Точка вымирания

КРАСНЫЙ МИР

«Возмездие» бесшумно пересекла Тихий океан, направляясь на юг всего в тридцати километрах от западного побережья Северной Америки. По мере того как подводная лодка продвигалась все ближе к экватору, температура окружающей ее воды постепенно повышалась, отражая растущее волнение экипажа по мере того, как они, километр за километром, становились ближе к месту назначения. Около пяти с половиной тысяч километров отделяли острова Стоктон на севере Аляски от Пойнт-Лома, штат Калифорния. При средней скорости в двадцать узлов экипажу «Возмездия» требовалось чуть меньше недели, чтобы совершить круиз вдоль Западного побережья. Жизнь на борту подводной лодки была для Эмили совершенно неуместной. Команда, находящаяся в безопасности в знакомой обстановке и с привычной рутиной, позволяющей отвлечься от почти бесчисленных перемен, которые происходили вокруг них, вела себя так, как будто все было нормально. Рианнон тоже привыкла к рутине чтения из коллекции старых романов в мягкой обложке - Эмили предполагала, что все книги теперь старые - и просмотра британских телешоу по развлекательной системе саба; типичные подростковые штучки, и Эмили не завидовала ей за этот короткий период нормальной жизни. Это был шанс для ребенка просто немного поплыть по течению жизни, поддерживаемой дружелюбными лицами и легкими радостями жизни, которые приходят, когда тебе тринадцать, и ты обладаешь немногими навыками, кроме самой молодости. Черт! Даже Тор, казалось, был более чем доволен тем, что часами бездельничал в комнате Эмили или иногда бродил по коридорам с кем-нибудь из команды, кому хотелось немного собачьей компании. Тор был хорошей терапией для всех. Так почему же ей было так трудно расслабиться? Эмили знала, что ей следует в полной мере воспользоваться этим временем почти гарантированной безопасности на борту - или это было на борту подводной лодки? - предоставленной ей «Возмездием» и просто расслабиться, даже если это было ненадолго. Но, казалось, она просто не могла усидеть на месте больше получаса, прежде чем обнаружила, что беспокойно бродит по коридорам, ища, чем бы заняться или с кем поговорить. Но найти кого-нибудь, с кем можно было бы поговорить, было почти невозможно. Испытывая нехватку кадров, бригада работала в две и даже в три смены. Так что Эмили большую часть времени оставалась одна. Итак, за неимением чего-либо другого, что могло бы привлечь ее внимание, она поставила перед собой задачу привести себя в порядок. Отказ от поездки на велосипеде обратно в Стайвесант, за которым последовала долгая поездка на Аляску, а затем проведение этих долгих недель в дороге и отсиживание в Стоктонсе лишили ее ног сил. На подводной лодке был хорошо оборудованный тренажерный зал, там даже был велотренажер, который она попробовала пару раз, но это было не то же самое, что ее велосипед, не было так захватывающе, как ощущение проносящегося мимо воздуха, когда она мчалась по пустым дорогам и переулкам Восточного побережья. Она скучала по этому, скучала по свободе. Поэтому Эмили принялась бегать трусцой по коридорам. Бегала кругами взад и вперед между своей комнатой и машинным отделением, пока пот не пропитал ее спину и грудь, и пока почти постоянное ноющее чувство тревоги, которое она ощущала внизу живота, не заглушилось стуком ее сердца и шумом крови в венах. Каждый вечер немногочисленный свободный от дежурства экипаж, который не был нужен в командном центре или которому капитан приказал покинуть свои посты, собирался на камбузе на ужин. Все корабельные повара были мертвы, поэтому каждый вечер работа по приготовлению пищи ложилась на другого члена экипажа. Эмили быстро выяснила, что многие будущие кулинарные мастера судна так же подходили для приготовления пищи, как она для карьеры профессиональной певицы, и она была настолько глуха к звукам, насколько это вообще возможно. Сказать, что ужин был сюрпризом (приятным или иным), было бы серьезной недооценкой этого слова, но, по крайней мере, там было пиво, хотя и строго по одной бутылке в день, чтобы избежать опьянения. К их чести, моряки, казалось, понимали, что даже один страдающий похмельем член их команды может привести к катастрофическим последствиям, когда их и так было так мало. Несмотря на это, Эмили была уверена, что не раз моряк выпивал чуть больше положенной бутылки, либо подмененной другом, либо, возможно, из какого-то тайника, который им удалось пронести контрабандой на борт. На третий день Эмили устала от запаха недожаренного бекона и переваренных яиц, которые, казалось, так нравились команде, и назначила себя фактическим поваром на оставшуюся часть поездки в Пойнт-Лома. - Не привыкайте к этому, - сказала она улыбающейся шеренге моряков, разливая тушеную говядину в свой первый вечер. Неизбежно, они это сделали, и Эмили обнаружила, что охотно погружается в успокаивающую рутину, обеспечиваемую необходимостью накормить так много голодных ртов. Конечно, это не было каким-то шагом вперед в деле феминизма, но это заставило ее почувствовать себя полезной в среде, где она была не в своей тарелке и чувствовала себя скорее помехой, чем помощью. По сравнению с предыдущими неделями жизнь на борту «Возмездия» была эквивалентна круизу по Карибскому морю, но этот ноющий страх все еще терзал ее, когда она оставалась одна. Но по мере того, как шло время на борту, Эмили чувствовала, что оцепенение начинает рассеиваться. Она обнаружила, что больше улыбается, и беспокойная, вездесущая потребность продолжать двигаться, так долго укоренившаяся в ней, пока она путешествовала по стране, начала заменяться чем-то новым: не совсем покоем, но чувством спокойствия, которого она не испытывала уже очень давно. И было еще кое-что. То, что, как она думала, она никогда больше не испытает: чувство принадлежности. А потом появился Макалистер. Чем больше времени она проводила в компании шотландца, тем больше ловила себя на том, что с нетерпением ждет следующего раза. Не раз за последние два дня, шагая по коридорам, она ловила себя на том, что невзначай придумывает, как бы с ним столкнуться. - Не будь такой чертовой дурой, - сказала она вслух однажды вечером, сидя на своей койке и думая о нем. - Что? - спросила Рианнон. - Я ничего не делала. - О, нет, только не ты, милая. Прости, - извинилась Эмили, чувствуя, как ее лицо краснеет от смущения. По правде говоря, она подозревала, что он, возможно, делает то же самое. Каждый вечер, несмотря на его почти постоянную необходимость присутствовать в командном пункте, она заставала его в очереди за едой, и они проводили полчаса, просто болтая, пока вместе ели свою еду. Ничего конкретного, ничего тяжелого, просто разговоры о том, где они выросли, любимых блюдах, старых друзьях и маленьких жемчужинах, которые отмечают путь человека по жизни. Или, конечно, он мог просто проголодаться, предположила она. - Ты ему тоже нравишься, - сказала Рианнон. На этот раз настала очередь Эмили сказать: «Что? Кто?», пытаясь изобразить на лице выражение «Я-абсолютно-понятия-не-имею-о-ком-или-о-чем-ты-говоришь», но была встречена понимающей улыбкой. - Господи! Неужели это так очевидно? - призналась Эмили. - Умм хммм! Я вижу, как он смотрит на тебя, когда видит, что ты не смотришь, - сказала Рианнон, добавив «Он такой мечтательный», что закончилось громким вздохом и взмахом ресниц, прежде чем она быстро разразилась одним из своих патентованных приступов злого хихиканья. - Эй! Не заставляй меня идти к тебе, - предупредила Эмили таким же игривым голосом. После долгой паузы она добавила: - Но он довольно милый, не так ли?