Мы встретимся снова

Слэш
NC-17
Завершён
1234
автор
Размер:
57 страниц, 5 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Награды от читателей:
1234 Нравится 172 Отзывы 362 В сборник Скачать

39/34

Настройки текста
Жизнь прекрасна и удивительна. Она способна поразить даже самого закоренелого скептика, преподнося сюрпризы — хорошие и не очень — один за другим. Капитан Джон Уотсон считает себя скептиком, но всё же, когда получает свою пулю, его удивлению нет предела. Он медленно оседает на колени в своём укрытии. Кровь быстро пропитывает камуфляжную рубашку, окрашивая алым белую повязку на левой руке. Вмиг ослабев, Джон падает лицом вниз, жёлтая пыль оседает на его пострескавшихся губах. Он ещё слышит треск автоматных очередей и непрекращающуюся ругань на пушту и родном английском, но с каждой секундой звуки становятся всё тише. Быстро наваливающееся оцепенение дарит лёгкость и спокойствие. Если бы не горячая боль в плече, Джон чувствовал бы себя счастливым. Но постепенно меркнет и эта боль. Долгожданное небытие окутывает сознание, и Джон отключается. Рядовые Стивенсон и Коббс находят его через полчаса среди камней. Они относят Уотсона в полевой госпиталь. Коллега Джона, доктор Мёрфи, с лёгкостью вытаскивает пулю из его плеча и, зашивая рану, с сожалением отмечает, что больше Уотсон оперировать не сможет. Медицинское оборудование и расположение госпиталя не позволяют обеспечить Джону должный уход, поэтому через три дня его перевозят в Кабул. Через неделю интенсивной терапии он хочет вернуться в лагерь, на войну, хотя бы в качестве терапевта, однако вспыхнувшие беспорядки в столице не дают и этой возможности. Афганистан гонит Джона со своей земли. Местный психотерапевт Элла Сток, кажется, тоже участвует в «сговоре» с этой страной. Она не подписывает медицинское заключение о годности Джона к передовой и настаивает продолжить лечение в какой-нибудь спокойной, мирной части Земли. Все эти разговоры «по душам» ужасно раздражают Джона, но, в конце концов, он соглашается. У него просто нет выбора — только надежда на скорое возвращение. Используя личные связи, Элла направляет Джона на реабилитацию в Италию. Она расписывает чудные пейзажи и горный воздух с таким восхищением, что Джон понимает: Элла с удовольствием сбежала бы в Италию сама. Она даёт Уотсону визитку своей коллеги в Сорренто, которую Джон обязуется посещать трижды в неделю в течение месяца, пока будет лечиться, и на прощание дарит ему стальную трость: ранение спровоцировало у Джона не только перемежающийся тремор левой руки, но ещё и хромоту. Покидая Афганистан, Джон чувствует необъяснимую тоску. Он глядит в иллюминатор на высокую, стройную фигуру Эллы, и вертолёт поднимается в небо, чтобы доставить его и ещё четырёх военных в аэропорт. Через сорок восемь часов Джон спускается по трапу самолёта, приземлившегося в Италии. Ещё шесть часов спустя окольными путями (на поезде и машине, пешком и даже на лошади) он прибывает в Сорренто. Коллега Эллы Джейн Коулл — бледная, полноватая блондинка с обгоревшими на солнце руками. Она смотрит на Джона непрофессионально равнодушно. Очевидно, что её не интересуют проблемы Уотсона. Она просто оказывает услугу Элле. Болезненно восприимчивый и уставший от долгой дороги Джон, глядя на Коулл, жалеет о своей поездке. Он спрашивает у психотерапевта название самой недорогой гостиницы в городе, и, заверив в том, что её услуги не потребуются, прощается. Как и всё в этом городе, маленький отель «Ривьера» почти не изменился, и на ступеньках террасы у Джона перехватывает дух от нахлынувших воспоминаний: приторный лимонад в узком, тёплом стакане, обожжённая, больно натягивающаяся при каждом движении кожа на спине и прохладные пальцы мамы, когда она растирает мазь от ожогов по груди. Двенадцатилетняя Гарри привычно ноет у витрины кондитерской, выпрашивая