Рейх: от рассвета до заката.

      Будь я тогда в таком возрасте, в каком сейчас, я бы там умер на месте от какого-нибудь сердечного приступа. Но в тот день я машинально ответил: — Где крейсляйтер Бенц? Эта линия для связи с ним. — Крейсляйтер не справился с обязанностями и был отправлен в отставку. Он подозревается в измене немецкому народу. — ледяным тоном отвечал Конунгсдорф.       СС захватили Ройтлинген. Странно, что тогда я не впал в отчаяние. Я был свято убеждён, что у Бенца, опытного аппаратчика, был вариант и на такой случай. К тому же, в Ройтлингене был не только он и СС, но и Вермахт, и ОрПо, и Гестапо. И их должно было хватить, для ппопытки вернуть власть законному крейсляйтеру. А в случае его смерти — передать полномочия тому, кто восстановил законную вертикаль власти. То есть мне.       Уже было начхать на любой список врагов арийской расы. Я понимал — если ничего не делать, то СС начнут неконтролируемый террор, а если попытаться воспротивиться, то есть хотя бы призрачный шанс их одолеть. Даже на своём мелком фронте. От слова "фронт", которое промелькнуло тогда в моей голове, меня передёрнуло. Фронт? В Фатерлянде? Немыслимо. От этих тяжёлых рассуждений я закрыл глаза и откинулся в кресле. Я попытался на миг представить будущее Германии в случае победы Гейдриха. Передо мной проплыла страшная картина: затянутое тёмно-серыми тучами небо, загаженные пятиэтажки-гиммлеровки, люди в чёрных одеждах на каждом углу, передвигающиеся из последних сих истощённые рабочие, камеры на каждой улице и Рейн, окрасившийся в красный от крови "предателей арийской расы". По моей спине прокатилась капелька пота. Тогда я понял, что нужно действовать. Мне пришла в голову мысль, что лучше мне не видеть того, как СС насаждают свой варварский спартанский режим всему Рейху. Лучше погибнуть в попытке остановить их, нежели развязать им руки. Полный решимости, я двинулся в Ройтлинген.       Лишь к девяти вечера мне удалось найти дом крейсляйтера. У него была семья — жена, две дочери. Я слышал, что у него был и старший сын, но он уже самостоятельно жил в Штутгарте. Карл Бенц был по-прежнему живым, даже, казалось, чрезчур живым и бодрым, однако в его глазах виднелся, как в глазах всех жителей Германии, тихий страх. — Герр Бенц! — Ах, Киршнер! Господи...ик!...как я рад тебя видеть! Впервые я видел Карла Бенца в пьяном виде. — Герр Бенц, я звонил на линию связи с Вами, но мне ответили СС! Что происходит? — Оооо... — усмехнулся крейсляйтер, — эти сволочи потребовали от меня потребовали чёрных списков. — От меня тоже! — Сегодня утром мой заместитель сказал на встрече с штурмфюрером, что мы не будем отправлять на смерть тысячи человек. И знаешь что? — губы Бенца задрожали. — Эти...нелюди...они... они его...они его пристрелили на месте, Вилли! А меня просто вышвырнули из здания, как ребёнка! — Бенц зарыдал. — СВОЛОЧИ! Сначала Освальд в 54-ом, сегодня Юрген, а завтра я, ты, и тысячи других несчастных людей! Нет...эти гады у меня за всё ответят! ЗА ВСЁ! Эту нечисть надо гнать. Гнать их в свою полусгнившую нищую Бургундию! — Я за тем к Вам и пришёл. Ещё можно подключить Вермахт и Гестапо, ещё рано сдаваться, ещё можно вернуть власти в руки! Нужно делать хотя бы что-нибудь! — Бесполез...ик...бесполезно. Всю связь перерезали. — Значит надо до них дойти! Ножками, ножками! Ну или на автомобиле. — Чтобы что? Чтобы нас всех сразу перестреляли на подходах к администрации? А наши семьи? — Если мы ничего не сделаем, они и так обречены.       Мне удалось его уговорить. Удалось уговорить его начать войну. Гражданскую войну. Поздним вечером мы с Бенцем отправились активно выступать в казармах Вермахта и отделениях ОрПо, толкая пламенные речи об измене, которую совершили СС против порядка в Рейхе, а значит и против фюрера. К десяти вечера у нас уже было около 300 человек, готовых взять под контроль опустевшее к вечеру здание администрации. Была быстро налажена связь с начальством в Штутгарте и с мелкими служащими. Всем им ложно гарантировали безопасность от нападок СС. Мы лукавили. Мы знали, что нам бы не хватило бы средств для защиты всех деревень и посёлков от СС. Но главное было сделано — судорожное составление чёрных списков было остановлено. Мы распределили часть сил по ключевым городкам вокруг Ройтлингена, чтобы не допустить уничтожение на следующий же день городских администраций и коллапс управления. Большей частью, стоит сказать, действовал я, нежели Бенц, который был по-прежнему в не очень трезвом виде.       