Вместе

Звук поворачивающегося в двери ключа отвлек Лешу от чтения. Он оглянулся — в прихожей как-то виновато шерудило. — Доброй ночи, — крикнул он. Из прихожей донесся звук чего-то падающего и тихая ругань. — Привет, — всклокоченная Оксана аккуратно заглянула в гостиную. — Ты не спишь? — Готовлюсь к завтрашнему заседанию, — пожал он плечами. И не удержался от шпильки: — Планы все равно накрылись. Оксана шмыгнула носом и нырнула в прихожую. Это не очень справедливо по отношению к ней — мелькнула мысль. Но Леша уже полтора года делил ее с пандемией коронавируса. Казалось бы, где операционная сестра, а где вирус, который лечится в основном терапевтически? И тем не менее Оксана брала дополнительные смены, подменяла палатных сестер и пахала в операционной так, что он мог целую неделю ее не видеть. А когда она все-таки возвращалась домой, то способна была только лечь пластом и заснуть на сутки. — Леш, — крикнула Оксана, — набери мне ванную. — Сейчас, — он снял очки, отложил документы, встал, поведя плечами. Шум воды перекрывал все звуки в квартире, Леша окунул руку, прикидывая температуру. Как по нему, так вода холодная, но пусть Оксана сама отрегулирует. Сходил на кухню за табуретом. Проходя мимо прихожей, заметил, что его рабочий кейс лежал на другом конце банкетки. Должно быть, именно он и упал. Ботинки Оксаны, как всегда, торчали посередине. Леша привычно подпихнул их к своим. Хлопнула дверь ванной. Вот так вот — и даже спасибо не сказала. Леша опять ушел на кухню, достал из шкафчика поднос-доску, специально предназначенную для ванной. Поставил на нее пару бокалов, достал из винного холодильника бутылку белого — подарок благодарного клиента, а из обычного — тарелку с бутербродами — ничего особенного, сливочный сыр, авокадо, лосось, ананасы, перепелиные яйца, индюшка, помидоры и немного орехов с зернами граната. Сделал часа три назад из того, что под руку подвернулось, пока Оксана еще не позвонила сообщить прекрасную новость: очередная сестра подхватила ковид, поэтому придется ей еще задержаться. Какая неожиданность. Леша раздраженно вкрутил штопор в бутылку и вытащил пробку. Конечно, два года совместной жизни — это не такая выдающаяся дата, но все же. Годовщину отношений они пропустили, его день рождения тоже не получился — слет отменили, Гуро был на карантине, Бинх работал, Вакула сидел с больной дочкой, а в больнице случился очередной форс-мажор. Нет, они потом вдвоем выехали за город с корзинкой провизии, полюбовались прекрасными озерами и заночевали в палатке… Но это было не то. Леша поставил на поднос маленькую стеклянную вазочку с цветком, декантер с перелитым туда вином и, подхватив поднос, отправился в ванную. Кто как, а он не позволит проклятому вирусу испортить ему вечер. Если повезет, то Оксану никто не выдернет до послезавтра. В ванной парило, включены были только желтоватые светильники над самой купелью, зеркало запотело. Оксана устроилась в облаке пены, откинув голову на изголовье: из воды торчало ее острое колено, руки расслабленно лежали на бортиках, темные волосы потяжелевшими прядями стекали на округлые плечи. Глаза ее были закрыты, дышала она глубоко и ровно, и казалось, что она уснула. Леша моргнул, мелькнула мысль, что это же опасно, и как будто кто-то прочитал его мысли: Оксанина голова соскользнула с изголовья и скрылась под водой. Леша даже не успел среагировать, бросить бесполезный поднос, кинуться к ней, как Оксана вынырнула из-под толщи воды и небрежно смахнула хлопья пены с волос. И только тогда повернула голову и посмотрела на него пустым взглядом потемневших глаз. У Леши рубашка прилипла к телу, он чувствовал, как подрагивают руки. — О, еда и бухлишко, — немного осоловело улыбнулась она. — С доставкой. Ты сейчас самый лучший мужик в моей жизни. — Только сейчас? — Леша заставил себя улыбнуться. Он все еще чувствовал неприятную, липкую дрожь, но не хотел подавать виду. — В постели ты говоришь другое. — Ебырь и мужик — это разные вещи, — заявила Оксана. Леша хмыкнул, чувствуя, как холодок отпускает его. Выпить все равно не помешает. А про мужика он еще припомнит. Потом, когда она будет стонать и просить дать ей кончить. — Тяжелый день? — спросил он, поставив доску поперек ванной. Оксана сразу же цапнула бутерброд с лососем. Откусила и с блаженным стоном откинулась на изголовье. Сам он сел на табурет. — А когда они бывают легкие? — толком не прожевав, буркнула она. — Сегодня прямо день инфарктов. Четверо в ряд, давно такого не было. Трое ковидные. Сначала операционную отпидорась, а потом ходишь в СИЗе — жарень страшная, уши от маски отваливаются. Леша разлил вино по бокалам, пригубил. Фруктово-кислый вкус приятно пощипал язык. Бутерброд из белого хлеба с тоненькими, почти прозрачными жирными солоноватыми слайсами копченого лосося, нежным сливочным сыром и кусочками грецкого ореха прекрасно сочетался с сухим Орвието. Надо запомнить марку, может быть, когда вся эта пандемия закончится, они с Оксаной слетают на выходные в Венецию или Рим, и можно будет прихватить пару бутылок. Когда это только будет... — Оксана, ну в самом деле, — он осуждающе посмотрел на то, как она уминает уже третий бутерброд, кажется, не особо разбирая вкус. — Никуда они от тебя не убегут. — Што Окшана? — Она отпила вино. — Я есть хочу. Бутеры вкусные, но я бы сейчас и быка навернула. С жареной картошечкой. — Мда… — Леша сделал еще глоток. — Жареная картошка в ванной. Учишь тебя, учишь, а все равно — никакого чувства прекрасного. Оксана посмотрела на него как на придурка, пожала плечами, но демонстративно медленно стала жевать бутерброд с ананасом. — Ну не виновата я, — пробурчала она, — что приехала на три часа позже. Моя б воля, я бы уже после обеда домой уехала. Так ведь дежурство. — Может, все-таки ты на время уволишься? — Леша уже не раз задавал этот вопрос. Раньше, до ковида, просто потому, что доход Оксаны был мизерный, по его меркам, а переработок много. Зачем так упахиваться, если он вполне в состоянии обеспечить их обоих? После скандала на тему того, что содержанкой Оксана быть не хочет, он предлагал устроиться в частную больницу — зарплаты выше, работа чище. В результате ему долго и нудно объясняли, что просто так с улицы операционных сестер не берут, слишком маленький опыт, нет дополнительной специализации. Сошлись на том, что Леша оплатит Оксане дополнительные курсы: и анестезию, и перфузию, и что-то там еще. Но стоило ей получить один из сертификатов, как началась пандемия. — А работать кто будет? — поморщилась Оксана. Леша вздохнул. Это был стандартный ее ответ сейчас. — Уйду я, и что? Леопольдычу, что ли, самому себе и операционную с инструментами мыть и скальпели подавать? И если ты думаешь, что в частной больнице лучше, — ошибаешься. — Посидишь дома, — предложил Леша, прицелившись к бутерброду с ананасом. — Ты опять? — нахмурилась она. — Я могу притвориться домашним тираном, ревнующим к работе и коллегам, — невинно посмотрел он. На самом деле, это была только полуправда, потому что в последнее время Леше очень хотелось стукнуть кулаком по столу и запретить Оксане ходить на работу. Особенно после того, как пара знакомых судей умерли от ковида. Оксана посмотрела на него фирменным взглядом «ты ебобо или прикидываешься?» и очень зубасто улыбнулась. — А ты попробуй, Лешенька, — мягко, нежным голосом предложила она. Собственно поэтому он даже и не пытался. Тот давний скандал «я не буду твоей содержанкой!» на самом деле был мелочью, ну пошумела, ну хлопнули они оба дверьми, ну не разговаривали пару часов, зато секс после этого был такой, что спина потом несколько дней ныла. Не мелочью было другое: Оксану нельзя было прогнуть под свои хотелки, ее мачеха пыталась, любовник мачехи со своими людьми пытался — и ничего у них в итоге не получилось, даже реальные побои и попытка изнасилования не заставили ее отказаться от того, что она считала своим. И если было что-то в ее жизни более важное, чем то немногое оставшееся в наследство от покойной матери, так это медицина. И может — только может — он сам. Но заставлять выбирать нельзя, потому что выберет она любимое дело, которое в отличие от людей не предаст. — Даже не буду пытаться, — поморщился он, сделав глоток. Вино забило поднявшуюся было горечь. — Спасибо. — Она устало откинула голову на изголовье и закрыла глаза. — У меня честно нет сил. Леша взял ее руку в свою, погладил по запястью, перевернул и прижался губами к бьющейся синей жилке. Оксана улыбнулась и блаженно вздохнула. Свет от светильника окатил ее кожу золотом, углубил тени, от чего синяки под глазами и складочки у губ стали заметней. Как же она измучилась за последний год, мелькнула мысль. Исхудала, постарела. Неудивительно, когда пашешь раза в два больше обычного, да еще и в СИЗах. А ведь ей в отличие от врачей даже толком спасибо никто не скажет: ну подумаешь — операционную помыть и скальпель подать. И мало кто задумается, что стерильность инструмента и понимание какой зажим подать могут спасти человеческую жизнь. Что уж говорить о палатных сестрах? Тем вечно достается от пациентов. Раньше, до того, как Леша начал встречаться с Оксаной, он об этих вещах даже не задумывался, а те редкие посещения по рабочим вопросам государственных больниц и поликлиник скорее подтверждали мысль о том, что человеческого отношения их младший персонал не заслуживает: с их криками, пренебрежением к пациенту, с грубостью и желчью. А потом взглянул на это все со стороны Оксаны: на тех, кто считает, что им все должны, на тех, кто