маша
гасишь фары, выходя из машины в полную темноту. даже особняк, со всех сторон окруженный фонарями, не подает признаков жизни. через плотно задернутые шторы не видно света и внутри. родители постоянно что-то скрывали от окружающих за охранниками у ворот и задёрнутыми шторами. в сейфах, за картинами, в твоих старых детских игрушках, сброшенных в кладовку. молча заходишь, закрывая дверь за собой как можно тише. — пьяная за рулем? резко поворачиваешься в сторону приглушенного голоса. отец в строгом костюме с сигарой в руке стоял посреди столовой. — я не много пила. краешек его губ еле двигается, показывая подобие ухмылки. он цокает, чуть отодвинув стул. закатываешь глаза, но садишься. в нос сразу ударяет запах дорогого алкоголя. — я позволил купить тебе машину не для того, чтобы потом собирать с асфальта по кусочкам. говорит он, безусловно намекая на то, что пока ты пользуешься купленными им вещами и живешь в его доме, должна быть послушной. такие тонкие намеки ты научилась понимать уже давно, но никогда не обращала на них должного внимания. — ты что-то хотел? вскидываешь голову, вглядываясь в его холодные глаза. он садится напротив, разливая виски, толкая в твою сторону точно такой же стакан, какой держит в руке. папочка всегда был щедр, угощая дочь дорогими напитками. — единственная наследница, и так безалаберно относится к своей жизни… тяжело вздыхает он, покачав головой. — перепишешь наследство на очередную шалаву, которую подберешь на улице. обстановка становится тут же напряженной. откинув волосы, делаешь глоток напитка, обжигающего горло, и достаёшь из кармана сигареты, зажигая одну. — ну зачем так грубо? — его слащавый голос действует на нервы, — я вообще-то с хорошей новостью. тебе следует слушать, как идут дела в компании. — собрался умирать? — нет, конечно нет. он усмехается, тоже делая глоток. — вишня? ты приятно удивляешь меня, маша, — зачем-то специально выделяет твое имя, почувствовав запах сигарет. подозрительно вглядываешься ему в глаза, не понимая, что конкретно ему нужно. — ты чего-то хотел? странно было видеть отца в такое позднее время дома в строгом костюме, распивающим перед сном виски. обычно он уезжал или закрывался в кабинете, оставляя дочь саму на себя. такое положение дел устраивало всех. — надеюсь, ты разговаривала с софией? — что между вами опять? игнорируя вопрос, прямо говоришь ты, поднимая бровь. эта женщина очень сильно подбешивает, особенно когда живет с тобой в одном доме. такой радости ещё раз тебе не надо. — маша, я прекрасно знаю твое отношение к софии. не нужно демонстрировать это каждый раз, когда я упоминаю о ней. что там с дочкой штрэфонда и сделкой? ты совсем забыла про то, что говорила эта чокнутая. кажется, про крис. нужно было всего лишь не трогать её, но как можно было противостоять, если инициатором была она, такая горячая и возбужденная. всего лишь поцелуй, может она даже не помнит его. а если помнит? ты наперёд знаешь, какой будет её реакция. — плохая идея. лицо отца мгновенно вытягивается, становясь строже. и так холодные глаза становятся просто безжизненными. он громко ставит стакан на стол, отчего ты вздрагиваешь, слегка отодвигая плечи назад. ничего страшного, побесится и перестанет, может, покричит ещё. — у меня была всего одна просьба. всего одна! — голос становится на тональность выше. скучающе проводишь пальцем по краешку своего стакана, но в глаза ему не смотришь. — что ты сделала? приказала избить её, или сделала это сама? убила её псину? что можно было сделать за неделю? — поцеловала её. прищуриваешься, наблюдая за тем, как черты его лица смягчаются. он облегченно выдыхает, закуривая сигару. отец пока не знает, что этот поцелуй не сулил ничего хорошего. — это глупости. протягивает он. маша — его дочь. он не должен сомневаться в ней, ведь она такая же, как и он сам. давно уже не ребенок. с тех самых пор, как посвятил её в свою обратную сторону светской