Flightless bird

Гарри/Прошлое Сегодня был день X. Луи проснулся на два часа раньше, чтобы одеться и уложить волосы. Он превращался в настоящего фанатика, когда не мог заставить свою причёску выглядеть должным образом. Александр Бошан приехал в школу и этим утром должен был проводить прослушивание в «Сон в летнюю ночь». Луи наматывал вокруг меня круги, говоря, чтобы я собирался. «Торопись! Торопись!» Он хотел попасть туда до начала прослушивания, чтобы представиться Бошану. Сегодня никто не был одет в майки и спортивные штаны. Мы все вырядились в лучшее, что у нас было — я надел черные лосины, а Луи сизо-голубо-белое боди с круглым вырезом. Он выглядел таким мягким и красивым, что мне захотелось потереться о него щекой. Я несколько нарушил дресс-код, надев кожаный браслет, который мне подарил Луи. Я спрятал руку за спину, проходя мимо мадам Лесоваж в холле. Бошан выглядел старше, чем на фотографиях. У него были серебристые волосы, аккуратно зачесанные на пробор, и очки без оправы, которые обрамляли его тяжелый лоб. Он бросил свой пиджак на раскладной стул, как только вошел в студию, и закатал рукава своей белоснежной рубашки. У него был с собой зонтик, хотя дождя не было. Луи подбежал к нему перед нашей разминкой, со старой программкой, бумага дрожала в его вспотевших руках. «Мистер Бошан, не могли бы вы ее подписать?» «Я не видел эту фотографию целую вечность!» он усмехнулся, его длинные элегантные пальцы скользили по страницам. «Как твое имя?» «Луи Томлинсон», — сказал Луи, перелистывая страницу, которую он хотел подписать. «Это был первый балет, который я когда-либо видел. Это то, что заставило меня захотеть стать танцором». «Сколько тебе было лет?» «Пять. Моя мама отвела меня на постановку». «Пять», — сказал он с притворной строгостью, — «Ты заставляешь меня чувствовать себя старым, Томлинсон». «Простите, сэр, — извиняющимся тоном сказал Луи. Бошан снова засмеялся и вернул подписанную программу. Луи сердечно его поблагодарил. Бошан велел нам занять свои места у станка. Я быстро обнял Луи за плечи и прошептал: «Удачи». Он похлопал меня по руке. «И тебе». Бошан ходил взад и вперед по рядам танцоров с длинным черным зонтом в руке, стуча по земле, чтобы вести счет. Он остановился рядом с Луи, одобрительно кивнув. Луи, как обычно, делал упражнения с легкостью и точностью, но я знал, что в глубине души он волновался. Мы немного поработали на полу и сделали перерыв, прежде чем каждый из нас мог исполнить короткие соло, которые мы готовили неделями. Мы ждали в холле, и нас вызывали по одному. Я был безнадежен в этой гонке, поэтому особо не нервничал. Луи весь трясся. Как бы я ни нервничал за него, я был отчасти рад, что он волновался, потому что это дало мне повод прикоснуться к нему. Мы сели друг напротив друга на полу, и я утешительно потер его бедра. Он выглядел полноватым и как будто урезанным в этих колготках… Голова Луи упала мне на грудь, и я с радостью обнял его. «Все в порядке. У тебя все получится!» Я погладил его по затылку, который был мягким и гладким, как у детеныша тюленя. «Что, если я облажаюсь? Он мой кумир. Я умру.» «Ты не облажаешься. Твоя техника безупречна». Ты безупречный, — подумал я Из-за всех этих дружеских подбадриваний я совершенно забыл о собственном прослушивании. Меня вызвали первым. Студия была страшным местом во время прослушивания — пустым и холодным, — когда единственное тело, которое ее согревало, было вашим собственным. Было удивительно, насколько по-другому может выглядеть и ощущаться комната, когда вы появляетесь в ней с другой целью. Я отдал свои ноты школьной балетной пианистке, доброй, постоянно шмыгающей носом пожилой женщине по имени Мэри. Перед Бошаном лежал желтый блокнот. Он попросил меня представиться. У меня действительно ничего не было подготовлено. «Гарри Стайлс, 15 лет». Он