***
Когда Техно выскакивает из салона, небо уже частит колючим дождем. Он подставляет ему лицо, наслаждаясь тем, как капли вонзаются в кожу. Морозит. Техно выдыхает и удивляется, почему это пар изо рта не идет. А потом понимает, так кристально чисто и оглушительно больно, что холодно на самом деле внутри него самого. Мерзло, во льду все, в сосульках, свисающих угрожающе, острых-острых. Потому что утро началось с одиночества, как и всегда. С пустоты, как и всегда. Это слишком обыденно, и Техно, не волнуйтесь, привык. Давно уже привык. Техно хотел бы проснуться немного иначе. Хотя бы раз. Хотя бы два. Хотя бы всю жизнь. Но судьба та еще паскуда. Хотя «немного иначе» все же случилось. С пробуждением это никак не связано, а вот со сном — да. Блейд спал спокойно, ему даже снилось приятное что-то, светлое, давно забытое. Кажется, это называют счастьем. Техно не сечет в этом нихуя. Зато сечет в ебаных закономерностях. Закономерностью было то, что сам он сваливал сразу после секса, либо вышвыривал заблудшую душу из номера, если к себе тащил. Закономерностью было то, что ему не хотелось просыпаться с кем-то рядом. Закономерностью были секс-партнеры, которые о Техно знали лишь его имя и то, что он не любит херовы нежности вроде поцелуев. А потом появился Филза. Закономерности были посланы нахуй. Техно почему-то медлит, ерошит волосы, которые даже не потрудился заплести сегодня, ходит у дверей туда-сюда. Нащупывает в кармане зажигалку и новую пачку сигарет, предусмотрительно купленную еще вчера. Отступает под козырек пекарни. Прикуривает. Затягивается. Если бы сигаретным дымом реально было затянуть что-нибудь внутри — возможно, его жизнь не была бы такой пизданутой. На пару-тройку меньше кровоточащих рваных ран, меньше разломов, неловко залепленных сигаретной смолью — не такой уж плохой расклад, а? Почти утопия. Техно смотрит на пепел, спадающий с сигареты, который разносит ветром, и думает, что с ним так же происходит. Разнесло его, блять. Волосами-золотом и глазами-лазурью. Швырнув окурок в мусорное ведро, он наконец открывает дверь, слыша знакомый звон, и окунается в тепло и свет, где кондеры на полную и запах кофейных зерен да свежей выпечки расползается с удвоенной силой. Почти никого нет. Филза стоит за прилавком, спиной к Техно, чуть более взъерошенный, чем обычно. Услышав известие о новом посетителе, он откладывает коробку с сахарными пакетиками в сторону и потягивается так сладко, что Блейд еле удерживает себя на ногах. Такой жалко-обреченно-влюбленный. С такими жалко-обреченно-влюбленными мыслями о том, что Фил блядски красив даже будучи такой взъерошенной вороной. Хреново совершенство в квадрате, в кубе, бля, в бесконечной, сука, степени. Техно шаг за шагом подходит ближе к чужой спине с выделяющимися острыми лопатками, останавливается как раз в момент, когда Филза поворачивается внезапно резко и оказывается нос к носу с ним. И, видимо, сам от этого оказывается в замешательстве — слишком близко. Так близко, что его дыхание у Техно на лице оседает теплом. Так близко, что Техно перестает дышать, точно спугнуть его боится. Так близко, что Филза делает шаг назад. И его напряженные, по ощущениям сведенные судорогой широкие плечи — Блейду ржавой пилой по нутру. В острых чертах лица читается настороженность, готовность в любую секунду начать защищаться. В целом ожидаемо. Все равно больно. — Техноблейд, — Фил произносит его имя так, будто он — лучшее и худшее, что с ним случалось, будто не знает, хочет ли мафиознику врезать — или его обнять. Техно дергано кивает, мол, и тебе привет. — Зачем? — все так же стыло шепчет Филза, и в голос его, наверняка вопреки желанию, пробивается что-то ломкое, ощутимое в уже изученных Блейдом полутонах. Насколько вопрос Фила глобален, он не знает. В масштабах всей вечности Техно бы ответил: «Потому что — ты». Но в масштабах этого дня, этого помещения, в границах рациональности и обсессии, воплощенной в остроте золотых