Чёртова прямая

Ваня спит обняв подушку и уткнувшись лицом в простыни. Тихо и мерно  сопит, вздымается красивая спина. Оксана немигающе наблюдает за ним. Шесть часов утра. Она всё ещё не спала. Её питерская квартира начала казаться холодной и чужой. Большая проблема для одиноких людей — либо ищи новую, либо вообще переезжай. Её кровать периодически кто-то грел — как сейчас — но лучше не становилось. Она встаёт, накинув на плечи халат, и бредёт на кухню. Стакан воды из-под крана — привычно, сырники из морозилки кинуть на сковородку. Закурить, уже не переживая за дорогие шторы. В целом, жизнь на таблетках позволяла не переживать ни о чём. Прижатые обратным захватом серотонина эмоции стали блеклыми и ненастоящими. Кончить было сложно. Вчера полночи на это потратили. Вано, хороший друг, всегда придёт на помощь. Особенно если надо смешать несколько крепких напитков на голодный желудок, а потом пьяную довести до дома, пьяную раздеть, ответить на пьяный поцелуй. Только даже с ним не становилось лучше. Хватит страдать, мать — думает она, двигая лопаткой сырники. Почему-то в голове её голос и её интонация, насмешливо и нагло. Оксана гладит себя по колючему ёжику и тяжело вздыхает. Когда этот бесплотный призрак наконец её оставит? Напишите, пожалуйста, в гороскопе или в сводке новостей, что делать, если даже съебавшись из твоей жизни, человек преследует каждый твой шаг? Она завела твиттер. Изредка что-то едкое или издевательское писала в реплаи Оксане, Господи, какая конченная, чем я это заслужила. Надо было забанить, но не хотелось опускаться до детских игр. Из комнаты доносится шорох: он проходит на кухню, садится за стол. Говорит: — Ты рано встала. Оксана молчит. В глаза будто песка насыпали после бессонной ночи. — Если честно, плохо выглядишь в последнее время. И снова ничего не пишешь. Оксана молчит. — Ты всё ещё в этом состоянии?  — Я уже лечусь, чего ты хочешь ещё? — огрызается, снимая сковородку с плиты. Кладёт себе и ему. — Спасибо. — Угу. К весне должно пройти. К весне снова появятся силы, мотивация, и она обязательно что-то напишет, что-то новое и изящное, что-то, что снова перевернёт литературную игру. Что-то, что она прочитает и не поставит просто на полку. Что-то, что задержится у неё на столе или на прикроватной тумбе, вызовет внутри эмоцию. А ведь в такие моменты кажется, что она стоит за спиной, головой качает и назидательно говорит: — Забей, милая. Я ничего уже не чувствую. Ваня сегодня уйдёт, и Оксана снова останется одна. Писать ничего она не будет ближайшие шесть лет.