пренебрегает рекомендациями врачей, на тех, кто ведет себя с медработниками как со слугами, на бюрократию, безумный поток больных из-за очередной оптимизации, на принудиловку и иногда отвратительные условия труда. И это напоминало какую-то бессмысленную борьбу правой руки с левой, каждый конкретный случай был отражением глобального бардака в головах людей и институциях страны. Как можно требовать от единственной санитарки, которая получает крошечную зарплату, хорошего настроения и доброжелательности или как можно перепуганного родственника обвинять в том, что он хочет, чтобы его отца, мать, брата или бабушку лечили самым лучшим образом, не хамили, не заставляли ждать лекарство, еду или анализ по несколько часов? А по словам Оксаны, палатные смены — еще не самое страшное, фельдшера скорой — вот где случаются самые дикие истории. Одна из ее подруг — Бажана — на каждых посиделках, куда Леша иногда попадал, рассказывала такое, от чего у него — адвоката с многолетним стажем и интересными историями о том, до чего доводит людей жадность, горечь, желание отомстить и насолить некогда любимым, — шевелились волосы на голове. Когда изначально растешь в небедной семье, учишься среди таких же, как ты, детей прокуроров и адвокатов, работаешь потом пусть и с разными людьми, но в сытых семейных спорах, строишь свою жизнь с комфортом и удобством, которые можно купить за не самые маленькие деньги, перестаешь видеть ту, другую часть жизни обычных людей и низов общества. И самое в этом печальное: если он когда-нибудь попытается что-то изменить, просто чтобы его Оксане было проще жить, он ничего не сможет сделать. Можно много говорить о безопасности фельдшеров скорой, о зарплатах сестер и санитарок, о достойных условиях труда для врачей… Привлекать внимание, пытаться подкинуть идеи для очередного баллотирующегося в совет депутата, но это ничего не решит, потому что никому из тех, кто действительно принимает решения, это не интересно. Так все и останется. Все, что Леше остается — это хоть как-то, в мелочах, сделать работу Оксаны легче: купить ей удобную форму и обувь, давать деньги на такси, чтобы после тяжелой смены не толкалась в маршрутке, попытаться через знакомых пробить в горсовете выделение средств на установку кондиционеров по всей больнице. И ждать ее дома, желательно с сытным ужином. И пусть иногда кажется, что все должно быть наоборот, что это он в их — как бы это ни звучало — семье добытчик и мужик, но получалось все иначе. И как бы это ни задевало его самолюбие, ее работа, особенно по нынешним временам, была куда важнее его. Даже если он зарабатывал на порядок больше, чем она. — Леш, — Оксана устало повернула голову и сонно улыбнулась, — я, кажется, напилась. — В самом деле? — ухмыльнулся он. — Аллилуйя, я тебя на третьем году знакомства перепил. — Ага. — Она закатила глаза, но из-за осоловевшего взгляда выглядело это не так внушительно. — Поздравляю. Я бы поаплодировала, но сейчас точно засну. Помоги? — Конечно. — Он убрал доску-поднос, включил душ, окатив ее водой, а потом аккуратно поставил на ноги и помог выбраться из ванной. Оксана зевнула и покорно прильнула к нему, когда он накинул на нее большое банное полотенце. — Хочу спать и на ручки, — сонно пробормотала она, прижавшись мокрой головой к его домашней рубашке. — Именно в такой последовательности? — спросил он. Оксана перехватила большое полотенце, обмотала его вокруг себя, пока он маленьким сушил ей голову. — Без разницы, — с тихим смешком ответила она. — Тогда держись. — Леша подхватил ее на руки. А ведь и правда похудела, в прошлый раз, когда он так делал, удержать ее стоило большего труда. С учетом, что из-за пандемии приходилось обходиться теми тренажерами, что были дома, а не в спортзале, это говорило о многом. Оксана ничего не сказала, просто со вздохом обвила его шею руками. Он отнес ее в спальню, где она быстро переоделась, нырнула под одеяло с головой и почти сразу заснула. Леша еще полчаса побродил по квартире, убираясь: убрал поднос, поставил на половину полный декантер в холодильник, ополоснул ванну. Едкое, неуютное чувство обиды от этого никуда не делось. Хома бы сказал, что дело в его потребности контролировать и неумении отпускать ситуацию. А может, дело еще в том, что все это болезненно напоминало середину их с Лизой брака, когда она уже поняла, что без него ей лучше, а он все еще пытался все исправить. Давно это было, а в такие вечера он снова ощущал глухое, подспудное чувство собственной ненужности, брошенности и одиночества. И плевать подсознанию, что Оксана — не Лиза. Леша ушел в ванную, закатал рукава и плеснул на лицо полную пригоршню холодной воды, провел по запотевшей поверхности зеркала. И сам себе напомнил готового вцепиться кому-нибудь в глотку крокодила. *** Просыпался он медленно, его тело было таким горячим, оно покачивалось на волнах томного удовольствия, от которого поджимались пальцы на ногах. Одна сладкая волна накатывала за другой, грозя утопить его с головою. Леша усилием воли вынырнул из этого жаркого марева и застонал, толкнувшись бедрами вперед, насаживаясь глубже, чувствуя, как быстрый и юркий язык умело проходится под головкой и щекочет уздечку. Оксана от неожиданности поперхнулась, снялась с его члена и закашлялась. Леша стянул с ее головы одеяло, и увиденное в тусклом сером свете, льющемся из незашторенного окна, вышибло дух: волосы взъерошенные, щеки зарумянились, пухлые губы покраснели и блестели от слюны, она тяжело дышала, от чего круглые груди в вырезе ночнушки ходили ходуном. — Ты уже проснулся, — плотоядно улыбнулась она, потерлась щекой о его член и игриво лизнула ствол. — Это хорошо, поучаствуешь в процессе. — Просто полежать и получить удовольствие нельзя? — хриплым то ли со сна, то ли от возбуждения голосом спросил он, чувствуя, как тонкие пальцы перебирают его ноющие яйца. После жаркого рта воздух комнаты казался прохладным, приспущенные трусы и пижамные штаны только раздражали. — Можно, — улыбка на ее лице стала еще более хищной. — Только стони погромче. — Ну уж нет, — вспомнив вчерашнее, решил он. Зачем откладывать сладкую месть на следующий раз. Тем более когда он еще будет, этот следующий раз. — Помоги со штанами. Оксана положила руки на тазовые косточки, ласкающим движением прошлась вниз, потянула штаны вместе с трусами, отползая назад. Леша неловко повозился, приподнимая бедра и одновременно стягивая верх пижамы через голову. Оксана взглядом прошлась по его телу, задержавшись на его вздыбленном члене, облизнула губы и кошкой, чуть прогнувшись в пояснице, подползла к нему так, чтобы все роскошное декольте ее ночнушки было видно. Они так мало времени проводили вместе, что он уже забыл как ей идет темно-бордовый шелк. Она замерла между его широко разведенных ног, встала на колени, ее руки легли на бедра, медленно поползли вверх, под подол, задирая и сминая его, пальцы подцепили резинку черных трусиков и стянули их вниз. У Леши пересохло во рту: было что-то беспредельно порнографичное в том, как кусок ткани сползал по ее белой коже. Как обещание, предвкушение того, что будет после. Сколько бы раз Оксана ни раздевалась перед ним, он всегда будет наслаждаться этим. Она стянула трусики до колен, чуть замешкалась. Леша отвернулся, устраиваясь удобнее — подпихнул подушку повыше под спину, откинулся на нее, закладывая руки за голову. Оксана уже как раз избавилась от мешающего предмета одежды и эффектным движением отбросила его сторону. — Иногда мне кажется, — сказал Леша, скользя взглядом по обернутому в шелк телу — аппетитные изгибы, выпуклости, затвердевшие от возбуждения соски, натягивающие ткань, белая кожа и темные родинки на груди и ключице, — что в тебе умерла звезда стриптиза. — Ты удавился бы, — оскалилась Оксана. — Чтобы я раздевалась перед кем-то еще. — Согласен, — он протянул руку и чувствительно сжал ее грудь, потерев большим пальцем сквозь ткань сосок. — Пусть покоится с миром. Она фыркнула и перехватила его член у основания, провела снизу вверх, нажав пальцем на щель. Леша подался бедрами за лаской. Оксана довольно, как забавляющаяся с мышью кошка, улыбнулась, погладила головку, размазав смазку большим пальцем и поднесла ладонь ко рту. Из его груди против воли вырвался стон, когда кончик ее языка облизал пальцы. — Так, хватит! — обычно он любил продлевать прелюдии, но у него слишком давно не было нормального секса. Нельзя гурманствовать на голодный желудок. — Иди сюда. Оксана запрокинула голову и рассмеялась: — Что-то ты сегодня нетерпеливый, Лешенька. — Как же он соскучился по этому искреннему и счастливому смеху. И к счастью, она не стала проверять его терпение. Оксана подалась вперед, проехалась влажной промежностью по его члену и оседлала бедра. Леша сразу же положил руки на ее задницу. Это она пока смеется, посмотрим, как потом запоет. Она перехватила член, направила — у Леши дыхание перехватило, когда головка уперлась в тесный, влажный вход — и медленно опустилась. Горячие, упругие и скользкие мышцы пульсирующе обхватили его. Пришлось прикусить щеку, чтобы не спустить прямо здесь и сразу, а заодно вспомнить пару-тройку статей из УК. Он сосредоточился на лице Оксаны, на ее приоткрытых губах, прерывистом дыхании, сведенных бровях, она была такой жаркой, беззащитной, полностью его. На чем угодно, лишь бы не на невыносимом жаре внизу живота. Наконец их бедра соприкоснулись, она открыла глаза, уперлась руками в его грудь, вжимая в матрас, волосы упали на ее лицо. Она улыбнулась, повела бедрами, не