Мы встретимся снова

Весна в Лондоне всегда долгожданное явление. Кажется, деревья буквально за день одеваются в нежные салатовые листики, солнце светит ярко, припекая, в первую очередь, темноволосые макушки. Кудрявая голова Шерлока не исключение. Он бродит по городу уже несколько часов и не знает, чем себя занять. Сейчас он идёт по солнечной улице, но мысли в голове мрачные — здесь так скучно. Шерлоку скучно во Франции, в Италии, в Швейцарии и даже в Лондоне. Шерлоку скучно везде, тем более, в школе. Науки увлекают его, но только иногда, и интересны ему далеко не все предметы. К примеру, химия и биология ему нравятся. Математика нет. Физика — тоже нет. Гуманитарные науки вообще не достойны внимания Шерлока. И хоть он отлично успевает почти по всем предметам, всё равно даёт себе клятву, что после школы специально забудет всё, что не вызывает интереса. Чтобы в голове не было ничего лишнего. Семестр в этом году закончился рано, и в конце апреля Шерлок уже был в Англии. Он ехал домой с радостью, но поместье, мама и вездесущий Майкрофт надоели Шерлоку через неделю пребывания в родных краях. Он уже трижды сбегал. Рано утром выходил из дома, пешком шёл до вокзала — всего каких-то полчаса, на самом деле, — и просто садился в поезд до Лондона. Возвращался Шерлок затемно и быстро запирался в своей комнате. В последний раз он ехал домой в полицейской машине. Молодой лейтенант Грегори Лестрад нашёл его спящим на вокзале. После того, как Шерлока «сдали» на руки миссис Холмс, Майкрофт долго беседовал с лейтенантом в кабинете отца. Миссис Холмс же перестала кричать, просто увеличила дозу успокоительного перед сном. «Такой возраст», - вздыхала домоправительница Эллен за завтраком. И Ванесса Холмс коротко кивала. — Хочу жить в Лондоне, — Шерлок отодвигает тарелку с тостами. — Я умру в этой дыре. — Это твой дом, Шерлок Холмс. Прошу заметить, один из лучших домов в Англии, — тон Майкрофта почти властный. Он строит мину: вот пренебрежение, через секунду — осуждение, а ещё через несколько мгновений — безразличие. «Тренируется, сукин сын», — думает Шерлок. Майкрофт готовится вступить в парламент. Все говорят, что он подаёт большие надежды, и Майкрофт тоже это повторяет. Иногда вслух, но тихо. Шерлок всё равно слышит. Отец тоже возлагал на Майкрофта большие надежды — он так и сказал ему: — Надеюсь, у тебя никогда не получится, и эта машина сотрёт тебя в порошок раньше, чем ты поймёшь, что ничего не сможешь сделать. Конечно, Майкрофт не участвовал в отставке Мэгги — ему было всего девятнадцать тогда. Но он был непримиримым противником её режима. Для Эдварда Холмса, первого секретаря премьер-министра это стало настоящим ударом. У него случился инфаркт. Он умер через два месяца после повторного приступа. Майкрофт любил отца, но ему не о чем было жалеть. Когда твои взгляды на жизнь расходятся с представлениями о ней с родными людьми, самое меньшее, что ты можешь сделать, — пройти мимо, никого не трогая. Чтобы целеустремлённо идти дальше. Но родственные отношения в политике не важны только до той поры, пока тебе не переходят дорогу. В случае с отцом убирать с этой дороги никого не пришлось. Воспоминания двухлетней давности живо встают перед глазами Шерлока, когда он смотрит на Майкрофта. Иногда Шерлоку кажется, что он просто ненавидит старшего брата. Шерлок размешивает сахар в кофе, громко стуча ложкой по стенкам чашки. Он знает, как это раздражает воспитанного Майкрофта. Сахар давно растаял, но Шерлок продолжает. Узкая ладонь миссис Холмс накрывает пальцы Шерлока: — Милый, перестань, — мягко просит миссис Холмс. Она прищуривает глаза — через час её накроет мигрень. «Время действовать», решает Шерлок. — Хочу жить в Лондоне! — восклицает он. — Не хочу в Италию в августе, не хочу торчать здесь всё лето! — Шерлок, ты должен... — начинает Майкрофт, надев на лицо маску старой воспитательницы, но мама перебивает его. — Я очень скучала по тебе, Шерлок, — она протягивает руку и нежно касается головы младшего сына. Кажется, Шерлок растёт каждую минуту. Он, конечно, ужасно худой, но зато какой стройный! И такой красивый. — Побудь со мной ещё неделю. А потом поедешь в свой Лондон. Брови Майкрофта взлетают вверх, от старой девы не осталось и тени. Глаза Шерлока блестят счастьем. — Но, мама! Ты собираешься позволить Шерлоку жить одному? — Майкрофт глядит растерянно и разочарованно одновременно. — Ты мог бы снять ему квартиру и приглядывать за ним, сынок, — предлагает миссис Холмс. Шерлок не может сдержать торжествующей улыбки. Он вскакивает со стула и обнимает мать. Какая же она умница! На секунду он почти передумывает уезжать, но кислое выражение лица Майкрофта быстро приводит его в чувство. — Я не хочу с ним жить, мама, — с обидой заявляет Майкрофт. — Он будет мне мешать, он будет... — Он — твой единственный брат. И ты будешь о нём заботиться так же, как о себе, Майкрофт, — эти стальные нотки в голосе матери появляются редко. Майкрофт мечтает научиться говорить так же, потому что подобный тон работает всегда и со всеми. И с ним тоже. Через девять дней, поклявшись звонить матери каждую неделю, Шерлок с тремя чемоданами едет в Лондон. За рулём седой и смешной Тревор. Шерлок жуёт банановую пастилу и предвкушает взрослую жизнь, где будут сигареты и ночные прогулки. Майкрофт благоразумно, как ему кажется, не поселяет его в своих собственных апартаментах, недалеко от Букингемского дворца, а снимает ему скромную квартиру в центре города, чтобы было удобно приезжать к нему по вечерам. Оплата квартиры за три месяца вперёд снимает вопросы хозяйки об уместности несовершеннолетнего съёмщика в данной квартире без единого взрослого. Поначалу Майкрофт навещает Шерлока каждый день, однако новая должность отнимает почти всё время. Майкрофту становится просто некогда следить за братом, как он планировал раньше. И Шерлок наконец чувствует свободу. Он забрасывает книжки и выходит в город. Одним из несомненных преимуществ Лондона является потрясающее безразличие людей друг к другу. Шерлок курит как паровоз, но никто не обращает на это внимание. А, значит, не нужно прятаться, как в школе. И купить сигареты просто. Шерлок довольно высокий для своих пятнадцати лет. Расплачиваясь, он делает хмурое лицо, и ещё ни одному кассиру не приходило в голову спросить у него документы. Купить алкоголь оказывается сложнее: почти в каждом супермаркете у Шерлока требуют паспорт. Такие мелочи невозможно злят. И когда Шерлок почти отчаивается и выходит из шестого по счёту магазина, к нему подходит паренёк лет шестнадцати на вид. Он худой и совсем белобрысый, голубые глаза его смотрят на Шерлока оценивающе: — Хочется выпить, лобби? — спрашивает он хриплым, действительно прокуренным голосом. Шерлок осматривает его в привычной манере, заключая для себя, что парень бездомный. — Да. Знаешь, где взять? — спрашивает Шерлок. — Я покажу, где купить, а ты... — он не заканчивает фразу, но Шерлок и так всё понимает. Через час он сидит с Томасом (так зовут бездомного) в южной части Лондона и пробует виски. Они выпивают пол-литровую бутылку за четыре тоста. Новый знакомый смотрит на Шерлока с нежностью, только Холмс уже ничего не замечает: он пьян впервые в жизни. Сначала ему хочется спать, как ещё никогда не хотелось, а потом становится дурно: его тошнит долго и мучительно. Томас с бесстрастным лицом, ничуть не брезгуя, отряхивает джинсы Шерлока и помогает ему встать. Затем ведёт его через заброшенный завод, на территории которого они сидели, к шоссе. Он вытаскивает все наличные из кармана куртки Шерлока, оставляя двадцатку на такси, и сажает в первую попутку. На следующее утро Шерлок чувствует себя ужасно. Эксперимент с алкоголем провалился: скука никуда не ушла, но добавился ещё опыт опьянения. Шерлок с отвращением выбрасывает грязные джинсы; познавательный интерес затихает на несколько дней. А потом Холмс вспоминает рассказы Стоуна, его соседа по комнате, сына министра вооружения, о кокаине. Веснушчатый, безобразно прыщавый Уильям Стоун может говорить о кокаине вечно. О том, что употребляет его на каникулах всё время, и только школа не даёт ему превратиться в настоящего кокаинщика. Шерлок не верил ему ни на секунду. В действительности наркоманом был старший брат Стоуна. Семья прилагала огромные усилия, чтобы скандал не просочился в прессу, но в школе об этом знали. И сейчас Шерлок вспоминает рассказы Стоуна о состоянии изменённого сознания, попросту говоря, о «приходах». Очевидно, старший брат делился с младшим своими «глюками», о которых последний с восторгом потом вещал Шерлоку. И Шерлок решает попробовать. Он слышал, что кокаин — лёгкий наркотик, поэтому не боится зависимости. Шерлок вообще ничего не боится. Он быстро натягивает голубую рубашку и чёрные джинсы, глядит на себя в зеркало и улыбается своей новой причёске. Пару дней назад его стригли — получилось довольно коротко, но теперь Шерлок выглядит более мужественно, и ему это нравится. Захватив короткий плащ, он выходит из квартиры в лёгком возбуждении от предвкушения новой авантюры. Найти Томаса удаётся только к вечеру. Когда Шерлок, уставший и растерявший боевой дух, в очередной раз возвращается на четвёртую улицу, Томас как будто материализуется из-под земли. Он ведёт Шерлока тёмными переулками, уводя из центра, и, остановившись у невзрачной подворотни, приказывает Шерлоку ждать. Он выходит через десять минут и протягивает Шерлоку прозрачный пакетик с белым порошком, и забирает деньги. Смотрит с ухмылкой: — Ты хоть знаешь, что с ним делать, лобби? — он держит руку Шерлока в своей, машинально поглаживая кончики пальцев. — Знаю, — Шерлок выдёргивает руку и быстро уходит. — До скорой встречи, — тихо говорит Томас, провожая Шерлока насмешливым взглядом. О том, как принимать кокаин, Шерлок проинформирован в совершенстве: Стоун рассказывал о процессе в мельчайших деталях, очевидно, он не раз видел, как это делает брат. Шерлок делает «дорожку» на письменном столе, но у него нет подходящей трубочки; пустой стержень от шариковой ручки не годится. При первой попытке вдохнуть, нос Шерлока весь в порошке, но внутрь не попадает ни крупинки. Но на кухне, куда Шерлок заглядывает редко, в большом столе неожиданно находится целая связка трубочек для молочных коктейлей: они шире обычных соломинок и должны подойти идеально. Шерлок обрезает одну из них до нужного размера, и наконец приступает. Вдохнув порошок левой ноздрей, Шерлок в первую секунду хочет чихнуть, но сдерживается. Затем проделывает то же самое с правой ноздрёй и откидывается на спинку стула в ожидании «прихода». Минуты идут одна за другой, но ничего не происходит. В конце концов, Шерлок вытряхивает из пакетика оставшийся порошок на столешницу, и, облизав палец, макает его в белую горку. Затем пробует на язык. Втирает в дёсны. Всё, как говорил Стоун. Сознание медленно плывёт. Шерлок оглядывает комнату: очертания предметов как будто стираются, шум вечернего Лондона стихает, и руки кажутся ватными. Вот и всё. Через два часа Шерлок чувствует себя, как и раньше, — обычно. За всё это время ему не пришло в голову ни одной мысли. Никакой эйфории или волшебства, ни радости, ни яркости красок — ничего, из того, о чём рассказывал Стоун. Шерлок понимает, что, возможно, сосед всё выдумал, а его старший брат чувствовал то же самое, что и Шерлок, то есть ничего. И Холмс не понимает, для чего тогда употреблять кокаин? Но эксперимент не может считаться завершённым после одного раза. Нужно закрепить результат. Через два дня Шерлок снова приходит к Томасу. Всё происходит по прошлому сценарию за исключением нескольких деталей: сейчас утро, и Томас крайне недоволен появлением Шерлока. Он передаёт два пакетика и прячет деньги в карман. Он хочет что-то сказать, но, взглянув за спину Шерлока, срывается с места и мчится во весь опор в противоположную сторону. Шерлок оглядывается: к нему бежит полицейский, молодой и сильный. Шерлок понимает, что уже не успеет улизнуть. В участок он едет молча, лихорадочно соображая, что сделает Майкрофт, когда с ним свяжется инспектор по делам несовершеннолетних. Но в коридоре Шерлок видит Лестрада и едва не выкрикивает его имя. Грег, разумеется, помнит Холмса, как и всю семейку. Он ведёт Шерлока в свой кабинет. И оказывается действительно славным малым. Шерлок чувствует, что вить верёвки из лейтенанта получится легко. Он придаёт лицу абсолютно несчастное выражение, льёт слёзы и клянётся, что «больше никогда». — Пожалуйста, сэр, мы можем оставить этот инцидент между нами? Грегори хмурится и вздыхает: нелёгкий выбор. Старший Холмс ясно дал понять, что за «опеку» над Шерлоком, в случае чего, Грег будет вознаграждён. Конечно, Майкрофт не предвидел подобной ситуации, да и Лестрад в любом случае был обязан сообщить о Шерлоке родственникам. Однако ему жаль младшего Холмса. Непонятно, почему, но тот ему симпатичен. Грегу кажется, что Шерлок заброшен и с детства никому не нужен. Как и он сам когда-то. О миллионном состоянии «заброшенного» Шерлока Грег не думает. Он решает, что не будет связываться с Майкрофтом. — Но если ещё хоть раз... — предупреждает Лестрад. Шерлок послушно кивает: — Никогда. Никогда, — он еле сдерживает улыбку. Лестрад несколько грубо поднимает его со стула и ведёт по коридору к стойке у входа в участок. Затем снимает с него наручники. — Мистер Уотсон, Вы забыли расписаться! — выскочив из-за стойки, дежурный бежит за молодым человеком в кожаной куртке. Тот вот-вот выйдет, но оборачивается на голос дежурного и с досадой в лице возвращается. — Где ещё? — сдержанно спрашивает он у констебля. Тот подсовывает ему три бланка. Лестрад говорит Шерлоку, что тот может идти, но Шерлок стоит как вкопанный и глядит на своего друга Джона Уотсона. Шерлок узнаёт его мгновенно: короткие светлые волосы, прямая спина, немного оттопыренные уши и яркие синие глаза. Шерлок мельком смотрит на документы, что подписывает Уотсон. Это рапорт констебля Перкинса. Шерлок успевает прочесть несколько предложений, из которых заключает, что Джон оказался в участке для того, чтобы внести залог и освободить из тюрьмы сестру Гарри, устроившую драку на Трафальгарской площади. Она была пьяна и при задержании оказала сопротивление полицейскому. Шерлок хочет знать сумму залога, но в этот момент Джон поворачивается к нему, очевидно, желая выразить всё, что думает о подсматривающих людях. Он встречается глазами с Шерлоком и потрясённо выдыхает: — Шерлок?.. — Привет, Джон, — Шерлок довольно улыбается. Джон тоже сразу его узнал. — Как же ты... — «вырос» хочет сказать Джон, но Шерлок уже тащит его за руку к выходу. Они выходят за дверь. Лейтенант Грегори Лестрад провожает их удивлённым взглядом, но об этом Джоне Уотсоне он тоже не сообщит Майкрофту Холмсу. Физиономия Уотсона внушает доверие с первого взгляда. На улице Шерлок потихоньку разжимает пальцы Джона. Уотсон тут же краснеет — оказывается, он всё это время, почти целую минуту, держал Шерлока за руку. — Как твои дела? — немного смущённо спрашивает Джон. Он оглядывает Шерлока. Холмс высокий, с длинными ногами и непривычно короткой шевелюрой, немного сутулится, как все подростки, но походка его легка и грациозна. И глаза. Холмс смотрит «по-взрослому», но его необъяснимого цвета глаза остались прежними; в зависимости от освещения и того, что надето на Шерлоке, его глаза меняют цвет. И сейчас они ярко-голубые, как и его тенниска. «Красивый», — думает Джон, глядя на Шерлока, и улыбается. Шерлок «считывает» выражение удовольствия на лице Джона и понимает, что Джону нравится смотреть на Шерлока. Это оказывается так приятно, что тепло волнами разливается в груди. Нравиться Джону — что может быть лучше? Шерлок спешит понравиться ещё больше. Он желает овладеть вниманием Джона полностью. Он хочет, чтобы Джон смотрел на него бесконечно, и его синие глаза излучали этот свет всегда. И только для Шерлока. — Мои дела лучше всех, — с улыбкой отвечает Шерлок. Он рассказывает Джону о последнем семестре в школе, о химии и биологии, подарке на пятнадцатый день рождения — микроскопе. «Лучшем подарке, который только может быть», — уточняет Шерлок. Джон полностью с ним согласен. Шерлок идёт быстро, указывает тонкой рукой, где перейти дорогу. Он хочет отвести Джона в парк. Они покупают кофе: капучино для Джона и американо Шерлоку, и, пока идут на скамейку, Холмс не замолкает ни на минуту. Джон может слушать его бесконечно. Он смеётся жалобам Шерлока о том, что в Лондоне скучно и нет никакой жизни. В этом весь Шерлок — вечно-то ему скучно! Джон почти с умилением смотрит на него, протягивает руку и лохматит его кудри. Шерлок вообще-то не очень любит, когда к нему прикасаются другие люди, но ведь это Джон. В его жесте столько тепла, что у Холмса не возникает желания отстраниться. Шерлок расслабляется и совершает первую ошибку. Он тянет из кармана джинсов мятую пачку сигарет. Достав одну сигарету, он сжимает её