ресниц, вспарывающих его вновь и вновь, он выдыхает лишь хриплое: — За пирожком с картошкой. И эспрессо. Между ними создается аномальный вакуум. Глухой и беспробудный. Техно даже уши прочистить хочется — зевнуть до хруста в челюсти, чтобы звуки вернулись. Филза в какой-то прострации нажимает кнопки на терминале. — Карта? — он поднимает взгляд. — Какое великолепное красноречие, солнце, — Техно пытается включить свое привычное поведение (и Фил даже привычно подрумянивается), но тут же срывается: — Ты выглядишь уставшим. Он резво передает карту и прочищает горло, потому что если собственное тело еще кое-как удается контролировать, то на голос сил не остается — все уходят на то, чтобы не сгребсти чужое тело в объятия с желанием впитать в себя каждый блядский сантиметр от шеи до ремня, каждый выступ мышц, каждый вдох-выдох грудной клетки, забрать это все себе, сделать своим, личным, собственным. И расспросить, в конце концов, какого же хуя произошло. Какого. Мать его. Хуя. — Действительно, почему же, — Филза наконец расслабляется и неосознанно потирает шею, усыпанную, господибоже, пластырями, выглядывающими из-за поднятого ворота рубашки. Техно сглатывает. — Взял бы выходной? Свалил бы работу на тех мальчишек? — оплачивает покупку. — Да не могу я так, у них учеба, четкий график, — Филза простреливает его возмущенным взглядом и добавляет с обреченной улыбкой. — Ну и мудак же ты. — Соответствую. Фил сквозь зубы тянет воздух, щурясь на Техно. — Хочется тебе в нос дать. И послать далеко и надолго. — Надолго. Но не навсегда, — мафиози оскаливается зубасто. — Я считаю это успехом. Фил закатывает глаза и принимается за приготовление кофе. На плечи Техно вновь наваливается тяжесть, внутренности скручивает страхом. И держать в себе это уже невозможно. — Почему ты ушел? Филза замирает. Кромками зубов захватывает нижнюю губу, да так сильно, что от нее кровь отливает, а кожа становится почти белой. Вроде бы ничего не происходит, а один хер в сознании Техно всплывает фильм, где герой застыл перед механизмом бомбы с таймером и не знает, какой провод резать: красный или синий. Желтый, может. А время идет. Счет на секунды. И тиканье таймера становится издевательски громче. Тик-так. Тик-так. Тик-так. Напряжение обволакивает плотным облаком. Тик-так. Тик-так. Тик-так. И кажется, это не из механизма уже звук идет, а в голове зудит. А потом Филза начинает говорить: — Я все же считаю себя взрослым человеком, четвертый десяток идет, и хочется нормальных серьезных отношений. Свою молодость я отгулял еще до первого брака, одноразовые связи ушли в прошлое, разгульный образ жизни забыт. Нет, я ходил по клубам после развода, мог подцепить кого-то на ночь, но быстро понял, что хочется именно одного человека. И для жизни, и для секса. Хочется к кому-то возвращаться домой, обниматься на диване, смотря что-то вместе. А утром проснуться от жаркого минета и после разделить завтрак на двоих. Вот что мне нужно, — он поджимает губы. — А ты... Ты молоденький мальчик, который не нагулялся. Который любит разнообразие, постоянством не блещет. Думаешь, я не знаю таких? Ты очевидно не привык, что тебе отказывают, перечат. Это оказалось привлекательно, да, Техно? Но стоит вам получить свое, покорить вершину, интерес пропадает и вы выкидываете человека, как ребенок — наскучавшую игрушку. Я решил, что проще сразу дать тебе желаемое. Филза замолкает, проглатывает последние слова с ярким отчаянием и так явственно догорает своим разломом, что собственный разлом Блейда отзывается на это воем и скрежетом. Нет нихрена хорошего в том, чтобы понимать, что мир все утро рушится, сжимается в черные дыры не только у него одного. Техноблейд и вправду привык все запросто получать, уже до нужной температуры разогретое и почти на все готовое. Привык, что одного многозначительного взгляда достаточно, чтобы за ним пошли куда угодно. Хоть в могилу, хоть в постель. А тут — злой, щетинистый Фил, на которого даже смотреть