улыбнулся. «Это все?» «Гм, да». Мэри высморкалась и начала играть. Я начал свое соло не на тот счет, но остановился и догнал музыку. Я работал над своими прыжками с Луи, но они никогда не были правильными. Я не мог полностью разогнуться в воздухе. Луи считал, что я слишком рано сгибаю колени из-за страха, потому что подсознательно не верил, что мое тело благополучно приземлится. Бошан что-то нацарапал после моего слабого гранд-жете. Я, возможно, не разбирался в крупных технических элементах, но я смог войти в характер. Это был мрачный номер Жизели. Я сконцентрировался на музыке, мимике и руках, переходя от bras bas к grand pose с тяжелой грустью, в разы превышающую обычно подвластную людям моего возраста. Бошам положил ручку и хлопнул в ладоши. «Вы тонко чувствующий исполнитель, мистер Стайлс». «Спасибо, сэр», — задыхалась я, покраснев и запыхавшись. «Тебе нужно поработать над своей техникой, но я думаю, ты уже это знаешь». «Да, сэр». Он вывел меня из студии. Луи расхаживал по коридорам, грыз ногти до отстервенения. Когда подошла его очередь, я смотрел через маленькое квадратное окошко студии. Он воодушевленно исполнил номер из «Сон в летнюю ночь». Он был идеальным, чистейшим солнечным светом, и на него было приятно смотреть. Когда Луи закончил, он вылетел из студии и театрально рухнул на землю, прижав тыльную сторону ладони ко лбу. «Что он сказал?» — спросил я, взволнованный за него. «Я не уверен. Я так нервничал, что, кажется, потерял сознание на секунду». Закончив на сегодня, Бошан вышел из студии. Деревянная ручка зонтика свисала с его запястья, а пиджак перекидывался через плечи, как плащ. Луи немедленно встал, как солдат, и пожилой мужчина обнял его за плечо. «Невероятный номер, Томлинсон». Затем он взглянул на меня и тепло улыбнулся: «А ты, Гарри Стайлс, 15 лет, — это было очень зрелое выступление для такого юного мальчика». Мы оба благодарно кивнули, заложив руки за спину, прежде чем повернуть за угол и запрыгать от восторга. Список актеров был опубликован на следующее утро. Единственными танцорами нашего года, получившими главные роли, были Джиджи и Лиам. Она сыграла Хелену, а ему досталась желанная роль Пака. Еще до того, как я посмотрел на список, я знал, что получу самую скромную роль, и был прав. Меня пригласили в качестве фонового танцора. Луи, возможно, не получил ведущую роль, но он получил соло. Он был в восторге. То, что мы не получили роли Деметрия и Лисандра, не означало, что мы не могли об этом мечтать. Мы пробирались за кулисы театра, когда основной состав репетировали, и запоминали хореографию, чтобы потом практиковаться в общежитии. Лучше всего было наблюдать за стропилами. Нас никто не видел, и нам была видна вся сцена. Бошан был намного жестче на репетиции, чем во время прослушивания. Вместо того, чтобы слегка постучать по зонту, он стукнул по полу и угрожающе раскачивал его, как меч, чтобы подчеркнуть свою точку зрения. На Джиджи кричали за то, что она неправильно взмахнула волосами. Я никогда не слышал, чтобы кто-нибудь так на нее огрызался. Думаю, что она тоже. Но, возможно, выдержать весь этот крик и размахивания зонтиком стоило того, потому что сцена была великолепна. Забавная и красивая — каждый персонаж был настолько выразителен в своих движениях и эмоциях, что я забыл, что они были учениками или даже танцорами. Как будто я телепортировался в Афины. Интереснее всего было наблюдать за лицом Луи во время выступления. Его нос сморщился, а глаа прищурились, когда он смеялся и улыбался. Он сиял изнутри. Мне было трудно сосредоточиться на хореографии, потому что я не мог оторвать от него глаз. Прошло несколько недель с тех пор, как я заснул во время «Стражей Галактики», и я думал, что больше никогда не найду возможности поцеловать его. Мы всегда были слишком уставшими, слишком неловкими или слишком