упаковку шоколадного печенья с миндалем, но мама говорит об аллергии и улыбается отцу, вздорному, громкому, картинно вышагивающему по брусчатке. На нём жёлтые парусиновые штаны. Он целует маму в шею, и та краснеет. А сам Джон вспотевшей ладонью хватает отца за рубашку и тянет в сторону моря. Джон занимает одноместный номер на втором этаже. Окна крохотной спальни открывают вид на небольшой сад внутри квадратного двора отеля. Разобрав свой чемодан, Джон садится на кровать и не знает, что делать дальше. Воспоминания о пяти солнечных днях детства не отпускают. Лёжа на постели, Джон перебирает их, словно маленькие глянцевые фотографии. На третий день Уотсон приходит на пляж и долго не может найти место, где когда-то отдыхала его семья — вокруг слишком много людей, детей, шумно и жарко. Свободный шезлонг без зонтика оказывается у самой воды, и Джон садится на его край. Но через минуту появляется полная итальянка в синем в белый горох купальнике. Она глядит на Джона с вызовом, уперев руки в бока, и спустя несколько долгих секунд, Уотсон наконец понимает, почему. Он уселся в шезлонг, не заметив бежевого полотенца на его спинке. Наличие последнего означает, что место занято. Ясно и без знания итальянского языка, на котором вот-вот разразится женщина. Извинившись, Джон уходит. Женщина провожает его недоуменным взглядом. Действительно, чего он здесь забыл?.. Тяжело опираясь на трость, Джон возвращается в отель. Ручка трости уже омерзительно тёплая, на висках капли пота, и голова горит. Это нормально, ведь полдень — самое жаркое время. Но Джону кажется, что люди, идущие навстречу, смотрят на его усилия с жалостью. Горная дорога действительно довольно круто поднимается вверх. Джон устал и ненавидит себя, но упрямо продолжает идти. И только оказавшись в номере, он опускает плечи, прислонившись к двери. Джон зол из-за собственной слабости. Из-за своей раны и психосоматической боли в ноге, которая с каждым днём пребывания здесь только усиливается, а не наоборот. Уотсон в ярости сбивает лампу, стоящую на тумбочке у двери, шипит ругательства и топчет картонный абажур. В душе он ожесточенно трёт себя мочалкой, словно желая стереть с себя... Что? Джон не знает. Он закручивает кран с горячей водой и сдавленно охает, остывая под ледяными струями. Ночью Джон просыпается от кошмара: уже которую неделю ему снится Афганистан и тот злополучный день, когда его «подстрелили». Во сне ему попеременно стреляют то в спину, то в голову. Пуля проходит сквозь Джона, и он каждый раз пытается поймать её, медленно вылетающую из груди или из пустой левой глазницы. Уотсон тяжело дышит: он забыл включить кондиционер, и в номере душно. Натянув джинсы и рубашку, Джон выходит из отеля и быстро идёт вдоль тёмных улиц к морю. Его трость дробно стучит по мостовой. Оказавшись на пляже, Джон наконец вдыхает прохладный морской ветер. Снимает ботинки и босиком идёт по песку к большим чёрным камням, так естественно отделяющим городской пляж от элитного. Джон прислоняется к одному из камней, и, задрав голову, смотрит в ночное небо. Вдоль береговой линий почти нет фонарей (только маяк вдалеке), и звёзды кажутся яркими и близкими. Конечно, им далеко до умопомрачительного сияния, которое можно наблюдать в Афганистане, когда они — единственный и вполне дееспособный источник света. Но это лучше, чем ничего. Джон горько вздыхает. Не то что бы у него было всё, а теперь ничего не осталось. Он просто чувствует себя выброшенным, испорченным и ненужным. Чувствует себя старым, одиноким, разбитым. Все эти упаднические мысли будто в ряд выстроились в голове Джона. Он самому себе кажется жалким. В конце концов, ему хочется кричать. Он открывает рот и делает глубокий вдох, но вместо глотка свежего воздуха получает порцию сигаретного дыма. Джон выпрямляется, понимая, что не один на