***
Ночь накрывает улицы пуховым одеялом и вешает на небо звёзды — ночники. Их так много, что голова кружится, как только вверх голову поднимаешь, а во главе всей ночи — луна, занавешенная полотном оберегающих ее облаков. Сейчас от прохладной погоды группа людей разных возрастов и родов занятий укрылась в байкерском магазине, расслабляясь под шум гитары и чоканье банок пива, под аккомпанемент песен от Шиничиро и смягчившиеся взгляды Вакасы в его сторону. Они в самом центре магазина, безмятежно смеются, играют что-то на гитаре, словно вожатые в лагере, а другие, не отставая, подхватывают разливающийся по залу смех и настрой на живую музыку. Шиничиро сидит на краю импровизированной сцены, перебирая пальцами по струнам гитары и медленно-вкрадчиво, до утешительного спокойно, произнося: — Давайте споём вместе сейчас. Словно в лагере. Под тихий голос успокоившихся на вечеринке ребят, можно сделать вывод, что суровые дети железных деталей и гонок, тоже люди, тоже с душой. Они напевают отдалённо-знакомую песню, отчего становится так комфортно и легко на душе, что Коконой будто бы выдыхает все невзгоды с вылетающими из уст по памяти строчками. Инуи же не отрывает с музыкантов взгляд. Темные глаза Шиничиро направлены на инструмент, а губы играют мягко-спокойной улыбкой, в то время как Вакаса переодически мнётся, пересаживается по-другому. Всё ему неудобно сидеть, но он всё равно остаётся рядом с парнем. Чуть позже Вакаса и сам подхватывает настроение Сано. Он что-то тихо напевает, и голову ближе наклоняет, отчего передние пряди щекочут чужие плечи. Что-то шепчет на ушко парню. Часто так делает, когда они не наедине. Порой грубо и нелепо, но так по-своему искренне. Шиничиро невольно улыбнулся его еле уловимым словам, тихо засмеявшись. Благо, зал продолжил петь за них в этот момент, а пальцы по-прежнему перебирали струны. — За это я тоже его обожаю, — не сдерживает своего фанатизма Сейшу, но Коко даже нравится его слушать. Они тут вдвоём, вдали ото всех, и это чертовски приятно — видеть, что Инуи не пытается закрыться от него. — Он будто бы и не популярен вовсе. Всё равно держит такое расстояние с людьми — на вытянутой руке, — Сейшу показывает рукой на недогруппу, акцентировано спустив ладонь вниз. — Он будто бы и не гнался за этим. Знаешь, я даже без понятия, за чем он таким гнался изначально, — со вздохом произносит Сейшу, а в его глазах читается легкая грусть. Рука возвращается на собственное бедро. — Не повод ли поговорить после выступления? — Определенно повод, — усмехнулся Сейшу, переводя взгляд на Коко и улыбаясь только ему. С этой гармонирующей песней, напоминающей что-то отдалённо близкое, будто бы из детских воспоминаний, выражение лица Сейшу казалось родным. Правда. Ощущение, будто бы они знакомы уже так чертовски давно не хотело выходить из души Хаджиме. И он просто замер, смотря на Инуи и улыбаясь в ответ. Песня заканчивается, и гитара стихает, все затаили дыхание, пока Шиничиро вновь настраивает инструмент, чтобы тот лучше звучал. Вакаса что-то недовольно бубнит рядом, хмуря брови особенно недовольно. Дракен смеряет их двоих взглядом. Он знает Шиничиро, знает Вакасу по отдельности и крайне недоволен тем, кого Сано выбрал. Хмурится недовольно, смотря на них. Ну, правда. Ему кажется, что Вакаса на парня плохо влияет своей истеричностью, пусть и Шиничиро уже совсем не ребёнок для таких выводов. — Сейчас это, — формулирует свою мысль Сано, в то время как Вакаса глаза закатывает. Не мог что ли до того речь продумать? — Сыграю кое-что по памяти, — прислоняет руки к инструменту в нужной позиции, слегка хмурит тёмные брови, тревожа несколько нот, чтобы точно вспомнить, в какой последовательности играть. Все в предвкушении наблюдают. Расслабленный бой гитарных струн разносится по залу, а лицо Сано озаряется удовлетворённой улыбкой. Это тот самый темп, тот самый звук, которого он так желал. Почти как у любимой группы.Если все люди земли сговорятся, наплюют на друзей и врагов.