жизни. ей всего восемнадцать, и он всегда делает и покупает то, что она попросит. но не как любящий отец, который балует любимого ребенка. он никогда не делает что-то просто так. за хорошую и сладкую жизнь маша расплачивается различными услугами, одна из которой стала переломной. в тот решающий день по просьбе отца ты убила двух парней, а вечером погибла лаурита. ты больше не страдаешь, вспоминая тот день. эта ситуация заставляет тебя забыть про веру в любовь. про веру в лучшую жизнь. ты никогда и не любила её, никогда не ценила так, как делала это она. — в любовь играют дети, мария вадимовна. вот и все — мария вадимовна на его языке означает: ты ещё совсем глупая девочка, ничего не понимающая в жизни. слушай взрослых и будь полезной. усмехаешься, но ничего не отвечаешь. любовь? теперь ты не знаешь этого слова. позволяешь ему считать себя маленьким ребенком, которого нужно постоянно чему-то учить. — так даже проще. никаких нежелательных беременностей. сдерживаешь смешок, прикрывая рот рукой. — я же беременна, пап… — протягиваешь ты, стараясь сделать максимально серьёзным лицо. он поднимает бровь, крепче сжимая сигару губами. затем, отклоняется на спинку стула, пытается что-то сказать, но не может подобрать слов. на лице играет целый спектр эмоций. не выдержав больше, начинаешь смеяться. — расслабься. шутка. он усмехается в ответ, заметно расслабившись. глаза по-доброму засветились. не тебе одной нравится непринуждённая обстановка. иногда хочется, чтобы он был настоящим отцом, с которым можно посмеяться или поплакать, и сделать еще кучу всего, что принято в нормальных семьях. хочешь чувствовать себя живой рядом с отцом, хочешь быть живой, как сегодня на вечеринке, когда целовала податливые губы. — мне всего-то нужно расположение этого штрэфонда. а сделать это проще простого, тем более после этой вашей подростковой любви. мечтам свойственно разрушаться. отрицательно качаешь головой, демонстративно закинув ногу на ногу и закурив, выпуская дым ему в напряженное лицо. ты видишь, как он едва держится, чтобы не ответить колкостью, и это приносит тебе несказанное удовольствие. — скажем так, она не в восторге. словами не передать, в каком крис была восторге, когда целовала тебя. намеренно не говоришь отцу про наркотики. он поймет все, кроме этого. от хорошей жизни употреблять не начнешь, говорит он. а свою с дочкой жизнь он считает слишком хорошей, чтобы помимо всего прочего омрачать её ломками, зависимостями и центрами. — мне плевать. заболтаешь девчонку, пока я заключу с её отцом нужный нашей семье сейчас контракт. из его уст слово семья звучит по-особенному. по-особенному наигранно. два человека связанных одной кровью — вот кто они. не семья. семья это нечто большее, чем просто кровь, текущая по венам. — если бы это не было так важно, я бы тебя в жизни не попросил. от тебя всегда были одни лишь проблемы. он импульсивен и не сдержан. хладнокровен и рассудителен. но ты его копия. — может мне поссориться с наточий? или напомнить о том, кто доставал тебя из тюрьмы? или про угон машин? а может вспомним того человека, которого я убила в шестом классе, и вместе посмеемся? никакой обиды. смотришь на него, а внутри пустота. никаких эмоций и чувств. лишь деньги и возможности. он хмурится, переплетая пальцы в замок. — мне неинтересно слушать это. если так хочешь вернуться в прошлое, попробуй повспоминать сколько раз я помогал тебе и твоим подругам. — он поднимается, окидывая тебя с ног до головы презрительным взглядом. — а теперь мне нужно уйти. у тебя три дня, чтобы сгладить углы с девчонкой штрэфонда. и можешь дальше делать, что пожелаешь. и все же на своем каком-то отцовском уровне он гордится тобой. не умел показывать этого, но гордился тем, в кого ты выросла. стала такой, как хотел именно он. безжалостной, жестокой, дерзкой и опасной. не сын конечно, но тоже сойдет. такой наследнице, как маша, при всей её несдержанности, оставить компанию все же можно. ты не глупа, обладаешь лидерскими качествами и за словом в карман не полезешь. остаешься в столовой, допивая полупустую бутылку в одиночестве. все слишком сложно, чтобы просто пойти в кровать. и что делать с этой штрэфонд? расположить её к себе даже тебе, наверное, не по силам.крис