пляже, и невольно усмехается. Вот бы сейчас он напугал человека, если бы действительно заорал. Идиот. Ведомый неизвестно откуда взявшимся любопытством, Джон заходит за камни. И цепенеет от открывшейся картины: на песке, сложив ноги по-турецки, сидит мужчина. Он курит и читает книжку. Честно говоря, непонятно, как он может читать в этой темноте, но это последнее, что интересует Джона. Он непроизвольно задерживает дыхание и громко выдыхает, потому что перед ним Шерлок Холмс. Курящий, широкоплечий и взрослый. Джон лихорадочно соображает, уйти ему или остаться, когда Шерлок, наконец, замечает его. Широко распахнув глаза, он тушит сигарету, быстро закапывая её в песок и, отбросив книгу, встаёт на ноги. Даже на расстоянии заметно, какой Холмс высокий. Их разделяет буквально несколько шагов, которые, кажется, никто не сделает. Джон потрясён, а Шерлок производит «осмотр»: его взгляд задерживается на раненном плече, затем на трости. Уотсон машинально отступает к камням. — Афганистан или Ирак? — спрашивает Шерлок, и Джон вздрагивает не столько от неожиданности вопроса, сколько от глубины голоса Шерлока. — Афганистан, — глухо отвечает Уотсон. — Как ты узнал? Шерлок делает шаг вперёд и открывает рот, но Джон вдруг перебивает: — Нет. Не надо, — на лице Шерлока выражение замешательства. Джон делает глубокий вдох. — Я знаю, ты без труда расскажешь мне, где я был и чем занимался. Ты просто гений в этом. — Но... — опять начинает Шерлок. — Прежде я хочу знать, что ты здесь делаешь? Джон делает шаг вперёд, оказавшись совсем близко, выпрямляет спину, стараясь опираться на трость совсем чуть-чуть. Ему вдруг становится мучительно стыдно за неё, за несуществующую, но ощущаемую боль в ноге. За пятнадцатилетнее скитание по трём континентам в поисках... Чего? Джон чувствует себя обманутым в собственных ожиданиях. И не может понять, как допустил, что стоящий перед ним Шерлок, — этот высокий, скуластый, удивительно привлекательный мужчина, — совершенно ему незнаком? Слепящий луч маяка, появляющийся раз в десять секунд, вынуждает сесть на песок, спиной к морю. Шерлок рассказывает о традиционной поездке матери в Европу летом. Последние пять лет Шерлоку удавалось избежать «участи» компаньона мамули, но в этом году в Лондоне ещё скучнее, чем здесь. И уже полторы недели Шерлок целыми днями читает в номере, а вечером выбирается на пляж — курить и гулять. Низкий, бархатный голос будто обволакивает Джона, его можно слушать бесконечно. Искоса взглянув на друга, Шерлок наконец озвучивает Джону его историю. Он не ошибается ни в одной мелочи, упоминает психотерапевта и даже примерное расстояние, с которого был произведён выстрел. И Джон не может не восхититься: — Ты удивительный, Шерлок, — тихо говорит Джон, глядя на друга. Луч маяка в очередной раз выхватывает профиль Холмса. Джон видит ироничную усмешку Шерлока, и, вслед за ней, устремлённый на него серьёзный взгляд всего на секунду, потому что луч исчезает. Но этого достаточно, чтобы Джон наконец узнал своего худощавого, угловатого, взбалмошного Шерлока в этом грациозном, красивом человеке. Они целуются в полной темноте. Шерлок пахнет морем, совсем чуть-чуть одеколоном и сигаретами. Губы его, нежные и податливые, раскрываются под напором языка Джона. Поцелуй выходит горячим и неистовым. Шерлок обхватывает голову Джона, гладит затылок, ощупывает его уши, легко сжимает шею и целует виски: — Почему ты не сделал этого раньше?! — почти с яростью шепчет Холмс. Он разворачивается к Джону и садится между его расставленных ног. Джон вплотную прижимает Шерлока к себе, покрывая его шею короткими, голодными поцелуями. — Где же ты был, Джон?.. Вопрос риторический, но Уотсон хочет ответить, где: в море, на земле, в воздухе, на войне и в пустыне. Шерлок не даёт ему шанса, запуская ладонь под его рубашку. Прикосновения холодных