Вакаса закатывает глаза особенно драматично. — Опять ты со своим этим самым, — фыркает он, в то время как несколько человек в зале поддерживают музыканта, подпевая воодушевлённо. — Не всё же твой фонк слушать, — фыркает Рюгуджи, скаля зубы в защиту парня. Сано хихикает, продолжая.И одновременно поедут купаться…
Приятный бой ложится мёдом на уши, и почти все в магазине, пусть даже и впервые слышавшие эту песню, однозначно уверены — бой самый что ни на есть правильный.Выйдет ли мооре из берегоов?
Шиничиро мягко тянет буквы в словах, распределяя текст по нотам словно масло по хлебу. Имауши, кажется, смиряется со своей участью быть непосредственно фанатом «Дайте танк», отчего лишь расслабленно слушает.Если все на планете солдаты…
Сано окидывает взглядом толпу напряженным взглядом, стараясь передать всю серьезность текста насмешливой мимикой.Разберут автоматы и забудут, как их собирать…
Продолжает он одарять серьёзным взглядом публику, отчего даже Сейшу кратко улыбается, а Хаджиме невольно взгляд на него косит, подмечая каждый жест, каждую сменившуюся эмоцию на его лице.И даже самый сильный солдат не сумеет выдернуть чеку из гранаты…
С ноткой тяжести бытия и драматизма тянет Шиничиро, страдальчески выгибая брови и слегка наклоняя голову назад. Пальцы скользят по струнам, продолжая творить музыку.Будем ли мы ещё воевать?..
Будем ли мы ещё воевать?
Далее тот же незатейливый звук гитары под вопрошающее молчание Шиничиро. Последний аккорд, проходит время, и Вакаса, явно ожидавший продолжения песни, произносит: — Так мало? — Сколько надо, — утвердительно говорит Сано и пожимает плечами, безмятежно проходясь взглядом по толпе людей и, кажется, не так уж и серьезно воспринимая чужие придирки. Против характера не попрешь. Шиничиро играет ещё, не только из чужого, но и своего репертуара, Вакаса с ним на пару старается тоже развлекать публику так, как только может. И если можно заклеить все душевные раны разноцветными детскими пластырями: они это сделали. Спели сегодня много песен до боли в горле, посмеялись со всякой ерунды с залом, поддержав самых отчаявшихся и заблудившихся на дорогах судеб. Дело творчества ведь, по сути, не только радовать глаз или слух, но и направлять на большее. Гораздо большее, чем можешь себе представить. Вдохновлять идти дальше, поддерживать в минуты упадка, поднимать с колен и отряхивать запачкавшиеся ноги. Слыша что-то похожее на свою ситуацию, люди и правда воодушевляются этим. Делают глубокий вдох, последующий выдох и говорят еле слышно, про себя, что нужно продолжать жить, как бы не повернулась судьба. И это действенно. Ты не один. Мы не одни, чтобы водиночку переживать что-то, но когда становится настолько невыносимо, что даже написать некому… В дело приходит непрямой контакт с творцом — изучение его творчества. И, может, Сейшу не сильно много знает о Сано, не пылко эффективно смыслит, почему и как он выбрал такую карьеру, но его музыка была проводником для Инуи, когда глаза были заполнены тьмой. И этой причины вполне достаточно для благодарности. Только под утро шума толпы не стало. Хозяева заведения прощались с последними гостями, которые, мягко говоря, засиделись. Среди них был мягко облокотившийся о стол Коконой, посмеивающийся с глупых историй Шиничиро, сам, так сказать, Шиничиро, в кругу семьи и друзей затирающий очередную историю вхламину пьяный в пять, матерь Божья, утра, рядом с ними же сидел Вакаса, притворяясь, что в диалоге не заинтересован, но уши развесил по ветру явно. Неподалёку лежала гитара, а Дракен с Инуи уходили выводить большую часть народа за пределы их дома, в конце-концов. Завтра предстояла очередная смена, которую они решили по обоюдному согласию начать позже, но от этого легче, к несчастью, не становилось. Разве что немножко. — Господи, как же вы меня все заебали, но я вас так люблю! Но вы меня заебали, — выдохнул Рюгуджи обреченно, устало потирая глаза. В толпу потенциальных партнеров магазина, вариться в адовом котелочке пихнули именно его, а Сейшу удачно съебался от очередной ответственности. И вот, он, как мамочка, разбирался с серьёзными