Я держу тебя за руку на бугристых дорогах, Смотрю прямо в глаза, Выдыхаю почти ровно. Мы делим мой хлеб, запивая моей кровью. Не помню, как оказался тут, что происходит.
Путь был недолгим. Они уже дошли, еле находят ключи, еле прикладывают их к домофону, чтобы он приветливо зазвенел. Хаджиме изредка оглядывается на Инуи, беспокоясь о том, что позади него может что-то случится, а он того не заметит. Но Коконой еще более пьяный сегодня, так что со стороны такая забота кажется еще более забавной. Они заходят в подъезд, пробираются к двери номер «333» на третьем этаже. Хаджиме уже подумывает: «Бог троицу любит. А их любит в 4 раза больше», и эта мысль вызывает смешок. Возясь с замочной скважиной, Инуи максимально сконцентрирован. Им двоим до безумия весело, что парень не может ставить этот несчастный ключ. Даже Хаджиме не пытается ему помочь, лишь глядит на него и ржет. Ну а чо? Смех — не грех. Только вот замок в двери поворачивается сам, а дверь открывается сама собой. Сейшу поражен таким действием, хмурится еще сильнее, до него не сразу доходит, что Рюгуджи вообще дома. Видимо, до Коко тоже. — Ебучий ты маг, — ржет Коконой, только вот тут же замолкает, когда в дверях видится тяжелый, грузный силуэт Кена, сопровождающийся таким же взглядом. Становится не по себе. Он невольно сглатывает. — Явились? — фыркает мужчина, преграждая проход этим двум. — Да. Пропускай, — давит своим таким же серьезным взглядом Сейшу. Коко становится не по себе. Он-то не умеет силой мерятся в одном лишь выражении лица. — И этого тоже? — кивает Кен на Хаджиме, стоящего позади, ибо с дверью-то не он возился. Он так, наблюдал и посмеивался. Кен выглядит недовольным и осуждающим, Коко всматривается в черты его лица и думает: «ну всё, пиздец, ночлега мне тут не видать». Рюгуджи смотрит, подняв голову вверх, сверкая темными глазами в отражении лампочки на потолке перед входом в дом. В нем борется несогласие с ситуацией и любопытство, что же этих двоих привело домой, почему на пороге не только Сейшу. Инуи нахмуренно оборачивается на кивок, будто бы и забыл, что Хаджиме позади. Но это скорее проделки пьяного мозга. — И этого тоже. Хаджиме тянет возмущенное: «ээээй», но его смеряют два острых взгляда в его сторону.***
Вторгаться в чужой дом, словно вторгаться в чужую душу, устраивать хаос неоспоримо повседневным вещам лишь только своим присутствием… Вторгаться в дом с несколькими проживающими там людьми — это уплетать их юмор, пытаясь вжиться в доверие между ними двумя, чтобы скраешку, да хоть на уголочек, да как-нибудь устроиться поближе. Возможно, роль у Коко такая: смотреть со стороны и пытаться словить их же ритм жизни. У них уже образовались общие шуточки, они читают жесты друг друга, и в душе Коконоя колышется что-то колкое. Что-то настолько неприятное, что шипет глаза и сохнет горло. Смотрит на этих двух и давится комком обиды, да такой, что хочется вспороть живот и вывернуть внутренности наизнанку, заставив трепещущее сердце не биться так часто силой. Потому что обычная поддержка в голове Коко по типу: «Да не волнуйся, ты просто пьян» мало оказывает влияние на щекочущую Кончики рук тремором тревогу. Куда ему идти, если не сюда? Он вообще сможет тут устроится, не потревожив их? Хаджиме медленно стягивает вещи на пороге, в раздумьях. Рюгуджи помогает стянуть верхнюю одежду Инуи, бережно зацепляя крючок капюшоном его куртки. Он смотрит на них, сглатывая, будто бы самому не хватает такой заботы временами, будто бы сам хочет жить с кем-то, кто окружит заботой просто так, отгородив от болезненности этого мира. Может, это удел одинокого человека: наблюдать за людьми вокруг и видеть их сильную ментальную связь, когда не можешь установить что-то подобное с кем-то самостоятельно, так и норовя присоединиться к чьей-то практически семейной жизни. Тем не менее, делает всё самостоятельно, спрашивая, где ванная, чтобы помыть руки и осматриваясь вокруг. Никогда столько много вещей в квартире, лежащих на поверхностях в явно творческом беспорядке, не вызывали у него такого ощущения комфорта. Он разглядывает инструменты на полу, раскрытые тетради с записями, бумаги, думает, что тут не единой статуэтки, только фотографии. Это место наполнено работой и воспоминаниями. Суматохой мирской жизни, когда приходишь домой и нужно сделать важную запись, пока не забыл. Чувство зависти так и ест, и теперь собственный дом кажется не таким уютным по сравнению с этой квартиркой. Только вот он так и не понял, люди делают уют этого места или обстановка протекающей в этом месте жизни. Коко заходит в комнату, что связана с кухней и видит там только Дракена, опережая все пьяные вопросы, сопровождающиеся развязными движениями языка, Кен отвечает четко и ясно: — Он спит уже. Хаджиме кивает, проходя на кухню. Он становится около плиты, опираясь на ту руками и выдыхая. Тяжелый