Кажется, время течёт слишком быстро вместе с ним. Уже перевалило за два ночи, а они общаются ни о чем, пьют уже вторую бутылку и пытаются что-то друг другу обьяснить через заплетающиеся языки. Фонарные столбы озаряют дороги мерным светом, уже давно никто не ходит по этому безлюдному парку, затаившемуся в переулках домов. Только они, заботливо нависающие над их головами деревья и гудение машин, едва слышимое на детской площадки.
И нет в мире больше никого.
Хаджиме только раскрывает рот, чтобы сказать о чем-то несвязном, но определённо важном, как слышится тонкий звук падающего на асфальт железа. И в ушах лишь этот звон.
Что. Сука. Упало?!
Сейшу видит перемену в настроении с расслабленного на испуганно-нервное, и, кажется, подхватывает эту волну паники.
— Что такое? — обеспокоено хмурит брови он, заглядывая в глаза парня.
— Прокол.
Он щупает ухо, проверяет язык. Блядский нижний шарик, он его не чувствует.
— Сейшу, найди мне блядский шарик, — поворачивается такой раскрасневшийся, пьяный, смотрит в глаза паренька так жалобно, словно паспорт потерял, а на деле так сильно расстраивается из-за несчастного украшения.
Инуи усмехается. Ему кажется, что после вечеров после работы с пивом с Рюгуджи, ему не грозит сильное опьянение. Они же с Кеном так оппивались, когда было тяжело на душе, что кажется, будто бы это состояние тяжести засело перманентно, как и ударивший со спины алкоголизм. Сначала храбришься, что не напиваешься с полного подноса шотов в баре, а потом понимаешь, что это вторая стадия всеми известного заболевания.
А вот Коконой напился в стельку, во всяком случае, гораздо больше, и было бы славно довести его до дома. Несмотря на явную ерундовость ситуации, Инуи спохватился: сразу на телефоне фонарик включил, и начал ползать в чужих ногах. Коко же смотрел на него, сверху вниз, и было ему лестно видеть спохватившегося парня. Словно так и должно быть. Усмехнулся, решив слезть с лестницы и оглядывать асфальт вместе с ним. Подумал, что, заметь их менты, то заподозрили бы неладное, отчего невольно рассмеялся.
— Я тут на коленях стою перед тобой, а ты ещё и ржешь, — Сейшу зашуршал одеждой, поднимаясь и руки упирая в талию, гипнотизируя грозным взглядом исподлобья. У Коконоя аж мурашки по спине пробежались.
— Да просто будто бы закладку ищем, а по факту — маленький металлический шарик.
И Инуи невольно рассмеялся. Серьезное лицо его стало более расслабленным и добрым от такой шутки. Но с каждой минутой, надежда найти этот несчастный шарик терялась. И Коко отчаянно закинул голову назад, выдыхая практически болезненно.
— Ну, вот, блять. Прекрасно. Просто великолепно. Сначала сосед застаёт тебя за тем, что роешься в его вещах, потом достаёт пистолет, целясь тебе прямо в голову, а дальше ты сбегаешь по простыням вниз, чтобы ещё шарик ебучий потерять, — отчаянно смотрит в небо он, глядя на обволоканную, словно вуалью, полупрозрачными облаками Луну.
А небо как назло такое мирное, и невероятно темное, так и манит глубиной по-космически завораживающего чёрного цвета. Не полезь он в этот гребанный кабинет, не полюбопытствовав, ради Дракена, этим ебучим Майки и его деятельностью вне нормальной работы, он бы прогуливался тут один, наедине с гребанным спокойствием и пачкой сигарет. Закурили бы несколько никотиновых палочек в мраке наступающего утра, придумал бы пару-тройку статей в журнал, да бля в целом бы спустился на улицу не по веревке простыней, а так. По-обычному. Через дверь подъезда.