проблемами по работе, в то время как Инуи ошивался с Коко, и работа — последнее, о чем он задумывался в этот прохладный вечерок. Кен пьяноват, теперь ещё прямее, чем рельса, едишн. Коконой глазами хлопает на такое заявление. Они еле знакомы, просто подозревает, что он имел в виду не его. Всех, но не его. Из-за этого ощущает себя каким-то лишним и навязавшимся, но виду не подаёт, продолжая слушать Шиничиро. Забавный парень. — А ты нас как заебал… — фыркает тихо Вакаса, тупя взгляд куда-то в пол. — Давайте не ссорится, — вздохнул Инуи, подходя к Сано. — Можно тебя? Шиничиро изумленно глаза открывает, глядя с явным интересом, и спокойно кивает. Сейшу благополучно его уводит, подальше от разговоров, под возмущённый возглас увлечённого историей Коко. Они остались втроём. Гребанное трио: Вакаса, Коконой и, мать вашу, Дракен. Хаджиме боится до усрачки. Боится, что деды по пьяне подерутся, отмечая то, что они наверняка старше или же, ещё лучше, его побьет один из них. — Слушай. Вижу твой настрой, — многозначительно сказал высокий мужчина со внушающими параметрами. Дракен. Коконой неловко сглотнул, но вида не подал, стараясь держать лицо на своём привычном, нахально-дерзком пафосе. — О чем ты? — он слегка вскидывает бровь в вопросе, глядя собеседнику прямо в глаза. Незаинтересованный взгляд в сторону мужчины кидая, будто бы и не при делах тут, да и вообще никак не связан с ним. Раз Кен «тыкает» его, то он тоже будет так же общаться. — Да так. Вижу, что ты заинтересован Сейшу, а не выступлениями, — усмехнулся Кен, скаля зубы. Это кажется парню устрашающим, но раззадоривать и без того дикого зверя не хочется, так что невозмутимый взгляд Коко был ему ответом. Он так просто не отступит от желаемого. Рюгуджи не дождётся. — Мне с тобой бы обсудить кое-что, касательно Сейшу, завтра, после смены. Так что пройдёмся вместе до какой-нибудь столовой, идёт? — посмеивается он, как ни в чем не бывало, и закидывает руку Коко на плечо в чересчур дружеском жесте для их-то обстоятельств. Вакаса на них косится, почуяв неладное. — И что ты себе позволяешь? — фыркает капитан Справедливость с задних кресел. — Пытаешься припугнуть пацана? — Имауши подносит к губам только вскрытый чупа-чупс, вбирая в рот и смотря на Дракона немигающим взглядом. Это того явно раздражает пуще вечно снующего под носом Коко, так что оскал снова сверкает на зубах. — То есть я припугнуть не могу, а ты портить жизни можешь, я так понимаю? — агрессивно отвечает блондин, метая взгляд, подобный раскату грома, в сторону сидящего. «В смысле ты меня специально запугиваешь?!» — возмущается не вслух Коконой, а мысли отражаются на его лице нахмуренными бровями. — Бедный дачник Шиничиро Сано, кругосветное путешествие и гастроли совсем под землю загоняют, насколько всё плохо у него со мной… — с абсолютно отстранённым выражением лица вздыхает Вакаса, драматично закатывая глаза. Он прекрасно знает, что правда на его стороне, а личная неприязнь Рюгуджи — лишь пыль в лицо, эту правду искажающая. Кажется, Кен начинает уже незапланировано злиться. — Не будь у тебя такой паршивый характер, нервы Шиничиро были бы живы! — с фырком отдаёт накипевшее Кен, только вот каждое слово протягивая, словно на языке рассасывая. Это уже походило на еле сдерживаемую пассивную агрессию, но Имауши не отстаёт от собеседника. — Солнце мое, мы ему даже психолога оплатили, — зубами сжимая палочку от чупа-чупса, выдаёт Вака, а после с характерным звуком вынимает сладость изо рта, направляя в сторону Рюгуджи. На это, видимо, Кену нечего ответить. Но отступать от своего он не будет, так и не перестанет пилить Имауши в любую свободную минутку. Только вот с мыслями соберётся. На пьяную голову это делать крайне затруднительно, поэтому и предпочитает ожидающее молчание. Это напрягает, но Хаджиме не хочет показаться слабаком в глазах Дракена, поэтому соглашается на такую неформальную встречу. — Вот и славно, — усмехается Кен, отстраняясь. И Хаджиме надеется, что на этакой встрече его не отпиздят прилюдно. Ибо было что-то в его голосе не столько насмешливое, сколько гранитно-твёрдое, агрессивное в