электронные часы на тумбочке показывали 16:28. тяжело переворачиваешься на спину, прикладывая руку ко лбу. на голову словно давит что-то тяжелое, мешающее думать и вспоминать. что-то тяжелое оказалось последствием легких наркотиков и большой дозы алкоголя. прилагаешь огромные усилия, чтобы вспомнить хоть что-то после того, как ты играла в «я никогда не…», но перед глазами только тату купер и болячки на руках бэллы, их смех и нежные поцелуи. затем вдруг мелькает силуэт ларисы и тани, прижимающихся друг к другу. лариса плачет. ты встаешь. добрые глаза, кола, красные стаканчики, закрытые бутылки. в голове все смешалось обрывками, незаконченными фразами и мутными картинками. глаза маша лебедевой, пронзительно смотревшие на твое отражение в зеркале. её губы в непозволительной близости, татуировка над бровью в нескольких сантиметрах. оттягиваешь в своей памяти этот момент подальше, но от сделанного так просто не откажешься. факт в том, что вы поцеловались. касаешься пальцами своих губ, вспоминая приятный вишневый вкус сигарет и сладкий аромат помады. осознание приходит сразу. вы поцеловались. ты и маша лебедева, которую ты терпеть не можешь. которая строит из себя не пойми кого, пользуется людьми, наплевав на все и всех вокруг. почему это не стерлось из памяти так же, как тот момент, когда тебя везли до дома. или ты сама шла. абсолютная пустота. последнее, что ты помнишь — свое уверенное выражение лица в отражении зеркала. наверняка она поцеловала тебя, чтобы доказать свое превосходство. а что если нет? отчаянно пытаешься забыть, как сама тянешься к её губам, даже веришь в это. это она поцеловала тебя, а ты не смогла противостоять, находясь под действием алкоголя и наркотиков. — просыпайся, страна! — как из-под воды слышишь быстрый стук в дверь, а затем видишь широкую улыбку, обнажающую все тридцать два идеально ровных зуба. тяжело вздыхаешь, уткнувшись в подушку лицом. — давай поднимайся, алкоголичка! только сейчас задумываешься о том, что не помнишь, встретил ли он тебя. интересно, что он сказал на это? поворачиваешься к нему, принимая стакан воды и таблетку. — не то, чего ты ожидала, да? извини, но от похмелья только таблетка. пиво я ненавижу. а вы даже в этом похожи. — а мама где? — уехала ещё вчера днем в питер. считай, тебе очень повезло, что её не было дома. представляешь, какой скандал бы она устроила… — он по-дружески подмигивает. володя, в отличие от тебя, все прекрасно помнит. — так ты не сказал ей? — удивлённо пару раз хлопаешь глазами, пытаясь сфокусироваться. но в висках до сих пор пульсирует, не давая сосредоточиться. — а надо было? — нет, конечно. закатываешь глаза. все в нем тебя почему-то всегда бесит: до одури приятный голос, добрые глаза, дружелюбная улыбка. тебя бесит, что он слишком наивный и чересчур открытый. твоя мать им пользуется, и тебя бесит, что он не видит этого. любовь… какое глупое и детское слово. её не существует. даже штрэфонд, казалось бы, достойный любви и полной отдачи как не кто другой, не заслужил своей настоящей любви, поддавшись искушениям матери. — а она когда приедет? одна незатейливая мысль проскакивает в твоей голове. ты не можешь появиться в школе сейчас, только не сейчас, когда там злорадствует маша, рассказавшая всем о поцелуе.маша