поднимаясь, просто дразня, специально сжимаясь. У Леши закатились глаза, и он откинул голову, подставляя горло. Оксана тут же зубами прихватила чувствительную кожу. — У меня сегодня заседание, — напомнил он ей. — Не увлекайся. — Какой ты скууууучныыый, — протянула Оксана и прикусила мочку уха. Мурашки волной пробежались от основания позвоночника к загривку, спину выгнуло. — Доиграешься, — пробормотал Леша, целуя ее щеку. Вернее, уже доигралась. Его пальцы впились в упругую плоть ее задницы. Останутся следы, но плевать. Не давая ей опомниться, он подался бедрами вперед, вжимая ее в себя. — Займись уже делом. — Лентяй, — она запрокинула голову — грива ее волос мазнула по рукам — и приподняла бедра. Пара неспешных движений на пробу, и самодовольная улыбка легла на ее губы, а руки уперлись в его грудь для опоры. — Не жалуйся потом. Жаловаться Леша и не думал — как можно, когда вся сила воли уходит на то, чтобы не кончить, как подросток, от этого пира красоты и плоти: ее жаркое нутро, скользящее по члену, сладкие, как плоды райских фруктов, груди в разрезе ночнушки, взгляд и улыбка красивой чувственной женщины, знающей о своей власти. А Оксана знала, ох, как она знала, наслаждалась, упивалась его стонами, тем, как сильно он хотел ее, как покорно подчинялся ритму, который она задавала. Если бы не задуманная мелкая месть, он бы, наверное, просто растворился в ощущениях, звуках и запахах, отдавая всего себя. Но не сейчас, в другой раз. Может даже сегодня вечером. Оксана ухватилась за край подола ночнушки, потянула, снимая через голову, и отклонилась назад, опираясь руками о его бедра. У Леши во рту пересохло от увиденного — идеальный изгиб тонкого, полного силы и чувственности тела, крупные, потемневшие от возбуждения соски, упругие, полные груди, подтянутый живот и темная полоса на лобке, там, где они соприкасались, длинная шея, тяжелое дыхание. Вся она как будто взывала: поклоняйся мне, покажи, как боготворишь меня. И как же он мог ей отказать? Его ладони скользнули вверх, по бокам, к просто умоляющим о ласке грудям, и как всегда захотелось рычать от контраста ее белой, нежной кожи и его вечно загоревших, огрубевших от руля рук. Оксана протяжно застонала, ее движения стали быстрее, резче, она уже стремилась к сладкому пику, и Леша подался вперед, накрывая твердый сосок губами, стараясь спрятать самодовольную улыбку. Она обвила его плечи руками, запустила пальцы в волосы, прижимая голову ближе. И прежде, чем Оксана поняла, что ее ждет, Леша обхватил ее, сжал, не давая пошевелиться, соскользнуть с его члена, и рывком перевернул их, повалив ее на спину, жестко фиксируя своим весом. — А? — Оксана хлопнула глазами и попыталась пошевелить бедрами. И прежде, чем нежная хватка в его волосах стала болезненной, Леша перехватил ее запястья и прижал их у изголовья кровати одной рукой. — Я же предупреждал, что доиграешься, — вот теперь он позволил себе зубастую улыбку и нырнул вниз, чувствительно прикусив место, где плечо переходило в шею. — Так что ты там говорила про лучших ебырей и мужиков в своей жизни? — Леееешааа, — простонала Оксана и опять попыталась двинуться, освободиться. Ох, до чего же эти стоны ласкали его слух, как же он любил, когда она — такая горячая, красивая, непокорная — превращалась в ненасытную, мучимую желанием рабу его страсти. — Я весь внимание. — Его нос зарылся куда-то за ухо, вдыхая самый родной запах на земле — антисептик, шампунь и ту неуловимую, пряную нотку, которая и была сутью Оксаны. Кончик языка пощекотал ушную раковину, губы прихватили сережку и потянули. Он чувствовал, как она под ним дернулась, пытаясь выгнуться. — Лешенька, — в ее голосе прорезались хнычущие нотки. Бедная, как же она хотела кончить. Но Оксана отлично знала, чего именно он от нее хотел, и то, как она всегда подчинялась его воли в спальне, говорило лишь о том, что, несмотря на все протесты, возмущения, царапины и укусы, ей нравилась его сила и его игры. Ей нравилось, когда ее раз за разом подчиняют, заставляют уступить, делают беззащитной и одновременно утоляют все ее желания. — Лешенька, ну пожалуйста, пожалуйста, ты самый лучший, самый-самый, пожалуйста. — Ну же, — Леша ослабил хватку, и ее руки сразу легли на его плечи, а колени обхватили талию. Лицо Оксаны разрумянилось, глаза блестели, волосы спутанными прядями разлетелись по подушке, а дыхание жаркими всхлипами вырывалось из распахнутых губ. — Чего ты хочешь? — Трахни меня, — прохрипела она, сжимаясь вокруг него жарким, влажным нутром. — Выеби своим членом. Чтобы я кричала. — Умница, — мурлыкнул Леша и медленно подался назад. — Но мало, — с силой толкнулся вперед. Оксана застонала, ее ногти чувствительно впились в его плечи, оставляя красные следы, колени сжались. — Леша… — По ее телу пошла дрожь, иногда ему казалось, что одними этими играми он смог бы довести ее до оргазма. Но у него никогда не хватало терпения, слишком сладкой она была. Он же в конце концов не железный, разве можно устоять перед этим глазами, губами, нежной кожей, просящим голосом и полным желания телом? — Леша, пожалуйста… я очень хочу… — Он опять двинул бедрами. — А! мне нужно… хочу кончить на твоем члене… я не могу б-больше, трахни м-меня… — Умница, хотелось сказать ему. Хорошая девочка. Говори, говори еще, пока я могу сдерживаться. — Дай мне кончить, пожалуйста. — Тебе нравится, как я тебя трахаю? — ласково спросил он и ради поощрения пару раз двинул бедрами. У Оксаны закатились глаза, колени на его талии сжались. — Даааа, — ответ наложился на протяжный стон. — Тебе нравится, когда я кончаю в тебя? — прошептал он ей на ухо, подкрепив еще одним сильным толчком. — Да, — она закусила губу и помотала головой, похоже, совсем не в состоянии больше терпеть. — Да, да ты самый лучший… с-самый сильный… Аааах! аа! ты трахаешь меня… л-лучше всех, я х-хочу, чтобы ты выебал меня… кончил внутри меня… пожалуйста, пожалуйста, пожаааа… — она захлебнулась стонами, когда он начал двигаться, полностью подчиняясь его ритму. Быстро, глубоко, сильно, до искр в глазах. Оксана подмахивала, потиралась, царапала его плечи до крови — плевать, под рубашкой и костюмом не видно, а хороший трах отлично бодрит перед заседанием. — Держись, — приказал он ей и опять перевернулся на спину, увлекая ее за собой. Оксана застонала от смены позиции, разметавшиеся волосы прилипли к покрытым испариной плечам, она тяжело дышала и, кажется, совсем уже не соображала, ведомая одними инстинктами. Но они не подвели, и ее бедра начали двигаться как заведенные. Леша уже не мог себя контролировать, он хрипло стонал, толкался вперед, помогал ей, сжимая руки на талии, не давая сбиться и чувствуя, как поднимающаяся от паха горячая волна острого удовольствия вот-вот его затопит, опустил руку туда, где их тела соприкасались, так, чтобы большой палец касался ее клитора, нажал немного, просто чтобы каждое ее движение сопровождалось давлением на этот комочек нервов. Оксана вскрикнула, дрожь прокатилась по ее телу, и это все, что он осознал, прежде чем сознание затопило белым, пронзительным удовольствием, уничтожающим все мысли и стирающим все границы. Пришел он в себя от настойчивого звонка будильника, сбивающего весь посторгазменный романтический флер. Простыни под ним намокли от пота, воздух плотным комом наполнял легкие, как после пробежки на время, тело было полно отголосков пережитого удовольствия. Оксана лежала на его груди, запыхавшаяся, дрожащая и всхлипывающая. — Идеальный тайминг, — сухо пошутил он. Вот ведь хитрюга, полезла к нему под одеяло не меньше чем за полчаса до будильника, лишив его законных минут сна. Но вот это он ей, пожалуй, простит. — М-м-м, — протянула Оксана и нехотя пошевелилась на нем. Обмякший член выскользнул из нее, и она чуть поморщилась. — Какой же ты иногда мудак, — сказала она выпрямившись. — Не можешь без своих фокусов. Но злости в ее голосе не было, только довольное, сытое удовлетворение. Так кошка мурчит, когда ее накормят до отвала и уложат на теплое. — Тебя заводит мой мудачизм, — возразил Леша и потянулся отключить будильник. — Иначе бы ты ему не подыгрывала. — Да, — не стала она спорить и скатилась с него, тихо ахнула от соприкосновения с простынями, еще слишком чувствительная после оргазма. — Но прямо сразу, с утра, хоть бы до вечера подождал. Я теперь себя полдня собрать не смогу. Она посмотрела на него и улыбнулась, растягивая припухшие губы. — У тебя выходной, — возразил он. — Отоспись. Кристина приходила вчера, так что холодильник полон еды, — не говоря уже о том, что готовила его домработница получше их обоих, хотя иногда они под вдохновение устраивали кулинарные эксперименты. — Мне учиться надо, — она сладко потянулась. — Я и так уже переносила зачет по анестезии два раза. — Перенесешь еще раз. — Леша перевернулся набок и приподнялся на локте. Провел кончиками пальцев по остывающей влажной коже от тонких ключиц по ложбинке между грудями к животу, любуясь, как Оксана реагирует на ласку: ее кожа покрывалась мурашками, тело прогибалось под его рукой. Замер у темной полосы волос на лобке. — Покажи мне. — Конечно же, — Оксана рассмеялась. — Твой главный кинк. — Мой главный кинк — это ты, — он поцеловал родинку на ее груди. — Все остальное — детали. Оксана улыбнулась и покачала головой. И развела бедра. Леша сразу же приподнялся и переполз в низ постели. Оксана повернула голову, пряча взгляд, и расставила колени еще шире, так, чтобы он мог видеть, как ее пальцы легли на покрытые темным пушком складочки, раздвинули их, открывая