губами, собираясь прикурить, и застывает. Джон смотрит. В его взгляде Шерлок видит удивление, возможно, шок, затем осуждение и, конечно, разочарование. Просто бездну разочарования. И Шерлоку кажется, будто солнце ушло за тучи. Маленькое пламя зажигалки наконец обжигает пальцы. Шерлок, тяжело вздохнув, выбрасывает сигарету в урну. Ему хочется выбросить всю пачку, но он понимает, что Джон рано или поздно уйдёт, а сигареты останутся. — И давно ты куришь? — хмурясь, спрашивает Джон. — В школе иногда. А сейчас почти всё время, — с неохотой отвечает Шерлок. — Разве ты не знаешь, что это вредно? — Мне всё равно, — говорит Шерлок и скрещивает руки на груди. — Я отведу тебя в анатомический театр Бартса, чтобы ты полюбовался, во что превращаются лёгкие курильщиков, — говорит Джон, и глаза Шерлока загораются. О, он с удовольствием бы на это посмотрел! — Отведи, Джон, — просит Шерлок, и Джон закатывает глаза. — Шерлок, от этих штук умирают. Ты знаешь, что такое рак лёгких? Смерть раковых больных ужасна и мучительна. — Отведи меня в Бартс, Джон, — требует Шерлок. Уотсон понимает, что его нравоучения бесполезны. — Отведу, если пообещаешь, что не будешь курить. — Обещаю, — с лёгкостью говорит Шерлок, решая для себя, что при Джоне никогда не будет курить. Джон, конечно, не верит Шерлоку, но, кроме короткого кивка на эти слова, ему больше ничего не остаётся. Мысль о том, что Шерлок сознательно губит себя, отвратительна. После его рассказа о жизни в Лондоне, теперь и Джону кажется, что Шерлок заброшен. Уотсон вспоминает, как смотрел на Шерлока лейтенант в полиции и запоздало спрашивает: — А что ты делал в участке? Холмс мрачнеет и хочет сказать, что потерял бумажник или ещё как-нибудь соврать, но Джон не поверит. Очевидно. Шерлок рассказывает всё, как есть. Джон, кажется, едва верит своим ушам, напряжённо молчит всё время, пока друг говорит. И когда Шерлок подавленно замолкает, Джон зол. Он хочет отчитать его по полной программе, но вид у Шерлока растерянный. По крайней мере, создаётся впечатление, что он не станет употреблять кокаин снова. Мысль о «заброшенности» Шерлока теперь прочно поселяется в голове Джона. Он опускает руку на плечо Холмса и тихо просит: — Пожалуйста, не делай так больше. Шерлок медленно кивает. Он действительно согласен, потому что голос Джона звучит мягко. Это просьба. Ведь запрещать что-либо Шерлоку — бесполезная трата времени. Они гуляют по городу ещё несколько часов. После полудня наступает несвойственная для мая жара. Асфальт буквально раскалён, и Шерлок с Джоном возвращаются в парк. Будущий хирург Уотсон рассказывает о предстоящей практике в детской больнице, о планах на следующий учебный год, с оговоркой, конечно, так как впереди экзамены. И о своей мечте: стать частью Красного Креста, путешествовать по миру и спасать людей. Конечно, это звучит довольно наивно и пафосно, но Шерлок иного мнения. Он пытается скрыть смущение и восторг за пренебрежительной усмешкой, но едва ли получается. Джон легко толкает его: — О, не делай такое лицо, пожалуйста! Лучше расскажи о своих планах, гений. Поскачешь завоёвывать Францию после школы? — Идиот, — Шерлок улыбается, но в глазах его на секунду мелькает грусть. — Планировать жизнь — скучно. Какой в этом смысл? Разве не здорово не знать, что ждёт тебя завтра? Он критикует Джона. Говорит, что если тот и на войне (ведь спасать людей нужно на войне) будет ходить с открытым ртом, его непременно подстрелят. На самом деле у Шерлока нет никаких планов. Ни ближайших, ни отдалённых. Возможно, в этом нет ничего особенно грустного, но на фоне солнечного, искрящегося Джона, Шерлок со своими серо-голубыми глазами выглядит грозовой тучей. Под стать небу над ними — вот-вот пойдёт дождь. Джон запрокидывает голову: — Кажется, пора линять отсюда, Шерлок. Сейчас ливанёт. — Глупости. Туча пройдёт мимо, — с упрямой убеждённостью в голосе отвечает Шерлок. Он знает, что Джон прав, но ему не хочется уходить. Порывистый ветер поднимает клубы песка и треплет кудри Шерлока, ниоткуда прилетевший фантик прилипает к футболке. Замерев на скамейке, Шерлок ждёт: сейчас должен быть гром. Мгновенная вспышка молнии озаряет лица Джона и Шерлока и буквально через секунду первый раскат грозы громыхает прямо над их головами. Для Джона это сигнал к действию: — Ну, же, Шерлок! Бежим! — восклицает Джон. Он хватает Шерлока за руку и тянет со скамейки. Первые крупные капли дождя широкими пятнами расползаются на его клетчатой рубашке. Крепко сжав узкую ладонь Шерлока, Джон бежит к деревянной беседке в конце аллеи. Ливень обрушивает на них, кажется, по нескольку вёдер воды, пока они наконец добегают до укрытия. Запыхавшийся Шерлок трясет головой, словно пёс, вода с его волос летит во все стороны. Он быстро осматривает Джона, его потемневшие волосы и мокрое лицо, а затем смущённо отводит взгляд от выступающих под мокрой рубашкой сосков. По очереди наступая себе на пятки, Шерлок скидывает мокасины и выбегает из беседки под проливной дождь. Над ним сверкает молния, затем оглушительный треск. Шерлок смеётся, раскинув руки, и подставляет лицо потоку, низвергающемуся с неба. Джон, словно зачарованный, не может оторвать глаз от этой картины. Но воздух быстро охлаждается и Уотсон, очнувшись, зовёт Шерлока: — Вернись, ты простудишься. Шерлок! — Испугался? Давай, иди сюда, доктор Уотсон! Если посмеешь... — дразнит Шерлок. — Придурок, — ласково бормочет Джон, широко улыбаясь. Он быстро расшнуровывает кеды и, разувшись, идёт к Шерлоку. Тот затягивает какую-то древнюю французскую песенку и, дурачась, хватает Джона за руки, делая попытки кружить. Мелкие камешки гравия больно врезаются в голые ступни, но это никого не волнует. Джон не хочет кружиться; он чувствует себя немного глупо, но ощущение счастья перевешивает. Оно наполняет Джона, пропитывая насквозь, как этот ливень, под которым он и Шерлок стоят, положив руки на плечи друг другу и хихикают, как дети. Шерлок смотрит в ярко-синие, восторженные глаза Джона, быстро перебирает пальцами мокрые складки хлопковой рубашки на его плечах и чувствует тепло. Дыхание обоих лёгкими облачками вырывается в остывший воздух. Шерлок даже не замечает, что дрожит, не знает, что уголки его губ немного посинели. Зато видит Джон. — Пойдём, Шерлок. Иначе ты действительно заболеешь. Ты промок до нитки, — говорит Джон. — Ты тоже, — парирует Шерлок. — Мы оба можем заболеть. Идём. — Ещё чуть-чуть, — просит Шерлок. Ему не хочется уходить. Ему не хочется, чтобы этот миг (этот дождь, этот день) заканчивался. На лице Шерлока мелькает отчаяние. Джон притягивает его к себе и обнимает. Джон словно печь — Шерлок ощущает жар его тела и необъяснимое тепло; оно исходит будто прямо из сердца Джона Уотсона. Оберегающее и нежное, его нельзя не почувствовать. Шерлоку кажется, что он чувствует всё. И под этим проливным дождём в груди его, подобно цветку, распускается нечто. Некое чувство. Шерлок пока не знает, что это за чувство и как его назвать. Но он уверен, что название скоро придёт само по себе, и даже не подозревает, насколько он прав. В конце концов, дождь заканчивается. Северо-западный ветер холодит голые руки. Джон ведёт Шерлока к беседке и в шутку щиплет за худой бок. Шерлок, как и в детстве, не переносит щекотки: он взвизгивает, отпрыгивая от Джона, и левой ногой наступает на бутылочный осколок. Боль стирает с его лица улыбку. Шерлок с недоумением задирает ногу: грязный, в два пальца шириной осколок торчит из стопы. Джон кривится: — Так и знал, что этим кончится! Стой на месте, Шерлок, — приказывает он, подхватывает друга на руки и несёт в беседку. — И зачем надо было разуваться?! Джон чувствует досаду и беспокойство — у него нет ничего, чем можно было бы промыть рану. Усадив Шерлока на узкую скамеечку внутри беседки, он опускается на корточки рядом и аккуратно вытаскивает осколок. Шерлок морщится от боли, но не издаёт ни звука, пока Джон осматривает порез, машинально поглаживая ледяную ногу горячими пальцами. Прикосновения Джона приятны, движения ловких пальцев завораживают. Шерлок приходит в себя только, когда Джон, поставив его ногу на своё колено, складывает широкой лентой большой синий платок. — Ради бога, Джон, — хихикает Шерлок. — Откуда у тебя носовой платок? Ими уже никто не пользуется! — Заткнись, пожалуйста, — просит Джон, быстро перевязывая ногу. — Скажи спасибо, что он есть. Джон затягивает концы платка в узел. Выходит слишком туго и Шерлок