пальцев немного отрезвляют Джона. Он отстраняется: — Не здесь, Шерлок, — шепчет Уотсон. — Идём. Ну же, Шерлок... Идём. Джону приходится обхватить его голову. Глаза Шерлока прикрыты, он тяжело дышит. — Куда? — Я не знаю, — отвечает Джон, снова приникая к губам Холмса. От них невозможно оторваться. — Куда-нибудь. Мне всё равно. Шерлок быстро кивает. — Тогда ко мне. — Хорошо, — улыбается Джон и проводит ладонями по груди Шерлока, ощущая, как вздымаются у него рёбра от прерывистого дыхания. И повторяет: — К тебе. Да. К тебе. Джону кажется, что он пьян от запаха Шерлока, его голодного взгляда. Холмс крепко к нему прижимается, стискивая в объятьях. Шерлок возбуждён, и это упоительно. Джон просовывает руку между ними, сжимая его член через брюки. Идея заняться сексом прямо тут, на пляже, уже не кажется Джону такой дикой, какой казалась в двадцать лет. Только когда Шерлок, тихонько постанывая, толкается в его раскрытую ладонь, Джон поднимается на ноги и тянет Холмса за собой. — Куда идти? — Прямо. Всё время, — немного хрипло отвечает Шерлок и берёт руку Джона в свою. Тот успевает подумать, что они выглядят провокационно и глупо, но на пляже темно и никто не увидит. В жизни Джона Уотсона было много людей — женщин и мужчин. Разумеется, он влюблялся, страдал от невзаимности и разбивал сердца. Ради бога! Джону почти сорок лет, он многое повидал и почувствовал. Он думал, что чувства к Шерлоку, которые были всегда, со временем трансформировались, превратились в одно большое, светлое воспоминание. Сейчас же, пока они идут вдоль берега, Джон, ощущая тепло широкой ладони Холмса, понимает, что ошибся. Любовь, когда-то вспыхнувшая, как искра, затем засыпанная до тлеющих углей песками Техаса, Алжира и Афганистана, разгорается в нём с новой силой. И так было всегда. «Стоило ли бежать от неё?» — запоздало спрашивает себя Джон. Шерлок, чувствительный, словно барометр, легко улавливает перемену в настроении Джона. Остановившись, он обнимает его, целует нежно и напористо одновременно, стирая грустные и бесполезные вопросы. Он ведёт Джона вдоль разноцветных огней и деревянного настила причала элитного пляжа, целуя на ходу, сжимая запястья, раскручивая против часовой стрелки. В глазах Шерлока безудержное, рвущееся из его широкой груди, желание и восторг. Джон словно тонет в его сверкающем взгляде и следует за Шерлоком, не разбирая дороги, не замечая косых взглядов портье в мраморном холле отеля, звона ключей от номера в руке Шерлока, мягкого шороха раздвигающихся дверей лифта, куда Холмс заталкивает его. В лифте они целуются. Шерлок слегка нависает над Джоном и, обхватив затылок, лижет и кусает его губы. Джону кажется, что он почти счастлив, когда Шерлок, наконец, запирает номер изнутри. Он через голову снимает с Уотсона рубашку и встаёт перед ним на колени. Затем спускает его джинсы и плавки. Шерлоку хочется всего и сразу. Джон с глухим стуком ударяется головой о стену, до боли прикусив ладонь, чтобы не закричать от острого удовольствия. Он изо всех сил прижимается к стене, глухо постанывая, пока Шерлок погружает его в свой рот. Джон отчаянно хочет податься навстречу этому обволакивающему теплу, но вместо этого зарывается пальцами в мягкие, шёлковые кудри Холмса. Джон смотрит на его бледное лицо с порозовевшими скулами и ставшие пунцовыми губы. Шерлок отстраняется и щекой прижимается к члену Джона. Затем, обхватив у основания, покрывает влажными поцелуями снизу вверх. Джон едва ощущает губы Шерлока, пока тот, сжав член, не начинает вылизывать головку. Джон стонет, не замечая, как дрожит всем телом. Он медленно сползает по стене, глядя, как Шерлок резкими движениями освобождает себя от одежды. Встав перед Джоном, он протягивает руку, зовёт в постель. Но прежде чем Джон встанет, ему нужно поцеловать Шерлока. Жизненно необходимо. Обняв его худые бёдра, Джон