В ту ночь никто из нас не спал. СС дремали, не ожидая, что наутро их ждёт подготовленная оборона. Мы выставили у здания администрации сотню вооружённых людей. Все они молчали. Молчали в страхе — многие из них не имели боевого опыта и понимали, что на их глазах разворачивается История — но не светлая История, как с высадкой на Луну, а История страшная, кровавая и бессердечная. Было настолько тихо, что солдаты без проблем услышали шаги стука СС-овских сапог по улицам Ройтлингена. Эти звуки доносились из-за угла. Считавший себя триумфатором и феодалом этих земель штурмфюрер СС шёл на свою новую работу в сопровождении заместителя и адъютанта. На часах было ровно 7:55 утра, когда Конунгсдорф подошёл к зданию администрации, вход в которое ему преграждала сотня вооружённых людей. Ни один мускул не дрогнул на его лице. Не было видно ни удивления, ни страха. Он остановился, постоял пару секунд в полном молчании, затем тихо усмехнулся уголком рта и развернулся вместе с помощниками в другую сторону — к казармам СС.       Минуты томительного ожидания, понимания, что вот-вот начнётся что-то страшное, что-то, что изменит Рейх навсегда — все стоящие в то утро перед администрацией запомнили эти минуты на всю жизнь. Все очевидцы помнят, как стремительно рос их пульс в такт сапог приближавшихся ССовцев. Приближавшегося к трезвому состоянию, но ещё не вполне пришедшего к нему Бенца я усадил в его кабинет, чтобы он следил за ситуацией оттуда и в случае трагичного исхода успел запросить подкрепление из Штутгарта. Я в это время стоял впереди собранного нами вооружённого отряда.       Я видел, как СС маршевым шагом шли в нашу сторону. Чёрная, почти что чугунная масса двигалась на нас со всей грозностью и, если тут уместно это слово, эпатажем. Впереди шёл Конунгсдорф. Передний ряд СС остановился в двадцати метрах от меня. Я чувствовал, как у меня дрожат руки, и чтобы не подать виду, я встал в позу "руки в боки". Впервые я ощутил реальную угрозу смерти. Тогда я подумал: "Не понимаю, каким образом Гансу так понравилось в армии? Жить в постоянной угрозе смерти — это же невыносимо!" Мысли в тот момент перемешались, я пытался цепляться за любые рассуждения хоть о чём-нибудь, лишь бы не думать о том, что может случиться с минуты на минуту.       Конунгсдорф сделал несколько шагов вперёд, показывая "своим" не двигаться. Он вскинул руку вверх в нацистском салюте. Я ответил тем же и вышел к нему в "серую зону". — Закрывайте этот цирк. Неужели вы не понимаете, что вы сами себя закапываете? Вы — саботажники! Вы саботируете работу органов управления округом Ройтлинген. — Сначала попробуйте объяснить, по какому праву Вы вчера выгнали крейсляйтера и убили его заместителя без суда и следствия. Вы устроили незаконный захват власти! — Праву? У нас что, гнилое правовое государство, как у сионистов за океаном? Вы вообще понимаете, в какое время и в какой стране вы живёте? Неужели Вы не видите, как Рейх чуть не скатился в ту же гниль, в этот разврат так называемой "свободы"! Но теперь всё будет по-другому. Только право сильного даст нам закалить немецкий народ, сохранить арийскую расу и преумножить наше величие! А вы — лишь сорняк на пути катка, который разравнивает местность для Строительства Истинного национал-социализма!       В этот момент в полсекунды СС-овцы все как один поставили оружие на изготовку. После этого то же самое, но не так резко и уверенно, как СС, сделал наш отряд. Мне казалось, что вот-вот я потеряю сознание. — И мы вас сотрём. — добавил угрожающе тихим голосом Конунгсдорф, поднял руку и уже открыл рот, чтобы отдать команду о начале Бюргеркрига. Я от безысходности и страха зажмурил глаза. — Горе, ГОРЕ ВЕЛИКОЕ В РЕЙХЕ! — прокричал с балкона своего кабинета несколько протяжным голосом Бенц. Он вновь заревел, и произнёс самые шокирующие слова, которые мог услышать в то время немец.

