Я, ты, МЫ

Это было то самое время, когда Природа колеблется в нерешительности: то ли уже убрать из меню города бабье лето, то ли пусть ещё порадуются, несмотря на вездесущие красные и жёлтые листья, заключившие в свои хрустящие объятья тротуары и улицы. Группка сапиенсов, сбившихся в кучу словно сурикаты на термитнике, наблюдали за тем, как к ним вселяется мировая звезда балета – танцор Лейтон Уокер. Он приобрёл восхитительнейший пентхаус после выступления в Президентском дворце, и сейчас орлиным взором пронзал грузчиков, с недостаточным по его мнению тщанием и осторожностью перетаскивавших вещи. Мистер Уокер не нанимал слуг, но был маниакальным чистюлей и предпочитал гордое одиночество. Высокий и жилистый, с волосами цвета пшеницы, зачёсанными назад и водянисто-голубыми глазами, он производил неизгладимое впечатление, когда смотрел на других людей свысока; кроме всего прочего, у мистера Уокер был прекрасный длинный нос, который оптимально подходил для задирания. Сейчас Лейтон напоминал непостижимого для простых смертных ибиса, озирающего окрестности с тем наигранным безразличием, коим иногда славятся люди его статуса. «Дом отличный. И фермерский рынок рядом. Подумаешь, сумбурный квартал неподалёку» – думалось новому владельцу пентхауса, пока он провожал глазами диван для гостиной. Позади дома и правда ютились «лачуги» на порядок хуже, и на некоторых – о, ужас! – газон рос без присмотра словно в пустоши. Мысленно Лейтон уже приметил самое отвратительное строение с облупившейся краской (вроде) розового цвета, неопрятной крышей и травой настолько густой, что к двери пришлось проложить увесистую доску вместо дорожки. Нет слов. Однозначно первое место. Нос для задирания скривился и без сопротивления последовал за своим любимым хозяином, собравшимся оплатить услуги грузчиков. Первым делом, выпроводив посторонних, Лейтон привычным жестом опустил жалюзи и принялся за уборку. Город поглотил вечер, когда каждый уголок в доме засиял от чистоты. Отлично. Ужин. Салат, соевое мясо, свежевыжатый апельсиновый сок. Надо держать себя в форме. Потом – повторение нескольких па. Растяжки. Тело всего лишь механизм, и его надо постоянно разрабатывать, чтобы не заржавел. Мистеру Уокеру было явно не до дискотек, пьянок и гулянок, но ночью, как ни странно, его поманили звуки музыки… не дававшие ему заснуть точно по графику. Конечно, терпел он до последнего, но когда дикий мотивчик, казалось, начал бухать прямо среди нейронных связей мозга, терпению мистера Уокера пришёл конец. Его идеальный слух был до глубины души оскорблён этим сумбуром. – А они спят! – голосом придавленного дверью хорька возмутился Лейтон, выскочив наружу. Конечно. Поди, привыкли к соседству с меломаном. Но это нельзя оставлять без внимания, даже если придётся разбираться одному! И – кто бы мог подумать! – какофония неслась как раз из того неопрятного дома. Точно какой-нибудь наркоман или алкаш перепутал день с ночью, словив заветную «белку». Лейтон помешкал на пыльном пороге и с брезгливостью нажал на засаленный звонок. Нет ответа. Пришлось стучать. Как только в ход пошёл молотящий изо всех сил кулак – дверь открылась. – Чё? Лейтон опустил глаза вниз. Девушка! Метр пятьдесят, а то и меньше, с куском пиццы в руках. – А… Э… Это ваша музыка? – Чё? Я не слышу. – Так сделайте потише! – А, да, сейчас. Подержи, – Лейтону против его воли достался жирный кусок пепперони, и только и пришлось, что проводить взглядом взметнувшуюся гриву фиолетового оттенка. – Так, выключила… А ты кто, кстати? – Это неважно. Уже всё, – он почти облегчённо выдохнул, – Вот ваша пицца. – Хорошей ночи, чел, – она закрыла дверь, и, не успел Лейтон сделать и пару шагов прочь, как грохот аккордов полился снова. – Э-эй, открой! – Ну? – она снова возникла на пороге, на этот раз с банкой «7Up». – Музыка! – А-а, да, новый альбом, крутой, а? – ВЫКЛЮЧИ!!! Вообще! Спать мешает! – Подержи, – теперь к нему перешла банка, и рок-мотив снова стих. – Вообще это нечестно, чел, я со смены приш… Э-э-э, полегче, расплескаешь! Можно же просто спокойно отдать мою газировку!.. А чё она жирная? – У меня рука В ПИЦЦЕ!! – Уф, я уж думала я её облапала, а это ты… Всё хорошо? Тебе надо лучше есть, а то вон какой тощий, – пухлый палец ткнул его в бок – и произошёл настоящий взрыв: – Что это за фамильярность, беспардонность, да ещё и ужасная еда, и нарушение моего личного… Да ты знаешь кто я?!! – Э-э, чё взъерошился? Можно же было просто сказать, что громко… – Я пытался, но ты ж не могла сделать тише, как пошла открывать! – Ты сказал выключить – я выключила. Да ладно тебе. Даже если накосячила – убить меня теперь, что ли? – она упёрла руки в талию, эдакая коренастая версия Брюса Ли. Лейтон, сложив руки на груди, пробурчал что-то нечленораздельное. – Короче я сделаю потише. – Нет! Музыки вообще не должно быть! Совсем! – Чего-о? – она тряхнула чёлкой, закрывавшей левый глаз. – Того! Я уже итак выбился из графика, а мне надо выспаться! – Ой, да брось. Заходи, у меня ещё пицца осталась. – Я не буду есть это! Ещё и на ночь, бр! – Какие мы брезгливые… Лейтон тут же вперился в неё глазами: – Простите?! – Да, ты не ослышался. Прям надо чтобы вокруг тебя по струнке ходили, ага? Так обойдёшься! Танцор балета аж закашлялся от такого тона. – Руки с косяка убери. – Ч… – Руки убрал! – Но… – Свалил отсюда! – Я буду стоять здесь, пока музыка не будет выключена! – Ну стой, – она передёрнула округлыми плечами и захлопнула дверь прямо перед его носом. Обратно мистер Уокер шёл с очень сложными синтаксическими конструкциями в голове, из которых «троглодитка» было самым мягким выражением…