Flightless bird

Луи/Настоящее время Мы репетировали первую сцену, в которой появляется персонаж Гарри Фон Ротбарт. В этой сцене я, принц Зигфрид, пытаюсь убить злого колдуна фон Ротбарта у заколдованного озера. Я полировал свой арбалет, когда Гарри вошел в студию. Он был в спортивном костюме и свободной футболке с резинкой для волос во рту, когда собирал свою каштановую гриву в пучок. Он пропустил несколько завитков на затылке. Его волосы не были такими вьющимися при такой длине, но эти маленькие детские волоски на его шее напомнили мне, какими вьющимися и мягкими они были раньше… «Ты слушаешь, Луи?» — пропел Морис. «Я сказал, что мы готовы к вашей сцене». Я встал. Морис был яйцеголовым мужчиной с крошечными черными глазами и высокой прической. Он был напыщенный, любил драматизировать, но в то же время был чувствителен и стремился угодить. Он относился к танцорам как к пасынкам, которых отчаянно пытался завоевать. Гарри обнимал Джиджи в углу студии, ведя тихую беседу, к которой я не был причастен. Неважно, мне все равно нужно было растягиваться. У меня не было времени на легкомысленную болтовню. Я протянул арбалет впереди, а ногу сзади. Пианист начал играть навязчивую восьми нотную аранжировку Чайковского в фа-диез — трагическую мелодию, которая звучала на шкатулках маленьких девочек по всему миру. Она олицетворяла ужас, гибель невиновности, потерянной или украденной. Гарри прыгнул на меня и пролетел через студию гранд джетом, за которым последовала серия пируэтов. Фон Ротбарт принял форму совы в этой сцене, и Гарри двигал руками, как крылья. Он старался изо всех сил, но счет и выражение его лица были неверными. Морис остановил его и с сильным швейцарским акцентом, который заставлял его звучать так, будто у него был рот, набитый ватой, велел Гарри следить за своим счетом и выражением лица. «Я не согласен», — категорично заявил Гарри. О боже, подумал я, так я и знал. Джиджи закинула руки за голову и посмотрела на меня взглядом, в котором читалось: «Упс». Морис, должно быть, подумал, что это недопонимание во из-за языкового барьера. Он задорно объяснил: «Он злодей, Гарри, и твое выражение должно быть злым, и ты входишь в мой счет вместе с музыкой, а не противореча ей. Понятно?». Гарри внимательно следил за своими шагами, внимательно следя за собой в зеркало, вместо того, чтобы обращаться напрямую к хореографу. «Мы не знаем, что он злой». Я засмеялся. Морис был ошеломлен. «Он злой колдун! Вот он какой!» Этот аргумент был настолько нелепым, что мне пришлось вмешаться. «Гарольд, ты ведь понимаешь, что мы участвуем в постановке «Лебединого озера»? Твой персонаж буквально наложил злые чары на группу женщин, превратив их в лебедей. В этом смысл всего балета». Он поднял Джиджи на руки и потренировался в подъеме арабеска, с которым теперь у него не было проблем. В его руках она казалась невесомой, как кукла. «Конечно», — рассеянно сказал он. «Но мы не знаем, почему он это сделал. Никто не знает, кто написал историю о «Лебедином озере» и что она означает. Причина, по которой фон Ротбарт проклял Одетту, всегда оставалась загадкой». Я сочувственно взглянул на Мориса, который развязывал свой яркий шарф, словно превращая его в петлю. Я скрестил руки. «Он злодей. Тайна раскрыта». «Люди — это не просто зло». «Он не человек! Он гребаная сова!» Художники по костюмам дали Гарри два куска ткани, которые использовались в качестве тренировочных крыльев на репетиции, чтобы он мог привыкнуть к их размеру и форме во время движения. Он их надел. «Сова — символ Афины, богини мудрости. Совы обладают способностью видеть в темноте. Может быть, фон Ротбарт видит что-то, чего не