Чувства

— Значит, рыжий зверь приполз к белому — непревзойдённому в своей эрудиции убийце валькирий? — А также до фига положительному, на кого никогда не орёт Кассельн. — И что же за проклятие пало на белого зверя? — Он должен следить, чтобы рыжий не скучал. — О, нет, увольте. — Никак нельзя, или ты разрушишь чары и придётся дорого заплатить. — И чего же белому зверю, стражу комендантского часа, бояться? — Сможешь писать только букву В. — И это самое ужасное, на что ты способен? — И все указания будут одни и те же, «напишите имя бога солнца». — А вот это уж слишком! — И стоять у тебя будет только когда в комнате будет Мурай, и ты будешь страдать, потому что меня его присутствие не остановит. — Бедняга Мурай. Хочешь сказать, он будет обречён смотреть как ты занимаешься сексом? — По ходу — да. Действительно, бедолага… — Ну, не скромничай, ты и сейчас готов взяться за дело. — Да не собираюсь я дрочить! — Уверен? Улечься позади, почувствовать близость, посмеяться о двусмысленностях — и последствия не заставят себя ждать. — Всё ты виноват. Иван, ты первый начал! — Так доложи наверх по цепочке. — Кому, Мураю? Оба заржали, прямо затряслись от смеха, но и не подумали отодвинуться друг от друга. Если цель всего этого была — чтоб встало покрепче, то они определенно были на верном пути. — Слушай, Конев, а давай? — Ты прекрасен, спору нет, но я собирался поспать. До завтра не потерпишь? — Ладно, белый зверь. Увидимся на рассвете в твоей башне из слоновой кости. Когда-то давно, на заре их дружбы, Конев признался, что может сблизиться только с теми, к кому питает чувства. И Поплан горячо его поддержал, — если, конечно, считать за чувства скуку и похоть, которые объясняли множество поплановских эскапад. Можно было подумать в этом весь Поплан. Но стоило приглядеться получше — и становилось ясно, что именно физическая близость позволяла ему выразить богатейшую палитру человеческих эмоций. Он бы никогда не признался вам, что затосковал в одиночестве, зато ворвался бы в комнату далеко за полночь и попытался залезть к вам в койку. Он бы не показал волнения перед боем, зато нашел предлог, чтобы выспаться на вашем плече. Сперва назвал бы сволочью, а после позаботился о том, чтобы вы не мёрзли. И никогда бы не принял от Конева банального «спасибо» за то, что побеспокоился о его комфорте в холодной комнате — лучшей благодарностью для него стал бы коневский стояк и сопутствующая шуточка. Желание Поплана заняться сексом здесь и сейчас объяснялось привязанностью и нежностью — а еще в нем можно было уловить страх, и гнев, и самую малость — восторг полета на грани, когда на кону стоит твоя жизнь. Конев подумал обо всем этом и ощутил, как эмоции ответной волной прокатились по всему телу. Да, для близости ему нужны чувства, и то, что происходило между ним и Попланом, как раз и было чувствами, пусть и не романтического толка. — Знаешь что, Оливер… Оливер, ау. Ты там заснул? Я передумал — не хочу ждать до завтра. Это определенно был их не первый — и дай бог, не последний раз. У обоих были свои привычки, а если они вдруг не совпадали, всегда находился запасной план. Им даже не пришлось произносить вслух мысль о том, что в комнате слишком холодно и не стоит рисковать, вылезая из-под одеял. Стоило Поплану услышать, что вводные изменились и до утра можно не ждать, как он уткнулся лицом в белобрысый затылок и начал расстегивать коневские штаны. Тот подался назад, прижимаясь как можно ближе. Чтобы кончить, Ивану всегда требовалась более долгая и интенсивная стимуляция. Член Поплана от частого употребления, по идее, вообще должен был потерять чувствительность, но, похоже, это было абсолютно не так. Говорят, что дрочка — ни что иное, как упущенный шанс на нормальный секс. Что-то, с чем вполне можно справиться самостоятельно и что у твоего партнера никогда не выйдет лучше, чем у тебя. Конев и не спорил — сам он всегда управлялся быстрее. В бытовавших на флоте шуточках о том, что все вокруг одним своим присутствием заставляют отстреляться побыстрей, определенно был смысл. Но когда он занимался этим в одиночестве, никто не целовал ему шею, не притирался к телу, а рука на члене не была рукой другого человека, что добавляло этому простому акту целое море ярких переживаний. Чуть погодя Конев развернулся и потянулся к ширинке напротив. Поплан сразу скользнул языком в рот, ожидая освобождения из штанов своего красавца. На узкой койке это было непросто — пришлось повозиться, устраиваясь поудобнее. Приноравливаясь, чтобы не заехать другому в бок, они не прекращали целоваться, охать и стонать. От того, что сейчас они дышали одним воздухом, ощущая любой звук, который выдыхал другой, в буквальном смысле захватывало дух. Оба выдохлись еще до того, как вторгшийся на чужую койку Поплан сумел-таки отвоевать себе место на этом ложе или крепости из одеял — небольшое пространство на двоих в болтающейся в вакууме консервной банке можно было называть как угодно. Глаза в глаза, лицом к лицу — долго они бы по-любому не продержались. Рука Поплана оказалась выше и двигалась в обычном темпе, а Коневу только и оставалось, что вращать запястьем, потирая ствол и поглаживая большим пальцем головку снизу. Они так сильно прижимались друг к другу, что даже если бы прервали поцелуй, всё равно остались почти что единым целым. Конев мог бы узнать запах Оливера из миллиона других. Иногда, по ночам, заваливаясь к Ивану в койку, он пах пивом, иногда виски, а иногда — Конев не задавал вопросов, на которые не хотел услышать ответ — женщинами. Иногда, как сейчас, это оказывалась зубная паста. Но в любом случае это был запах Поплана. Они кончили практически одновременно — результат долгой практики и единения, когда оргазм одного запускает цепную реакцию для другого. Некоторое время лежали молча. Усталость накрыла их словно тяжёлое стёганое одеяло. — Поплан, иди мыть руки. — М-м… — Поплан, не смей вытирать о простыню или одежду, даже об свою. — А облизать можно? — Фу. — Значит, вымазать мне руку спермой минуту назад не фу? А кончать в чей-то рот… — На счёт три я откину с нас одеяло, и мы встанем, и дойдем два шага до умывальника и вымоем руки. А потом вернёмся в койку спать. — Будь ты проклят, белый зверь! — Раз… Два…