* * *
Тирион-на-Туне
Маэдрос входит в комнату, принося с собой запах лимонного печенья с кухни, и Маглор закрывает и откладывает записную книжку. Губы по привычке складываются в теплую улыбку. Это полезная привычка: всем нравится, когда он улыбается, и все готовы делать то, о чем он просит, когда он подходит с этой улыбкой и добавляет обаяния в голос. Маэдрос улыбается в ответ, ласково, по-доброму, но Маглор знает, куда смотреть: в глаза. Они остаются такими же холодными, как у него самого. Маэдрос тоже понимает, что улыбаться — полезно. И прежде Маглора выучил, что в том сладком краю, где им выпало родиться, по-другому нельзя. Они оба знают друг о друге то, чего не знает больше никто, и это держит их вместе крепче самой сильной братской любви. Маэдрос садится, закинув ногу за ногу, и начинает рассказывать: — Я поболтал сейчас с Исимо. Интересную вещь узнал. Маэдрос часто болтает и смеется со всеми — от венценосного деда до последнего слуги, до случайного прохожего, — и все обожают старшего внука короля за простоту обращения. Маглор знает, что брату просто одинаково наплевать на всех. Как и ему самому. Но сейчас Маэдрос узнал от повара что-то важное, и Маглор внимательно слушает. — Вчера на кухню заходил Финвэ и расспрашивал. Знаешь, о чем? — Улыбка Маэдроса уже не пытается казаться приятной. — Расскажи. — О твоем детстве. Маглор вскидывает брови. — Особенно о том эпизоде с кошкой, — добавляет брат и с наслаждением смотрит, как недоумение Маглора переходит в страх. Но Маглор быстро берет себя в руки и качает головой: — Ты рано радуешься, Нельо. Мать говорила на днях, что Финвэ вспоминал о том пожаре, что ты устроил, когда я только родился. Случайно устроил, конечно, — Маглор посылает ответную неприятную улыбку. Маэдрос хмурится. — Выходит, дед подозревает нас обоих. Что же могло его насторожить? Ты делал что-то?.. — С той нашей охоты — нет. Я осторожен. И тогда нас никто не видел. — Это Валинор. Здесь никогда нельзя быть уверенным, что нас никто не видит, — с досадой бросает Маэдрос. Маглор вздыхает: — Что же поделать. Наш план по возвращению в Эндорэ по-прежнему в тупике. Как бы мы ни настраивали отца, он никуда не пойдет, пока Финвэ намерен оставаться здесь, а Нолофинвэ при нем. — С этим мы разберемся позже, — обрывает его Маэдрос. — Пока нужно понять, почему Финвэ начал подозревать. С Мелькором ты говорил в последнее время? — Конечно. Но с ним нынче все говорят. Даже если Финвэ узнал об этом, это не должно было его насторожить. — Все равно нужно быть аккуратнее. Больше никаких встреч с ним. Маглор согласно кивает. Маэдрос нервно стучит карандашом по краю стола. — Нам нужно избавиться от внимания Финвэ. — Если мы вдруг уедем из Тириона, это насторожит его еще больше, — возражает Маглор. — Неужели мы не сможем устроить так, будто вынуждены уехать? — снова улыбается брат, и в его глазах загораются огоньки злого вдохновения. В такие моменты Маглор чувствует подлинное родство. Он задумчиво тянет: — Пожалуй, если ты скажешь отцу, будто узнал от Финдекано о том, как Нолофинвэ что-то готовит против него… Хочет оклеветать его перед Финвэ, например... — А ты вовремя напомнишь про доспехи и меч… — подхватывает Маэдрос. Братья смеются. Они тщательно следят, чтобы такой их смех не слышал больше никто.* * *
Форменос
Стены Форменоса высоки и пустынны: от часового до часового — длинный свободный пролет, в середине которого сейчас стоят старшие сыновья Феанора. Маэдрос задумчиво смотрит в лесистые дали, Маглор порывисто ходит у него за спиной. — Ну, зачем ты меня позвал? Сам говорил, что чем меньше нас замечают вдвоем, тем меньше подозрений у деда. — Сегодня у меня есть повод, — роняет Маэдрос. Маглор в нетерпении перегибается через парапет, чтобы заглянуть Маэдросу в лицо. Ссылка в Форменос, которая должна была стать шагом к свободе, из-за внезапного решения Финвэ отправиться с ними стала почти невыносимой ловушкой. Пять долгих валинорских лет под внимательными глазами короля они не позволяли себе ничего, что не вязалось бы с образом самых разумных, добрых