сдавленно охает. Джон чуть ослабляет узел: — Так лучше? — спрашивает он, глядя на Шерлока снизу. — Да. Спасибо. Они обуваются. Шерлок делает это быстро, Джон — медленно, чертыхаясь и воюя со шнурками. Мокрая обувь неприятно холодит ноги, хлюпает маленькими лужицами, пока Джон и Шерлок выходят из парка. Улица шумит машинами, рассекающими «озёра» на проспекте. Шерлок чувствует себя воздушным шариком, так легко и свободно ему сейчас: того и гляди, улетит. Джону приходится чуть не за шкирку оттаскивать его от проезжей части, извиняться перед людьми, идущими навстречу, за то, что Шерлок врезается в них, наступает на ноги — и едва замечает. Потому что всё его внимание приковано к Джону. Шерлок глядит и не может отвести от него глаз. Он говорит обо всём подряд, громко смеётся коротким возражениям Джона, доказывает, убеждает. Джону кажется, что Шерлок ведёт себя немного странно, но быть центром его внимания слишком ценно. Пройдёт много лет прежде, чем капитан Нортумберлендского стрелкового полка Джон Уотсон воскресит в себе это воспоминание о Шерлоке. У Джона будут десятки, даже сотни воспоминаний, но это — одно из самых дорогих для него: широкая улыбка Шерлока, его долговязая, стройная фигура, стремительная походка, частые, действительно неспециальные прикосновения и счастье в глазах. Шерлок приводит Джона к себе домой. Он отправляет Уотсона на кухню, сказав, что в холодильнике должна быть пицца, и бежит к телефону, чтобы позвонить матери. Разговор получается долгим, ограничиться парой фраз не выходит, потому что Шерлок не звонил на прошлой неделе. Когда же он наконец кладёт трубку, Джон зовёт его из кухни — пицца готова. Он сидит на высоком барном стуле, во взгляде нетерпеливое ожидание — он хочет скорее приступить к ужину. Шерлок думает, что не голоден, но его желудок издаёт красноречивое урчание; приходится сесть за стол рядом и присоединиться. Маленькие лампочки, встроенные над столешницей, мягко освещают юное, живое лицо Джона, пока он быстро и с удовольствием поедает один за другим треугольные куски пиццы; Шерлок медленно обгрызает хрустящую корочку. Когда с пиццей покончено, они пьют кофе с чуть подсохшими шоколадными кексами — Джон предварительно разогревает их в микроволновке, чтобы шоколадная начинка внутри растаяла. За окном темнеет и Джон говорит, что ему пора идти. Шерлок хочет показать ему свой микроскоп, но прежде — поцеловать. Последнее желание обрушивается внезапно и с такой силой, что у Шерлока перехватывает дыхание. Его сердце стучит, словно оркестр, состоящий из одних барабанов, отдаваясь бешеным пульсом в ушах. Но вовсе не от страха. Просто... Должно быть, это очень волнительно — целовать Джона. Ему так хочется это сделать! Ему и в голову не приходит, что целовать Джона, мужчину, — плохо, и вряд ли понравится самому Уотсону. Честно говоря, Шерлок и подумать-то не успевает: обрывается на полуслове и, чуть приблизившись, целует мягкие губы. Где-то вдалеке слышны отголоски грозы. Шерлок распахнутыми глазами следит, как Джон ходит взад-вперёд, волнуясь: — Ты с ума сошёл! — кричит Джон. Кажется, он зол и растерян. Сбит с толку. И очень возбуждён. Но не так, как, возможно, хотелось бы Шерлоку. Осознание произошедшего наваливается на Холмса со всей отчётливостью. Он поцеловал Джона. Почему? Ему так хотелось. Смертельно. — Это не объяснение, — почти шипит Джон, ероша волосы на затылке и уставившись в пол. Он ждёт, что Шерлок продолжит, но тот молчит. Шерлок и сам не знает, почему это сделал. Да и что в этом плохого? — Тебе пятнадцать, и я не гей, — вердикт вынесен чётким и уверенным голосом Джона. Получается, что Шерлок — гей?.. Но ему никогда не нравились мальчики, парни или мужчины. Ему вообще никто не нравится. Кроме Джона. И Шерлок уверен, что он тоже нравится Джону. Это очевидно. В конце концов, даже если Шерлок гей, неужели это может изменить отношение Джона к нему?.. — Перестань молоть чепуху, ты не гей. Никто не гей. Просто успокойся. Что на тебя нашло, Шерлок? — Джон разочарованно опускает плечи и тихо спрашивает: — Что с тобой случилось?.. Джон смотрит на Шерлока с жалостью, будто он — маленький ребёнок или болен. Или ненормальный. Шерлок не может это терпеть. Он встаёт с пола и подходит к Джону вплотную, пытается обнять, вернуть то равновесие, которого теперь не стало. Из-за поцелуя. Шерлок готов просить прощения, хоть и не чувствует себя виноватым, но Джону так будет проще, думает он. Однако Джон другого мнения. Возможно, ему страшно, и он просто не знает, как реагировать на столь незнакомого для него Шерлока. Просто не узнаёт его. И отталкивает. В прямом смысле слова, сбрасывает руки Шерлока со своих плеч, пятится к двери. Шерлоку кажется, что неопознанное чувство, засевшее в его груди, вот-вот обретёт название. Оно крутится на языке и через мгновение срывается с губ. Наконец-то. И Джон знает, что это за чувство, он ведь испытывает к Шерлоку то же самое. — Ты ошибаешься, — резко возражает Джон. — Как тебе вообще могло прийти в голову подобное?! Неужели в его синих глазах плещется отвращение?.. Шерлок разбит на голову и ничего не может понять. Он отвергнут, из глаз готовы пролиться предательские слёзы. Шерлок зажимает уши ладонями, больше не желая слышать ни слова. Джон уходит, негромко хлопнув дверью, и Шерлок опускает руки вдоль тела, затем ложится на пол. Несколько долгих минут в голове нет ни одной мысли, как будто он «перезагружает» мозг. Шерлоку кажется, что он больше ничего не почувствует, но он ошибается. Опять. Слишком много ошибок за сегодня. От наплыва эмоций хочется кричать, плакать и смеяться одновременно. Наверное, это истерика. Или гормоны. Но даже если Шерлок будет знать наверняка, ему не станет легче. Он вскакивает с пола и долго ищет сигареты, отчаянно желая курить. Сигареты никак не находятся, пока Шерлок не вспоминает, что пачка у него в кармане. Но она оказывается влажной, и сигареты в ней распухшие и пожелтевшие, их не удаётся зажечь. Холмс в ярости комкает и мнёт пачку, растирает в мокрые комки каждую сигарету. Это неправильно. Всё вышло совсем неправильно, глупо, стыдно. Больно. Курить хочется ещё сильнее. Шерлок переодевается, с тоской глядя на перевязанную синим платком ногу, и выходит на улицу. Он покупает сигареты и бродит по городу до утра, размышляя и анализируя. Возвратившись в квартиру, он обессиленно валится на диван в гостиной и спит почти сутки. Шерлоку снится Джон, впервые в жизни, а затем почти каждую ночь. Мысли о нём не покидают ни на минуту, чем бы Шерлок не занялся. Внутренний голос в голове на разные лады настойчиво повторяет один и тот же вопрос. «Что с тобой случилось, Шерлок Холмс?» — голос в голове Шерлока звучит насмешливо, с издёвкой. И сейчас Шерлок понимает, почему этот голос так раздражает окружающих людей. Его собственный голос. Любовь. Пустое, ничего не значившее в прошлом слово обретает для Шерлока смысл. Конечно, это слово ему отвратительно, однако, оказывается, что оно вмещает в себя столько мыслей и ощущений, которые раньше Шерлок не мог себе ни объяснить, ни понять. Оно звучит очень полно и содержит в себе страсть, нежность, глубокую признательность. Какое-то универсальное слово, думает Шерлок. Неудивительно, что люди называют им всё подряд без разбору. Глупые люди. И чувство глупое, решает Шерлок. Оно лишает его уверенности в себе, затуманивает своим гадким «флёром» мозги. Разрушает. Он решает, что нужно немедленно избавить себя от любви. Любым способом. Потому что любовь к Джону безответна, безнадёжна, бесполезна. Шерлок ещё не знает, что обладает действительно железной волей и мог бы отвлечь своё внимание на жизнь вокруг, на учёбу, в конце концов. Он ещё не раз будет ошибаться, но если бы Джон знал, какую ошибку совершит Шерлок сейчас, он вряд ли смог бы отвергнуть Шерлока с такой беспечностью. Принимать наркотики в одиночку — довольно унылое занятие. Но всё зависит от того, какие именно. Шерлок обращается к Томасу и следующим вечером пробует героин. В это время Джон сидит в кафе со своей новой девушкой, у них второе свидание. Джон весел и мил, но в тот самый момент, когда Шерлок вкалывает в вену наркотик, с расширившимися зрачками наблюдая за блестящей струйкой крови из-под иглы, Джон бледнеет. Это можно назвать чудом, но со знаком минус. Предчувствием беды. Беспокойство окутывает Джона словно одеялом, заставляет замолчать до конца вечера. Легкомысленная Дора не замечает перемены, только складывает