криогенез

— почему ты ещё не сдох, жиртрест? — кайл лениво приоткрывает глаза, он всегда знает, что картман будет здесь, когда он заснёт, когда он проснётся, подохнет у его ног, как собака, только бы не признавать — единственная его цель когда-либо — делать жизнь кайла невыносимой, заставить его чувствовать себя разрушенным и несчастным, всё это для него. иудаизм — для него, громкие стоны и чтение молитв за стеной — для него, эти проклятые еврейские дети, копии мелкого картмана, кайл невольно вспоминает и гемморой, и спид, и воображляндию — это всё для него, для него, для него. картман смотрит на него сквозь толщину стекла своих очков почти не укоризненно, но лучше бы наоборот, тогда бы он не выглядел так, будто собирается прочитать ему утренний шахрит, не выходя из дома, он был единственным из его старых друзей, кто не пропустил его бар-мицву, кайл выгнал его, как только заметил. они два года не виделись, этот мудила пришёл только ради жратвы на халяву, кайл не спал две ночи после. — господи боже, кайл, если бы я тебя не знал, я бы сказал, что ты просто ненавидишь евреев. — спустя столько лет ты всё ещё звучишь как уёбок, — кайл зевает, от сна и от холода, в его доме не работает отопление, а из южного парка всё ещё можно пешком дойти до канады. — я убью тебя, как только встану с кровати, честно. ты такой приторный теперь, зачем ты вернулся? — они убили кенни, кайл. ты хочешь сказать, что не надо было? — я теперь вообще ничего не хочу. кайл смотрит на него и не видит вообще ничего из прошлого — этот картман не злой и не добрый, это не то, что было, когда в зоомагазине открылся портал в параллельное измерение, когда им было по десять и золотая рыбка стэна убивала людей. этот картман никакой, у него нет маниакально лоснящегося блеска в глазах, будто их закрывает плотная плёнка жира, он не вопит и не ругается, не шлёт его нахуй, не лезет к нему в окно в два часа ночи, не пытается унизить кайла прилюдно или стереть евреев с лица земли. ничего общего с картманом, с которым он дружил сорок лет назад. ничего общего с картманом, который яненавижутебя отождествлял только с кайлом, со своей детской влюбленностью, однажды он пришёл и вис у него на руках, как неприкаянный, а на следующий день они с матерью уехали в вашингтон. они стали незнакомцами. — ты обижаешься на меня, кайл? — нет, — он опирается локтем на тумбочку и отворачивается к окну. неожиданно это начинает казаться неправильным. — тогда почему так? — да ты, блять, надо мной издеваешься, — кайл вскидывается и оказывается неожиданно близко к картману, каждый раз во время вспышек его голос почти детский, писклявый и неприятный. его глаза почти чёрные от злости, он накрепко цепляется ногтями за мякоть ладони и прикусывает щёку. кайлу хочется закричать, размозжить картману голову чем-нибудь острым, чтобы она разлетелась на две половины сгнившим яблоком. я ненавижу его я ненавижу его я ненавижу его. — я бы никогда, — говорит картман и примирительно складывает руки домиком после того, как пытается погладить кайла по щеке. он яростно отбивает руку. — врёшь, что никогда. ты постоянно надо мной измывался: потому что я еврей, потому что рыжий, потому что существую. ты сделал столько вещей, чтобы я тебя ненавидел, что сейчас я ненавижу тебя за то, что ты их не делаешь. картман тяжело вздыхает. у кайла в голове гудит так, будто его черепную коробку прокрутили через мясорубку, пожевали и выплюнули. — это неправильно. это всё так неправильно. это ты должен был умереть в одиночестве без друзей и семьи, потому что ты отвратительный. — люди меняются, кайл. — но только не ты, я тебя знаю. ты называл нас со стэном педиками, ты говорил хорошие вещи только когда хотел занять место баттерса в каса бонита, ты заразил меня спидом, ты паразитировал на хайди и решил поделить между нами кенни, а теперь он мёртв — в тебе не может быть ничего хорошего. никогда. — значит, ты не так хорошо меня знаешь. — неправда. хочешь я на колени встану и тебе отсосу? мечта десятилетнего эрика картмана, наконец закроешь гештальт. кайл ожидает услышать что-то в духе «нам давно уже не десять», но картман растерянно молчит, и он наслаждается неуловимо мелькнувшим блеском и своим отражением в чужих зрачках. о, да, эрик картман ненавидел его. эрик картман хотел его так сильно, что у него вставало от плевков в лицо, кайл подслушивал, когда он дрочил в школьном туалете и зажимал себе рот. его лоб был мокрым, в кабинке пахло потом и хвойной химозой освежителя, все оставшиеся пятнадцать минут обеденного перерыва он чувствовал пустой стыд, а дальше вообще ничего не чувствовал. — о, я знаю тебя очень хорошо, жиртрест. — детские оскорбления, кайл, как здраво, — картман следит за ним почти заворожённо, и кайл с облегчением понимает, что ему не показалось. — завали ебало, — он угрожающе сверлит его глазами, спускаясь с низкой койки, и сдавленно морщится. — блять. у меня остеоартроз, в случае чего сам будешь меня поднимать. картман проходится по его затылку пухлыми пальцами с сожалением. кайл яростно расцарапывает его бока короткими ногтями и вцепляется задушенно и боязливо, вдруг он встанет и уйдёт, он пытается расстегнуть замок на брюках зубами, проклятая ширинка заедает, но картман вздрагивает. кайл даже таким всегда доводил его до исступления, был он смешным и растрёпанным, кидался на него с кулаками или пытался произвести впечатление. он всегда был его, было в нём что-то невыносимое, вздорное и родное, что у картмана никогда не было шанса не влюбиться. кайл резко приподнимается и кусает его в рот, борода мешается, картман сдавленно охает. кайл заносчиво улыбается почти мальчишкой. — поцелуй меня ещё раз, кайл, — кайл давит ему на пах коленом, и картман почти хрипит. кайлу всё ещё весело, он фыркает. — проси лучше. — пожалуйста? кайл? — картман почти задыхается, хватаясь руками за несвежие простыни, до них кайл месяца два не менял постельное бельё и едва ли вставал с кровати, но сейчас всё иначе, всё настолько иначе. — ты можешь лучше, — кайл чувствует, как он загнанно дышит, и уверен, что картман выплюнет это, уважай мою власть, отсоси, жидяра, или что-то вроде, но слышит хлопки дверьми, его крикливую худощавую жену, и это перестаёт иметь значение. картман отбирает у него его воздух, саму цель его существования в этом дурацком городе, в маленьком доме его родителей, поэтому он отбирает у него воздух в ответ, сдавливая шею тощими пальцами, тянет его вниз. картман говорит ему: — йентл ждёт ещё одного ребёнка. и: — я тебе это прощаю. кайл хмыкает и не отвечает.