Фюрер умер.

      Сотни глаз тогда посмотрели на Бенца. Оба отряда приопустили стволы. В глазах каждого из них был шок и ужас. Даже в глазах солдат СС. У Конунгсдорфа навернулись слёзы. Плавно люди с обоих сторон начали опускать свои автоматы. Бенц продолжил: — Позвонили из самой Германии, говорят, фюрер умер...и всё...траур недельный...герр Киршнер, герр Конунгсдорф, зайдите ко мне...       Мы с недоверием переглянулись с штурмфюрером и направились в здание. Будучи уже у порога он сказал своим войскам: "Никто никуда не уходит. Услышите выстрелы из здания — открывайте огонь на поражение." Мы зашли в кабинет Бенца. Едва он успел что-то сказать, зазвонил телефон прямой связи со Штутгартом. Естественно, мы с Конунгсдорфом слышали ведь диалог. — Хай... — Бенц, это ты? — Да, герр гауляйтер. — Бл*ть, какого чёрта у вас там происходит? Вчера мне отвечает вместо тебя отвечает этот саблезубая сволочь, потом приходят сигналы бедствия, а теперь снова ты. Какого х*я? — У нас...ИК...всё в по... — А, так ты ещё и бухой! Чёрт знает, что такое! Ты вообще слышал, что в стране трагедия? — Да я не... — Так, всё, Карл, знаешь, что? Мне это надоело. Я к вам отправил с ревизией своего зама. Будет через полчаса и проверит, что происходит.       Глядя на происходящее на улице, у Бенца и Конунгсдорфа в глазах заблестело отчаяние. А у меня закралась идея.       Через полчаса элитный мерседес въехал в Ройтлинген. СС и Вермахт в этот момент уже стояли ровными шеренгами фронтом на здание администрации. На его втором этаже стояли мы трое: я, Бенц и Конунгсдорф. Бенц произносил речь о великой утрате для Рейха, и необходимости быть сильными и едиными. В разгар речи заместитель гауляйтера выскочил из мерседеса и крикнул: — Что здесь происходит?! — Унтергауляйтер, успокойтесь! — крикнул Бенц. — У нас траурный парад по фюреру. Для укрепления сотрудничества между партией, вермахтом и СС. — А почему вместо Вас, Герр Бенц, вчера на связь выходил Конунгсдорф? — Герр Бенц в тот день себя плохо чувствовал, так что просил меня подменить его. — отвечал Конунгсдорф. — Допустим. Так подождите, а это ещё кто? — спросил заместитель, ткнув на меня пальцем. — А, это... — отвечал Бенц, — это мой новый заместитель. Унтеркрейсляйтер Киршнер.       Наш начальник завис в недоумении, после чего махнул рукой и сказал: — Ладно, черт с вами всеми. Я обратно в Штутгарт. А вы прекращайте эту самодеятельность! Распорядок траурных мероприятий вам доставят. Отпустите людей по домам скорбеть по фюреру! — Так и сделаем, герр унтергауляйтер. — ответил я. И когда мерседес уехал на север, Конунгсдорф повернулся к нам и с улыбкой таким тихим, каким мог, голосом сказал нам: — Думаете, вы победили? Хе. Смешно. Это не победа, это нелепая ничья. Пройдёт неделя, две, и мы вам припомним это. И не забывайте, кто есть новый фюрер. И вы двое, и тот лох, который только что к нам приехал, и тот истеричный гауляйтер, который Вам звонил — вы все балласт Рейха. Наш новый фюрер не дурак. Он понимает, что для того, чтобы Рейх взлетел, вас всех нужно сбросить вниз.       Затем события полились одно за другим. Недораспущенный Рейхстаг вновь собрался, и отказался утверждать Гейдриха фюрером во время траура. В ответ он подписал указ о роспуске Рейхстага.       Всё окончательно пошло кувырком после похорон Гитлера. Гейдрих бежал на запад, в Эльзас, понимая, что в Столице он в окружении. По всему Рейху возникали вспышки насилия. Войска начали активно перемещаться по стране, и никто в те страшные дни не понимал, что происходит, и к чему всё это. Агитаторы различных фракций выступали с речами против нового фюрера. Повсеместно началось неповиновение и саботаж приказов Гейдриха. С окраин Пакта Единства доносились тревожные вести о обрушении порядка в Сербии, Украине, Московии, Англии. 24 октября мы проснулись, и узнали, что СС нигде нет. Просто нигде. Ни в Ройтлингене, моём новом месте работы, ни в Метцингене, откуда моя семья начала переезжать, ни где-либо в округе. А на следующий день из Штрасбурга Рейнхард Гейдрих объявил высшее руководство Рейха изменниками, которых следует уничтожить. Был провозглашён "поход на Германию". Бюргеркриг начался.       