Грехопадение

Она закрыла глаза, наслаждаясь тем, как вода омывает ее тело, ласкает подобно любящим рукам. Она почти ощутила прикосновение губ к своей шее, укус в область холки… Кувшин с грохотом вывалился из онемевших от ужаса пальцев. Шах вскочила на ноги, едва не поскользнулась на мокром полу, но сильные руки удержали ее от падения. Широко распахнутыми глазами султанша смотрела на евнуха. Его лицо не выражало ровным счетом ничего. Он отпустил ее и теперь просто стоял, и смотрел и от него веяло таким холодом, что кожа Шах покрылась мурашками, несмотря на горячий воздух. — Как это понимать? — разъярённо зашипела она и сама приблизилась к рабу. — Что ты себе позволяешь, безумец? — губы мужчины скривились в злой ухмылке. — Что, кроме безумия остается человеку, не имеющему права на чувства? Я страдал. Я хотел убить себя… — Очевидно, тебе стоило это сделать и избавить меня от необходимости слушать эту чушь. — Вот как? — он шагнул вперед и пригнулся так, что почти касался кончика ее носа своим. От него разило вином, и он шептал, или, даже скорее шипел с нехарактерным для себя надрывом: — Тогда кричите, госпожа. Кричите и вы избавитесь от меня навсегда. Избавите меня… — Ты забылся. Прекрати истерику немедленно, — Шах замахнулась для пощечины, но он перехватил ее руку, неприятно сжав в запястье, и потянул на себя. Женщина дернулась в попытке вырваться, но он позволил только отвернуться и снова схватил ее, теперь уже забирая в одну свою ладонь обе ее руки, а другой перехватывая и удерживая на месте полотенце, которое от всей этой возни начало спадать. Шах расхохоталась от такой неуместной смеси галантности и доныне невиданной наглости. — Кричите же. Зовите на помощь, — она чувствовала своим телом как тяжело вздымается его грудная клетка. Он зарылся в ее влажные волосы, шумно втянул воздух. — Я хотел убить себя, но не смог. Не малодушие тому виной, Аллах свидетель. Я не мог доверить вас никому. Если вдруг вы попадете в беду, кто будет рядом? Кто примет на душу свою любой грех? Лютфи-паша? Султан? Может, ваша дочь, госпожа? Кто готов гореть в пламени преисподней, чтобы вы могли согреться? — Сейчас моя беда — это ты, Мерджан. И ты делаешь мне больно, — султанша трепыхнулась, но освободиться все также не смогла. — Или это то, чего ты хочешь? Мы плавно возвращаемся к нашему давнему разговору о том, что ты готов отдать жизнь лишь бы отправить на тот свет парочку династийных тварей? Так давай, если духу хватит, — между кнутом и пряником, Шах всегда выбирала первое. Болевые точки окружающих она чувствовала, как львица кровь преследуемой жертвы. В очередной раз она вонзила клыки в наименее защищенное место. Она оказалась на свободе. Мерджан отступил. Растерянно и беспомощно моргнул, но напора в его голосе не убавилось. — Нет. Я говорю о том, что не мог оставить вас в этом мире, зная, что однажды могу вам понадобиться. Не зря, раз я смог оказаться здесь и раз люди, что у вас в услужении, не удосужились донести вам, что несколько дней как я увел с конюшни лошадь и… — Уехал неизвестно куда, на юго-запад? Я велела тебя не останавливать. Посчитала, что так будет лучше, — Шах наощупь заправила полотенце. Потерла запястья. Под хрустальный звук воды, льющейся из фонтанчика и ударяющейся об мрамор, они с Мерджаном напряженно смотрели друг другу в глаза. Это то, в чем она проиграла первой. Отвернула голову вбок, сбегая от его взгляда. От того, какой нереальной казалась текущая ситуация, султанше стало дурно, и благовония в пиалах, расставленные по полу и лавкам, сейчас только усиливали тревогу, а не расслабляли. Она скрестила руки на груди, закрываясь и пытаясь скрыть мелкую дрожь. Пауза слишком затянулась. — Я все еще не кричу. Мне интересно знать, насколько запущено твое умопомешательство. — Умопомешательство… — эхом отозвался Мерджан.— Я всегда восхищался вашей проницательностью… Вскоре после вашего отъезда, отчаявшись обрести покой, я стал молиться. Раз за разом повторяя слова молитвы, я видел ваш образ — это стало ответом на вопрос о том, отчего так невыносимо. Я полюбил и не имея возможности эту любовь выразить, сделал из женщины бога, — в отличие от Шах, евнух был полностью одет. По лицу его стекал пот, а дыхание стало еще более тяжелым. — Осознание помогло смириться. Боль не ушла, но успокоилась. Залегла на дне души. И она оставалась бы там, но вы… Вы хотя бы раз думали о том, что рабы — это тоже люди? — Шах закатила бы глаза, но у нее и без того кружилась голова. Она опустилась на лавку. — Я устала. Конечная цель у этой душещипательной сцены есть? — Вы ведь не просто так… — Мерджан замолчал, подбирая слова, но не смог их найти и просто продолжил: — Позвольте мне быть рядом. Стать чем-то большим. А ежели нет, так позовите стражу и пусть со всем этим будет покончено, — он вскинул подбородок. Шах захотелось взять свечу и капнуть воском на свою обнаженную кожу, чтобы убедиться, что это не сон. Уже второй раз в этом кошмаре она смеялась. — Ты понимаешь о чем просишь меня? — Едва ли не по слогам спросила она. О, ее лицо приобрело по-настоящему издевательское выражение. — Любой паша, визирь лишился бы головы за то, что просто посмел допустить подобную мысль… — Тогда почему я все еще здесь? — и ей бы закричать. Позвать стражу и получить расплату, стекающую алым к ее ногам, сейчас же. Но крик камнем застывает в груди. С этим нужно покончить. — Потому что даже смерть — это милость, которую нужно заслужить, — выплевывает она. Ведь и правда. Не отпусти он ее, не потупи виновато взгляд, поддавшись на манипуляцию, ей бы хватило силы его приговорить. Но когда она коснулась запястий, в его взгляде отразился страх. Шах знала, он согнулся бы в поклоне под тяжестью, надави она на него этим, замолчал бы. Почему она этого не сделала? Хотелось услышать что-то настоящее. Возможно, впервые за свою жизнь, или она тоже рехнулась. — Так что иди-ка ты, милый, на все четыре стороны. И мысли о смерти из головы своей выбрось — это мой последний тебе приказ. На этот раз точно. Независимо от того, увидимся ли мы снова. — Султанша, — колени мужчины подогнулись. Шах жестом остановила его, прежде чем он успел на них опуститься. — Я правда устала. Иди. Вольную тебе принесут позже, — это был четвертый раз, когда она его прогоняла. Он не был похож ни на один из предыдущих, но разве это меняло суть и то, что каждый раз Мерджан к ней возвращался? Сколько раз можно войти в одну и ту же топь, прежде чем она тебя все же поглотит? — Если я отыщу в себе силы во всем разобраться, я найду и тебя.