сработавшим быстрее всего остального. Но сейчас этот голос шелестит в голове совершенно отдельно от её хода размышлений, и... она действительно не понимает совершенно ничего, она совершенно запуталась и в кои-то веки хочет просто сдаться. Самый близкий вариант безболезненной смерти — свернуть шею, но ещё она может утопиться в ручье... Тело снова замерло, буквально на долю секунды, но как только чувствительность вернулась вновь, ведьмачка упала и неслабо приложилась головой о землю, на пару мгновений потеряв возможность воспринимать реальность. ...однако ей, кажется, не дадут этого сделать. Ведьмачка начала ощущать какую-то несправедливость — кажется, в её жизни она решала лишь очень малую долю проблем, остальное у неё забирали, разжёвывали и передавали обратно ещё до того, как она начинала что-то делать. Ну, она бы возмутилась, но прямо сейчас ей только что на пару секунд остановили сердце, так что... и, ах да, спасли жизнь, спасибо, какая прелесть. И, как ни странно, она чувствует себя лучше. Гораздо лучше, правда, и теперь она может соображать куда лучше, чем несколько... часов, минут, секунд назад — легче уж сказать, что её состояние улучшилось с того момента, как она попала в этот мир, чем пытаться понять, сколько времени прошло. Но, конечно, это не слишком компенсировало происходящие вокруг неё ужасы. Что за леший, в конце концов, творится вокруг неё? В кои-то веки она решила подумать логически и разобраться во всём, разложив доступную ей информацию максимально подробно. Первое, что лезет на ум — Белый Хлад, без каких-либо пояснений или эпитетов, у неё не хватит на это даже ведьмачьего словарного запаса. Просто жуткая древняя тварь, решившая украсить её тело странными татуировками, которые прямо сейчас весело наливались оттенками красного, контрастно выделяясь на бледной коже. Судя по всему, это существо перемещаться по мирам толком не может, однако это вовсе не значит, что Цири в безопасности, что подводит её ко второму пункту. И это пункт — странные твари, которые, судя по всему, теперь будут преследовать её во всех мирах. Было бы у неё оружие — ничего, не впервой, это ей нравилось куда больше, чем битва с эльфами, больше холодная война, где нужны союзники и интриги, а она политику никогда не любила, но... кого она обманывает? Существа внушали просто панический страх, после нескольких секунд общения с ними оставалось только одно желание — сбежать куда подальше или хотя бы умереть безболезненно. Третье следует за вторым — она только что умерла несколько раз подряд, и до неё как-то не доходит, что это было. Ведьмачка не слишком привыкла анализировать подобные ситуации, но, чёрт, кажется, это было... видение будущего? Она, кажется, сталкивалась с таким всего-то пару раз, но сильно сомневалась в том, что сейчас вдруг сумела лицезреть опасные развилки судьбы по собственному желанию. Из этого следует последний вывод — кажется, ей кто-то помог, но вот кто именно? Совершенно не ясно, и, скорее всего, в ближайшее время ситуация не прояснится. На фоне всего этого Дикая Охота неожиданно показалась чем-то мелким, незначительным и обыденным. Правда, Цири смутно подозревала, что первая же встреча с призрачным отрядом втопчет в пыль эту беспечность и заставит её снова страдать от страха повидаться с Эредином и его компанией. Цири с опаской поднимается с земли, но чувствует своё тело на удивление хорошо, хоть это и не значит, что она просто чувствует себя хорошо. Со зрением, судя по всему, уже нет совершенно никаких проблем, и она шла, даже не пошатываясь. Вверх по течению ручья, ведь внизу её, судя по всему, ждала только смерть. Она никогда раньше не слышала о таком чувстве, как "дежавю", но теперь понимала, что такое слово обязательно нужно ввести в её родной язык.