его взгляду похожее на экзотический цветок сосредоточие и под ним вход во влагалище, из которого вытекала белесая сперма. Он сам не знал, что такого было в этой картине, быть может, то, как Оксана опять подчинялась его желаниям, признавая его власть над собою, может, чувство обладания, требовавшее помечать свою женщину, а может, еще что. И то, как она спустя два с половиной года отношений, все равно тушевалась, отводила глаза, стеснялась, но все равно показывала себя, горячим медом наполняло его внутренности и душу. — Ты такая красивая, — тихо сказал он. Оксана вздохнула, слегка порозовела, но все равно не смотрела на него. Иногда он специально говорил ей не отворачиваться, чтобы она видела, как он любуется и касается пальцами ее складочек, как любит ее там. Но не сегодня, не сейчас. Когда-нибудь Леша обсудит это на очередном сеансе психотерапии с Хомой. Всю ту бурю эмоций и потребность видеть ее такой, видеть свои следы в ней и на ней, в самом интимном ее месте. Сразу после того, как исполнит одну из своих очень грязных фантазий — устроить секс-марафон в течение дня, раз за разом кончая в Оксану, но каждый раз не давая сперме вылиться из нее, закрывая вход игрушкой, а потом, под конец, увидеть, как все скопившееся за день, покинет ее тело. Опавший было член потяжелел, стоило лишь представить, как Оксана будет стоять в душевой кабине, опираясь о ее прозрачную стенку, расставив ноги, дрожа после пережитого от игрушки оргазма, достанет ее из себя, и как его сперма потечет по внутренней стороне белых бедер. Леша повозился, отгоняя это видение. Ему на заседание, нет времени ни на его фантазию, ни даже на второй раунд. Но ничего, они еще вечером догонят. — Очень красивая, — повторил он, обвел кончиками пальцев трепещущие от любого прикосновения внутренние складочки и, подавшись вперед, коснулся губами поблескивающего клитора. Оксана вздрогнула, застонала, прогнулась в пояснице. Леша не удержался и коснулся кончиком языка солоноватого комочка. — Леш? — хитро улыбнулась она и приподнялась на локтях. — Увы-увы, — он сел на пятки. — Работа зовет. Но если ты не сбежишь вечером в больницу, обещаю все компенсировать. — С процентами, — она села и облизнула губы. — А то годовщина у нас или как? *** Серый свет осеннего утра окрашивал кухню в холодные тона. Леша уплетал свою порцию подогретых домашних блинчиков с творогом и шпинатом, небольшой кусок прожаренной ветчины и тост с яичницей из перепелиных яиц и авокадо. Хороший секс с утра только пробуждал аппетит, а с учетом, что заседание сегодня обещало быть интенсивным, силы ему понадобятся. Оксана, немного позевывая, в одном пеньюаре на голое тело делала ему кофе. Он предлагал ей отоспаться, но ей захотелось позавтракать вместе, и он был этому только рад. Когда еще ему перепадет такое счастье? И яичницу пожарят, и салатик порубают, и стол накроют, и кофе сварят, и все это в чудесном красном пеньюаре, который ну вот совсем никак не скрывает красоту, которая с ним рядом живет. Оксана поставила перед ним чашку с кофе, взяла яблоко из блюда с фруктами и взгромоздилась на стул напротив него, подперев голову рукой. — Иди уже спать, — посоветовал он. — Я посуду в посудомойку сам сгружу. Оксана пожала плечами и опять зевнула. Свет из окна еще безжалостнее, чем светильники в ванной, высветил все следы ее усталости: синяки с мешками под глазами, красноватые белки, потухший взгляд, истончившуюся кожу, появившиеся у рта складки. Если увезти ее на пару недель в отпуск куда-то, где тепло, никто не трогает и много свежего воздуха, может, она и оживет. А может, и нет. — Посмотрим, — неопределенно ответила она. — Или посплю еще, или посижу над зачетом. Еще в душе она была бодрой — после секса так сложно было отлипнуть друг от друга, поэтому исключительно в целях экономии воды, ну или времени — Леша плохо уже помнил — они стояли под упругими струями вместе. Ничего лишнего, просто объятия, невинные прикосновения, легкие поцелуи и ее пальцы в его волосах, намыливающие шампунь, а потом вымывающие пену. Почему-то эти минуты в замкнутом цилиндре душевой кабины казались куда интимней, чем все то, что они вытворяли в постели. — У нас в начале моей смены было, — сказала она, — неприятное. Привезли семью: отец, мать и сын, уже взрослый. Бажана как раз везла. По документам — привитые, она еще говорила, вот радовалась, что точно выкарабкаются, чисто на КТ привезли для проверки. А там мрак. Оказалось, они сертификаты купили. Умерли вчера все трое. Леша даже жевать перестал. Приятного аппетита, ага. Можно отрастить какую-то толерантность к рассказам о внутренностях, венеричке, фарше вместо костей и трупах. Но вот придет она после смены, и понимаешь, что нет, для того чтобы такое переваривать, нужно быть медиком. — Не повезло, — сказал он с набитым ртом просто для того, чтобы сказать хоть что-то. Хотя вряд ли ей это нужно. — Ага. — Она опять откусила яблоко и лениво его прожевала. — Не фартануло. Ей бы тоже к Хоме сходить, подумал Леша, проглотив неожиданно безвкусный ком еды. Или пусть он кого-то посоветует от выгорания. Если она будет так пахать, да еще и на передовой, ей понадобится. — Ты точно не хочешь уйти с работы? — спросил он. — Ты не железная. — Не железная, — согласилась она. Однако. Не спорила, не возмущалась, а просто признала. Это ж как ее все это перепахало, а он и не заметил. Хотя чему тут удивляться: когда они вот так последний раз за эти месяцы нормально говорили? — Но тогда работать и правда будет некому. — Зато ты будешь в безопасности, — Леша протянул руку и коснулся ее запястья. — А ты? — хмыкнула она. — Ты — не будешь. Ты не можешь не встречаться с клиентами. Вы, адвокаты, — в чем-то как мы, медики. Вас вызывают тогда, когда вы нужны. Неважно, день-вечер-утро-ночь, выходной или рабочий день. И ты сам, как врач, с тобой нельзя не быть откровенным, если хочешь успеха в деле. Как проктолог, потому что дело имеешь с человеческим дерьмом. И поэтому они не будут говорить с тобой по телефону или онлайн. А там, где люди, там всегда опасность заражения. И каким здоровым гадом бы ты ни был сейчас, нет никакой гарантии, что тебе достанется легкая форма. — Ты немного путаешь меня с криминальными адвокатами, — попытался возразить Леша с улыбкой. — Вот их да, выдергивают постоянно. Мои имущественные права — другое дело. — А в обезьянник ты не ездил? — насупилась Оксана. — И в колонию. Или помнишь, как ты вечером субботы тогда сорвался… — Особенности состоятельных клиентов, — не стал спорить он. — Но оно всегда того стоит. И я стараюсь соблюдать правила безопасности. — Этого иногда мало, — нахмурилась она. — Очень. — Я могу сказать то же самое про тебя, — заметил Леша. — Ты подвергаешься большему риску. — Я этому училась, — она невесело улыбнулась. — Просто… я устала. Прости, что гружу тебя перед заседанием, не нужно тебе это все слушать. Как же, мелькнула мысль, не нужно...? А он, как тогда, полгода будет думать, что все у них замечательно и она понимает, насколько важна для него. — Все правильно, — он отставил пустую тарелку, встал и, перегнувшись через стол, поцеловал ее макушку. — Я же должен знать, что у тебя на уме. Иначе не смогу схватить тебя в охапку, перекинуть через байк и увезти в далекие-далекие дали. Оксана рассмеялась и покачала головой, и эта улыбка была, пожалуй, самым лучшим, что он видел сегодня утром. — Поговорим об этом вечером? — спросил он. — Наверное, — она откусила яблоко. — Или нет. Посмотрим киношку? — Обязательно, — он опять сел и потянулся за чашкой кофе. *** Заседание прошло как по маслу, судья в итоге согласился с доводами Леши. Противоположная сторона, конечно, подаст апелляцию, но это время, тем более гарантии, что решение первой инстанции изменят, не было. Дело само по себе было в чем-то стандартным: супруги делили опеку над детьми и совместно нажитое имущество. Интересным было другое: желание его клиентки по максимуму отсудить унаследованный супругом дом, упирая на то, что ремонт, достройка и расширение, по сути, делались за счет ее сбережений, накопленных до свадьбы. Это — естественно — была только часть правды, но они придерживались этой линии, благо кое-что можно было доказать. В ход, как водится, шли любые мелочи, лишь бы отхапать побольше квадратных метров, и со стороны это напоминало возню жабы с гадюкой. Клиентка, к счастью, не давила на жалость самого Леши и не использовала его как сливной бачок для своей ненависти к бывшему мужу. Их общение было исключительно деловым и продуктивным. Он был всего лишь инструментом в ее борьбе, и его это устраивало. Мировоззрение, многолетняя практика и собственный мучительный развод сделали его прожженным циником в вопросах брачных отношений и убедили, что, за исключением ну совсем уж вопиющих случаев, виноваты всегда оба. Сегодня раунд остался за ним и его клиенткой, бОльшая часть дома отходила ей и детям. Судя по мрачному взгляду мужа и его нервным переговорам с адвокатом, они сами отлично представляли свои перспективы, и, возможно, на неделе стоит ждать звонка с переговорами о мировом. В груди клокотало самодовольство, но Леша позволил себе лишь улыбку. В конце концов, это всего одно из цепочки заседаний, и кто его знает, какие аргументы еще представит противоположная сторона. О чем он и сказал клиентке, прежде чем налил ей бокал красного у себя в конторе. — Разве я плачу вам не за то, чтобы вы могли решить любые затруднения? — фыркнула она. Они сидели в его кабинете, разделенные столом и расстоянием больше, чем полтора метра. Маска