В тот же день всему миру показали анти-гейдриховский "Рейхскомитет Спасения Нации". На телеэкранах с заявлением выступили сидящие за одним столом люди с совершенно разными взглядами. Все помнят, как Борман, которому дали первое слово, призвал к спокойствию и порядку, как Шпеер призвал народ на борьбу против "ССовцев — главных врагов и угнетателей немецкого народа", и как Геринг призвал немцев быть сильными и сплоченными в это тяжёлое для страны время.       За неделю стало понятно, что "поход на Германию" полностью провалился — войскам СС не удалось даже отбросить армию ополченцев фон Трескова на правый берег Рейна. Но меня больше тревожили другие новости. В Остланде друг с другом схлестнулись в кровавой бойне сразу шесть фракций: консерваторы, милитаристы, либералы, СС, белорусские коллаборационисты и захватившие целый регион евреи-партизане.       С ещё большей тревогой я читал и слушал новости о ситуации в Кёнигсберге, который изначально попал под контроль СС, но затем там случилось студенческое восстание. В Кёнигсбергский медицинский университет за пару месяцев до Бюргеркрига поступила моя племянница Ева.       Несмотря на всё это, я чувствовал себя почти спокойно. Войска Гейдриха терпели поражение за поражением. Полностью была зачищена от СС Восточная Пруссия. В декабре войска фон Таддена, атакуя с севера, заняли Люксембург. С востока армия генерала Венка активно пыталась переправиться через Рейн, чтобы окончательно выдавить войска "нового фюрера" в Бургундию. Всем не знакомым с происходящим в высоких кабинетах казалось, что война, которую до сих пор обыватели считали не более чем подавлением мятежа СС, закончится до конца года.       Конечно, конфликты между фракциями существовали с самого начала формирования Рейхскомитета Спасения Нации, но настоящее, резкое и радикальное обострение ситуации случилось лишь в начале последней декады года. Войска реформиста фон Таддена штурмовали Штрассбург, когда по ним с другого берега Рейна без разбора ударила артиллерия Венка — генерала, полностью подчинённого Борману. Так как город штурмовали реформисты-радикалы, они без промедлений открыли огонь по противоположному берегу. Сейчас уже установлен факт того, что конфликт был полностью организован по приказу Бормана, который хотел, чтобы Штрассбург взяли лояльные ему войска.       Этот конфликт стал искрой. На следующий день пришли известия о столкновении студентов и войск фельдмаршала Шернера в Гамбурге. В протекторате Богемия-Моравия тоже стало неспокойно — Люфтваффе Геринга нанесли удар по зданию администрации протектората, в котором в это время должен был находиться Борман. Нарастающий хаос в Рейхе привёл к тому, что генералу Гансу Шпайделю, чьи войска занимались установлением порядка в Столице, пришло одновременно 3 противоречащих друг другу приказа: сопроводить до Фольксхалле для записи рождественского обращения нового Фюрера. Но в приказах были разные фамилии: Шпеер, Борман, Геринг. Дабы не допустить разрушения столицы, Шпайдель проигнорировал все три приказа, и заявил, что ворота Германии будут открыты лишь после стабилизации обстановки в стране.       Это означало начало нового витка Бюргеркрига — куда более кровавого и неоднозначного.       Теперь я вспоминаю, как ещё в начале декабря 63-его мне пришло "письмо счастья" из Штутгарта с планом мобилизационных мероприятий. Казалось бы — ничего особенного, каждые две недели мне приходил точно такой же документ. Но если в начале ноября он заканчивался нейтральной надписью "Хайль Рейх!", а в конце ноября — цитатой Бормана на встрече с представителями спецслужб "Да пребудет Германия в надёжных руках!", то в декабре немецким по белому в конце листа было напечатано "Heil Bormann".       Так или иначе, в новом 1964 году основным фронтом стал северный — после того, как Гейдрих был зажат в угол и более не представлял угрозы, из южногерманских земель и Австрии войска Бормана двинулись на северо-запад, против лояльных Шпееру армий ополчения фон Трескова, и на северо-восток, против войск милитаристов Шернера и Геринга. Благодаря удачному политическому маневрированию и запугиванию, у Бормана имелась широкая агентурная сеть в штабах его противников. Помимо того, ему удалось переманить на свою сторону немало авторитетных генералов и офицеров Вермахта, благодаря чему Борман получил внушительное численное превосходство над противниками. Война шла легко, но крайне кроваво и разрушительно — всего за несколько недель интенсивных боёв погибли десятки и даже сотни тысяч людей. К счастью, Южная Германия и Австрия — пожалуй, вновь меньше всех испытали на себе военное время — фронт сразу покатился на север.       