рекомендовалось внутренним голосом с особой осторожностью. И так — ей-богу было вкуснее. Но... Но. — Это никогда не было планом. То есть... — скрипнув зубами, Техно все-таки нехотя исправляется; не хочется ничего от Филзы скрывать. — Ладно, когда я только встретил тебя — да, было. Я сам думал, что все так и будет, что меня отпустит, как только мы переспим. Но буквально пару дней назад понял, что влип. Что это нечто иное... Понимаешь? — пальцы Техно сжимаются сильнее, пока под веками чернота сбоит грязно-серыми пятнами; пока страх и отчаяние продолжают нарастать, грозя погрести его под собой. — Моим планом не было затащить тебя в постель и "выкинуть", Фил. Все, что между нами... Блять. И вправду — блять, да и только. Дурацкое сердце Блейда сбоит. — Кажется, я влюбился. Да, так бывает — влюбляются. У Техно так не было. Интересы у Техно жестокие, мразные, аморальные. Техно всю жизнь в грязи копался — строил карьеру в преступном мире. Кому такое кроме больных обмудков понравится? Техно не влюблялся. Мог бы, конечно, если бы захотел. Но желания не появлялось от слова совсем. Мог бы, да себе запретил. Любовь не про Техноблейда. Любовь про чистое, светлое, теплое. Техноблейд про жестокое, аморальное, мразное. Но теперь у Техноблейда есть Филза. — Я не хочу вычеркивать тебя из своей жизни. Не хочу, чтобы ты вычеркнул меня. Доволен? — он невольно срывается на рык. — Да какое нахрен доволен? — Фил ответно шипит. — Ладно, допустим, я тебе верю. Но ты понимаешь, что мы общаемся меньше месяца? — И? — Тебя ничего не смущает, не? — Нет. — Мы все еще... — Фил сглатывает, — чужие друг другу люди. — Ты не чужой. Эти слова Техно выдыхает тихо, но монолитно, застывая в считанных сантиметрах от Фила — перегнулся через прилавок. — Ты, значит, не успокоишься, пока я не рехнусь, да? — раздраженно-мягко спрашивает тот. — Ну, это было бы честно. Ты же меня с ума свел. Напряжение только растет, как и колючее, бойкое осознание того, что Филза имеет на сомнения право. И имеет право на отказ. Филза не привязан к нему, как Техно того бы хотелось. А хотелось бы ему навсегда — красной нитью судьбы, самим богом, судьбой, да хоть шершавой бечевкой, что угодно сойдет. Несите, вяжите их уже поскорее. Но Филза может и должен выбрать свою судьбу сам. Страшно. И хочется вернуться в тот пасмурный день, в свою личную точку невозврата. Хочется надавать себе оплеух, и подзатыльников, и пинков под зад, и приказать валить оттуда, валить так быстро и так далеко, как это возможно. Чтобы отсрочить свой приговор еще ненадолго. Чтобы не стоять в тот день перед разгромленной пекарней. Чтобы не ловить восторженно каждую вспышку в отливающих в свете городских огней золотых волосах. Хочется вернуться и сказать себе, чтобы не вздумал поступать иначе. Страх. Отчаяние. Нарастающие. Душащие. Да, так бывает. И Техно не выдерживает: — То есть, все, что было... Трель звонка прерывает его. Техно хмурится, резким движением пальца принимает вызов и прикладывает смартфон к уху: — Слушаю? Стоя рядом с готовым кофе в руках, Филза смотрит внимательно и совершенно точно не намеренно прислушивается. — ...Почему меня не предупредили? — Простите, босс, мы думали, товар будет вовремя. — Ваша задача не думать, а делать и, если что-то идет не так, сообщать мне, — Техно старается раздражения не выдавать. Но старания его по пизде, следовательно голос тоже. — Нам только что сообщили, что общаться они будут исключительно с вами и исключительно наедине. — Много хотят. Отправь к ним Коннора с сопровождением, он разберется. — Понял, босс. Но, боюсь, ваше присутствие все равно потребуется, только в другом деле. На нас донесли, полиция раскрыла один из наших банков с помощью меченых купюр. И планирует конфисковать все наши средства из той копилки. — Буду через минут тридцать. Передай Ники, чтобы собрала нужных людей за Столом. Сбросив звонок, Техно мягко рукой по линии роста пшеничных волос проходится, вплетается пальцами в мягкий огонь. Тут же глаза от удовольствия закатить хочется и постоять вот так еще немного. У Фила кожа на шее слегка влажная, и под пальцами чувствуются мурашки. У Фила короткие волоски встали дыбом. Техно эгоист, но ему нужно идти — своих ребят бросать нельзя. Он отмирает, выдыхает сорвано, хватает стакан с кофе и пирожок и выбегает из пекарни прежде, чем Филза успевает что-либо сказать.***