и миролюбивых эльдар. И теперь Маглор заранее рад любым переменам. — Ты все-таки придумал, как заставить деда вернутся в Тирион? Маэдрос приподнимает уголок рта, по-прежнему не глядя на брата. — Нет. Но для нас открылась гораздо лучшая возможность. Отправиться, наконец, в Эндорэ. Где над нами не будет ни валар, ни майар, ни чересчур проницательных старых эльфов. Только отец, направлять которого не труднее, чем Амбаруссар. Как тебе такое, братец? — Звучит заманчиво. Очень заманчиво. Однако я предчувствую, что следующий куплет этой прекрасной песни начнется с «Но». — Верно. Но! — в плане участвует Мелькор. Я встретил его вчера по дороге из Тириона. Маглор презрительно фыркает: — На Мелькора нельзя полагаться. Он такой же, как мы. — Ты считаешь меня глупее себя? — Маэдрос наконец оборачивается, и Маглору становится страшно. Брат тоже сдерживается все эти пять лет, и теперь холодный жестокий гнев готов обрушиться на того единственного, кто не сможет никому рассказать. — Со мною так нельзя, — выдыхает Маглор, но сам слышит, как неубедительно звучит его голос. — Ты ведь не хочешь, чтобы Финвэ узнал… — Так ведь и ты не хочешь, — говорит Маэдрос и стискивает брату правую кисть. Маглор пытается другой рукой разжать мощные пальцы, но они только давят всё сильнее. — Только не руку, — жалко просит Маглор, но старший брат молча улыбается. Маглор чувствует, как суставы выворачиваются, а связки растягиваются до предела. Маэдрос складывает его кисть пополам, как лист бумаги. Вторая рука Маэдроса ложится ему на губы, запечатывая готовый вырваться крик. — Тихо, родной. Маэдрос с интересом и упоением смотрит брату в лицо, пока боль не становится невыносимой. За секунду до того, как связки порвутся, а кости треснут, он разжимает хватку, и Маглор обессиленно приваливается к ограждению, баюкая поврежденную кисть. — Скажешь, что прищемил крышкой сундука. Ты же такой рассеянный музыкант, верно? Маглор кивает, хватая ртом воздух. Рука онемела, но он знает, что скоро вернется боль. Маэдрос удовлетворенно смотрит на него еще некоторое время, а потом продолжает как ни в чем не бывало: — Мелькор сказал, что валар на грядущий праздник урожая пригласят отца в Тирион. Они всё ещё надеются примирить его с Нолофинвэ. — Он не пойдет, — забывая о руке, Маглор втягивается в игру. — Пойдет, если мы подадим ему мысль, как сделать, чтобы самим своим приходом оскорбить валар. А вот Финвэ не пойдет, потому что не захочет в этом участвовать. — А мы? — Маглор начинает догадываться, и у него захватывает дух. — А мы уведем из Форменоса на охоту всех, кого сможем. — Кроме Финвэ… — Кроме Финвэ. — Ты ведь понимаешь, зачем Мелькор об этом просит? — У тебя осталась лишняя рука, раз ты задаешь такие глупые вопросы? Маглор поспешно трясет головой. Но Маэдрос уже спустил пар, сегодня младшему брату больше ничего не грозит. — Просто… мы ведь раньше никого… из эльдар. — А мы и сейчас… никого, — твердо говорит Маэдрос. Маглор смотрит брату в глаза и чувствует, как в нем самом загорается темное пламя предвкушения. — А сильмариллы? — спрашивает он. — Это то, что нужно Мелькору. — Но мы ведь не обязаны оставлять их ему, — тонко улыбнувшись, подает Маглор мысль. Маэдрос тоже улыбается, соблазнившись на миг идеей обмануть одного из валар. Но все же с сожалением возражает: — Лучше пусть он их заберет. Тогда отец точно не станет отвлекаться на склоки с Нолофинвэ и отправится из Валинора как можно быстрее. — Наконец-то. — Да, наконец-то. Маэдрос дружески хлопает брата по плечу, но тут же сжимает его и подтягивает Маглора к себе, чтобы проронить ему прямо в лицо: — И не вздумай заикнуться насчет руки. Особенно перед дедом. Ты ведь понимаешь, как нам нужна репутация самых мирных, самых безобидных сыновей Феанаро.* * *
Форменос, позже