Борман принял решение закончить войну в темпе блицкрига, дабы не допустить полного коллапса бывшей немецкой сферы влияния. И это стало фатальным для многих немецких городов, которые подверглись беспощадным бомбардировкам с воздуха и штурмам при помощи артиллерии. Ополчение фон Трескова оказалось нежизнеспособным в условиях современной войны, а костяк радикальных милитаристов Шернера погиб во время осады Бреслау. Таким образом, уже к середине февраля почти вся территория Рейха оказалась под властью Бормана. Исключением была область вокруг города Германии, подконтрольная Шпайделю, а также Гамбург. В последнем развернулось первое из многочисленного списка зверств, содеянных новым фюрером. Но тогда об операции "Титаник" никто, естественно, не знал и не мог узнать. Историческая справка редактора: После сокрушительной Рейнской операции лояльных Борману частей Вермахта, бегства Шпеера и Банды Четырёх за пределы Рейха и последовавшего за этим коллапса реформистского лагеря, остатки шпееристов отступили в Гамбург. Окружённые предложили следующие условия: сдача города без боя в обмен на безопасную эвакуацию пятидесяти тысяч реформистов без оружия в Ирландию в течение трёх дней. Вальтер Венк по приказу Бормана настоял, чтобы эвакуация проходила всего одним днём. Это естественно привело к панике и хаосу в Гамбурге, а за место на корабле случались драки и даже стрельба. После выхода кораблей в открытое море они были атакованы с воздуха бомбардировщиками Люфтваффе и подводными лодками Кригсмарине. Корабли затонули в течение нескольких минут. Не спасся ни один человек.       Это и была операция "Титаник". Основной её целью было не дать сражавшимся за Шпеера, в том числе недавним рабам из восточных рейхскомиссариатов, возможности перебраться на Запад и рассказать там об ужасах жизни в Рейхе. Борман опасался, что это может стать рычагом давления на Рейх в планируемых переговорах с Западом о разрядке. Вся информация об операции была засекречена. Гриф секретности был снят в 1977 году в рамках Нойгештальтунга. Раскрытие информации об операции "Титаник" вызвало в Рейхе широчайший общественный резонанс.       А пока где-то в Северном море восточные рабы "ликвидировали последствия" операции "Титаник", 25 февраля напряжённые переговоры с Гансом Шпайделем были окончены —и Борман торжественно въехал в Германию. И нельзя сказать, что этому были не рады — в Ройтлингене все пивные в тот день были забиты до отказа — каждый радовался тому, что война их не задела, а впереди — новая эпоха обновления и процветания. И мы с крейсляйтером Бенцем тоже отправились в ресторан. Самый дорогой в Ройтлингене, естественно.       Справедливости ради всё же стоит отметить, что радость людей была небезосновательна. Борману действительно удалось одолеть своих соперников в Бюргеркриге исключительно силами Вермахта, не прибегая к мобилизации.       Речь Бормана в Фольксхалле, которую транслировал телевизор в пабе, была не самой яркой, но в голосе нового фюрера слышалась уверенность в завтрашнем дне, твёрдость и решительность. Все поверили, что у фюрера есть план восстановления и развития Германии, который действительно приведёт Рейх к процветанию и былой славе.       Когда Борман сказал последнее слово речи, с трибуны встал новый заместитель фюрера Бальдур фон Ширах с криком "Хайль Борман!" поднял руку в нацистском салюте. То же за ним повторил весь 150-тысячный фольксхалле. А вслед за ним — и весь Рейх, прилипший к радиоприемникам и телевизорам.       После такой духоподъемной минуты к крейсляйтеру подошла владелица ресторана, уже немолодая дама, и спросила, улыбаясь: — Господин Бенц, что же будет дальше? — Дальше — восстановление! — А потом? — А потом, — Бенц улыбнулся, — Будущее!       Но будущее было вовсе не таким, каким Карл Бенц его представлял.