понедельник — день бездельник. подъезжаешь к воротам с уверенностью в том, что точно наладишь отношения с крис. сейчас она цель. а добиваешься целей ты всегда. но штрэфонд вообще не появляется в школе в этот день. ссылаешься на то, что она все ещё не отошла от вечеринки. вторник — повторник. сомнения в уверенных мыслях проскакивают все чаще. и как выполнить такую простую просьбу отца, если девчонка даже в школу не ходит. — а где подруга ваша? — как можно более непринужденно спрашиваешь у оли, подсаживаясь к ним на обеде. — какие-то проблемы? — она усмехается, складывая руки на груди. смотришь на ларису, но та ушла в себя и до сих пор не вернулась. она же знала, на что шла, когда влюблялась в таню. каширина — молодец. прислушалась к твоему важному для них обеих совету. любить, занимая такое положение в обществе, опасно. — у меня? никаких. — улыбаешься, показывая идеальные белые зубы. — а где они с дашей пропадают-то? — вдруг подключается лариса, поднимая наконец опухшие глаза. разве можно так любить? — маша… — к столику подходят тихая и настя наточий, но если последняя старается не показывать слегка испуганного вида, то аня буквально кричит об этом, бегая глазами по всему, что движется, и нервно потирая руки. — вы у меня вот где сидите! — резко поднимаешься, демонстративно прикладывая руку к горлу. следуешь за ними в школьный туалет, запираясь в просторной кабинке. место собраний остается неизменным со времен средней школы. как и вечные проблемы, доставляющие тебе ненужные неприятности. — такое дело… в общем… — громова нанюхалась на вечеринке какой-то хуйни, лежит уже при смерти. аня сказала скорую не вызывать. — вмешивается настя. — где она? — у меня дома. ей стало плохо, и я не видела других путей, — быстро отвечает аня, спрятав руки в карманах и нервно перекатываясь с пятки на носок. если она делает так, то знает, что ты будешь психовать. — я убью тебя. — зло бросаешь ей, снова обратившись к наточий: — и что, сами не могли помочь ей? у меня проблем и так выше крыши. — а что? это не я привела её к себе домой. и наркотики тоже были не мои. мне вообще все равно на ваши разборки, просто у кого-то смелости не хватает признаться в том, что он полный идиот. — усмехается она, оставляя вас наедине. и так она делает всегда. в этом вся наточий — я не я и лошадь не моя. — мы предупреждали тебя сотню раз. так почему ты думаешь, что я помогу тебе снова? — поднимая бровь, спрашиваешь ее усталым голосом, когда дверь за настей закрывается. любовь в твоей жизни присутствует всегда, даже если конкретно ты не веришь в неё. — она не виновата, ей дал это какой-то ублюдок. я знаю тебя, маша. ты же хороший человек. ты всегда за то, чтобы невинные люди не погибали от таких как мы. — в таком случае ты совсем не знаешь меня, тихая. я люблю преподносить жестокие уроки тем, кто не слушает того, что ему говорят. я очень плохой человек. — ради меня… шепчет она. — она делает тебя слабой. посмотри на себя, взгляни, что громова сделала. аня, которую я знаю, никогда не просила бы о чем-то таким жалким голосом. — я люблю её. — хочешь открою секрет? такой глупый и очевидный? — произносишь металлическим голосом, вглядываясь ей в глаза. — она каждый день мечтает о том, чтобы вы никогда не встречались. чтобы она не переводилась в эту школу, не влюблялась в тебя, не страдала. она боится тебя, открой наконец глаза! — пытаешься достучаться, но словно ждешь понимания от безвольной пустоты. — спаси ее, пожалуйста. я прошу тебя. я сделаю все, что захочешь. только помоги. — повторяет как в бреду, немигающе смотря тебе в глаза, заставляя раскаиваться и сочувствовать. — мне ничего не надо от тебя. я помогу ей сегодня, но больше помогать ни тебе, ни ей я не буду. поняла? она быстро кивает. согласна на все на свете, даже лишиться твоей многогранной поддержки, ради громовой, вскружившей ей голову. преданно, но очень глупо. — ключи давай. и чтобы я тебя в двадцати километрах от квартиры не видела. заезжаешь домой, взяв несколько шприцов с раствором, предназначенным для всего на свете. это действенное «противоядие» не раз помогало в подобных ситуациях, буквально вытаскивая многих людей из могилы. костью купер, например. в квартире тихо. слышно лишь размеренно тикающие на стене часы. квартира