горячо целует нежную, светлую кожу внизу живота и прижимается губами к влажной от смазки головке. Шерлок хрипло стонет, опираясь руками о стену, он двигает бёдрами, неглубоко входит в рот Джона. В конце концов, эту сладкую пытку невозможно терпеть. Шерлок склоняется, покрывая лицо Джона быстрыми поцелуями. Шёпотом просит трахнуть его, наконец. Джон пьяно усмехается: он верит и не верит, что Шерлок говорит всерьёз. Перед глазами Джона словно мелькают картинки. Вот они на полу. Шерлок сидит на корточках и держится за его плечи, впивается губами в шею, больно и сладко кусая. После таких поцелуев непременно останутся следы, и Джон этому ужасно рад: возможно, хотя бы эти следы докажут Джону, что происходящее сейчас реальность. Следующая картина: Джон уже на постели, лежит на спине, а Шерлок сверху. Поддерживая двумя руками голову Джона, глубоко его целует, двигая во рту языком в такт медленным движениям своих бёдер, потираясь о член Уотсона. Джон оглаживает упругие ягодицы Шерлока, плавно раздвигает их, осторожно проникая смазанными пальцами внутрь. Он увеличивает количество геля, пока не ощущает, как из Шерлока начинает вытекать смазка. И больше всего на свете Джону хочется немедленно усадить Шерлока на свой член. Он укладывает Шерлока на живот, затем ложится сверху, обхватывая под грудью. — Ты ведь не против, если я буду сзади? — шёпотом спрашивает Джон. Он несильно впивается в загривок Шерлока и в ответ тот лишь давится глубоким стоном, стараясь прижаться спиной к Джону, когда тот отстраняется. Шерлок прогибается в пояснице, поднимая и опуская зад так, чтобы член Джона скользил между его влажных ягодиц, опускает голову на руки. Ноги его широко расставлены. Джон не может удержаться и широко лижет его снизу вверх — от мошонки до копчика. Когда через некоторое время Шерлок, едва ли не всхлипывая, подаётся назад, буквально насаживаясь на пальцы Джона, тот с удивлением осознаёт, что сам стонет без остановки. Конечно, терпеть уже невозможно, но он продолжает растягивать Шерлока. Только от каждого его движения назад, у Джона болезненно дёргается член. Шерлок встаёт на колени, упираясь руками в стену, и прогибается ещё сильнее: — Ну, же, Джон... — просит Шерлок. Уотсон заворожено смотрит на его мокрую поясницу, затем кладёт руку на блестящую от смазки ягодицу, и легко входит в Шерлока. — Боооже, — выдыхает Джон. Он вцепляется в Шерлока, обеими руками обхватив за талию, чтобы не упасть. Узкий, обжигающий и нежный Шерлок сводит с ума. Джон не уверен, нужно ли ему, вообще, двигаться. Кажется, можно кончить только от одного ощущения, что он внутри Шерлока. Тот, сгорбив плечи, тяжело дышит, шепчет что-то без остановки. Джон готов ждать целую вечность, давая Шерлоку привыкнуть к нему, пока наконец не различает его бормотание: — Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста... В голове не остаётся ни одной мысли. Джон сжимает бёдра Шерлока, подаваясь назад, а затем делает глубокий толчок. От удовольствия темнеет в глазах. — О, господи, — громко стонет Шерлок. — Дыши. Прошу тебя, дыши, — шёпотом говорит Джон. Откинув голову на плечо Уотсона, Шерлок рвано выдыхает, сердце его оглушительно бьётся. Джон слышит этот стук, ощущает его под пальцами, обнимая Шерлока, поглаживая его мокрую, гладкую грудь, снова в него толкаясь. Чуть отстранившись, он почти потрясённо смотрит, как его член погружается в Шерлока: медленно назад, выходя до середины, а затем резко внутрь, глубоко, почти до основания. Джон обхватывает мокрый член Шерлока и быстро двигает по нему рукой. С каждым новым толчком Джон прижимается к Шерлоку вплотную, выдыхая его имя, целует и вылизывает шею сзади. Его движения становятся быстрыми и жёсткими. Джон до боли сжимает плечо Шерлока, с силой насаживая его на себя, и тот, распахнув рот в беззвучном крике, кончает в его