видит Одетт. Может, он ее защищает». Я направил на него свой арбалет и повернулся к Морису: «Разрешите стрелять, сэр». «Сделай перерыв». Я вышла в коридор, чтобы наполнить бутылку воды у фонтана, когда столкнулась с Лиамом, который был элегантно одет в темно-синий костюм с веселым желтым галстуком. Он прижал планшет к груди и шел в студию на встречу с кордебалетом. На улице было влажно, от чего у него болели суставы, поэтому он использовал трость. «Как дела?» — нерешительно спросил он. «О, знаете, как обычно. Гарри считает, что превращение женщин в лебедей — это совершенно разумный поступок, а фон Ротбарт на самом деле герой-феминист!» Лиам почесал бороду. «Интересно. Это могло бы сработать». «Это кощунство! Морис выглядит так, будто собирается уйти восвояси. И я его не виню». Лиам с беспокойством выглянул в окно студии. Я мог понять, почему все они так старались приспособиться к Гарри — они думали, что он был английским Барышниковым. Это, конечно, было притянуто за уши, но опять же мне не приходилось беспокоиться о продаже билетов и каждую ночь просматривать бухгалтерские книги, как это делали Кеннет и Лиам. Чего я не мог понять, так это того, как они могли поставить на кон репутацию всей компании ради одного танцора. Неужели он настолько хорош? Кто-нибудь может быть так хорош? Лиам похлопал меня по ноге своей тростью. «Хочешь пойти поужинать позже? Я очень хочу попробовать это новое гаитянское заведение в Камдене». Я намочил руки и зачесал волосы назад, прижав холодную ладонь к затылку. «Не могу. У меня свидание». «Свидание! Давненько я об этом от тебя не слышал». «Хей! Прошло совсем немного времени. Я думал, что дам шанс этому парню Джереми из кордебалета». «Ты имеешь в виду Джеффри». «Разве не это я сказал?» Лиам сжал губы, чтобы скрыть улыбку. «Этот внезапный интерес к свиданиям не имеет ничего общего с приходом Гарри в труппу, не так ли?» «Чего? Ты спятил. Люди хотят встречаться со мной, Лиам. Я ничего не могу с собой поделать. Я горяч». Мы разошлись, и я вернулся в студию. Гарри работал над своим соло, Морис пытался достучаться до него, перекрикивая музыку. «Хватит играть!» — приказал Морис пианистке. «Продолжай играть!» — приказал Гарри обратно. Он вспотел и стянул рубашку. Я оперся о перекладину рядом с Джиджи, которая смотрела, как разворачивается сцена, похожая на автокатастрофу. «Он либо монстр, либо гений», — выдохнула она. Морис вошел в пространство Гарри, чтобы физически остановить репетицию. «Отойдите!» Гарри оттолкнул Мориса и продолжил танцевать, прыгая выше и быстрее, чем раньше. «Монстр», — сказал я Джиджи. «Определенно монстр». Я поднял арбалет, свободно держа его за рукоять. Гарри сделал большие драматические шаги по кругу по комнате — вытянутые ноги, расстояние, которое он преодолел с такой грацией и скоростью, захватывали дух, как птица, скользящая по поверхности озера. Без всяких усилий он подпрыгнул так быстро и так высоко, что я ахнул и случайно нажал на спусковой крючок, выпустив пластиковую стрелу прямо ему в спину. Он с громким шлепком упал на пол. Студия на мгновение затихла, Джиджи был в ужасе, Морис ошеломлен. Гарри потер раненное колено, затем встал и подошел ко мне. Я поднял руки. «Клянусь, это был несчастный случай!» «Ты сделал это специально, Томлинсон! Ты тыкал в меня этой штукой с тех пор, как я приехал!» «Я пытался войти в образ!» Я сплюнул, упираясь руками в его грудь, которая казалась стеной. «Ага, конечно» Он схватил меня за плечи и сильно ударил меня о зеркало. Джиджи попыталась встать между нами, но Гарри был слишком силен. Он обошел ее и бросил меня на землю. Я был так потрясен, что просто лежал там секунду, когда