Смеркалось. Мы выехали из загородной виллы уважаемого народного депутата, у которого любовь к народу повышалась с разрастанием его щек. В этот раз наша оперативная группа нашла неопровержимые доказательства его причастности к коррупции и даже устранению своих конкурентов. Наконец-то эти грязные делишки заставят этого борова похудеть, килограммов таки на пятьдесят, в местах не столь отдаленных. Увы, превеликими дотошными исследованиями госпожи Занудной (тут можно отметить, что в этом случае фамилия как нельзя подходит характеру) мы немногим дольше задержались в этой «образцовой» обители и выезжать нам пришлось в дождь. Дороги, в кои был вложен (нет) некий капитал, радовали нас разъезженной грязью и живописными ямами. Высокие бесконечные заборы создавали ощущение, что мы двигались в туннеле. Водитель Владимир молился всем богам, лишь бы мы только не застряли с этой колымагой.
Когда совсем стемнело и небо заволокло непроглядными грозовыми тучами, мы выехали на проселочную дорогу, ведущую на шоссе. Времени прошло слишком много и госпожа судмедэксперт своим нытьем пыталась достучаться до бедного Вовы, чуть ли не перелезая через нас, сидящих спереди. Ее «организЬм» требовал остановки и отдыха. Мы с командой начали вглядываться в пространство, пытаясь сквозь стену дождя заприметить живой огонек. Я точно помню, что Семен, мой лучший друг и самый лучший следак, упоминал некую деревню, когда мы ехали к депутату.
— Я вижу свет! — закричала Рената, да так громко, что у меня заложило уши.
— Свет в конце тоннеля она видит… — хмуро пробубнил под нос Семен и я был полностью с ним согласен.
— Поворачивай туда! Там люди! Там жилье! Там тепло! Я так устала в этой колымаге! Мой организЬм весь затек и требует расслабления в горячей ванне! — никак не унималась Занудная, тряся водительское кресло.
Я поражаюсь Вовиной выдержке, так прекрасно водить может только он. Сема сильно хмурил брови и как-то по-особенному прищуривал глаза, всматриваясь в далекий рассеянный свет.
— Разве в той стороне не то заброшенное поместье, которое я заприметил днем? Помнишь, Кеш, там еще полуразваленные конюшни около дороги были…
— Что-то припоминаю… — протянул я, потирая затылок. — Но прошу, не называй меня «Кешей». Ты же знаешь, как я это не люблю.
— Да, старший лейтенант Иннокентий, как прикажете. — друг шутливо отдал честь и засмеялся так тепло и искренне, как мог только он один.
Я улыбнулся и торжественно кивнул головой, подыгрывая ему. Все-таки какой он классный и умный — всегда тащил меня в школе и тащит до сих пор. Только благодаря ему я получил это звание и не только его. Я всегда прислушивался к нему и даже сейчас у меня на душе кошки скребли от его сомнений на счет того дома, к которому мы неотвратимо приближались, подгоняемые криками этой истерички.
Действительно, я еще днем задумывался о том, почему такой большой и шикарный участок пустует. Вокруг владения депутатов и приближенных к ним, неужели они его еще не разобрали по частям? Кажется на карте в навигаторе за поместьем протекает речка, и оно имеет выход к ней. Это такой лакомый кусочек! Не может такого быть, что из-за заброшенного дома и заросшей территории никто не хотел им заниматься. Вспоминая все это у меня сосало под ложечкой. Я, конечно, доверяю Семе, но успокоить судмедэксперта, увы, сейчас в приоритете, иначе нам грозит авария.
И тут, как будто прочитав мои мысли, машину тряхнуло, и мы остановились.
— Приехали, застряли, — печально всхлипнул Вова.
— Ну вот! Опять вы напортачили! Ничего не умеете, дебилы, кого только не берут в опера! — все вновь скривились от ора Ренаты. Вова попытался дать задний ход, но машина, порычав, не сдвинулась с места.
— Влипли… — обреченно простонал наш патологоанатом, человек со странным, но очень метким черным юмором. И абсолютно все были с ним согласны, даже Занудная. Вдалеке уже громыхало, и обозначились первые молнии. Никому не хотелось оставаться посреди размытой дождем дороги, и мы с Семой, для начала, решили выйти и оглядеться. Рената, к глубочайшему сожалению, несмотря на ливень, увязалась с нами.
— Ну вот же, мы так близко! В том доме горит свет! — перстом указала она в даль того самого участка. Деревья, черными силуэтами поддерживающие покосившийся кованый забор, завыли крючковатыми ветками, поддаваясь порывам ветра. В темноте они казались устрашающими монстрами не из этого мира. Меня даже пробрали мурашки, липко спускающиеся аж до копчика.
— Не нравится мне эта идея, — вновь хмурясь, произнес Семен. Я было уже хотел согласиться и повернуть назад, как вновь выступила Рената:
— Это наш выход! Единственное спасение — место в котором можно в тепле переждать грозу. — слава богу, сквозь шум дождя мы практически ее не слышали. Она уверенно постучалась в окна машины и направилась по аллее прямо к покосившемуся от старости крыльцу. Мы всей командой закатили ей вслед глаза.
— Может сделаем вид, что она не наша, знать ее не знаем и останемся здесь? — поежился от холодных капель Вова, — я даже машину раскочегарю, уверяю! — он не терял надежды на лучшее.