день. От тепла помещения, алкогольное опьянение охватывает разум и тело, парень еле стоит на ногах, склоняясь над газовыми кругами, что предательски плывут. Он ощущает едкое чувство одиночества в квартире, казалось бы, не слишком и близких ему людей, но всё же… Бодровствует сейчас только Дракен, и то он залипает в телефоне, игнорируя присутствие парня. В горле чувствуется кислый ком, знаменующий о приближении рвоты, и он пытается его сглотнуть, смотря по сторонам. Надо что-то сделать в благодарность, его никто не ждал тут и не ожидал видеть. Нужно что-то сделать, чтобы его посчитали полезным. Тяжесть собственного тела падает непосильным грузом на руки, они же подрагивают от этих ощущений, а взгляд пытается зацепиться за что-то, что можно приготовить. Многие продукты не убраны в холодильник, и Коко силой заставляет себя отлипнуть от такой удобной кухонной печи. Он судорожно собирает всё, что требует хранения в холоде, складывая то в холодильник. Хотя бы так. Пока Рюгуджи отдыхает от прошедшего не так давно дня, в голове Хаджиме бушует война, что не способна оставить его без чувств потерянности и гнетущего одиночества. Буквально в другой комнате. Он собирает это всё и думает: «Приди. Приди, пожалуйста. Не оставляй меня одного сейчас. Не в этот момент». Перед глазами летают вертолеты, во рту неприятно сушит. И он хотел бы, чтобы кто-нибудь был не то, чтобы в одной квартире с ним, а в одной комнате. Именно здесь, рядом, хотя бы говорил, что это скоро закончится. Можно даже безразличным шёпотом. Хаджиме решительно взбалтывает тесто для блинов на утро, чтобы можно было быстро их приготовить перед работой. Выходит криво, всё валится из рук, а мысли заставляют руки подрагивать от чувства, что его с этими блинами Кен скорее всего просто-напросто выставит за дверь. — Я застелил диван, — слышится в проеме двери мужской голос. Немного неловкий, но нипочем уверенный. Неловкий, наверное, потому что не ожидал, что их знакомство продлится так долго? Не ожидал встречать гостей сегодня? Хаджиме опять всё испортил, ведь так? Коконой замирает на месте, разбивая яйцо о миску, оттуда тянется сырой желток. Сзади слышатся шаги, а после грубые мужские руки заставляют от непривычки вздрогнуть от прикосновений к собственным. — Даже не думай. Со скорлупой ничего есть не буду, — фыркает Дракен по-доброму в усмешке, но почему-то Коко становится даже легче, что он ничем не обязан за ночлег. Правда глаза еще шипет, но губы так и тянет на смешок. — Ложись спать, ладно? Есть много способов отблагодарить нас, но пьяным делать нам завтрак равно тому, чтобы угробить меня с Сейшу и занять место в доме, — смеется Кен, терпеливо откладывая скорлупу в сторону, добиваясь того, чтобы всё содержимое яйца попало в миску перед этим. После откладывая тарелку в сторону, всё это делая руками Хаджиме, отчего тот чувствует какую-никакую поддержку и выдыхает устало. Пальцы практически не сжимаются от слабости, но их накрывают чужие руки, что дает ощущение покоя. — Я намешаю тебе что-нибудь от похмелья. Будь добр, выпей, — настойчиво дает наставления Рюгуджи, перед тем, как развернуться и сопроводить его до дивана, неаккуратно застеленного второпях. Он хотел прийти к Коко, просто перед этим решил организовать комфорт для него. Хаджиме слабо улыбается на это, трогательно-пьяно выгибая брови. — Х-хорошо, — еле выговаривает слово он, будто учится читать по слогам после долгого молчания.***
На следующее утро Сейшу еле разлепляет глаза под звон будильника. Он встает с четким пониманием, что какое бы похмелье его не терзало, он должен выйти на работу. Вчера Дракен занимался рабочими делами по большей части, пока он свалил, так что Инуи обязан отдать ему этот должок в виде помощи в магазине. Первым пунктом в списке дел следуют ванные процедуры, ну а после он выходит на кухню, где Кен что-то готовит. Кажется, Сейшу выспался больше всех. Но чем эти двое занимались? О чем разговаривали ночью? Он походит к кухонному столу, открывая дверь холодильника, чтобы достать так необходимую организму воду, чуть ли не залпом выпивая всю охлажденную бутылку. Только вот краем глаза замечает, что что-то изменилось. Хмурится, приглядываясь к обыденному их столу, замечая, что почти все продукты с него теперь находятся в холодильнике. Одобрительно прикрывает глаза, отлипая от горлышка бутылки и смотрит на новое и неизведанное, внезапно появившееся в поле зрения - миску с чем-то внутри. Заглядывает любопытно, потом глядит на Рюгуджи, который готовит явно что-то другое, не связанное с возникшей на столе посудой с какой-то смесью продуктов. Он любопытствует, вскидывая брови: — А это, собственно, что? — Знак заботы от твоего пьяного чудика, — сонно выдыхает Дракен, не без ухмылки от произошедшего. Вероятно, не всё так плохо, как думал Хаджиме поздней ночью, приближающейся к нетрезвому утру.