Куртка давит на плечи, будто бы не будь той на нем, было бы легче расправить спину и спокойно вздохнуть. Но, как не крути, именно спокойно вздохнуть не выйдет. Макияж кажется ещё одной маской на лице, что будто бы скрывает суровую истину от собеседника. Подводка жжет глаза, наседая на зрачок тёмной пеленой.
И когда же ещё так хотелось плакать от безысходности? Когда можно было поступить совершенно иначе, а ты поступаешь явно не так, как нужно для своей собственной безопасности.
И нахуя таким интересоваться? Рюгуджи же сказал, что тот в преступной группировке, разве это не осталось в голове мирного гражданина? Ещё и Сейшу там, внизу, незаинтересованно в разговоре, роется, будто бы и не интересно вовсе чужое раскаяние, чуждо. Это ещё больше добивает. Будто бы и не должен был он вовсе с ним встречаться, будто бы и не настолько они близки, чтобы искать друг в друге утешение, чтобы поддержать, сделать гребанный шаг навстречу.
На глазах скапливаются слёзы, от нарастающего нервного напряжения, он роняет несколько слезинок с затруднённым вздохом. Он не хочет смотреть на Инуи сейчас, что наверняка даже не глядит в его сторону. Небо больше ему по душе, сейчас, в пьяном осознании и на коленях, прямо на грязной земле. Будто раскаяный в сделаном, стоит сейчас на коленях перед небом, признавая свою виновность. Будто бы будет второй шанс.
Ага, как же…
Таких чудес не бывает.
Он не хотел бы в целом, чтобы Инуи это всё слышал, раз тот ничего не может ответить. А Сейшу явно возится, поднимаясь слегка, что-то там делает, фонарик отключает, судя по тому, как ночь вновь убавляет краски вокруг. Ничего толком не видно. Только свет от столбарного фонаря даёт разглядеть собственное, неподвижное тело, отчаянно раскрытые и опущенные на колени руки, с подрагивающими от стресса пальцами. Сердце колотится бешено, хочется кричать. Не будь Инуи рядом, он бы обязательно так и сделал. Но Инуи рядом. И Хаджиме чувствует лёгкий холод шарика в руке, а после тёплое касание чужой ладони, положенной сверху. Твёрдое движение по ней вверх, к запястью, очерчивание узорчатых вен на той грубыми, наверняка от работы, пальцами. Коко реагирует на прикосновение не сразу, медленно поворачивая голову, шмыгая носом и выдыхая от облегчения от былой заложенности, подступившей к ноздрям. Он смаргивает остатки слез, натягивая на губы привычную, но такую поломанную улыбку. Даже губы дрожат. И Коко уверен, что Инуи не такой дурак, что не поймёт, что Хаджиме плакал.
Но когда людей долго уверяешь в чем-то, то те начинают в это верить, даже если это откровенный на то пиздёж. Хаджиме надеется, что Инуи не из тех людей, что поверят ему, не из тех, кто не задаст лишних вопросов потом. В глубине души всё равно хочется, чтобы тебя уличили в обмане, отнеслись внимательней, чем просто к первому встречному. И дали возможность ухватиться за шанс выбраться из этой эмоциональной ямы, а не увядать в ней, постепенно теряясь в проблемах.
И Инуи не из тех людей.
Он со всевозможной нежностью гладит запястье, ловя взгляд Хаджиме своим, небывало спокойным, отчего сам Коко даже ощущает некоторое умиротворение, постепенно перекрывающее обострившиеся чувства. Сейшу приоткрывает рот, чтобы сказать что-то, и Коко затаивает дыхание в ожидании. Вокруг только шум города, никуда не скрывшийся в ночной тени и не девшийся даже в самом отдаленном уголке парка. Но Хаджиме так мгновенно похуй на этот шум, когда перед ним, стоя на коленях и передавая несчастное крепление для штанги, гладит его руку Инуи.
Всё словно затихает в предверии заветных слов
друга. Коко же может назвать его
другом, верно?