Маглор первым находит Финвэ. Почти натыкается, в последний момент увидав в слабом мятущемся свете что-то темное. Что-то, в чем никак нельзя узнать одного из эльдар. Он ставит лампу на пол и сам опускается рядом с телом. Кровь — уже вязкая, но еще не застывшая до конца, так ее много — пропитывает его охотничьи бриджи. Маглор опускает в нее руку, правую ладонь, которая при некоторых движениях еще отзывается слабым отзвуком боли. Подносит пальцы к лицу и долго, как собака, вбирает в себя запах. Поднимает лампу и вглядывается в раны: размозженную голову и смятую, ощерившуюся белыми концами сломанных ребер грудную клетку. Лицо деда почти не тронуто, только сплошь залито красным, и Маглору становится обидно, что он не видел его в те минуты, когда жизнь покидала тело. Но и то, что он видит сейчас, наполняет его совершенно особенной, никогда доселе не испытанной эйфорией. Он запрокидывает голову и счастливо смеется — до тех пор, пока топот братьев и их потрясенные, горестные возгласы не заставляют его замолчать. — Бедный Кано, его нежная душа не выдержала этого зрелища… — произносит Маэдрос с жалостью и отводит его в сторону. Маглор знает, что глаза Маэдроса сверкают не слезами, а тем же восторгом, что наполняет его самого. Они наконец нашли то, что заставляет биться быстрее их холодные сердца. То, что заставляет их чувствовать себя живыми.* * *
Альквалондэ
— Как ты думаешь, будет драка? — лениво спрашивает Маглор. — Пока не похоже, — отвечает Маэдрос с сожалением. Феанор и Ольвэ убеждают друг друга на площади перед дворцом. Старшие сыновья Феанора стоят поодаль. Отсюда хорошо виден ряд белых кораблей, пришвартованных прямо вдоль набережной — телери не держали свою красу и гордость в доках на окраинах. Маглор морщится, глядя в сторону отца. Клятва, которую внезапно потребовал с них Феанор в Тирионе, спутала их с Маэдросом планы: рассчитывать на договоренности с Мелькором больше не приходится. По крайней мере, до тех пор, пока сильмариллы у него — а он вряд ли захочет от них отказаться. Как ни мало ценит Маглор верность обещаниям, на этот раз он почувствовал, что отец призвал такие силы, что нарушить сказанное никто из них не сможет. Если бы у них с Маэдросом было хоть немного времени, они нашли бы способ подсказать Феанору другие, более подходящие им слова. Но Клятва стала одной из тех неожиданных и непредсказуемых инициатив отца, которые одни только мешали сосуществовать с этим в остальном вполне безвредным существом. По большей части Феанора интересовали лишь собственные изыскания да вражда с полубратом за место в сердце Финвэ, вражда глупая, но такая полезная для Маэдроса и Маглора и потому аккуратно ими лелеемая. Однако сейчас, после гибели Финвэ и примирения с Нолофинвэ, неприятные неожиданности со стороны отца участились, и за ним требовался глаз да глаз. — Похоже, сегодня они ни о чем не договорятся и разойдутся до завтра, — замечает Маэдрос. Маглор вздыхает в ответ: — А если Ольвэ окажется упрямее отца, мы и вовсе задержимся на годы — пока будем строить свой флот или готовиться к переходу через Льды. Братья переглядываются. Им обоим не нравятся эти скучные перспективы. А вот то настроение, с каким они вошли в Альквалондэ, те обещания, которые неслышно шептали мечи в ножнах нолдор и гарпуны в руках настороженных корабелов — это им по душе. Им хочется еще раз вдохнуть запах крови, крови эльдар. Хочется увидеть не только мертвое тело, но и саму смерть. И сейчас обидно смотреть, как уходят в песок благоразумия эти надежды. Маглор задумчиво глядит в сторону кораблей. — А не помочь ли нам отцу? — Я думаю, мы просто обязаны это сделать, — понимающе улыбается Маэдрос. Простой план составлен быстро. Старшие сыновья Феанора идут к кораблям. Взволнованные команды, ждущие решения своего короля, забрасывают их вопросами, и принц Маэдрос рассказывает о переговорах на площади. О том, что короли пришли к соглашению и ждут только, когда гонец принесет корону Феанора, чтобы скрепить договоренность со всеми подобающими церемониями. Договоренность же заключается в том, что Ольвэ согласился отдать нолдор суда для похода, но запретил своим подданным участвовать в нем, и потому морякам скоро нужно будет покинуть свои корабли, чтобы освободить их для новых во всех смыслах команд. Ропот поднимается среди корабельщиков. Маэдрос с Маглором ждут