застенчивыми. Мне никогда не казалось, что в тот момент подходящее время. Но здесь, на стропилах, где мы были на вершине мира, где играла музыка, и на наших щеках плясали свет и тень, все было идеально. Единственная проблема заключалась в том, что Луи был настолько поглощен репетицией внизу, что было трудно привлечь его внимание. Не знаю, вдохновило ли меня интимное пространство за кулисами или же наблюдение за актерами, которые исповедуют свою любовь друг к другу, но я почувствовал себя уверенно. «Ты мне нравишься», — сказал я. «Ты мне тоже нравишься», — ответил он, все еще наблюдая за танцорами. Не думаю, что он понял, что я имею в виду, поэтому кладу руку ему на колени. Он повернулся ко мне. «Ты мне нравишься», — сказал я снова, но на этот раз тихо. Трудно было проявить смелость, когда он смотрел прямо на меня. Я наклонил голову вперед. Элеонор сказала, что всю работу сделает Луи, но это было неправдой! Я действительно выставил всего себя на обозрение, а Луи не сдвинулся ни на дюйм. Закрыв глаза, я прижался к его губам, а затем немедленно отстранился. Я запаниковал. О Боже, а что, если я все-таки ошибся, и я ему так неинтересен? Что, если он еще не поцеловал меня потому, что просто хотел дружить? Луи моргнул. Следующее, что я почувствовал было его губы на моих, мягкие и теплые, его сердце бешено колотилось напротив моей груди, его дыхание было неровным. Он резко двинулся в мою сторону и я упал на локти и он залез на меня сверху. «Подожди», — прошептал он. Он расстегнул свою толстовку и галантно расстелил ее на земле позади меня. Он взял меня за затылок и уложил на нее. Я прикоснулся к его щеке, и он снова поцеловал меня, медленно, глубоко, с языком. Я понятия не имел, что мне делать, поэтому просто сделал то, что чувствовалось правильным, и переплел наши языки. Он был повсюду — целовал мое лицо, мою шею, засовывал руки под мою рубашку, чтобы ощутить мою обнаженную грудь и живот. Луи целовался, словно танцевал, всем телом в неистовых порывах страсти. Я почувствовал, как мои штаны натягиваются в пахе, но впервые в жизни я не смутился из-за того, что у меня встал перед другим человеком. Все эти горячие, беспорядочные побуждения наконец-то попали в цель, и этой целью стал Луи. Он поцеловал меня в шею, и я громко застонал. «Шшшш», засмеялся он и прижался бедрами к моим бедрам, облизывая, целуя и посасывая мою шею, пока я корчился от удовольствия под ним. Ему не потребовалось много времени, чтобы заметить, что у меня встал. Низкое рычание сорвалось с его губ, и он начал тереться об меня. Ощущение его твердой плоти на моей сквозь штаны сводило меня с ума. Меня даже не волновало, делаю ли я что-то неправильно, я прижалась губами к его губам, жадно целовал его и царапал его спину, пока мы страстно противостояли друг другу. Затем он остановился. «Гарри, я должен тебе кое-что сказать». Нет, — подумал я, — никаких разговоров, больше поцелуев. «Ага…» «Ты мне действительно нравишься.» «Я знаю!» Я схватил его за шею и потянул вниз, побуждая продолжать. «Я потерял голову в первый же день, как увидел тебя». «Почему ты не поцеловал меня раньше?» «Потому что я не был уверен, что ты готов… и потому что ты все время засыпал». Я закрыл лицо и застонал от смущения. Он убрал мою руку. «Но сейчас ты не спишь». «Ни за что». Он поцеловал меня, улыбаясь в мои губы. «Хей, крикнула одна шестикурсниц. «Что вы двое там делаете?» Все танцоры внизу посмотрели на нас снизу вверх. Луи схватил меня за руку, и мы побежали изо всех сил, вырываясь через двери сцены в коридор, смеясь. Мое лицо все еще горело, а одежда задиралась из-за недавних любовных игр. Луи начал подпрыгивать и кружиться вокруг меня. Я гнался за ним, мои шаги измерялись энденетами и пируэтами. У меня так закружилась голова, что я не понимал, куда иду, и врезался прямо в Джиджи. «Что вы, двое