— Видишь, одна проблема устранена, — не отрывая взгляда от глаз парня, он закрывает его ладонь, сжимая пальцами его пальцы, будто бы совершая такое простое действие за самого Хаджиме. И это до интимного сокровенно. Словно он сделает за него все те простые действия, что парень вдруг не сможет.
Глаза так же предательски щиплет, но теперь от оказываемой парнем тактильной и одновременно психологической поддержки.
— Значит и с другими
справимся, — улыбается ему Сейшу, сохраняя всё спокойствие на лице. В таком деле нужно быть отстранённым от чужой проблемы, но Инуи так не умеет. Он погружён, чтобы справиться с ней вместе, приложив общие усилия к решению. Ведь так делают
друзья? Сейшу уверен, что всё делает как нельзя
правильно.
«Стоп, он сказал «
мы справимся»? Не «ты справишься»?»
Хаджиме предательски всхлипывает, чувствуя пальцами этот прохладный грязный шарик, такой же несчастный и набравший на себя заразы, как и сам Коконой, обвалявшийся в этой блядской грязи. Словно искупавшийся. Но он не только в руках Коко, но и в руках Сейшу. И это самая лучшая поддержка. Пусть и не до конца озвученная, может, совершенно не подробно, но Хаджиме понял абсолютно всё: Сейшу не бросит его одного, какой бы пиздец не произошёл. И этого достаточно, чтобы предательски заплакать. Аккуратный шорох одежды перебивается воем машин на трассе. Теперь тепло чувствуется не только на руке, но и на груди, плечах. Инуи обнимает его под руками, словно спасатель вытаскивает никудышного пловца из воды, сжимает твёрдые пальцы на плечах, подобно спасательному жилету. У Коко нет сил держаться: он хнычет ему в плечо, истерично плачет, дергая плечами в порывах сдержанных всхлипов, он чувствует, что его защитят, когда он так бессилен. Сжимая в руке этот несчастный шарик, он обнимает парня за талию, как может, чуть ли не повиснув на нем.
Таких чудес не бывает.
Инуи самое настоящее
чудо.
***
На успокоение Хаджиме даётся довольно много времени. Он перерывает, пока плачет, всевозможные выходы из ситуации, и когда мозговой штурм заходит в тупик — Коконой срывает это в более громком плаче, утешаясь более крепкими объятиями от Инуи в ответ. Сейшу улавливает слухом каждый его всхлип и движение груди, заходящееся дрожью в тяжелом дыхании. Он бережно гладит его, брови хмуря обеспокоено. Честно, не знает, что делать, но старается помочь, чем может. Так уж сложилось, что Сейшу не мастер советов, зато умело следует за тем, кто ведёт его дальше по дороги жизни. Он может быть рядом при любом выборе близкого ему человека, но выбирать, какой дорогой тому идти, ему не по силам.
И когда Коконой стал так близок?..
Чувствуя, что парень успокоился, Сейшу постепенно отстраняется, прижимаясь к его лбу своим в настойчивом, крепком жесте. Подобно кошачьим «боданиям», он поддаётся вперёд ко лбу Хаджиме, заглядывая в глаза. Коконой от такого жеста вздрагивает, но не отстраняется, смотря в чужие глаза в ответ. Их аквамарин, обрамлённый хрупким снегом ресниц заставляет Коко обожать, и ничего больше. Он хлопотно выдыхает, чтобы не спугнуть Инуи, хоть и тот не собирается боятся таких жестов.
— Ты как? Выплакался? — улыбнулся добро Инуи, и на него не хочется злиться за такую корявую фразу, ведь то, с какой заботой та сказана, не вызывает упрёков.