— Босс. — Добрый вечер, Гоги. Дрим как улыбнется и скользнет взглядом — так сразу помыться тянет, потому что взгляд его точно прощупывает изнутри. Нечисто с ним. Джордж завидует тем, кто так думает. Ему бы хоть раз какую неприязнь и мерзкие боязливые мурашки. Он очередную, приветственную улыбку Дрима лишь с удовольствием прячет в груди. Джордж быстро привык к рукам Дрима, к повелительному тону заискивающего голоса. Быстро привык реагировать с первого же слова и неукоснительно выполнять все, что от него требуется. А требовалось от него немногое: передавать слово босса и следить за тем, чтобы все было выполнено в лучшем виде. Быстро привык делать это без угрызений совести и жалости — деньги были важнее. Дрим был важнее. Быстро привык к тому, что оказался правой рукой, любовником, верным псом. Не подхалимом, нет, хвостом не вилял, радостно не прыгал в ожидании своего «хозяина». Просто привязался быстро. Просто нравилось, что Дрим его принимает, понимает, к себе ближе притягивает и, может быть, даже любит. Своей специфичной любовью. С гематомами, кровоточащими укусами, с повреждением наружных тканей, со множественными ушибами, колотыми, резанными, пулевыми — всеми известными травмами. Такой вот больной, простуженной любовью. — У меня для тебя поручение. Дрим сидит, распластавшись по креслу. Склоняет голову набок, в наглую разглядывая Джорджа, властно, самодовольно. Впрочем, он все делает с тотальным превосходством, как король ебаного мира. Джордж обходит стол и опускается на колени, сдувает челку с глаз. — Нет, нет, — Дрим усмехается, крутит в руке бокал, взбалтывая содержимое, и вздергивает носок лакированного ботинка — приказывает подняться. — Действительно поручение. — Прошу прощения великодушно, босс. Слушаю? — Мне донесли, что Блейда не раз видели без сопровождения вот в этом месте, — Дрим кладет на стол фото. — Я тебе скину координаты позже. А пару дней назад я с ним говорил, и ты бы его видел... У меня есть основания полагать, что нам подвернулась уникальная возможность заполучить рычажок давления на него, — говорит таким будничным тоном, словно бы ведет пустую беседу с любовницей о том, какой бренд одежды у нее любимый. Джордж мало что знает о Техноблейде. Но образ его четко отпечатался в его памяти еще с первой встречи, когда Дрим с ним обсуждал махинации какого-то проблемного казино за приватным ужином. Джордж тогда не удержался и вставил в один миг свою мысль. До этого сидевший с каменным лицом Техноблейд усмехнулся, пальцами с напускной небрежностью поигрывая зажатым в них ножом. Обычно, если люди такой оскал видят, им не по себе становится. Как там говорят? Кажется, кровь в жилах стынет. Тут Джордж исключением не стал. А после с тем же невпечатленным выражением лица Техноблейд вновь продолжил беседу с Дримом, разрезая крупную картошину. Джорджу впечатлений хватило. Жуткий, опасный тип. Наверное, Дрим той же породы. Может, поэтому они и ладят. Ну, враждуют вообще-то, но Джордж не может не замечать дружеско-сопернического запала в их отношениях. — Хотите, чтобы я отправился туда? — он поправляет пиджак, смотрит с готовностью. — Не ты, — Дрим вновь улыбается, но как-то не по-змеиному — так, как может улыбаться только нескольким избранным. — Пошли кого-то из доверенных лиц. Пусть притащит мне сюда владельца этой кафешки или что оно там есть. И ни бог, ни дьявол не поможет ему, если вздумает облажаться. И от улыбки его вновь веет жутью и мерзостью. Взгляд колется под кожей, разливается зеленым ядом, токсином сочится в каждую клетку. Как славно все же, что у Джорджа иммунитет.