идиотов, задумали? Разве тебе не следует репетировать с другими танцорами второго плана?» «Заткнись, Джиджи! Мы Деметриус и Лисандр, — крикнул Луи, пролетая мимо нее. «Да!» — вторил ему я. Увлекшись танцем, мы, хихикая, добрались до студии. Вот бы у нас не было репетиции. Больше всего на свете мне хотелось вернуться в комнату и продолжить то, что мы начали. У станка я посмотрел в зеркало и изучил свое лицо. Мои губы были опухшими и красными, зрачки расширились, а грудь и шея покрылись пятнами. Я обернулся. Луи выглядел таким же разбитым, как и я. Я разделся до колготок и его глаза вспыхнули желанием при виде меня. Мне стало интересно, что случится, когда ночью мы окажемся в нижнем белье в одной кровати. Бошан вошел в студию, и Луи быстро чмокнул меня в шею, отчего я глуповато улыбнулся. Я не мог перестать улыбаться. Я понятия не имел, как я справлюсь с этой репетицией. Но я справился. Бошам работал с нами так же скрупулезно, как с солистами: прикрикивая, стуча зонтиком и грубо поправляя руками. Меня выделяли больше всего из-за отсутствия техники. К тому времени я уже привык к таким замечаниям. Луи же напротив постоянно вызывал восторги у Бошана. «Превосходно, Луи», «Молодец, Луи», «Как всегда, безупречно, мистер Томлинсон». К концу репетиции я был весь в поту и истощен, мышцы дрожали. Я подполз к своему рюкзаку, когда Бошан позвал всех нас в центр комнаты. Он хотел сделать объявление. «Как многие из вас знают, моя жена Ирина Бошан — прима-балерина балета Парижской оперы. Я собираюсь посетить премьеру «Лебединого озера», и, как и в прошлом году и за год до этого, я хотел бы пригласить с собой собой одного многообещающего молодого студента». Все тело Луи напряглось, как будто кто-то вставил ему стержень в позвоночник. Он уже слышал о таких поездках. Последний студент, которого Бошан отправил в Париж, получил место в парижской труппе еще до того, как окончил академию. Мы все предполагали, что он возьмет Лиама или кого-то еще из ведущих танцоров. Бошан подошел к Луи, и я затаил дыхание. Это была огромная честь. Я так им гордился! Конечно, я бы хвастался об этом каждому встречному. Я официально был лучшим другом (а может быть, парнем) самого многообещающего студента Королевской Академии. Однако Бошан продолжал идти и остановился рядом со мной. «Гарри, я хочу взять тебя с собой». Я посмотрел через плечо. «Меня? Вы уверены?» Он засмеялся. «Я уверен.» Луи прикрыл глаза, совершенно ошеломленный. Я хотел отказаться, но не знал как. Бошам был крупной шишкой и вся комната обратила на нас свои взгляды. «Спасибо, сэр, с удовольствием». «Чудесно». Мне понадобится разрешение от родителя или опекуна. Мы уезжаем в четверг. У вас будет два дня осмотр достопримечательностей Парижа перед шоу. Ты когда-нибудь смотрел «Лебединое озеро?» Я понизил голос, чтобы остальные танцоры не слышали. «Я никогда не был на балете». . Хихиканье эхом разнеслось по студии. Бошан сочувственно кивнул. «Эта поездка будет полезна для тебя, Гарри». Когда танцоры вышли из студии, я обернулся, чтобы найти Луи. Он был у двери, собираясь уйти без меня. Я догнал его, и он небрежно перекинул сумку через плечо. Он вел себя так, будто то, что только что произошло, не имеет для него большого значения, но я знал, что это не так. Я видел, что он расстроен. Мы вышли в коридор. Я начал идти к нашему корпусу, но Луи пошел в другом направлении. «Разве ты не хочешь вернуться в нашу комнату?» Спросил я. «Я иду в спортзал». «Могу я пойти с тобой?» «Я бы хотел побыть один». Какое-то время мы топтались на месте, неловко шаркая ногами по полу. «Мне очень жаль, Луи. Я не хотел, чтобы он меня выбирал. Ему не стоило выбирать меня. Я отстой». Луи смягчился. «Ты не отстой. Ты особенный танцор, Гарри. Я это вижу, и Бошан тоже это видит». «Пожалуйста, не злись на меня». «Я не злюсь, просто завидую. Вот и все».