его сторону. Это и заставило напрячься не очень выдающегося телосложением Хаджиме. Вскоре показываются и Сейшу с Шиничиро, оба довольные и свободно о чем-то болтающие. Ну, как болтающие: Инуи предпочёл послушать Сано, ежели вплетать свои фразы. Видя их, Дракен сразу расцветает во всей своей красе. Ну, конечно — находился тут с двумя не очень приглянувшимися ему людьми, а тут два ангела во плоти приходят: фиг не обрадуешься! Хаджиме смотрит на него недоуменно, видит, как тот убирает свою руку с его плеча, заметно сторонясь Коко, будто бы и вовсе не докапывался. Коконой кидает озадаченный взгляд в сторону Имауши, а тот отмахивается рукой, мол, обычный цирк одного актера, не обращай внимания ни-ка-ко-го. От прежнего оскала Кена не осталось и следа, а взгляд, направленный в сторону аквамариновых глаз сияет верностью и любезностью к их обладателю. «Прям цепной пёс» — думает про себя Хаджиме. «Ишь как хвостом завилял» — обращает он внимание на столь приятный и совсем не агрессивный впредь вид. Но Кен не так-то и прост. Его миссия невыполнима, он как агент 007. Защитить Сейшу и сделать это так, чтобы он не догадался — вот его цель. И сейчас, он наблюдательно обводит взглядом паренька, видя, что тот выглядит вымотано. — Дорогие гости, — только выгнав большую часть народа, у Дракена не было нервов пинать под зад ещё одну, поменьше. — Жопой не елозьте! Чай дохлебываем и уёбываем! — пара рекламных жестов в сторону дверей, не очень интенсивных и ярких, но наглядных. Словно мамка из конфетной лавки выгоняет, настолько уж строго. Сейшу благодарно и довольно улыбается, зная, что ему даже под пивом такое сказать близким людям сложно. И Коко подмечает это, цыкая напряжённо. А он хорош. Ну, как противник, разумеется. Однако ничего против слов Дракена никто не имеет, поэтому все покидают помещение, а Инуи в дверях балкона смыкает указательный и средний пальцы, жестом показывая, что он идёт курить. На это получает одобрительный кивок, а после отдаляющуюся, провожающую гостей спину.***
На балконе одиноко и холодно. Плечи покрываются мурашками, и внезапно проносятся мысли, что со своими проблемами — ты единственный боец, а в своих раздумьях — уединенный странник. Кончики губ ущемлённо сползают вниз. Это же нормально, правда? Грустить, когда люди, приносящие радость, разошлись, а ты стоишь и мёрзнешь, закуривая четвёртую за день? Сейшу нахмуренно смотрит вдаль, сквозь деревья, на разноцветные дома неподалёку, выдыхает мерзостный дым, подрагивая то ли от крепости сигареты и нахлынувших ощущений, то ли от холода. И правда спросил, чем руководствовался Сано, когда начинал такую карьеру. По совету Хаджиме. Вдохновило ли? Да ни черта. Всё так просто, что даже смешно. Потешил ли он своё любопытство? Возможно… Но когда у людей, которыми ты восхищаешься и чествуешь, цели настолько очевидные и людские даже и не знаешь, может, твои цели чересчур необъятны? Настолько, что не выполнимы? Инуи думал об этом, думал о том, как же хочет больше популярности, хочет, чтобы его признали, подумали не о том, как красив, а о том, насколько профессионален. И мысли об этом так по-странному угнетают. Словно и не достичь такого. Вот и всё. Волосы развиваются по ветру, и он прикрывает глаза, ловя эти ощущения тоски и тревоги, поднося сигарету ко рту и, затягиваясь, ощущая ее сладковатый из-за фильтра вкус. — Хей, — приятный низкий тембр раздаётся смешанно с шумным ветром, а в двери балкона появляется Дракен с курткой в руках. Словно спасение из тоски и рука помощи, вытаскивающая с темного и беспросветного дна… Сейшу устало посмеивается, оборачиваясь на него. Себе-то не придумал, что накинуть, а Инуи принёс. Возможно, прямо перед входом на балкон снял, видя открытые из-за большой футболки плечи. Рюгуджи подбирается медленно-пьяно, накидывая на парня куртку и для надежности смыкая руки на чужой талии, чтобы вещь устоялась. Да… А то мало ли Сейшу и глазом не моргнёт, как куртка скатится с грубых плеч. От прикосновении к талии Сейшу ловит себя на вздохе. То ли от температуры, то ли… Даже думать о таком не хочет, так что себя на мысли ловит и