выглядела богато, но крайне безвкусно. непонятные ковры на полу, темная деревянная мебель и множество картин. все это никуда не вписывалось и ни с чем не сочеталось. проходишь сразу в спальню, включая светильник. малая мелко дрожит под огромным пледом на просторной двуспальной кровати, отвернувшись к стене. подходишь ближе, трогая пылающий жаром лоб. сдираешь с неё одеяло, переворачивая на спину. она не открывает глаза, а губы бесконечно шевелятся, как в эпилептическом припадке. вены на прозрачной коже видно сразу, поэтому, недолго думая, вкалываешь свой чудо-раствор. затем еще раз. тело громовой расслабляется и она тут же проваливается в сон. ты надеешься, что в сон. дыхание очень слабое, почти невидимое невооруженным глазом, но она жива. пока что. уходишь на кухню, прочитывая смски от разных людей, которых скорее всего и в лицо не видела, с угрозами, просьбами о пощаде и всем остальным дерьмом. ну конечно, зачем тебе решать свои проблемы, если есть таня и аня со своим подростковым максимализмом? казалось бы, две такие сильные и уверенные в себе девушки, а такие жалкие, когда речь заходит об их подружках. знаешь же прекрасно, что любят по-настоящему, но пихаешь эти свои знания куда подальше, не обременяя себя чуждым чувством. убеждая себя в том, что все это — непродолжительное удовольствие. слышишь негромкий шум из комнаты спустя, наверное, часа два. поднимаешься, заходя в комнату, удивляясь тому, что у громовой получилось встать, и теперь она шатается посреди комнаты. помогаешь лечь обратно, накрывая одеялом. присаживаешься на край кровати, снова трогая лоб. жар потихоньку начал спадать. — маша…? — слабым голосом тянет она, слегка округлив глаза. сжимает твою руку бледными пальцами, слегка впиваясь в нежную кожу ногтями. — она самая. — почему ты здесь? и где я? я же умираю… задает слишком много вопросов, пытаясь держать глаза открытыми. маленькие тонкие пальчики то и дело сжимаются в кулачки. да, даша слишком слаба сейчас, но она жива благодаря ане. благодаря тому, что она пожертвовала твоей защитой и влиятельностью. громова бледная как смерть, но такая живая сейчас, зная что есть в этом мире человек, который делает её живой. таким странным и весьма неожиданным человеком в твоей жизни оказалась крис, поцелуй с которой впервые дал почувствовать себя обычной девушкой. глупой школьницей, целующейся в туалете с той, кто не выходил из головы все последнее время. что за новое чувство, которому нет названия? кто эта крис, которая посадила сомнение в твоей непоколебимой уверенности в себе? — ты не умрешь, точно не сегодня. и не в ближайшее время. рядом с тобой всегда ангел хранитель. и ты слышишь лишь одно слово, слетевшее с её губ. аня.крис
день х настал. среда. пришлось пожертвовать привычными широкими джинсами и худи, выбрав в гардеробе простое песочное платье в пол. — выглядишь шикарно. тебе удалось поразить штрэфонда. когда ты спускалась, он поправлял картины на стене и расставлял бокалы. единственное, что отличало его от стереотипных богатых людей — отсутствие бесчисленного количества прислуги. в основном раза три в неделю приходили лишь уборщицы: мыли полы и протирали пыль. горничные два раза в неделю загружали стирку. обеды и ужины никто не готовил, все держалось на доставке из элитных ресторанов. — чего не скажешь о тебе, — улыбаешься, поправляя ему галстук. со стороны может показаться, что вы любящие отец и дочь. и ты действительно очень хочешь, чтобы это было так, но твой отец — конченный алкаш, доживающий свои последние годы в захламлённой квартирке в самом неблагополучном районе твоего родного города. с каждым днем обрываешь старые нити, связывающие тебя с тем местом, желая никогда туда не возвращаться, даже в воспоминаниях. но одну единственную нить разорвать сложно и больно. никита. он звонил раз десять, но ты не брала трубку, сгорая от стыда. пока он в ежедневных звонках говорил о том, как скучает, ты в