столько времени, чтобы на площади обратили внимание на шум у кораблей, но не успели узнать о его причине. Потом Маглор громко и уверенно начинает речь, приковывая внимание телери. А Маэдрос вдруг вскрикивает и оседает, обеими руками держась за торчащий то ли из бока, то ли из подмышки гарпун. Моряк, державший его секунду назад, смотрит на свое орудие совершенно круглыми глазами, остальные, остолбенев, переводят взгляды с него на скорчившегося Маэдроса и обратно. И пока в полутьме и замешательстве никто не успел разобраться, что случилось, Маглор дает волю своему голосу и кричит, вкладывая столько горя и гнева, сколько может: — Нельо!.. Нельо ранен! Отец, Нельо убили! Братья! На помощь!* * *
Араман
— Я прибуду к тебе на первом же корабле! — кричит Фингон вслед отплывающему Маэдросу. Он зашел в ледяную воду почти по колено. Маэдрос машет ему, перегнувшись через фальшборт, его лицо светится дружеской любовью, печалью разлуки и надеждой на новую встречу. Только Маглор, стоя рядом с братом, слышит, как Маэдрос ворчит сквозь зубы: — Ну наконец-то отстал… Прилип, как сиропом намазанный. Маглор тихо смеется: — Да уж, особенно после Альквалондэ, когда мы все так трагически едва тебя не потеряли! Как Финьо резал телери, когда думал, что спасает тебя… Мне даже завидно. Я никого не смог так к себе привязать. — Вообще-то это ужасно утомительно и скучно, — откликается Маэдрос со светлой улыбкой. Берег Арамана еще близко, и он продолжает отыгрывать расставание с другом. — Вот Финдарато тоже нас любит, однако с ним куда меньше хлопот. — Но и пользы от него меньше. А твой Финдекано… Если мы устраним Нолофинвэ, весь Второй дом будет наш. — Знаешь, — Маэдрос оборачивается к брату, и печаль на его лице наконец сменяется досадой, — знаешь, а мне плевать. Я не хочу больше терпеть рядом с собой этого мелкого восторженного урода. Мы прекрасно обойдемся в Эндорэ без него. И без Второго дома. — Но это же военная сила. А нам с Морготом придется воевать! — возражает Маглор. Маэдрос прищуривается: — Ты меня не понял? Маглор поспешно вскидывает ладони: — Я всё понял, я всё сделаю, как ты хочешь! Маэдрос смотрит на брата в упор, потом с сожалением оглядывается на других нолдор, ходящих по палубе. Маглор повторяет с отчаяньем: — Я тебя понял, Нельо. Плевать на Второй дом, обойдемся без них. Я всё сделаю, как ты скажешь — только скажи, что. Маэдрос цедит: — Смотри у меня… А что делать — думай. Должна же и от тебя быть какая-то польза. Страх перед наказанием подстегивает мысли Маглора. — Мы можем сделать так, чтобы отец не посылал назад корабли. Нолофинвэ он и без того не любит, нужно будет только как-то подтолкнуть его. — Это очевидно. Но как его подтолкнуть? — Я могу… — Маглор ступает на тонкий лед, но другой способ не приходит ему в голову, — я могу напеть отцу, что Финдекано приобрел на тебя слишком сильное влияние. Что ты начинаешь сочувствовать Нолофинвэ. — Ты хочешь, чтобы я потерял доверие отца, и только ты мог на него влиять? — глаза Маэдроса снова становятся опасными. — Нет, что ты, нет! Ты потом легко вернешь его доверие! Осознаешь, раскаешься, скажешь, как сожалеешь о том, что обманулся и поддался на коварные происки Финдекано и его папеньки, — ну, ты умеешь. Наоборот, отец будет еще бережнее и уважительнее относиться к тебе! — Ну положим, — соглашается Маэдрос, и Маглор вздыхает с облегчением. — Значит, ты натягиваешь тетиву?.. — А ты готовишь стрелу. Пока мы будем плыть, я приведу отца в нужное расположение. А когда мы причалим, ты выберешь момент и скажешь о Финдекано что-то хорошее. Что-то о том, как тебе не терпится снова его увидеть. Я тебя уверяю, отец вспыхнет так, что никто больше и заикнуться не посмеет ни о каком возвращении за остальными. — Прекрасно, — говорит Маэдрос. Оборачивает лицо на восток и еще раз повторяет: — Прекрасно. Эндорэ будет принадлежать только нам с тобой. Маглор задумывается. — Отцу и нам с тобой, хочешь ты сказать? — Я сказал ровно то, что хотел, — улыбается Маэдрос, и Маглор понимающе прикрывает глаза. Следующие ходы ясны для них обоих.