клиентки небрежно висела на ручке ее кресла. — Я просто предупреждаю, — отсалютовал он ей бокалом, сделал пару глотков, закусил маленькими канапе с крекером, сливочным сыром и рыбой, которые на скорую руку соорудила его секретарша. И сразу же надел плотную, тканевую маску, закрывавшую пол-лица. Клиентка заметно поморщилась. — Алексей Алексеевич, — она пригубила вино и оторвала несколько ягод винограда, — зачем, в самом деле? — Согласитесь, будет неприятно, если я не смогу вести ваше дело из-за болезни, — возразил он. — Ну да, ну да, — она раздраженно передернула плечами. — Мне уже надоели эти намордники, сил нет. Половину бизнеса пришлось урезать, никуда не сходишь, нигде нормально не посидишь, дети на онлайн обучении, и почти все секции недоступны. Отвратительно. И главное из-за чего? От рака и инфарктов умерло больше людей, грипп тоже опасен осложнениями, но что-то я не помню, чтобы из-за них было столько шума. — Несколько моих знакомы умерло от ковида, — возразил Леша. — Вы уверены, что именно из-за ковида? — фыркнула она. — Медикам выгодно все сейчас списывать на него, им идут доплаты. Леша скрипнул зубами. Доплаты Оксаны были откровенно смехотворными, а работала она в разы больше, чем в доковидные времена. — Насколько я знаю, это не так, — уклончиво сказал он. — Я вас уверяю, именно так, — она подалась вперед. — Дочка нашей няни работает лаборанткой, и она говорит, что глупости это все. Пшик и профанация. Да что там, я сама переболела пару недель назад, на пару дней пропал вкус и запах, даже температуры не было. Я на ногах все перенесла, и ничего. Леша почувствовал, как у него дернулся глаз. Он общался с ней несколько раз за тот период, но, естественно, она ему и слова об этом не сказала. Хорошо хоть все время был в маске. — Вы не говорили, — сказал он. — Я рад, что для вас все закончилось хорошо, но в следующий раз для вашей же безопасности, я настаиваю на переговорах онлайн. Согласитесь, было бы прискорбно, если бы вы усугубили свое состояние, подхватив какой-то сезонный вирус, — что-то подсказывало: объяснять, какую опасность она тогда представляла для него самого и его сотрудников — бессмысленно. — Поэтому и не говорила, — она поморщилась. — Пришлось бы закрывать офис и вести переговоры дома, няня или домработница могли бы что-то сболтнуть мужу или свекрови. — Тем не менее, — Леша улыбнулся, хотя хотелось ругаться, — я настаиваю, исключительно ради вас самой. Мне будет спокойней, — добавил он мягким, почти интимным голосом. — За собственный гонорар, — беззлобно хмыкнула клиентка, чуть порозовев. — Но я учту. *** В квартире пахло сладкой выпечкой, играла веселая музыка, и это означало одно: Оксана дома и никуда ее больше не выдернули. И волна облегчения затопила внутренности. Леша со стуком поставил кейс на банкетку и устало сел расшнуровывать ботинки. — О, привет, — Оксана выскочила в прихожую. Ее волосы были убраны под повязку с жабьими глазками, в руке у нее была грязная силиконовая лопаточка. — Там на кухне сейчас бардак, так что не советую туда соваться. — Восстановлению хоть подлежит? — спросил он, впитывая эту картину: домашняя, улыбающаяся Оксана в футболке и укороченных штанах с утиными лапками. — Ха-ха, я не настолько безнадежна, — она воинственно взмахнула лопаточкой, просыпав немного муки на пол. — Я как-то без тебя жила в общаге. — Три сковородки, — трагическим голосом сказал Леша. — И одна кастрюля. — Эй, — она уперла руки в боки. — Кастрюля не считается, ты меня тогда отвлек. — Я помню это немного по-другому, — зубасто улыбнулся Леша. Она тогда варила яйца к завтраку, он вышел из душа, а на ней была та милая белая ночнушка, просвечивающая в лучах залившего кухню солнца. Кастрюля сгорела, яйца потрескались, и завтракали они тогда запаренной овсянкой. — Ты неправильно помнишь, — она развернулась на пятках. — Расскажешь, как прошло, за ужином. Леша глянул в зеркало и хмыкнул — к лицу приклеилась идиотская улыбка. И он не сможет ее согнать, потому что знал: сейчас они поужинают, Оксана расскажет, как прошел ее день, а он похвастается успехами на заседании, они уберут на кухне и загрузят посудомойку, посмотрят какое-нибудь кино из их списка новинок и старья, возможно, даже не досмотрят, потому что или Оксану начнет клонить в сон, или их потянет целоваться и обниматься. А потом они лягут спать и — обязательно — вернутся к тому, на чем остановились утром. Как же он соскучился по этому, хорошо бы таких вечеров было побольше. *** — Спасибо, что подвез. — Оксана стянула шлем и перекинула ногу, слезая с байка. С утра город встал из-за серьезной аварии на канализационной системе в центре, поэтому Леша решил, раз уж заседаний у него сегодня нет, только несколько встреч, а погода пока еще позволяла, пересесть на железного коня. Его харлей проскальзывал сквозь массу машин, как горячий нож сквозь масло, быстрый, юркий, он мог проскочить повороты, проехать сквозь заныры, дворы и пустыри, объехать самые плотные заторы. Рев мотора, поток воздуха, обдувавший тело, и обнимающие за спину руки. Если это не счастье, то что же? — Байк-такси, самое надежное, — он поднял стекло шлема и опустил бафку на подбородок. — Пока не наебнешься, — скривилась она. — Смотри за дорогой. — Я всегда смотрю за дорогой, — Леша улыбнулся и тоже спешился. Оксана по случаю надела осенний фул-кит, и глаз от нее было не оторвать: нейлоновое покрытие под кожу, подчеркивающее фигуру, распущенные волосы, спутавшиеся от шлема, огромные синие глаза и пухлые губы в красной помаде. — Где мой гонорар за сверхсрочную доставку медперсонала? Она улыбнулась и подалась вперед, прижимая его к байку, встала на цыпочки и прижалась губами к губам. Руки легли на ее поясницу, прижимая покрепче. — Это — чаевые, — она отстранилась. — Я еще утром расплатилась. — Нууу, — Леша с сомнение покачал головой, — едва хватило. — Совсем совесть потерял, — возмутилась она. — Обираешь медика в разгар пандемии. — Ладно, только в честь пандемии. — Леша отвел от ее лица пряди и погладил затянутыми в перчатку пальцами щеку. — Ты послезавтра когда освободишься? Может, смогу тебя забрать. — В семь, если ничего не поменяется. — Оксана положила голову ему на грудь. — Но не надо, я сама доеду. А за дорогой ты все равно смотри и не дури, хорошо? — Конечно, — он коснулся губами уголка ее губ. — До послезавтра тогда. Разжать руки было так сложно, ему опять не хотелось отпускать ее на дежурство. И с каждым разом это становилось все сложнее. Оксана улыбнулась, опять потянулась за поцелуем, а потом оттолкнулась от его груди и, поправив лямки рюкзака, двинула в сторону служебного входа. *** Он сразу почувствовал неладное, когда в мессенджер от Оксаны пришло сообщение «Леш, поговорить нужно». Он успокоил себя тем, что будь что-то срочное, она бы позвонила напрямую или его секретарше. Но все равно, торгуясь с адвокатом мужа его клиентки о том, уступкой какой именно части совместно нажитого имущества та будет возмещать стоимость части дома, он чувствовал подспудную тревогу. — Мне не зря вас рекомендовали. — Клиентка была просто неприлично довольной. — Вы отстояли еще и квартиру в строящемся доме. — Вы говорили, что это желательно. — Леша поправил маску. — Надеюсь, вы не забудете об этом при оплате гонорара. — Не забуду, — она улыбалась. — Я полагаю, с меня причитается ужин. — Благодарю, но нет, — он проверил телефон. Новых сообщений от Оксаны не было. Возможно, все не так уж и плохо. — Мы с моей девушкой стараемся избегать скопления людей. — Удивительно, что такой умный человек, как вы, ведется на эту пропаганду, — она закатила глаза. — У всех свои недостатки. — Неочевидная проблема маски для его профессии: ты не можешь за счет мимики изобразить дружелюбие тогда, когда хочется плеваться. Оксана когда-то сказала, что у него змеиные глаза, когда он на работе, и это выдает его с головой. Впрочем, она была предвзята. — Здоровый образ жизни и никакой химии — лучшая профилактика любых болезней, — поморщилась она. — А от этих мер сплошные убытки. И в отпуск нормально не съездишь. Я уже так устала от этого. И детей никуда не вывезешь оздоровиться без сертификата. — Не хотите делать прививку? — спросил Леша. — Не хочу, — отрезала клиентка. — От этого коронобесия больше шума, чем дела. А если вынудят прививаться, придется брать медотводы или купить сертификаты. — Интересная точка зрения, — кивнул Леша. — А вообще все беды от химии и гмо, — продолжила клиентка, — и врачей с их глупостями! Леша издал угукающий звук, радуясь, что, кажется, уже скоро — через пару встреч с адвокатом ее мужа — он с ней надолго распрощается. Оксана пропустила один звонок, на второй, через полчаса, ответила. Включила она режим видео, значит зашла в ординаторскую, где был нормальный интернет. — Привет. — Изображение немного подвисало. Она пошевелила наушник, устраивая его поудобней. — Я не могу долго говорить, но тут какое дело. У меня сегодня брали по обязаловке пцр-тест. Нашли ковидлу. — Как тебя угораздило? — нахмурился Леша. — Ты же прививалась. Впрочем, не важно. Когда тебя забрать? — Никогда, — чуть закатила она глаза. — Прививка, Леша, не исключает возможности самой болезни, а сильно облегчает ее течение. Скорее всего, принесла Уля, подцепила от парня. Я додежурю, и мы вместе с ней и Бажаной засядем в общаге. Только пришли мне курьером вещей на смену и мою подушку. И за собой следи, вроде бы не должно ебнуть, но все равно. Ты ведь тупик толстолобый — не захотел прививаться. — Я так не думаю, — нахмурился Леша. — Тебе