свою очередь, ничего не соображающая в пьяном приливе эмоций, целовала машу лебедеву. и это, конечно, можно списать на наркотики, усиливающие желание, на алкоголь, притупляющий здравые мысли, но отрицать бесполезно — что-то было, и вы обе это почувствовали. даже пьяный поцелуй может быть живым и чувственным, даже он, вопреки стереотипам, может внести частичку счастья в полный раздор и хаос. поцелуи с никитой, объятия, секс — все это было лишь приятным удовлетворением естественных потребностей. а с машей все было на грани реальности — ненависть и возбуждение, неправильность и наслаждение — все слилось в один тугой ком, который распутать ты не в силах даже сейчас, сотню раз обдумав все на трезвую голову. сколько раз ты пыталась абстрагироваться, откинув все лишние мысли? много раз, но её образ плотно засел в голове. штрэфонд, видимо, замечает сомнение в твоих глазах, толкуя его по своему. — не переживай, все будет на высшем уровне, вот увидишь. они интеллигенты. — а что за семья-то? пронзительный звонок прерывает разговор. володя, еще раз взглянув на свое безупречное отражение в зеркале, открывает дверь. сначала ты видишь высокого мужчину в строгом костюме со стрижкой, обошедшейся ему не меньше, чем тысяч в триста. даже выпрямляешь спину, чтобы не показаться на его фоне простушкой. за ним выходит женщина, черты лица которой кажутся тебе смутно знакомыми. они приветливо улыбаются, пожимая доброжелательно протянутую руку штрэфонда. а затем ты видишь девушку с той самой татуировкой, которая стояла перед глазами все последнее время. маша лебедева в роскошном обтягивающем черном платье чуть ниже колен собственной персоной. стоит на пороге твоего дома, даже здесь ощущая себя намного выше. — привет. — улыбается на миллион долларов, подходя к тебе. ну зачем? оставалась бы там, за крепкой спиной отца, из-за которого не видно всего её высокомерия и пафоса, направленного лишь на тебя одну. — привет. — выдавливаешь так же подобие улыбки. последний человек, которого ты хотела бы увидеть, стоит прямо перед тобой без тени сомнения, которое поедало тебя с той самой ночи. очевидно же, что ей плевать на тебя так же, как и раньше. — прелестная падчерица, — говорит лебедева старшая. маша её точная копия, только моложе лет на двадцать, ну и гораздо более притягивающая к себе. володя улыбается, с нежностью оглядывая тебя. у него нет детей, но он несомненно стал бы им хорошим папой. к маше приходит тупое болезненное ощущение того, что его взгляд на тебя гораздо более теплее, чем тот, что может дать ей её отец, которого она знает всю жизнь. — спасибо, — киваешь ей, а затем переводишь глаза на штрэфонда, намекая ему на то, что срочно нужно отойти. это не оставляет без внимания и глава семьи лебедевых, незаметно от остальных посылая маше быстрый многозначительный взгляд. — давайте тогда сразу приступим к делу. пусть девочки пока развлекаются сами. говорит он, на что штрэфонд легко соглашается. — тем более, как я знаю, они одноклассницы. — отлично. будет о чем поговорить. — кивает штрэфонд, молящими глазами прося удалиться из гостиной куда подальше. отчаянно киваешь, опуская взгляд в пол. вы договорились, и ты не можешь так просто нарушить условия, даже если придётся провести с машей несколько лишних минут. путь до твоей комнаты вы проводите в гордом молчании. ни ты, ни она не говорите абсолютно ничего. и каждая из вас думает об одном и том же, только представляя по-разному. — ну что, все уже в курсе? — о, так ты помнишь… — протягивает маша, по-хозяйски расположившись в большом плетёном кресле. — конечно, в школе уже ходят разные слухи, — улыбается она, прищурившись, — особенно про тебя и твое достоинство… задыхаясь от возмущения, подходишь ближе к ней. — я нанюхалась какого-то дерьма, а ты… — а я просто помогла тебе дойти до ванной. — прерывает маша, складывая руки на груди. в ее глазах горят недоброжелательные огоньки. — это твоя