— Вполне, — пытается напустить прошлой уверенности Коко, что у Сейшу вызывает смешок. Почему-то сложно долго смотреть в глаза Инуи, отчего он первым отстраняется, отводя взгляд куда-то в сторону шарика, якобы ничего такого и не было с ним, никто никому в плечо не плакался, истерично всхлипывая. Все просто супер, невообразимо отлично, только вот прокол что-то в неподходящий момент подвёл. Хаджиме даже не пытается натянуть на лицо улыбку, лишь стараясь вести себя более четко, только оправляясь после минувших слёз. Он крутит в руках шарик, приподняв его на уровень лица, дышит более раскрыто, стараясь перевести дух. Сейшу замечает, что Коко даже после слёз очень красив, ведь в свете фонаря его неуложенные волосы отливают золотом, а размазанные тени напоминают персонажи какого-то старого фильма. Ещё и шарик держит совершенно комично, подобно Принцу Датскому, задумчиво держащему череп Йорика.
— Как вставлять будешь? — усмехается Инуи, довольный своим странным вопросом.
— А тебе как нравится? — смеётся парень звонко, хитро взглянув в лазурь чужих глаз. Благо, румянец, неуместно вылезший на щеках, не уловить взглядом в такой темноте.
Сейшу смеётся в ответ, глядя на то, что вызвал смех у друга, разбавив некогда трагичную обстановку.
— А если серьезно? Надо бы обработать сначала, — улыбнулся парень, протягивая бутылку Хаджиме, намекая, что пивом вполне хорошо можно было облить шарик для хотя бы минимальной дезинфекции.
— Ну, разворачивайся, обработаем, — рассмеялся Коко, отчего сначала получил подзатыльник, а уже после бутылку.
— Да ну тебя, блять, — фыркнул Сейшу, страшно хмурясь. Коконой даже старался не смотреть в его сторону, пока обрабатывал эту несчастную застёжку. — Стараешься тут, стараешься, а в итоге разворачивайся, и вот так всё, — недовольно произнёс он.
— Ну а что поделаешь, — Коко приоткрыл рот, стараясь закрутить шарик на штанге, сосредоточенно работая рукой в подрагивающих движениях. Всё же взгляд со стороны на это зрелище напрягал, да и вообще из пьяных рук всё валилось.
Инуи ещё этот. Сосредоточенно глядел, разглядывал, не отрываясь, всё ещё сидя на этом дурацком асфальте.
— Сшука, — проговорил он с пальцами во рту. — Хуйня затея. Дома лучше, — вздохнул он от минуты мучений с проколом.
— Давай я, — предложил Инуи, тут же обрабатывая пальцы пивом, отчего звонкие капли гулко ударились об асфальт площадки.
Коко передал шарик, заметно смущаясь такой затеи, но ничего против не говоря, лишь наблюдая.
Сейшу полез пальцами в чужой рот, сначала нащупывая конец штанги пальцами, а после проталкивая туда шарик. Довольно долго отверстие в шарике не гармонировало с выпирающим краем штанги, Сейшу вертел тот, как мог, а тот в ответ вертелся ещё больше из-за обилия слюны. Весь спущенный и напряжённый, он неровно вздохнул, продолжая возиться под ощущаемое пальцами хихикание парня.
— Не ржать, — недовольно приказал он, и Коко постарался успокоиться и заткнуться, но, как правило, подобные фразы имеют только обратное воздействие: смеяться хочется ещё больше. Вот и Хаджиме смеялся, пока шарик выскальзывал из чужих рук, и приходилось вылавливать его во рту дрожащими от напряжения руками. — Да блять, не ржи, а то проглотишь щас, — толкнул он его в плечо, вынув застёжку изо рта.
Весь раскрасневшийся и замученный сосредоточенной работой в пьяном движении рук, он тяжело дышал, дрожащими руками держа эту несчастную часть от штанги.
— Как тебя шарик-то помотал. 1:0, и ты проигрываешь, — ржет, не прекращая, Коко, а Инуи, напыщенный, словно голубь, хмурился с этим обаятельно-утомлённым румянцем.