нужен покой и уход. — Медик вообще-то я, — она внимательно посмотрела на него. — И мне кажется, ты пока еще не болен. Ты не можешь засесть почти на месяц в карантин, у тебя заседания и контора. И СИЗов из вас никто не носит. Поэтому будет лучше, если на карантин я сяду отдельно от тебя. А в общаге будет кому помочь, если станет совсем уж плохо. Рука сжалась в кулак. Доводы Оксаны были абсолютно разумны и продиктованы, наверное, и заботой о нем… но до чего же это было отвратительно. — Сбросишь мне список вещей, — взял он себя в руки. — Думаю, к пяти я смогу добраться до дома. — Хорошо, — она невесело улыбнулась. — И ты своим там скажи, чтобы были аккуратны. На всякий случай. У твоей секретарши родители старые. — Я ей передам, — кивнул он. — Тогда до связи. — Пока. — Она послала ему воздушный поцелуй и отключилась. Леша аккуратно положил телефон на стол. Потянулся к стопке бумаги в органайзере и скомкал несколько листов, стараясь заглушить едкое чувство беспомощности, злости и раздражения. *** На кухонном столе под полотенцем стояло блюдо со штруделями, которые испекла позапозавчера Оксана. Принюхаешься — и легкий запах корицы еще висит в воздухе: просыпала и, похоже, где-то до конца не отмыла. Нужно будет сказать домработнице, чтобы домыла. Список вещей напоминал больничный, из тех, что висят на сайтах и с которыми нужно обязательно ознакомиться перед госпитализацией. Может, она его оттуда и взяла. Леша прошелся глазами и поморщился: минимализм удобен в интерьере, а вот больному человеку нужен комфорт. Поэтому вместо простого чашка-тарелка-приборы, он начал собирать по своему усмотрению — две чашки, несколько тарелок разного размера, миска для овсянки — глубокая и хорошо удерживающая тепло — пара наборов приборов. Напишет потом список, чтобы не забыть ничего, когда будет забирать ее с карантина. А вот с продуктами непонятно, с одной стороны, вкус она скоро потеряет, а с другой — что-то же есть нужно. Собрать, что ли, полуфабрикатов, которые Кристина им наделала? Половину, понятное дело, съедят ее товарки по карантину, но это не страшно, всегда можно будет привезти или прислать еще. Если у него тоже начнется, то прямиком из дому домработницы. И, наверное, он скажет Кристине, чтобы не приезжала пока к ним. Неделю-другую он без уборки переживет, а вот если та заразится, он себе этого не простит — где еще найдешь кого-то, кто так вкусно готовит! В итоге вместо одной легкой сумки и пакета с подушкой в прихожей стоял его самый большой самолетный чемодан с вещами, туалетными принадлежностями, ноутом, запасной зарядкой, пауэрбанком и посудой, чемодан поменьше с постельным барахлом типа одеял, пледа, простыней и подушки и термосумка, под завязку забитая продуктами. В сетчатом кармане большого чемодана лежал кошелек с наличкой, мало ли, что будет нужно из лекарств или продуктов. Леша глянул на часы — шесть. Если постараться, он, скорее всего, сможет на машине успеть к окончанию ее смены. Общага была на территории больницы, привет дореволюционным корпусам и совковой предусмотрительности. Оксана будет сердиться, что он рискует заразиться от нее… но когда он, черт возьми, увидит ее в следующий раз живьем? Если увидит, мелькнула мысль. Леша поджал губы, спрятал ключи в нагрудный карман кожанки, оглянулся на пустую квартиру, и горло перехватило от тревоги, которой он не давал волю с самого их с Оксаной разговора. Красиво, функционально, дорого, удобно и… пусто. А ведь он уже отвык за те два года, что они прожили вместе, от этой пустоты. Да, они оба много работали и в последнее время мало виделись, но всегда, несмотря на раздражение из-за всей этой ситуации с эпидемией, он знал: его Оксана вернется домой. Уставшая, замученная, не вовремя, порушив все планы, но вернется. И все будет хорошо. А теперь этой уверенности, что просто нужно стиснуть зубы и переждать паскудное время, не было. И это оказалось даже хуже, чем тогда с Лизой, когда он сам медленно, но верно разочаровывался в том, как они живут, каждый день с головой погружаясь в холод и одиночество, что испытывал рядом с ней. С Оксаной Леша привык, что он больше не один, порой это было сложно, порой — невозможно, но никогда с нею он не чувствовал себя одиноким. После развода с Лизой ему было отвратительно и вместе с тем он ощутил невиданную доселе свободу, боль от расставания мучила, но не убивала. Если же Оксаны в его жизни не станет, то, кто знает, сможет ли он после этого оправиться, слишком близко подпустил ее к себе, слишком прикипел. И теперь уже поздно что-то менять. Да и неохота. *** Машину он припарковал рядом со служебным входом, посмотрел на часы — тютелька в тютельку. У нее уже должно было закончиться дежурство, если ничего не поменялось, и она, наверное, переодевается. Нервная энергия, затопившая его дома, требовала выхода. Может, полегчало бы, если б он пригнал сюда на байке, но вот беда, харлеи не предназначены для такого количества багажа. Подумать только, а ведь они три недели ездили с седельными сумками и рюкзаками… Леша сосредоточился на этих сладких воспоминаниях. Лучше думать, что они еще повторят и не один раз. Он вылез из машины, покрутил головой и полез за телефоном, исподлобья осматривая окрестности. Его майбах смотрелся инородно рядом с простенькими бэхами и жигулями сотрудников, даже внедорожник главврача впечатлял меньше. Оксана когда-то жаловалась, что из-за него — Леши — начальство неохотно выдает ей премии и не хочет давать законную надбавку, мол, любовник кормит, чего ты выпендриваешься. — Алексей Алексеевич, — окликнул его мягкий голос. Леша поднял взгляд. К нему с крыльца служебного входа спускался круглый, вечно всклокоченный и помятый Леопольд Леопольдович Бомгарт, Оксанин любимый хирург, над которым она и ее подруги взяли негласное шефство. — Доброго вечера. На нем было старое пальто, в свете фонарей над парковкой было не видно, но Леша помнил, что местами оно порыжело от старости. Очки в тонкой круглой оправе кривовато сидели на пухлом лице, пряча добрые и печальные глаза. Он немного шаркающей походкой подошел к Леше, на ходу натягивая маску, и, кажется, улыбнулся. — Доброго, — кивнул Леша. Интересно, а Бомгарт смог бы убедить Оксану вернуться домой? — С чистой совестью на свободу? — Сегодня и здесь да, — вздохнул тот. — А завтра мне на вторую работу. Надеюсь, хоть там не будет так грустно, как сегодня у нас. — Опять семья псевдо-привитых? — вспомнил Леша рассказ Оксаны. — Эх, — Бомгарт махнул рукой. — Не напоминайте. Сегодня коллегу из реанимации жена такого же спрашивала, а нельзя ли через него как-то привиться, они с мужем купили пару месяцев назад сертификаты, чтобы поехать в отпуск на море. Ну а теперь спохватилась, они ведь в базе. — Считайте, что так работает естественный отбор, — предложил Леша. Бомгарт поднял голову и очень внимательно посмотрел на него. И промолчал. Оксана тоже так делала, только вместо очень осуждающего молчания сразу говорила, какой Леша мудак и придурок. — Оксана заболела, вы знаете? — спросил он вместо этого. — Да, — Леша кивнул в сторону машины. — Привез ей вещи, она почему-то не хочет болеть дома. — Она поступает правильно, — возразил Бомгарт. — Я вроде бы не похож на человека с диабетом и сердечными заболеваниями, — не сдержал улыбки Леша. Он тратил немало времени и денег на поддержание себя в форме: спортзал, тренажеры, бассейн и индивидуальные инструкторы. Самому приятно не быть развалиной и для любимого хобби полезно. Последнее, что ему хотелось — соответствовать каким-то стереотипам о нестриженных, патриотичных пивных бочонках на ножках в коже, а сила и выносливость, которые он тренировал в зале, позволяли потом легко выдерживать долгие перегоны на байке. Из-за периодически закрывающихся спорткомплексов от многого пришлось отказаться и заниматься дома, но он с гордостью мог сказать, что не набрал ни одного лишнего килограмма за период пандемии. — Во-первых, — начал Бомгарт, поправив очки и строго нахмурив брови. Его лицо мигом переменилось, а в мягком голосе зазвучали железные нотки. И теперь верилось в слова Оксаны, что попасть ему на разбор похуже будет, чем даже к главврачу. Тебя так интеллигентно и по пунктам повозят лицом по столу, что уж лучше б наорали. Впрочем, по ее словам, иногда Бомгарт и орал, и вот тогда точно — кранты. — Вирус мутирует и новые штаммы гораздо агрессивней. Болеют и умирают сейчас даже двадцатилетние. Во-вторых, вы живете с медработником, а это добавляет рисков. Наши, внутренние больничные штаммы любых вирусов, к сожалению, резистентны ко многим антибиотикам. Довольно часто сами медики и их родные болеют в более тяжелой форме, чем простой обыватель. С учетом, что вы, насколько я знаю, не привиты и работаете с людьми, Оксана поступает как очень сознательный, ответственный и заботливый человек. — Тогда тем более, — попытался спорить Леша. — Ей лучше дома, где о ней будет кому позаботиться. Особенно если ей попадется тяжелая форма вируса, несмотря на прививку. — Коллеги рядом, больница тоже, а для своего мы место как-нибудь да найдем, — отрезал Бомгарт, воинственно взмахнув пухлыми руками. — Есть поводы думать, что понадобится госпитализация? — проглотив рвущееся с языка «я как-нибудь пристрою ее в нормальную больницу!», спросил Леша. По спине пробежал холодок, то ли в кожанке было слишком холодно, то ли мысль об Оксане, истыканной трубками, датчиками и с трубкой ИВЛ в горле была слишком уж яркой. — Пока нет, — сдулся Бомгарт. Вспышка его воинственного гнева сошла на нет, а лицо еще