— Почему мы должны сидеть в этой луже, пока Рената будет отдыхать под крышей в теплой постели?! Ну скажи им Илюша, мы тоже должны пойти, — как всегда капризным голосом протянула Алина, помощница нашего дознавателя. Илья кивнул и, подхватив ее, рявкнул нам не стоять столбами и быстро идти в поместье.
«Подкаблучник», — подумал я, сплюнув от досады на землю. Ну что ж, другого выхода нет, придется идти за ними. Мы переглянулись и единодушно вздохнули.
Дом встретил непроглядной темнотой окон, лишь где-то на втором этаже казалось бы что-то поблескивает. Смешиваясь со звуками ливня и грома до нас доносился далекий крик судмедэксперта, ломившейся в дверь.
— Ты уверена, что свет был отсюда? — Семен скептически посмотрел на Занудную, подходя ближе к ней.
— А ты видишь здесь другие дома?! Он один на несколько гектаров! — она продолжала попытки уже выломать злосчастную дверь. Я огляделся на наличие дверного звонка, но не нашел ничего, кроме старинного витого металлического кольца, красовавшегося на, как ни странно, добротной двери.
— Ох и не нравится мне это все… — снова протянул Сема.
— Я промокла до нитки, мальчики, вы обязаны что-нибудь сделать! Не смейте оставлять девушек под дождем, Илья, ну скажи им!
Первым подойдя ближе к двери, я взялся за кольцо и отпустил его. Грохот разошелся по зданию, да так, что задрожали окна, и все замерли. Даже Занудная на секунду притихла от неожиданно громкого звука. Казалось, будто грохот расходился по глубокой пещере, а эхо звучало в ушах еще очень долго. Секунды тянулись мучительно долго, но никто не отвечал на стук.
— Мне кажется, или свет в окне окончательно погас? — Вова протер рукавом запрокинутое вверх лицо.
— Боюсь тебе не кажется, — вздрогнул Сема.
***
Женщина печально взирала на то, как у ворот остановилась машина, буксуя в грязи.
— Мама, я хочу кушать… Мама, пора покушать…
Люди не спешили подходить к дому, только одна женщина с визгливым голосом, раздражала и так больную голову. Она прямиком направилась к двери и ломилась в нее, пока все остальные стояли в раздумьях. Ей ничего не хотелось, лишь бы наступила желанная тишина, но люди никуда не уходили, даже наоборот, постепенно начали подтягиваться, а ребенок неутомимо плакал. Хотелось схватится за волосы и забить ими уши, только бы это все ушло. Но женщина так и оставалась стоять у окна с догорающей свечей. Тут раздался стук дверного кольца.
— Мама, мама, впусти их… Мы не можем их упустить…
Она посмотрела вниз, на того, кто постучал, и вздрогнула — мужчина мгновенно напомнил ей об отце ребенка, его красота была так же пленительна и благородна.
— Мама…
Женщина, не произнеся и слова, начала спускаться. Плачь ребенка наконец-то стих…
***
Дверь с протяжным скрипом отворилась и в проеме из темноты появилась… Женщина, заставившая сердце ухнуть в пятки. Она выглядела крайне плачевно: длинные нечесаные черные волосы спускались до колен, провалы глаз особенно сильно выделялись на болезненно белой коже, а белая в пол, грязная ночная рубашка превращала ее в призрака.
— Наконец-то нам открыли, — возмутилась госпожа Занудная, — Пропустите нас в дом, нам необходим ночлег.
Женщина, тихо шурша подолом посторонилась, пропуская Ренату вперед. Она опустила глаза, ждя пока мы все войдем, и, что казалось странным, не произнесла и слова. Я с какой-то жалостью покосился на нее.
— В гроб краше кладут, — досадливо выплюнул дознаватель. Алина на это высказывание ахнула, прикрывая гаденькую улыбку ладошкой с вызывающе ярким маникюром. Я неодобрительно цыкнул на них, проходя мимо них дальше в дом. Оглядевшись, в душе возникло чувство безысходности, как будто я больше никогда отсюда не выйду… Семен подошел ко мне, бросая странный взгляд на хозяйку.
— Как-то все это подозрительно. Посмотри: старый дом, ночь, она одна, везде пыль и темень, такое ощущение, что электричества здесь вообще нет. Не нравится мне все это, — друг напряженно сжал мое плечо, — как только я вошел, появилось ощущение чужого взгляда, но откуда?
После этих слов я зябко пожал плечами. Нельзя сказать, что Семен не прав. Этот дом действительно ощущался как-то по иному. И находиться здесь было очень неприятно. Но казалось заметили это мы вдвоем. Все, пожалуй, кроме Вовы, разбрелись, а Рената наседала на женщину, чтобы та распределила нам комнаты. Наш же водитель, нервно озираясь, жался к стеночке, затравленно глядя по сторонам.
— Прошу за мной, — прошелестела хозяйка дома, почти не размыкая губ. Она, прикрывая дрожащую свечу костлявой рукой, направилась на второй этаж. Мы все переглянулись и последовали за ней. Чувствую, эта ночь точно не будет спокойной, и в эти недобрые мысли ворвался отблеск, мелькнувшей за окном молнии.