пухлые губки в удивлённое «о», когда Джон отказывается остаться на ночь. Джон идёт к Шерлоку немедленно, но останавливается на полпути, ругая себя за панику на пустом месте. Он не видел Холмса почти неделю, его мучает совесть. Однако Джон совсем не готов спать с пятнадцатилетним Шерлоком. Это дико и аморально. Шерлок — его друг. Джон очень надеется, что эти подростковые загоны скоро пройдут. Он успокаивает себя обещанием навестить друга в ближайшее время. Но ещё через неделю Шерлок приходит сам. Он бьёт кулаками в дверь и выкрикивает имя Уотсона. Разбуженный шумом, Джон в пижаме выскакивает в коридор и, открыв дверь, едва узнаёт Шерлока. Тот сидит на пороге, лохматый, с кедами в руках, трясётся, как в припадке. Джон быстро втаскивает его в квартиру, ногой захлопывает дверь и ведёт в гостиную. Кажется, Шерлок не мылся неделю, глаза его красные, с лопнувшими сосудами, бледные, почти обескровленные губы. Джон усаживает Шерлока на диван, без остановки спрашивая, что случилось. И, взглянув на его левую руку, понимает. Ярость поднимается в нём, словно в градуснике, опущенном в кружку с горячим чаем. Он размахивается и с силой бьёт Шерлока по лицу. И добавляет ещё удар в челюсть. Из разбитого носа мгновенно идёт кровь, окрашивая верхнюю губу. — Грёбаный сукин сын! — вопит Уотсон. — Какого, мать твою, хрена ты творишь? Решил себя угробить?! Шерлок, прикрыв глаза, откидывает голову назад: кровь с подбородка капает на его белую футболку. Лицо Джона перекошено от гнева. Он хватает Шерлока за грудки и начинает трясти: — Отвечай, Шерлок! Чёрт бы тебя побрал, — Шерлок дрожащими пальцами вцепляется в запястья Джона. — Помоги мне, Джон... Пожалуйста... — шепчет Холмс. Голос его звучит умоляюще. И Джону кажется, что его сердце разбито. Он берёт вот-вот готового потерять сознание Шерлока на руки, невольно удивляясь — то ли тот ничего не весит, то ли Джон слишком сильный. Несёт его в ванную. Шерлока сотрясает крупная дрожь, он буквально обливается потом. Джон включает воду и быстро его раздевает, с жалостью отмечая почти анорексичную худобу Шерлока. Когда Уотсон снимает с него бельё, Шерлок краснеет и, пошатываясь, пытается отвернуться. Джон в очередной раз поражается этому человеку: Шерлок умудряется стыдиться не общей картины своего жалкого состояния, а тому, что стоит перед объектом своей любви без трусов. — Ради бога, Шерлок, — голос Джона звучит мягко, без какого-либо осуждения. Он усаживает друга на пол душевой кабины, и, взяв лейку душа в руку, смывает кровь с его лица. — Когда ты в последний раз ел? — спрашивает Джон, растирая шампунь в волосах Шерлока, затем поднимает его на ноги и быстро намыливает дрожащее тело. Шерлок молчит, пока Джон поливает его из душа. Глаза его закрыты, он опирается о стенку кабины. Джон знает, что полегчает Шерлоку ещё не скоро, — он видел ломки своего однокурсника-наркомана, когда жил в общежитии. Вряд ли это можно забыть. И всё же лицо Шерлока как будто медленно расслабляется. Джон повторяет вопрос, и тот шёпотом отвечает, что не помнит. Джон кутает его в полотенце и несёт в гостиную, укладывая там на диван. Затем приносит бутылку воды из холодильника и поит Шерлока. На часах почти 2 ночи, Джон чувствует себя вымотанным, но оставить друга без присмотра не может. Он садится на диван и берёт Холмса на руки. Шерлок стискивает челюсть и стонет сквозь зубы. Джон знает, что ему больно. Очень больно. Он гладит затылок Шерлока медленными круговыми движениями. — Зачем ты так? — спрашивает Джон. Ему жаль Шерлока. Ему больно едва ли не так же, как самому Холмсу. — Нужно было вытеснить тебя... И все мысли о тебе, — Шерлок говорит с трудом. — Но у меня не получилось. — Господи, какой же ты идиот, Шерлок Холмс, — с отчаянием говорит Джон. Он прижимает Шерлока к себе и целует его лоб, затем обе щёки. Просто целует, без подтекста и обиняков. Джон хочет, чтобы Шерлок понял, что ужасно дорог Уотсону и действительно нужен. Из глаз Шерлока катятся крупные слёзы. Ему становится легче под утро. Шерлок будит задремавшего Джона и за руку ведёт в спальню. Спросонья Джон смотрит настороженно, но спать хочется неимоверно. Шерлок ложится рядом, и, быстро проваливаясь в сон, Джон крепко прижимает его к себе. Через три дня Джон понимает, что от Шерлока сложно избавиться и оставлять его у себя было не самой лучшей мыслью. Оказывается, его просто невозможно выгнать. Сначала из-за вынужденной «реабилитации»: Шерлоку действительно плохо, у него нет сил, его тошнит целый день, температура то и дело поднимается. Джон помогает ему передвигаться по квартире, поддерживает, пока Шерлок судорожно изливается желчью над унитазом, умывает лицо. К вечеру другу как будто становится лучше. По крайней мере, он не стонет и уже может говорить. Умирающим лебедем он полулежит на кровати Джона и просит воды. Засыпают друзья снова вместе. У Джона стальная хватка: во сне он обнимает Шерлока поперёк груди — ему всё кажется, что тот потихоньку уйдёт ночью и непременно отправится за наркотиками. Эта мысль никак не покидает голову Джона. И всё же на третий день сожительства с Холмсом Уотсон почти мечтает, чтобы тот ушёл сам. Шерлок восседает на постели Джона и отказывается есть. Пить он тоже не хочет. Уходить — тем более. Растрёпанный и бледный, с осунувшимся лицом и слабой дрожью в пальцах, он глядит упрямо и почти грозно, а его сурово сведённые брови, вероятно, должны остановить Джона от попыток накормить. Но силы неравны. Джону удаётся влить в Шерлока тёплый куриный бульон. И пока Холмс бранится, Джон думает, как бы деликатнее намекнуть другу о том, что пора и честь знать. Шерлок без труда разгадывает замысел: — Нет, — коротко говорит Шерлок. — Что? — удивлён Джон. — Я ведь ещё ничего не сказал. — Вот именно — ещё. Но, в любом случае, нет. Я не «соблаговолю», не хочу и не буду уходить. Мне у тебя нравится, — усмехаясь, добавляет Шерлок. И через минуту без улыбки признаётся Джону в любви. Ну, то есть, как признаётся. Он говорит Джону, что хочет с ним спать, хочет с ним жить, всё хочет с ним. Тон Шерлока настолько серьёзен, что у Джона округляются глаза. Он не готов к таким признаниям. Ещё одно слово, и Джон будет биться в истерике. Он пытается объяснить Шерлоку, что заниматься с ним сексом — аморально, невозможно, грешно, в конце концов! Джон никогда не питал страсти к детям, подросткам и, тем более, к мальчикам. Он — не извращенец. И просит Шерлока уйти. Джон, наконец, может его просто выгнать! И тогда Шерлок, ещё более бледный, чем пять минут назад, оскорблённый, кажется, до глубины души, встаёт с кровати. Он обещает «сколоться» в ближайшей подворотне за месяц, если Джон его выгонит. — Ты что, угрожаешь мне? — обманчиво спокойным тоном спрашивает Уотсон. — Нет. Я просто это сделаю, — отвечает Шерлок, и в голосе его столько решимости, что на мгновение Джон пугается. — Это уже слишком. Убирайся. Немедленно, — голос Джона звенит от возмущения. — Чтобы духу твоего здесь не было! Шерлок вздрагивает и идёт в коридор обуваться. Джон стоит посреди комнаты, чувствуя, как сердце его болезненно сжимается. «Вот ублюдок!» — мелькает в голове, и Джон выходит в коридор. Смотрит на обречённое выражение лица Шерлока. Без сомнений, он пойдёт к этому своему дружку за героином. И будет покупать его, пока у него не закончатся деньги. А когда они закончатся... Джон вдруг видит Шерлока, распростёртого под каким-нибудь омерзительным, потным мужиком. Этот гипотетический мужик, как и десятки других, будут делать с Шерлоком всё, что захотят. В конце концов, они убьют его, или Шерлок умрёт сам от передозировки. От подобной перспективы в жилах стынет кровь. — Ты же вчера поклялся мне, Шерлок, — горько напоминает Джон. Шерлок оборачивается: — Я поклялся, что не буду принимать наркотики, если останусь с тобой. — Но ведь ты не можешь быть со мной всё время! — восклицает Джон. — Почему - нет? — вскидывается Шерлок. Он сжимает кулаки, и Джону тяжело на него смотреть. — Потому что... Ну, я не знаю... Как ты себе это представляешь? Друг молчит. Видимо, никак. Он берётся за ручку двери, но Джон подходит к нему: — Ты можешь остаться, — тихо говорит он. — Но ненадолго. Скажем, до конца лета. Потом ведь тебе всё равно нужно возвращаться в школу, так?.. Шерлок поворачивается к Джону: глаза его сияют, а на лице выражение такого облегчения, словно его помиловали. Как будто не он сам себя приговорил. Шерлок тянется к Джону, чтобы обнять. И Джон