больше поплыло, как будто сильные эмоции отняли у него слишком много сил. — Но исключать этот вариант нельзя никак. Она молода и упряма, это немало для правильного настроя, привита, что тоже хорошо, но организм слишком истощен из-за наших постоянных переработок. И иногда это просто вопрос удачи. — Вы умеете поддержать, — фыркнул Леша. Хорошо хоть полтора года назад, после одного очень важного для них разговора они сходили к нотариусу и оформили доверенности, больше для того, чтобы в случае аварии Оксана могла посещать его и принимать решения, но, кажется, это может пригодиться в противоположной ситуации. Скорее всего, коллеги Оксаны пойдут им навстречу в случае чего. Но с доверенностью надежней. В самом критичном случае можно будет прийти напрямую к главврачу, уж с ним-то «порешать» будет проще простого. — Я говорю как есть, — Бомгарт развел руками. — Про себя я знаю, что скорее всего не переживу тяжелую форму, у меня сразу несколько отягчающих обстоятельств: возраст, сердце и лишний вес. — Вы привились? — уточнил Леша, которого разговор стал уже тяготить. Бомгарт, к сожалению, был на стороне Оксаны. В его словах была та же расчетливость, что и у нее. — Естественно, — кивнул тот. — Как я уже сказал, я в зоне риска. Хотелось бы верить, что вся эта история с пандемией заставит людей и чиновников иначе смотреть на медицину и заботу о собственном здоровье, но шансов, увы, мало. Спасибо, хоть у нас все хорошо с разводкой кислородных труб, а то мои друзья по институту из соседних стран рассказывают страшные вещи — у них просто не хватает баллонов с кислородом, производства нет, сами баллоны старые, системы демонтированы, и речь порой идет о том, чтобы дозировать имеющийся кислород между больными. Даже в частных больницах, хотя там спохватились и пытаются что-то наладить. Но хуже всего не это, хуже упорное нежелание людей прививаться! Вот вы, почему вы отказались? — А Оксана вам не жаловалась? — хмыкнул Леша. Если уж она трепала их личные дела на работе, то, возможно, и об этом рассказала. — Она просто сказала, что не смогла вас убедить, — опять начал распаляться Бомгарт. — И ее это очень расстраивало, она страшно по этому поводу переживала. — Потому что не доверяю вакцинам, слепленным на коленке за полгода, — отрезал Леша. — Любым, не только нашим, а вообще. Разве производители британской вакцины хотели, чтобы у нее была побочка в виде тромбоза? Нет, для них это репутационные потери и убытки. И в случае чего, они всегда смогут доказать, что умер человек не из-за их кривого продукта, а потому, что сам виноват. Я знаю, как ведутся такие дела. Я понимаю всю опасность текущей ситуации, я вижу, сколько работает Оксана, понимаю, почему она предпочла привиться, но для себя предпочту подождать пару лет, чтобы иметь перед собой более четкую картину. — Но позвольте, — Бомгарт всплеснул руками, — векторные вакцины разработаны еще при Союзе, они хорошо себя показали… Леша уже не слушал, это все ему говорила сама Оксана, и вряд ли Бомгарт скажет что-то новое. Тем более на крыльцо вышла стайка женщин, и он высмотрел среди них силуэт в фул-ките, с теплыми наушниками на макушке. Леша извинился, прервав тираду Бомгарта на полуслове, приоткрыл дверцу машины, нагнулся и посигналил фарами пару раз. Оксана отделилась от толпы и подошла к ним. На первый взгляд, все с ней было нормально, только потемневшие от уличного освещения глаза смотрели поверх маски устало, но это уже было нормой. — Ну и зачем ты приехал? — надулась она, скрестив руки на груди. — Я же говорила прислать курьера. — «Привет, Леша, я рада тебя видеть, спасибо, что собрал и привез мои вещи», — едко ответил он. — Два чемодана и одну сумку. Оксана закатила глаза. А потом до нее дошло. — Сколько чемоданов? — икнула она. — Два, — мягко подсказал ей Бомгарт. — Я думаю, там только необходимое. — Исключительно необходимое, — зубасто улыбнулся Леша. — Мое необходимое поместилось бы в одну сумку, — возмутилась Оксана. — Оксанушка, милая, я думаю, ваш молодой человек хотел как лучше. — Леша мысленно крякнул на «молодого», он был всего на десять лет младше Бомгарта. Хотя если измерять килограммами… — Если вам что-то будет не нужно, вы сможете потом отослать обратно, — его спокойный, мягкий тон действовал на Оксану как дудочка на змею. А уж «Оксанушку» она, кажется, позволяла только ему. Не то чтобы Леша ревновал, но однако же. — Вы, главное, не забудьте предварительно все обработать антисептиком и желательно паром. — Бомгарт наставительно посмотрел на Лешу. — Это очень важно. — Всенепременно, — кивнул Леша, вложив немалую долю сарказма в голос. — Садись? — Леша, — простонала она, закрыв лицо ладонью, — я заразна. Социальная дистанция, нет, не слышал? — Вы можете подогнать машину к общежитию, — опять вклинился Бомгарт. Леше хотелось огрызнуться, что они как-нибудь разберутся, но он прикусил язык. Обижать «Леопольдыча» при Оксане было никак нельзя. Особенно сейчас. — Общага далеко? — когда-то давно, до того, как они съехались, он заезжал за ней туда, но это был отдельный въезд, и по самой территории больницы он ориентировался плохо. — Нет, — Оксана махнула рукой куда-то ему за спину. — Минут десять пешком. — Отлично, — Леша полез в багажник и начал доставать оттуда чемоданы и сумку. — Прогуляемся? — Хорошо, — она устало вздохнула и примерилась к маленькому чемодану. — Вам помочь? — спросил Бомгарт у Леши, решив зачем-то помочь ему с термосумкой. — Нет. — Вот уж чего ему хотелось в последнюю очередь, так это делить их последнее на долгое время свидание с кем-то. — Спасибо. — Вы на нее не злитесь, — неожиданно понизив голос, сказал Бомгарт, посмотрев поверх очков до отвращения понимающим взглядом. И кивнул в сторону Оксаны. — У нас медиков своя профдеформация. И поэтому отношения вне профессии порой даются нам трудно. — Возможно, — тоном «вас не спрашивали» с улыбкой ответил Леша. Какая у него самого профдеформация никто, конечно, не задумывался. И что за манера давать непрошенные советы? Бомгарт то ли не понял, то ли не подал виду. — Оксанушка, — строгим голосом, который, впрочем, смазывался от его теплого взгляда, заговорил он, — вы с девочками и так знаете все протоколы, но все равно: много жидкости, температурный контроль, прохладное проветриваемое помещение. И никакой самодеятельности. Если что, звоните дежурному, будем думать. И поправляйтесь быстрее, я не представляю, как мне без вас в операционной. — Конечно же, Леопольд Леопольдович, — Оксана кивнула ему. — Как только так сразу. Вы себя берегите. — Ну что ж, — Леша закинул термосумку на плечо и перехватил ручку большого чемодана. Эти разговоры можно разговаривать бесконечно, а вот что Оксане совсем лишнее — так это мерзнуть на улице. Да и ему тоже. — Поехали. Показывай куда. Оксана ткнула рукой в сторону противоположного выхода со стоянки, помахала Бомгарту и покатила свой чемоданчик. Леша вежливо кивнул на прощание и поспешил за ней. Перед поворотом он невольно оглянулся. Несуразная, круглая фигура Бомгарта все так же одиноко стояла на освещенной стоянке. Что за нелепый человек. И ведь что отвратительно, залез ведь своими пухлыми пальцами куда-то в душу, сковырнув ноющую коросту. — Леш, не груби Леопольдычу, — сказала Оксана, когда он ее нагнал. Для больной шла она довольно бодро. Ее чемодан подпрыгивал на крупной, еще совковой, плитке и тарахтел. — Он этого не заслужил. — Как ты могла про меня такое подумать? — невинно посмотрел он сверху вниз. Редкие фонари, как будто застрявшие в ветвях старых деревьев, освещали им путь. По плитке ползали рыжеватые пятна света, ветер налетал редкими, внезапными порывами, в воздухе стоял влажный запах опавшей листвы. Здесь было заметно холоднее, чем на стоянке, и Леша на ходу застегнул кожанку под горло, порадовавшись, что одел бафку на шею. — Я тебя слишком хорошо знаю, — она тяжело вздохнула. — У него последние лет десять никого нет, кроме работы и нас. Он с женой в разводе, детей та увезла с собой в другой город. Они уже больше года живьем не виделись. — Хорошо, хорошо. — Родители и дети для нее тема больная, наверное, поэтому так и симпатизирует этому несуразному хирургу. — Ты как себя чувствуешь? — Нормально пока, — пожала она плечами. — Температуры нет, запахи вроде различаю, а остальное — может, просто усталость накопилась. — Если у тебя будут осложнения, звони мне, попробую устроить тебя в другую больницу. — Леша поудобней перехватил сумку. — Ковидарий в городе один, и это наша больница, — возразила Оксана. — И даже твои связи вряд ли что-то изменят. Если ты думаешь, что где-то лучше, чем здесь, можешь мне поверить — нет. — Может, передумаешь? — решил он попробовать еще раз. — Я могу переехать спать в кабинет, ты будешь жить в спальне. — Леша — нет. — Она остановилась перевести дух и раздраженно посмотрела на него. Всклокоченная прядь упала на лицо. Леша на автомате протянул руку убрать и коснулся ее лба. Холодный. Хорошо. — Это опасно и для тебя, и вообще для окружающих. — И когда я тебя в следующий раз увижу? — спросил он. — Об этом ты не думаешь? — Я думаю о том, чтобы ты не болел, — отрезала Оксана. — И не попал к нам в больницу. А еще чтобы твоя контора и все твои клиенты не заразились и чтобы не усугублять весь этот трэш! — Конечно, — фыркнул Леша, чувствуя разъедающее раздражение и злость на нее, всю ситуацию в целом и проклятый вирус, переписавший всю их жизнь. — Всегда в заботе об идиотах. Очень благородное и полезное занятие. — Конечно. — Под маской было не видно, но он был уверен — оскалилась. — Где мне до тебя? Ты у нас самый крутой, богатый и все ты порешаешь, а что не порешаешь — купишь. — Ты обычно не против, — улыбнулся Леша, забыв, что она не увидит, — когда я что-то решаю и покупаю. Не стоило этого говорить. Не стоит использовать дело о ее наследстве, когда они спорят. Это не приведет ни к чему, только разозлит ее больше. Не говоря уже о том, сколько времени и сил пришлось потратить, пока она начала принимать от него дорогие подарки. — Договорились, — огрызнулась она. — Выставишь счет за свои услуги. Отдам частями. Леша в последний момент сдержался, чтобы не ответить ей про оплату натурой. Есть слова, которые не забывают и не прощают никогда. — Оксана, пожалуйста, не о деньгах речь, — попытался он образумить ее. Поздно. — Ай, как заговорил, — фыркнула она, взмахнув рукой. В полутьме показалось, что глаза у нее заблестели. — Ну прости, что я не ты, мне не насрать на людей вокруг, я зарабатываю меньше, пашу больше и не жду дома с тапками в зубах. Нужно было внимательней смотреть, кого трахаешь, нашел бы себе удобную инста-телочку, и было бы у тебя все в ажуре! Леша скрипнул зубами. Ему хотелось многое ей сказать. Рассказать, сколько инста-телочек у него было после развода, как он устал от того, что не видит Оксану неделями, что ему без нее плохо и как ему тревожно за нее каждый раз, когда она последний год уходит на дежурства. Что уже не представляет, как ему без нее, и не хочет даже думать о том, что ее в его жизни не станет. — Прекрати, — сказал он. — Просто прекрати. И сгреб ее в охапку, не давая пошевелить руками, и прижал к себе. Уткнулся в ее волосы, пережидая, пока она не перестанет вырываться. Хорошо хоть ногами не била. — Леша, твою мать, — пропыхтела она наконец, — совсем ополоумел, а если заразишься, придурок? — Тебя по-другому дома не удержишь! — разозлился он. — Я тебя вообще не вижу! — За что ты на меня так злишься? — Оксана обмякла в его руках. Она дышала рвано, как будто сдерживала рыдания. Леша отпустил ее только для того, чтобы приподнять ее подбородок. Но в полутьме аллеи было толком не разобрать. Диафрагму прихватило холодными тисками то ли вины, то ли неловкости, а внутри поднималась волна злости, беспомощности, ревности и отчаяния. Он уже чувствовал себя так — с Лизой. Когда их «плохо» только начиналось, когда он уже понимал, что теряет ее, но отказывался верить. И тогда, после развода, он обещал себе — больше никогда. Никому и никогда он не позволит заставлять его чувствовать себя так. И вот, пожалуйста, он опять там же, только в этот раз все еще больнее и острее. Но худшим в этом было другое: сама Оксана была виновата в этом только отчасти. Ее вина в том, что она оставалась верной своим принципам, профессии и людям, нуждавшимся в ней. Но не ему. И если раньше это забавляло и умиляло, то сейчас, когда пандемия показала, кто есть кто, получалось, что она всегда выберет какие-то химеры. — Я не злюсь на тебя, — как же тяжело было произносить эти слова. — Я злюсь на обстоятельства, которые тебя окружают. И то, что вместо заботы о себе — о нас, ты выбираешь чужих людей. И ладно бы тебе за это платили, но нет! Ты просто ведешь себя как… — от волнения даже правильные слова пропали, и он махнул рукой. — Я без тебя уже не могу. — Он потянулся к волосам, запустил пальцы и сильно дернул, стараясь прийти в себя. Оксане не нужно видеть его в таком состоянии, особенно если это их последний на долгое время разговор живьем. — А ты теперь где угодно, но не со мной, — звучало до отвращения жалко. Но вместе с тем на него накатило какое-то странное, звенящее облегчение, как будто он наконец скинул здоровенный камень, придавливавший его к земле. — Ты думаешь, — она всхлипнула, — я это выбирала? Ты думаешь, мне нравится, что люди вокруг болеют и мрут пачками? Или что я хочу пахать так, что света не вижу? — Нет, — он поморщился. — Нет. Но ты не делаешь ничего, чтобы хоть что-то исправить. — Чтобы сделать тебе удобно? — она скривила губы. Если бы она была удобной, мелькнула мысль, она бы не стала тем, кем была для него. Он не мог любить удобных женщин, только таких, как Оксана и Лиза, красивых, обманчиво беззащитных и нуждающихся в нем, но со стальным нутром. — Нет, — наконец сказал он. — Это была бы не ты. — В голове было гулко, он чувствовал себя бесконечно вымотанным, но, кажется, наконец-то ему полегчало. — Но я устал, что ты всю себя отдаешь другим, а мне остаются какие-то крохи. Я понимаю, ты выматываешься, выгораешь, у тебя нет сил, то, что ты делаешь — важно. Но как же я? — А тебя я люблю, — она развела руками. — И я не знаю, как сделать так, чтобы ты это чувствовал. Просто… я не могу иначе. В памяти всплыл один старый разговор, после того как Оксана вернулась со смены, где пришлось оперировать байкера из спорт-клуба. И ее слова «Выбора у меня нет: или жить с тобой и твоей зверюгой, или уйти». Свой выбор она сделала уже давным-давно. Теперь его очередь. — Я знаю, — он вздохнул и протянул к ней руки. От сердца отлегло, когда она сразу же подалась к нему, позволяя заключить в объятия. — И у меня нет выбора: или жить с тобой и твоей медициной, или уйти. Можешь даже не мечтать — так просто ты от меня не отделаешься. Она всхлипнула, спрятала лицо у него на груди и обхватила так, что казалось: ребра сломает. Они стояли молча, и над головой шелестели не осыпавшиеся еще листья, рыжеватые пятна фонаря скакали по одежде, холод забирался за ворот кожанки, они оба были измотаны, но почему-то казалось, что так и должно быть. Словно они наконец-то вскрыли огромный гнойник, который мучал, болел и не давал жить. И теперь станет легче. Леша потерся щекой о ее макушку. Наивно так думать: легче не будет, потому что пандемия закончится еще не скоро, Оксана останется собой, а он — собой. Они еще будут ругаться на эту тему, он еще будет ревновать ее к профессии, а она — переживать, когда он уезжает гонять на байке. Но если просто молчать, делать вид, что ничего не происходит, будет только хуже. Проверено на личном опыте. — Я тебя люблю, — тихо, но очень четко сказала Оксана. — Никогда об этом не забывай. — Я тебя тоже. — Он прижал ее к себе еще крепче. — И кажется нам пора. Холодно — тебе вредно замерзать. — Да, наверное, — но рук она не отпускала. — Мы ведь справимся? — Справимся, — кивнул Леша. А как иначе? Если и есть что-то в твоей жизни стоящее, оно никогда не дастся легко. — Обязательно справимся. *** — Ну вот как-то так. — Оксана переключила камеру телефона и провела по кругу, давая ему рассмотреть комнату в общаге, где она с подружками планировала карантиниться. В кадре мелькнули Уля с факом, быстро прикрывшаяся одеялом Бажана, маленький холодильник и бочок микроволновки на столе. Там же где-то должен быть и чайник. — Не так уж и плохо. У нас один санузел на блок, но сейчас в блоке только мы. Комендантша даже закрыла глаза на все наши чайники и обогреватели, ей Леопольдыч вставил таких пропиздонов, что она сейчас шелковая. Надеюсь, на наш карантин хватит. — Если что-то будет нужно, — Леша повозился, устраиваясь поудобней на подушке, — звони и пиши. Они простояли на ветру тогда еще очень долго, никак не могли разлипнуть. Леше потребовалась вся сила воли, чтобы отпустить, но ее холодные руки и горячий лоб вернули его на землю. Они дошли до общаги и, договорившись, что Оксана позвонит, когда обустроится, разошлись. Это было совсем не то прощание, какого ему хотелось бы, но как уж получилось. Он исправит все потом, когда Оксана вернется домой, а пока она будет на карантине, постарается, чтобы она не забывала, как сильно он ее любит. — Как ты себя чувствуешь? — спросил он. — Ты хоть согрелась? — Да, — она виновато улыбнулась. — Бажана тут глинтвейн замутила. — Так бы и сказала, что хочешь устроить девичник с ночевкой, — хмыкнул Леша. Хорошо, что он может уже шутить об этом, не чувствуя разъедающего раздражения. Но завтра обязательно позвонит Хоме, дражайший психолог писал, что заболел, но, может, он уже выздоровел или ему досталась легкая форма и они смогут поговорить. — Ну, такое, у Ули уже вкус пропал, — рассмеялась Оксана. — Она очень злится, говорит, что толку от тебя теперь, вкус пропал, никаких суши за счет богатого хахаля не поешь. «Эй!» — донеслось откуда-то с фона, и Леша расхохотался. — Передай ей, что как только вырветесь на свободу, я проставлюсь. Ты сама как? — Нормально, — Оксана зевнула. — Сонная только. Глинтвейн и блины Кристины. Спасибо, кстати, за жратву. Я хоть человеком себя почувствовала. Ты как? Я понимаю, у тебя там свои дела и заседания, но если что — не рискуй, отсидись лучше дома. — Обязательно, — заверил ее Леша. — Не волнуйся. Мы справимся. Она улыбнулась ему своей самой дорогой и родной улыбкой. — Слушай, а давай через дискорд фильм посмотрим, — предложила она. — Ну тот, где два иллюзиониста с Джекманом и Бейлом. Я настрою трансляцию, орать можно будет точно так же, как и дома. Ну правда без обнимашек. — Давай, только лучше трансляцию я настрою, у меня фильм уже есть. — Леша закрыл глаза. Ее голос в ушах, постель еще хранила ее — их общий — запах. Это конечно симулякр, но лучше, чем ничего. — И давай лучше завтра. Ты отоспись и отдохни наконец. — Ты тоже, — она склонила голову набок, улыбнулась и послала поцелуй в камеру. — Я тебе утром позвоню, за завтраком, хорошо? — Буду ждать, — улыбнулся Леша. — Спокойной ночи. Они справятся, — мелькнула мысль, когда он отключился. Они справятся со всем. И скоро снова будут вместе, и пусть опять будет сложно, но они справятся. Вместе.