Австрия, 1774.
Тёмное холодное утрецо, пока ещё 17-летний Вольфганг вышел на раннюю пробежку по узким улочкам пасмурной Австрии. Не успел он пробежать и километр, так по пути он встретил своего приятеля 41-летнего Гайдна, жизнерадостный кретин в возрасте как обычно приветствует Моцарта, тот старается не обращать на мужика внимания: — дарова, заебал. — Гайдн снова проницательно заставил обратить на себя внимание. — сучка, ты всякий раз как я начинаю пробежку тут как тут и снова меня раздражаешь, отстань от меня хоть на этот раз. — Гайдну похуй, твоя попка на этот раз окажется в моих старческих ручках. — хуй те в рот, пидорасина кривожопая. Как бы ни старался забыть Моцарт этот разговор с мужичком, через 10 километров бега он всё же остановился поразмышлять о нём. «Если бы я только мог попасть к нему в сладкие ручёнки, но мне пока что только 17 лет, ах было так здорово окажись его член в моей узкой попочке» — мечтал Моцарт. Остаток дня прошёл без происшествий, так же как и во все другие дни, Амадей сидел либо за органом, либо за пианино, либо за клавесином. Как вдруг в комнату ворвался 24-летний Сальери и сказал: — ну и пиздец, вот пиздец, каков пиздец! — возмущался и удивлялся Сальери. — что же случилось, мой милый друг-пидорок? — ответил Моцарт. — никто не ожидал! Никто не ожидал такого! — оставлял Моцарта в недоумении Сальери — до чего противен этот поступок! — хуила рассказывай уже. — так вот, Гайдн, пидорасина старая, опять всех коров в загоне переебал. — да как так, третий раз на неделе! — возмущался Моцарт не только старческой активностью но и мыслью «почему не я?». — завтра замечается групповая пизделка Йозефа. Ты с нами? Да как же так, осталось каких-то жалких нескольких до совершеннолетия Моцарта, а Гайдн не будет готов к принятию молодой жопки, но у развратного пианиста уже созрел план: — Знаешь, я пианист хуев, мне ваши пизделки и нахуй не сдались, — отлично врал Моцарт, — Гайдн меня абсолютно не интересует, пусть делает всё что угодно, мне похуй. — но разве не ты сейчас не возмущался из-за его коровьей ебли? Но знаешь, ты не центр Вселенной, существует куча людей, готовые за просто так отпиздить Гайдна, пойду планировать мероприятие с ними. Не успел Сальери перейти порог комнаты, как Моцарт вскочил: — не а ты погоди, я с тобой пойду всё-таки, прослежу, может у меня будет время, может, приду. — мне похуй. Совещание прошло как всегда быстро и продуктивно, всем хотелось отпиздить Гайдна. Моцарт в предвкушении как можно быстро старался заснуть, чтобы на завтрашний день успеть осуществить свой план.Австрия, 1772.
— Йозеф, ты когда-нибудь мечтал съездить как-нибудь в Рим? — о Моцарт, ты же знаешь, эти итальянцы, у них всегда одно на уме, ебал я их в рот. — а, например, в Российскую империю? — ты наверняка насмехаешься надо мной. Вечерняя прохладная набережная Дуная в Вене. Два уставших пианиста беседуют ни о чём, каждый из них мог пойти домой, но они остаются вдвоём чтобы просто подольше поболтать и побыть вместе. Как откуда ни возьмись появилось двое неизвестных, выглядящих угрожающе. — молодые люди, нахуй блять, — начал один из них. — тут прогулка запрещена блять, прогулку вырубай нахуй, — продолжил второй. Пианисты не шелохнулись. — Прогулку вырубай нахуй, мудила блять, пидорас, — заволновались неизвестные. — Слышь, я чёт не понял, блять, прогулку вырубай нахуй, прогулку вырубай я сказал блять. Вырубай прогулку, пошли, — угрожающе указали незнакомцы в местных паб. Старый паб, самый лучший паб из всех в этом городе, но эти двое никогда там не были. — Никогда не замечал насколько нижний люд хорошо умеет пить, — отметил, повидавший всякое, Гайдн. — чел ты из комнаты своей редко выходишь, только если не нужно опять хуйню сделать какую-нибудь. — давай начистоту, я старичок с мощным хуём, ты молодой юноша с крепкой попкой, всё отлично сходится. — Какого хера, Йозеф? — Не, я давно уже начал это замечать, ты либо идёшь со мной ко мне, либо уходишь насовсем, а так получается что ни к селу нахуй, ни к городу нахуй. — А давай ты нахуй пойдёшь? Гайдн, ты мой отличный учитель и приятель, но ты мужичара, а я даже несовершеннолетний, — Моцарт ошеломлён. Моцарт не знал ответа на вопрос Гайдна, с одной стороны Амадей видел в Йозефе своего лучшего друга, а с другой стороны Гайдн опытный и надёжный мужчина. В одном Моцарт был прав, он был несовершеннолетним, поэтому он и сказал: — давай сперва дождёмся моего 18-тилетия, а дальше посмотрим. — согласен, но если ты не хочешь того же, что и я, то не дожидайся 18-ти лет, а сразу скажи всё как есть. Приятели в спокойной обстановке допили свои напитки и молча разошлись по домам.