он меня ударил. Сильно. Его кулак ощущался как кирпич. Я держал его за запястья, чтобы он не раскачивался, но он не сдавался. Он вырвался на свободу и продолжал меня бить. Я чувствовал, как мой шок рассеивается, а мой собственный гнев нарастает. Я перевернул его на спину и оседлал его грудь, удерживая его запястья. «Что, черт возьми, с тобой не так, Гарри?» Я выдохнул в его краснеющее лицо. «Ты сошел с ума?» Он дико вздрагивал и корчился подо мной. Я сжал бедрами его вспотевшую грудь, и он остановился. Мы уставились друг на друга, тяжело дыша. Затем его запястье выскользнуло из моей хватки, и он снова замахнулся на меня. Я поймал его в удушающем захвате, когда мы кувыркались по земле. Внезапно я почувствовал, как он поцарапал мое ребро и вскрикнул. Я истекал кровью, и моя рубашка была разорвана. Вид крови придал Морису смелости вмешаться и заставил Гарри понять, что он зашел слишком далеко. «Я не хотел…» Морис обнял меня в защитном жесте. «Как ты посмел поднять руку на другого танцора?» Когда кровь просочилась сквозь ткань моей разорванной рубашки, Джиджи уже держала в руках аптечку. «Я не знаю, как…» Гарри посмотрел на свои руки. «Твой браслет», — сказала Джиджи. «Застежка поранила его». Это еще больше возмутило Мориса, который уже достиг предела своей ярости. «Ювелирные изделия на репетиции запрещены!» «Я никогда не снимаю его». Гарри подполз на коленях и встал. Он осмотрел браслет, чтобы убедиться, что застежка не сломана. Я узнал его сразу. Это был кожаный браслет, который я ему подарил, когда мы учились в школе. Он все это время его хранил? Когда меня перебинтовали, Морис поцеловал меня в обе щеки, не обращая внимания на Гарри, и в раздражении покинул студию. Джиджи последовала за ним, отчаянно пытаясь заверить его, что этого больше никогда не повторится. Она бросила на нас угрожающий взгляд. Я знал, что если мы не возьмем себя в руки, в следующий раз она принесет настоящий арбалет. Гарри застегнул молнию на своей обнаженной груди и заправил рубашку в сумку. Я снял рубашку, рваную и окровавленную, и выбросил ее в мусорное ведро. «Я куплю тебе новую», — сказал он, не глядя на меня. Я не мог перестать смотреть на браслет на его запястье, вспоминая, что он сказал Морису: я никогда его не снимаю. Он вынул свой iPod из сумки и развернул намотанные на него наушники. Я держал его запястье, на этот раз нежно, хотя оно все еще было красным в том месте, где я его грубо держал раньше. «Гарри…» Его печальные глаза поднялись и встретились с моими. «Луи …» Затем я услышал игривый голос Джереми или Джеффри, или как там его звали. «Готов идти, Луи?» Гарри оторвался от меня. «О боже, — сказал мальчик-блондин, заметив повязку, натянутую на мою грудную клетку. «Что случилось?» «Ничего такого. Это был несчастный случай». Он положил руку на повязку. «Больно?» Я знал, что этот американский парень из Небраски или откуда-то там еще, пытался помочь, но у меня не хватало терпения на его попытки проявить благородство, особенно когда я пытался как следует поговорить с Гарри. «Не волнуйся», — сказал Джеффри, внезапно положив руку мне на задницу. «Я поцелую сегодня вечером и все станет гораздо лучше… Пойдем». Гарри быстро надел наушники и начал отрабатывать повороты и прыжки, вздрагивая при каждом приземлении. Ему не нужно было тренироваться. Ему нужен был отдых. «Гарри», — крикнул я. «Иди домой! Ты был в студии весь день. Это вредно для твоего колена. Твоему телу нужен перерыв». Он увеличил громкость своего iPod и тупо уставился на меня в зеркало, продолжая наказывать свое усталое тело. Я ничего не мог сделать, кроме как уйти, оставив Гарри одного изнывающего от боли.