ладонь, сжимаясь так сильно, что Джон замирает. Он крепко держит его дрожащие бёдра, ощущая, как сперма выплёскивается в Шерлока. Шерлок медленно опускает бёдра, распластываясь на постели. Джон ложится рядом. Дыхание, ещё прерывистое, постепенно замедляется. Мысли, как будто изгнанные час назад из головы, возвращаются. Джон поворачивает голову и смотрит на уткнувшегося лицом в подушку Шерлока с нескрываемым обожанием. Протягивает руку и легко касается плеча: — Ты в порядке? — тихо спрашивает Джон. Шерлок в ответ лишь мычит, затем, подняв голову, придвигается к Джону. Движение выходит резким, и Джон замечает мелькнувшее болезненное выражение на лице Шерлока. Уотсон густо краснеет. Кажется, он перестарался. Он притягивает Шерлока к себе и, нежно целуя в губы, просит прощения. Утром первым просыпается Джон. Он долго изучает безмятежное лицо спящего Шерлока, гладит его спутанные волосы, целует тёплые виски, скулы, мягкую нижнюю губу, затем легко прикусывает подбородок. Шерлок чуть хмурит брови, но не просыпается. Джон, краснея от собственных мыслей, смущённо улыбается: разбудить Шерлока можно и другим способом. Главное, больше никогда его не отпускать. Проснувшись, Шерлок щурится и сонно улыбается, тянется к Джону за поцелуем. Вид у него непривычно милый. Джон сжимает его в объятьях, отвечая на поцелуй со всей страстью, упивается этим поцелуем, тихим вздохом Шерлока, его мягкостью и податливостью. Уотсон подозревает, что до «возвращения» критичного, острого на язык зазнайки Шерлока осталось не более пяти минут. Поэтому Джон горячо целует его напряжённый плоский живот, ложится между ног Шерлока и наслаждается тем, с какой нежностью выдыхает его имя Холмс. Джон ещё не знает, что скептичный Шерлок сегодня не придёт. После завтрака Шерлок хочет пойти на море, а потом отправиться к Джону в гости. Уотсон уверяет, что у него совершенно нечего делать, но Шерлок каждое слово сопровождает широкой ухмылкой. Джон закрывает лицо рукой, чтобы скрыть ответную улыбку. Когда оба готовы выйти из номера, Уотсон обнаруживает, что у него нет обуви: ботинки, как и его трость, остались на пляже. Шерлок, разумеется, заметил их отсутствие сразу, но ничего не сказал. — Вряд ли кто-то утащит твои ботинки, — нарочито серьёзным тоном говорит Шерлок. Он прикладывает ладонь ко рту, чтобы не рассмеяться, потому что Джон смотрит грозно и с явным укором. — Тем более, что никакая трость тебе не нужна, — тихо добавляет Холмс. Они выходят из номера почти в обнимку и только в лифте наконец отпускают друг друга. Трое заспанных портье почти не удивлены двум босоногим мужчинам в холле: у богатых свои причуды. Сейчас семь утра — на пляже нет людей, и Джон, наплевав на своего «внутреннего «цензора», берёт Шерлока за руку. Просто очень приятно держать ладонь Холмса в своей. Джон пока не может отказать себе в этом удовольствии. Они приходят на место первой встречи, и Шерлок оказывается прав: трость и ботинки Джона лежат на песке, рядом с ними — книжка Холмса и пачка сигарет. Джон, целуя, быстро раздевает Шерлока и снимает одежду с себя. Они входят в море, вздрагивая от прохладной воды. Затем, войдя по пояс, не сговариваясь, одновременно ныряют. Это здорово и, оказывается, так легко: плыть под водой с открытыми глазами, держась за руки. Можно даже улыбаться! И пускать пузыри, изображая утопленника. Шерлок веселится от души: ныряет и хватает смеющегося Джона за ноги, тянет ко дну, намертво к нему прилипая. Устав, он ложится на спину Джона, обвив его шею руками, глядит на чаек и шепчет слова любви, пока Джон плывёт с ним на берег. Уотсон молчит до той поры, пока бережно не укладывает Шерлока на песок, а затем садится рядом и, наклонившись и закрыв головой солнце, целует Холмса. — И я люблю тебя, Шерлок. Я очень тебя люблю.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.