не отталкивает. Дни идут за днями. Джон перевозит к себе часть вещей Шерлока, а тот отдаёт ему все наличные. Уотсон возражает: во-первых, ему и в голову бы не пришло брать плату за квартиру с Шерлока, да и денег оказывается слишком много. Но Холмс настаивает: — Теперь я вроде как твой сосед. Значит, я так же, как и ты, должен платить за жильё. Шкаф для одежды у Джона всего один и не очень большой — слава богу, вещей не так уж много. Зато у Шерлока их достаточно. Он хаотично распихивает свои тенниски, футболки, джинсы и брюки по всем полкам. Джон возмущается, что из-за одежды Шерлока теперь не может найти собственные вещи. Просит немного «потесниться» и выделить хотя бы одну полку в его собственном шкафу. Эта просьба, как и многие другие, остаётся без ответа. Вообще, быт с Шерлоком оказывается настоящим испытанием. Будущего хирурга Джона Уотсона вряд ли можно назвать фанатом порядка. Но он привык аккуратно обращаться со всем, что его окружает, и убираться в квартире хотя бы раз в неделю. Раньше этого было достаточно. С появлением Шерлока скромные апартаменты Джона теряют узнаваемость. Кажется, будто не Шерлок разбрасывает рубашки, книги, конспекты и прочие атрибуты своего присутствия в доме, а сами эти предметы неотступно следуют за ним. Это раздражает и смешит Джона. Шерлок сидит на диване, окопавшись в исписанных химическими формулами листах, на каждой коленке и по одному с обеих сторон от него лежат учебники. Он пытается читать все четыре книги одновременно. Что-то в тексте одной из книг привлекает его внимание, он хочет отметить это место, но среди бардака, что устроил вокруг себя, не может найти ручку. — Джон! Мне нужна ручка, — громко просит Шерлок, как будто Джон не сидит напротив, медленно пролистывая медицинский справочник. Джон смотрит на Шерлока: — Карандаш у тебя за ухом, — отвечает он, возвращаясь к чтению. — Дай мне его, Джон, — Шерлок не отрывает глаз от учебника, глядя на абзац так напряжённо, будто тот исчезнет, едва он моргнёт. — Шерлок, я же говорю: карандаш за твоим ухом. Просто подними руку и возьми его. — О, боже, — вздыхает Шерлок. — Неужели так трудно? Разве ты не видишь, что я занят? — Ну ты и засранец! — восклицает Джон через минуту, в течение которой Шерлок, не шелохнувшись, всем своим видом показывает, что ждёт. Джон откладывает справочник на подлокотник кресла и подходит к Шерлоку. Вытащив карандаш из-за уха Холмса, он не вкладывает его в тут же протянутую ладонь, а тычет тупым концом с ластиком под рёбра. Шерлок предсказуемо дёргается и визжит. Книжки разлетаются, с глухим стуком падая на пол. Джон валит Шерлока на полосатые диванные подушки: — Занят, говоришь? — пыхтит Уотсон. Одной рукой он перехватывает руки Шерлока, задирая их над его головой, другой же начинает щекотать Холмса. Шерлок, извиваясь, хохочет, пытается ногами оттолкнуть навалившегося Джона, но тот ловит момент и ложится между ними, придавливая своим телом. Свободной рукой продолжая щипать Шерлока за бок, Джон лицом утыкается в его шею. — Пусти, — просит Холмс. Лицо его стремительно краснеет, дыхание сбивается. И Джон внезапно понимает двусмысленность их позы: он лежит на Шерлоке, вжимаясь в его пах. Уотсон ослабляет хватку и, подняв голову, смотрит на друга. Их лица разделяют сантиметры. Вид у Шерлока слегка потрясённый, зрачки расширены. Джон выглядит так же. Шерлок медленно опускает руки ему на плечи. И, когда кажется, что тот хочет отстраниться, чуть вытягивает шею и легко касается губами его губ. А потом просто смотрит. Уотсон не шевелится, и Шерлок повторяет поцелуй. Снова глядит, пытаясь понять, окаменел ли Джон или зачарован. Очевидно, второе, потому что в третий раз тот уже сам целует приоткрытые губы Шерлока, податливые и влажные. Джон не может от них оторваться ровно до той поры, пока Шерлок не начинает стонать. Уотсон мгновенно отлепляется от подростка и, краснея, встаёт с дивана. Следующие два дня Джон старательно избегает любого, даже случайного, физического контакта. Он уступает Шерлоку спальню, а сам спит на диване. Шерлок злится, ругается с Джоном по поводу и без, мечтает о револьвере, из которого с удовольствием бы палил по стенам. Характер его сложно терпеть, но Джон всячески пытается игнорировать выходки друга. Однако его терпение не вечно: напряжение между ними слишком сильно. Шерлок ноет весь день. Он ходит по квартире и достаёт Джона, мешает ему читать, заниматься, устраивает очередной беспорядок, расшвыривая книги. Шерлок жаждет внимания. В конце концов, он подходит к Джону и пытается его поцеловать. Джон отталкивает. Тогда Холмс решается на отчаянный шаг — просьбу: — Поцелуй меня, Джон. — Нет. Если ты не отстанешь, я уйду, — резким тоном обещает Джон. А потом вспоминает, что квартира, вообще-то, его. — Или выгоню тебя. — Ну, пожалуйста, — Шерлок тянется к нему, желая обнять, но Джон перехватывает его руки. Плечи Шерлока опускаются. — Господи, я не заставляю тебя трахаться со мной, хотя мог бы! И Джон знает, что это правда. — Всего лишь поцелуй. Один поцелуй, Джон. Мне это нужно, — только у Шерлока просьба звучит как требование. И Джон бы усмехнулся в ответ на этот его тон, но подросток смотрит на него с отчаянием. — Хорошо, — сдаётся Джон. Один поцелуй. В нём нет ничего страшного. Не выпуская руки Шерлока, Джон ведёт его к дивану, усаживает и садится сам. Затем, повернувшись, легко касается губ. Они пахнут кофе, который Шерлок кружками дует целый день. Джон отстраняется и смотрит. — Ещё, — тихо просит Шерлок. Ему всегда мало. И в этот раз Джону — тоже. Он снова целует приоткрытый рот Шерлока и осторожно проникает в него языком. Поцелуй выходит нежным и таким сладким, какого у Джона никогда не было. Конечно, он человек слова, однако, было бы в сотню раз легче отстраниться от Шерлока, если бы тот не вздыхал так умопомрачительно. На секунду Джон пытается представить, какой желанный получился бы из него любовник, и с досадой отгоняет непрошенные мысли. Шерлок открывает глаза и со стоном тянется к Джону, но тот мягко накрывает его губы ладонью: — Нет, Шерлок. Достаточно. — Пожалуйста, — шепчет Холмс, прикасаясь губами к ладони Джона. — Пожалуйста, Джон... Он поочерёдно целует пальцы Уотсона, а последний, большой, берёт в рот, медленно лаская языком. — Нет, — отвечает Джон. Зрачки его расширены, дыхание сбивается. Конечно же, ему хочется продолжить. Если Шерлок постарается ещё совсем чуть-чуть, он получит желаемое максимум через час. Только вот джоново «нет», которое сейчас звучит как согласие, после приведет лишь к раскаянию, и он, скорее всего, просто утопит себя в вине. Во всех смыслах. И Шерлок отступает. По крайней мере, на сегодня. — Спасибо, — тихо говорит Джон и сам целует Шерлока. Тот с удивлением узнаёт, что поцелуй может быть лёгким и благодарным. Ночью Шерлок приходит к Джону в гостиную и ложится рядом с ним на диван. Точнее будет сказать, что Шерлок ложится на Джона, так как диван слишком узкий для двоих. Во сне Джон, конечно, не может возразить, но утром он недоволен, потому что просыпается возбуждённым, сжимая Шерлока в объятьях. Он пытается ограничить «воздействие» Холмса, с головой уходя в книги (экзамены совсем скоро), но тот с лёгкостью нарушает все границы, мысленно возведённые Джоном. Это похоже на некий способ приручения, вроде кнута и пряника. Он целует Уотсона, когда тот совсем не ожидает, выскакивает из-за углов с объятьями. Джону кажется, что для Шерлока это всё — увлекательнейшая игра. Он просит, почти умоляет Холмса его не трогать. Когда просьбы не действуют, Джон выходит из себя. Шерлок платит тем же, закатывая истерики из-за кружки остывшего кофе, им же сломанного тостера, изматывает придирками. В одно не прекрасное утро Джон сбегает в читальный зал. В библиотеке он встречает Дору. Они не виделись с тех пор, как Шерлок поселился у Джона. — Где ты пропадал?! — Дора тянется к нему за поцелуем, но Джон мягко отстраняет её. Он терпеть не может проявления чувств в общественных местах. — Я был... Немного занят. — Так занят, что ни разу не позвонил? — Дора надувает губки, думая, что ей это идёт. — Ну, да. Ко мне приехал... Эм, родственник из Суррея. Развлекал его всё это время, — лжёт Джон. Ему не хочется рассказывать о Шерлоке ни Доре, ни кому-либо вообще. Честно говоря, за эти дни он ни разу не вспомнил о девушке. А если совсем откровенно, то не то чтобы Джон особенно соскучился по её обществу. Но внимание Доры приятно контрастирует