Вообще Инуи боялся сделать что-то не так. Такие люди, как Коко, обычно же припоминают всякий неправильный жест в их сторону. И Инуи боится его совершить, стараясь сделать всё правильно и быстро. Но не выходит, и он немного разочаровывается в своих силах. Это всё было похоже на тупую романтическую комедию, где героев сводят нелепыми случаями, а после, они вместе, смеясь, вспоминают всю неурядицу потом. Коко хотел бы побольше таких случаев, он очень хотел бы быть так близок к Сейшу, как только это возможно.
— Всё, прекращай шутить, а то я тебе в горло его пропихну, — абсолютно серьезно произнёс он, переводя дух. Он взял Коко за щеку, чтобы координировать свои движения, медленным и точным жестом справляясь с предоставленной работой. Коко даже не ожидал, выпучив глаза удивлённо, что у Инуи получилось спустя столько мучений так быстро и четко. Несколько поворотов шарика, и вот — крепление на месте.
— Ну как?
Хаджиме, ощущая чужую, гладящую по щеке большим пальцем руку, высовывает язык на пробу.
— Прекрасно.
И он даже не знает, прекрасно ощущать тепло чужой ладони или на место вставший пирсинг.
***
Их дальнейший путь пролегает непосредственно в круглосутку. Сейшу упоминает слова Дракена о том, что надо бы молоко в дом купить, так что парень шерудит мелочь в карманах под пьяный смех Коконоя. Улицы встречают их приветливым огнём фонарей, отражающемся в лужах на асфальте. Коко о чём-то пьяно болтает, смеясь, а Инуи заинтересованно смотрит по сторонам, пока ноги, проверенной дорогой, не доводят их до нужного магазина, и они заходят туда по очереди. После прохлады улицы, знойно морозящей носы, предупреждающей о наступающей зиме, помещение кажется невообразимо тёплым, отчего градус не хочет выходить из организма, а наоборот, украшает старый быт привычными красками. Уже всё на полках кажется интересным, и они смеются с названий продуктов, кидают рандомные, совершенно ненужные вещи в корзину в приступе смеха, взявшегося из ниоткуда. Доходят до стенда с кисломолочкой, всё ещё отходя от навернувшихся радостных слез, омывая прошлые, печальные, более счастливыми.
— Так, блять. Мо-ло-ко, — проговаривает Коконой, хмуро окидывая полки с бутылками взглядом.
— А, блять, точно, вываливай всё нахуй, мы не за этим пришли вообще по факту, — вспоминает вдруг парень, недовольно щурясь, начиная всё ненужное выгребать, ставя вообще не на те полки.
Хаджиме смотрит на сроки годности, сосредоточенно и до педантичности сконцентрированно.
— Два дня молоку, что за позор вообще, — комментирует он с фырком недовольным, ведь ему именно нужно сегодняшнее, а не какое-то там двухдневное. Да какому ему, если Сейшу, но про этот момент он благополучно забывает.
— Ты как бабушка, — прыскает Инуи, забавляясь с парня откровенно. Тот же ещё глаза щурит, походу, плохо видит. — Блять, тебе даже молоко не угодило, — продолжает угарать Инуи над чужим перфекционизмом, а тому хоть бы хны. Лишь бы взять что посвежее.
— Так. Вот это.
Он с абсолютно серьезным видом протягивает парню бутылку лицевой стороной этикетки. Сроки годности наилучшие. Коко сам выбирал самое лучшее из лучшего. И в цифрах ошибиться не мог. Он в цифрах редкостный и знаток. А Сейшу, до того ещё хихикающий, заходится новым приступом смеха, садясь на пол, чтобы не свалится на предательски подкашивающихся ногах.
— Сука… Хаджиме… Название молока посмотри.
Коко разворачивает бутылку, слегка отводя ее от себя и тут же начинает смеяться вместе с парнем. На этикетке синим по белому написано «кефир». Тем не менее, под общее веселое настроение, они пробивают еще и кефир, Сейшу платит свои последние гроши из карманов, и с пакетом они выходят из магазина, направляясь с покупками к Рюгуджи. А он-то обязательно заценит все события, что произошли с ними за прошедшую ночь.