комната? — усмехается она, переводя тему и оглядывая большое пустое пространство. — как будто номер в дешевеньком отеле. — ну конечно, ты же у нас принцесса, привыкла жить в роскошных апартаментах. — раздраженно оглядываешь комнату следом за ней, отмечая, что белая комната с кроватью, шкафом и одним креслом, действительно, выглядит как место для одноразового ночлега. — я бы на твоем месте не прибеднялась, штрэфонд, — специально надменно выделяет твою новую фамилию. — а ты, надеюсь, сказала, как все было на самом деле? что, если бы мне не подсыпали что-то в колу, я никогда не подошла к тебе даже на метр. маша начинает смеяться, но тебе сейчас вообще не смешно. лебедеву ненавидит половина школы, другая половина её боится — а ты взяла и поцеловала её в туалете. и кто ты после этого? такая же тупая безмозглая пустышка, как она и её свита? — успокойся, крис… — она поднимается, вставая прямо напротив в нескольких сантиметрах от твоего лица. — никому я ничего не говорила. — тогда к чему это представление? — вглядываешься ей в глаза, пытаясь найти ответы сразу и на неозвученные вопросы, но в её ледяных радужках лишь мрачное спокойствие. — нравится смотреть на то, как ты вылезаешь из себя, пытаясь доказать всему миру, что чего-то значишь. всем плевать, понимаешь? а мне в первую очередь. — я не пытаюсь тебе что-то доказывать. ты мне никто, маша. я знать-то тебя не хочу. — надменно вскидываешь голову, уверенно смотря ей в глаза. — и опять. — приближается, опаляя горячим дыханием твои губы, заставляя громко сглотнуть.— тебя бесит, что ты не контролируешь ситуацию, когда находишься рядом со мной. а вот мне это приносит неимоверное удовольствие. — ты слишком сильно веришь в себя. то, что было на вечеринке никогда больше не повторится, потому что ты противна мне. я никогда больше не поцелую тебя, даже если от этого будет зависеть моя жизнь. — почти шепчешь ей в губы. и в своих намерениях сейчас ты уверена на все сто. маша усмехается, отходя от тебя. кивает своим каким-то мыслям, садясь обратно в кресло с невозмутимым видом, бесконечно листая что-то в телефоне. наконец отрывается от него, поднимая на тебя взгляд. — ну что, я была права? ты пожалела, что я первая девушка, которую ты поцеловала? — нет. ты охуенно целуешься. — слова слетают с языка раньше, чем ты успеваешь подумать об их смысле. она с интересом разглядывает тебя, а ты буквально не знаешь куда себя деть, чтобы скрыться от тяжелого взгляда. решительно выдерживаешь его, отвечая тем же. но внутри чувствуешь все подряд. маша права лишь в одном. ты абсолютно не владеешь ситуацией, когда она слишком близко, наедине, в одной комнате. — долго они там будут? — долго. — кивает маша, снова погружаясь в телефон. а затем её глаза вдруг загораются, а губы расплываются в обольстительной улыбке. — раз уж мы заперты в четырех стенах вдвоем, предлагаю развеяться. съездим в клуб купер, как будто стали лучшими подружками и решили устроить совместную прогулку. — в клуб? с тобой? — недоуменно округляешь глаза, чуть повысив голос. — да ни за что на свете. — боишься, что снова возбудишься и станешь приставать ко мне? — приставать? не помню, чтобы ты была против. — поднимаешь бровь, усмехаясь. у тебя, как и у неё, есть свои козыри в рукаве. — я же говорю, что больше такая слабость никогда не повторится. из общего у нас с тобой теперь только школа. — тогда в чем проблема? мне срочно нужно съездить и разобраться с делами. а так как сейчас ты привязана ко мне на весь вечер, предлагаю и тебе съездить, чтобы развеяться. поджимаешь губы, прикидывая все варианты, чем можно заняться с ней кроме клуба. ничего лучше не находишь. — ладно. — тяжело выдыхаешь. — но при одном условии: я не вижу тебя весь вечер. — ставишь мне условия? — усмехается. — но могу гарантировать, что не увидишь меня там. главное, не лезь не в свои дела. — деловая, — передразниваешь её манерность, уже спускаясь следом за машей к выходу.