с «заинтересованностью» Шерлока. Дора садится за стол рядом, не выпуская его ладони из своей, говорит милые глупости и хихикает, как обычно. Её прямые светлые волосы аккуратно собраны на затылке перламутровой заколкой, а на лице почти нет косметики — только прозрачный блеск на губах и тушь на ресницах. Джон любуется её точёной фигуркой и глубоким вырезом бежевой блузки. Проследив его взгляд, девушка улыбается. Она зовёт Уотсона вечером в гости. Тот отказывается, сославшись на дела, но Дора упрашивает: — Приходи на ужин, — облизывая нижнюю губу, добавляет она. Джон усмехается. — Хорошо. Я приду, — он легко целует её висок, затем ведёт носом вдоль шеи и глубоко вдыхает. Дора пахнет карамелью, словно конфета. «Шерлок пахнет иначе», — мелькает вдруг мысль, и Джон, нахмурившись, отодвигается. Только этого не хватало. Джон с досадой на лице провожает взглядом уходящую Дору. Он открывает учебник и пять минут читает один-единственный абзац, думая о Шерлоке. Спрашивает себя, что Холмс уже успел разбить, расколотить, порвать, испортить, пока Джон отсутствует. Уотсон горько усмехается: он ведь специально ушёл из дома, чтобы спокойно позаниматься, чтобы ему никто не мешал. Но все мысли всё равно крутятся вокруг Шерлока. Они плохо расстались утром. Шерлок встал не с той ноги и отпускал едкие комментарии на каждое движение Джона. Стараясь не обращать внимание на откровенно детские, но от этого ещё более неприятные слова («Господи, Джон, какие ужасные у тебя уши! Как ты с этим живёшь, бедняга!»), Джон поставил перед ним тарелку с шоколадными хлопьями. В ответ на эту любезность Шерлок, с яростью понимая, что его игнорируют, смахнул миску на пол. Джон тогда просто побагровел, едва удерживаясь, чтобы не стукнуть Шерлока. Он быстро побросал конспекты в рюкзак и, не прощаясь, ушёл. «Козёл!» - кипел по дороге Джон. Святого доведёт до белого каления. Джон дошёл до кафе в двух кварталах от университета и, только позавтракав блинчиками с клубничным джемом, успокоился. После он зашёл в Бартс к Майку, последние полгода однокурсник прочно обосновался на кафедре. Они поболтали немного о предстоящем экзамене, и Джон отправился в библиотеку. И сейчас, сидя на жёсткой деревянной скамейке, он в очередной раз пытается сосредоточиться на тексте, но выходит с трудом. Он повторяет строение скелета, шёпотом проговаривая название каждой кости, а перед глазами стоит лицо Шерлока, обескураженное и будто немного испуганное, когда Джон, сжимая кулаки, навис над ним утром. В конце концов, Джону становится жаль Шерлока. Каким бы умным и сообразительным тот не был, всё равно он — подросток. Резкие перепады настроения, вроде истеричного смеха над всем подряд, сменяющегося глубоким унынием, гиперактивность, чередующаяся с апатией, — следствие бурного роста и гормонов. Неадекватность Шерлока легко объяснима. А вот реакции Джона на Холмса — нет. Джон ловит себя на том, что слишком часто смотрит на Шерлока. Сонный и хмурый по утрам, со всклоченными вихрами он сидит, завернувшись в простыню, и длинными пальцами обхватывает кружку с кофе. Его бледно-розовые, немного припухшие со сна губы осторожно, будто в нежном поцелуе, касаются горячего края кружки, пока он медленно прихлёбывает любимый напиток. Разумеется, Шерлок замечает пристальное внимание Джона. Каждый раз после подобных представлений Уотсон обещает себе не пялиться. Вечером, когда они сидят вдвоём на диване перед телевизором, Шерлок кладёт голову ему на плечо, и Уотсону остаётся только обнять его, чтобы не упасть, потому что через несколько минут тот почти разваливается на его груди. Джон потихоньку вдыхает запах волос своего Шерлока, разглядывает его худые коленки в полосатых пижамных штанах, бледный живот, виднеющийся из-под задравшейся майки. В тёплых объятьях Джона Шерлок быстро засыпает. Уотсон осторожно, стараясь не разбудить, несёт Холмса в спальню. Всё это довольно невинно и даже в какой-то степени мило выглядит. Если забыть о том, что Джон считает себя тряпкой и размазнёй. И не думать о том, что каждый раз, укладывая Шерлока в постель, Джону до смерти хочется поцеловать его. И ничего дружеского в этом желании нет. Джон вздыхает: наверное, всё дело в том, что у него давно не было секса. Сегодня он это исправит. Захлопнув учебник по анатомии и собрав тетрадки, он выходит из библиотеки. На часах почти пять, когда он стучит в дверь квартиры Доры. Она живёт с отцом, который работает допоздна и возвращается глубокой ночью. Дора открывает дверь, но лицо у неё недовольное. Она выходит на площадку: — Отец вернулся час назад, — вместо приветствия говорит она. — Он сказал, что сегодня поедет в Уэльс. Надо погулять где-нибудь полтора часа, и тогда у нас в распоряжении будет целая ночь. Дора игриво поднимает идеальной формы брови. Джон слабо улыбается. Через несколько минут они идут, держась за руку, по улице: Джон предложил сходить в кино. Когда они подходят к кинотеатру, Джон запоздало понимает, что у него почти не осталось денег. Его квартира в нескольких кварталах от кинозала. Виновато улыбаясь, он говорит, что быстро сбегает и вернётся. Но Дора идёт вместе с ним. Она настаивает, выражая желание посмотреть, «как живёт Джонни». Однако, по приходе в квартиру остаётся ждать на лестнице, у открытой двери. Джон идёт в спальню, решив переодеться. В доме тишина и он думает, что Шерлок, вероятно, ушёл к себе, чтобы позвонить матери. Джон чувствует одновременно облегчение и тоску. На мгновение кажется, что Шерлок не вернётся. Джон отбрасывает неприятную мысль, перерывая полку шкафа в поисках полосатой рубашки. Он торопится, натягивая джинсы, чертыхается в попытке застегнуть все болты на ширинке. В гостиной Джон берёт упаковку презервативов из «тайника» в глубине книжной полки, выходит из комнаты в коридор и застывает. Прислонившись к косяку двери, на пороге стоит Шерлок. В одной руке он держит тяжёлый пакет из «Теско», второй такой же на полу (из него торчит длинная французская булка). Джон не успевает удивиться факту похода Шерлока в магазин и тому, что друг в его, Джона, кожаной куртке. И даже шокированное лицо Доры не удивляет Уотсона так, как выражение глаз Шерлока, когда он молниеносно «сканирует» появившегося в коридоре Джона. Он переводит взгляд с лица Джона на блестящий квадратик презерватива в его руке, который Джон не успел спрятать в карман. В глазах Шерлока боль. Секундную паузу прерывает голос Доры: — Господи, Джон, как ты мог! Джон, выйдя из ступора, подходит к ней, но девушка пятится назад на лестничную площадку. Её милое лицо искажает гримаса неподдельного отвращения. — Так вот как ты развлекался с ним?! Боже, это омерзительно! — О чём ты говоришь? — Джон мечется взглядом от неё к Шерлоку и обратно, пытаясь понять, что мог сказать Холмс девушке. Джон приближается к ней, хочет завести в квартиру, потому что она так ужасно кричит. Он протягивает руки, но она отшатывается от Джона, как от чумного: — Не прикасайся ко мне или я вызову полицию! Извращенец, — развернувшись на каблуках, она быстро сбегает по лестнице. Джон не пытается её догнать. Он возвращается в квартиру и закрывает дверь на замок. Затем, повернувшись к Шерлоку, тихо спрашивает: — Что. Ты. Ей. Сказал? Шерлок, что?.. — Что мы - любовники, — глухо отвечает Холмс. — Что?.. — выдыхает Джон. От удивления у него открывается рот. — Да! Любовники, Джон! Ты оглох? Я сказал ей, что мы трахаемся, — в голосе Шерлока столько ярости, что Джон даже не слышит отчаяния. Он прикрывает глаза рукой, отворачиваясь. — Какого... Боже, ты ненормальный, — Джон игнорирует внезапно появившееся в груди облегчение. — Самый настоящий псих. Джон говорит ещё много обидных слов, выливая накопившееся недовольство, но по его тону можно понять, что он вовсе не так зол, как хочет казаться. Не дождавшись ответа, он поднимает глаза на Шерлока и обмирает. Плечи друга трясутся от беззвучных рыданий. И Джон понимает. К несчастью или наоборот, но первой любовью Шерлока оказался Джон, и ни один из них не был к этому готов. Шерлоку кажется, что его мир рассыпается от этого горячего, искреннего, всеобъемлющего чувства, которое, будто вирус, засело в нём, через кровь распространяясь по венам прямо в мозг. Увлекающаяся, страстная натура Шерлока не может удержать это чувство в себе, игнорировать или задавить логическими рассуждениями. Оно настолько велико, что выплёскивается из Шерлока, и Джон тоже «заболевает», хотя до этой минуты не