останавливает мыслительный процесс. Это вообще сейчас лишнее… Рюгуджи расслаблен. Пьяная, но по-прежнему надежная улыбка, выбившиеся из косы волосы, развивающиеся по прохладному весеннему ветру. Он глядит на Сейшу, даже не скрывая, и получает заведённую назад руку в волосы. Инуи утопает пальцами в чужих прядях, ловит промежутками между ними чужие растрепавшиеся локоны. — Иди давай, — смеётся Сейшу, чувствуя, как Кен откровенно наваливается сзади, вжимая парня в перилла балкона. Так пьяно и расслабленно. Совершенно не думая о последствиях. Хотел бы и Инуи быть таким. Не задумывающимся ни о действиях, ни о словах. Не молчать, продумывая каждую мелочь, а говорить всё то, что в голову придёт. Мягко перебирает чужие волосы под дыхание затаившегося между шеей и плечом мужчины. Сигарета непоправимо тлеет, и он поджигает ещё раз, держа во рту. Ещё одна затяжка. Терпкая. Дракен хочет возмутиться, но видит не лучший настрой друга, отчего затыкается, не успев и сказать ничего. — Ты замёрзнешь, иди в дом, — треплет парень по волосам мужчину, усмехаясь про себя и заодно выпуская дым изо рта. Всё это так нереально. Появиться так правильно-вовремя, будто мысли читаешь. И Инуи потерялся, заблудился, пока прятался от того, что происходит, и именно поэтому сейчас в полупьяне обнимающий даже чересчур сильно Кен не вызывает никаких ограничивающих действия щелчков. Будто бы так оно и надо, будто бы так было всегда. Будто бы и не было той чёткой грани между друзьями и любовниками, которой они так чутко придерживались. Сейшу вообще не думает об этом. Он думает о том, как бы парень и правда не простыл. На улице холодно, а он стоит, со спины обняв и, кажется, подрагивает под порывами ветра. — Я не очень понимаю, что происходит, — начинает Кен, вдыхая чужой запах, ведя носом по шее, отчего Сейшу посмеивается, но тут же замолкает, услышав следующую фразу: — Но, похоже, вы с тем парнем больше, чем… друзья? Я прав? — его лицо совершенно расслабленно, а докапывающийся взгляд косится в сторону Инуи. Аж напрягает… От такого вопроса Сейшу краснеет. И взгляд мечется вниз, думая, кого бы такого из толпы выловить ну просто _уморительного_, чтобы отвлечь это пристальное внимание к себе. Вроде бы и кажется, на первый взгляд, что Рюгуджи на положительный ответ никак не отреагирует, однако что-то внутри подсказывает, что в его душе начнётся кровавая охота на необычайно красивых китов и касаток. Когда-то они ходили в океанариум, и у Сейшу очень четко отпечаталась на памяти, словно выбитая волнами на песке пустого побережья, картинка: Дракен тогда был необычайно красив. Широкая улыбка мерцала в свете прожектора, что так четко передавал прелести морского мира. Сказочные медузы с кружевными щупальцами, безмятежно тихие киты и мелкие рыбежки, юркающие по кадрам. Всё это передавал прожектор, и отчасти попадал на чёрную одежду, будто бы смешиваясь с образом Дракена. И именно поэтому, при виде океанариума, он четко вспоминал его лицо и сравнить его хотелось с каким-нибудь нарвалом. — Коко? Я не знаю, — он скрещивает руки, в одной из которых тухнет сигарета, и прячет в них голову, кажется, чересчур печально, ведёт взгляд в сторону, да куда, блин, угодно, только не в глаза Кена. Одежда шуршит на теле, гонимая ветром, и это тот момент, когда Сейшу чуть отдаляется от навалившегося мужчины. Сигарета трепещет, а парень всё ещё прячется в косточках костяшек. — Почему? — Я… Смотрю на него, вижу интерес, — начинает уныло Инуи. — Но я так боюсь, Кен… Ты бы знал. — И Дракен знает. Поэтому учтиво кивает, понимающе глядя на изогнувшегося страдальческой дугой Сейшу. — Просто… Мне кажется, что он из тех людей, которые достигнут, а потом бросят или вообще… когда так быстро отношения начинаешь — они и заканчиваются капец как быстро. — выпускает из пальцев сигарету, та уносится ветром под вздох Рюгуджи. — Если что — я буду рядом. Что бы ни случилось с этим самым, — было нечто грустное в его словах, и Инуи, кажется, не до конца понял, что именно.Каждая рыба имеет право клевать на понравившийся крючок
Кресла — утесы, ковёр — это лава
Эй, помоги себе сам, дурачок!