воспринимал друга всерьёз. Прихоть, блажь, глупость наконец, но не любовь, думал Джон. И вот перед ним Шерлок — упрямый как баран (и такой же кудрявый, кстати), гордый и неприступный, будто Эверест, ранимый и красивый, словно девушка, — плачет от любви. Этот Шерлок Холмс, который когда-нибудь станет великим человеком, рыдает. Ему больно. Джон видит себя, как минимум, на электрическом стуле, но у него больше нет ни сил, ни желания противостоять собственным эмоциям. Своим чувствам. Он подходит к Шерлоку и сгребает его в охапку. И целует его мокрое лицо, вспотевшие виски, полыхающие уши, и шепчет без остановки: — Я тоже, тоже, тоже люблю тебя, Шерлок, — он зарывается ладонью в волосы Холмса и, отстранившись, смеётся. — Ты не можешь представить, как я люблю тебя... Снова целует Шерлока, облизывая его солёные от слёз губы: — Что мне с тобой делать?.. Вопрос риторический. Вечер проходит в тишине. Джон, отбросив терзающие совесть мысли, прикасается к Шерлоку при любой возможности. Гладит его плечи, обнимая сзади, пока тот чистит зубы, мягко целует шею. Затем, когда Шерлок, облачившись в пижаму, садится на диван, Джон пересаживает его себе на колени, лицом к телевизору, раскрытыми ладонями по очереди оглаживая живот, ощупывает рёбра. Признаться, Шерлок несколько ошарашен подобными действиями: слишком долго они были его мечтой. А тут, за один вечер, он получил всё и сразу. Расслабляясь под тёплыми, не слишком настойчивыми ласками, он тяжело оседает на бёдрах друга. Положив голову на плечо Джона, он подставляет шею для поцелуев и через несколько минут просто засыпает. Из-за этого эпизода на протяжении долгих лет Шерлок будет ненавидеть процесс сна, изнуряя себя долгими часами бодрствования. Джон усмехается и, привычно взяв Шерлока на руки, уносит в спальню. Затем принимает душ и ложится рядом, потому что идти спать на диван сегодня хочется меньше всего. Джон прижимается к спине Шерлока и, положив ладонь на грудь, считает удары его сердца. Кажется, ничего более естественного, чем слушать сердечный ритм спящего Шерлока, Джон ещё ни разу не делал за всю свою жизнь. Утром Джон просыпается первым. Он смотрит на разметавшегося во сне Холмса. Волосы на висках слиплись от пота: видимо, ночью Шерлоку было жарко, и он снял пижаму. Джон откидывает одеяло, ахнув от неожиданности, — Шерлок полностью обнажён. Джон с почти благоговейным ужасом оглядывает его стройные худые бёдра и возбуждённый член. В утренней эрекции подростка нет ничего удивительного, но Уотсон не может отвести глаз. Словно в бреду он протягивает руку, замирая в нескольких сантиметрах от паха Шерлока, не решаясь коснуться, подушечками пальцев ощущая исходящий жар. В конце концов, наваждение отпускает его. Джон придвигается к Шерлоку и нежно целует его приоткрытые губы. Тот немедленно открывает глаза: — Почему ты не?.. — шёпотом спрашивает Шерлок. Он обнимает Джона за шею, притягивая, почти укладывая на себя. — Я хочу, Джон. — Ты не спал, — запоздало понимает Джон, отстраняясь. Шерлок лукаво улыбается. — Конечно, нет, — он хочет сказать что-то ещё, но его прерывает громкий стук в дверь. Джон с удивлением глядит на часы: половина девятого утра. Кто может прийти в такую рань? Он скатывается с Шерлока и, хмуро поправив натянутые собственной эрекцией пижамные штаны, идёт открывать дверь. На пороге стоит Майкрофт. В последний раз Джон видел его шесть лет назад, но, разумеется, сразу узнаёт. Лицо Майкрофта почти бордовое, словно он обгорел на солнце, и это правда: два часа назад он прилетел из Югославии (уже - бывшей) и прямо из аэропорта отправился на квартиру к Шерлоку. Из-за командировки Майкрофт не видел Шерлока почти два месяца и, несмотря на заверения матери о регулярных звонках, желает лично удостовериться в его благополучии. Не застав брата, Майкрофт быстро просматривает запись с миниатюрной видеокамеры, вмонтированной в часы над дверью в гостиной. Аккумулятора хватило на тридцать шесть часов перед отъездом. Промотав запись до конца, Майкрофт с отвращением понимает, что Джон Хэмиш Уотсон вновь появился в жизни Шерлока. Он без труда находит его квартиру. И сейчас, стоя в дверях, Майкрофт возмущён и рассержен: — Где мой брат? — не здороваясь, спрашивает старший Холмс. Джон, оправившись от секундного шока, усмехается: если честно, ему хочется послать Майкрофта куда подальше. И он бы так и сделал, но в эту минуту в коридор, подобно нимфе, «вплывает» Шерлок. В чёртовой белой простыне. Щёки Джона заливает краской: несложно представить, о чём подумает Майкрофт, глаза которого распахиваются от удивления. Майкрофт просто отодвигает Джона и проходит в квартиру, прямиком в гостиную. Между братьями начинается жестокий спор. В течение последующих двадцати минут Джон трижды хочет врезать Майкрофту, дважды считает до пятисот и один раз хочет закричать. Громко и безутешно. Майкрофт Холмс оказывается до тошноты воспитанным субъектом: ни одним словом он не оскорбляет Шерлока или Джона. Однако, в глазах его столько отвращения, что Уотсону становится не по себе. Но ведь он пока не сделал с Шерлоком ничего такого, за что заслужил бы подобный взгляд! Любовь к Шерлоку, поцелуи, непреодолимое душевное и физическое влечение (особенно сейчас, когда глаза младшего Холмса почти лихорадочно блестят, а сползающая простынь наконец обвязывается вокруг талии, открывая по-мальчишески узкий торс) — ни о чём этом Майкрофту неизвестно. Во всяком случае, Джон так считает. Однако, одна из самых важных вещей в жизни Джона — быть честным по отношению к самому себе (помимо честности к окружающим его людям). Если Шерлоку сейчас удастся убедить Майкрофта в необходимости присутствия самого Шерлока рядом с Джоном, тогда непременно случится то, из-за чего будет стыдно смотреть в глаза не только старшему Холмсу, но всем вокруг до конца жизни. Близость с Шерлоком неизбежна. Этого нельзя допустить. Джон встаёт между братьями, лицом к Шерлоку. Майкрофт отступает на шаг, подальше от Уотсона. Джон замечает, но ему плевать. Он кладёт руку на плечи Шерлока и смотрит ему в глаза: — Ты не можешь остаться, — тихо говорит Джон. — Мне очень жаль, но твой брат прав. Шерлок изумлённо глядит на друга, словно Джон — предатель. — Что? Тебе жаль?.. — Нет, нет, ты не понял, — Джон крепче сжимает плечи подростка. Он бы предпочёл поцеловать Шерлока, чтобы скорее успокоить, но Майкрофт стоит прямо за его спиной. — Я всего лишь хотел сказать, что жить со мной неправильно. Ты несовершеннолетний, Шерлок. — К чёрту мой возраст! — восклицает Шерлок. Он сбрасывает тёплые ладони Джона. — Ты сказал мне вчера. Сказал, что меня любишь. Последнее предложение Шерлок буквально шепчет, и Майкрофту стоит большого труда расслышать это. Скорбно поджав губы, он выходит, решив, что на сегодня с него хватит впечатлений. — Я жду тебя в машине через пятнадцать минут, — обращается он к Шерлоку и выходит из квартиры. Выражение лица Шерлока становится непроницаемым. Он идёт в спальню, на ходу стаскивая с себя простынь. Джон встаёт на пороге, с тоской глядя, как Шерлок ищет одежду в шкафу. — Я не отказываюсь от своих слов. — Конечно, — Шерлок с остервенением натягивает бельё, затем брюки. — Ты просто отказываешься от меня. Тон Шерлока безучастен, почти спокоен. Почти, потому что Холмсу хочется кричать, топать ногами, кататься по полу. Джон его не хочет, не любит! Все эти мысли разом мелькают на его лице. Джон подскакивает к нему и притягивает к себе. Шерлок пытается вырваться. — Ты знаешь, что это неправда, — с горячностью говорит Джон. Он сжимает голову Холмса ладонями. — Ради всего святого, Шерлок, подумай сам: тебе пятнадцать. Ты хотя бы отдалённо представляешь, что мне грозит за сожительство с тобой? Шерлок закрывает глаза. — Да стоит моей бывшей пустить про нас слух, и всё. Всё закончится. Раз и навсегда, — Джон большими пальцами очерчивает скулы Шерлока. — Я не могу так испортить твою жизнь. Не могу, Шерлок... Сигнал машины за окном напоминает о небезграничном терпении Майкрофта. Шерлок, отстранившись, надевает футболку. Губы его дрожат, и Джон про себя умоляет Холмса не плакать. Возле двери Уотсон стискивает Шерлока в объятьях и быстро целует его лоб, прикрытые веки, виски. Затем в губы, медленно и глубоко. Наконец отпускает. Шерлок смотрит в глаза Джона: в них столько любви, что озвучить её невозможно. От этого становится больнее в десятки раз. «Чёртовы сантименты», — с отчаянием думает Шерлок и выходит за дверь.